7. HKG – SGN

В ТУ ПЯТНИЦУ ДОКТОР АБИР Баннерджи ушел из своей клиники пораньше и направился в аэропорт. У него был брат, Абхиджит, и раз в году они выбирались поиграть в гольф, обычно в какое-нибудь недорогое место в Юго-Восточной Азии. На этот раз они выбрали Вьетнам. Из Гонконга перелет был недолгим – чуть больше двух часов, – и до вечера было еще далеко, когда он приземлился в городе, который по-прежнему воспринимал как Сайгон. Он сел в такси на заднее сиденье и смотрел на шумную, энергичную нищету современного Вьетнама. Таксист, разговорчивый парень, хотя почти не говоривший по-английски, пытался втянуть его в разговор, но односложные ответы Абира довольно скоро лишили его энтузиазма, и остаток пути прошел молча. Часть этого времени мысли Абира занимала одна женщина, с которой он встречался. Она была замужем и в итоге решила остаться с мужем. Когда она сказала ему это, за день до того, в баре отеля «Конрад», он попытался отнестись к этому философски. Такова жизнь. Теоретически он одобрял ее решение и был благодарен за то, что они испытали вместе. После этого он час бродил по улицам, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он был в каком-то отупении, и ему было сложно понять, что он чувствует. Если он не думал о ней, он в основном думал о деньгах, которые был ему должен брат – несколько месяцев назад он одолжил Абхиджиту пять лакхов рупий, – и тот уже должен был вернуть их ему.

Такси приехало к дому отдыха «Сонг би гольф».

Абир подумал, что это место похоже на шикарный развлекательный центр во Флориде.

Это была идея Абхиджита – провести здесь выходные.

Сам Абхиджит прибыл гораздо позднее. Было почти десять вечера, когда он постучал в дверь номера Абира.

– Это я, – прокричал он. – Ты спишь или что?

На самом деле Абир подумывал о том, чтобы лечь спать. Он лежал на кровати и пытался вникнуть в последний выпуск «Журнала клинической онкологии». Он отложил планшет, открыл дверь и сказал:

– Нет, я не сплю. Привет, Абхиджит.

Они обнялись.

От Абхиджита пахло смесью пота, дыма и лосьона не первой свежести.

– Выпьем? – предложил он. – Ну же, выпьем! Давай выпьем. Только по одной. Мы не можем не выпить.

Абир позволил уговорить себя. Он натянул туфли, и они спустились в бар, располагавшийся на открытой площадке сбоку холла, как бы на веранде, с плетеной мебелью и вентиляторами на потолке.

– Из Индии до Хошимина нет, блядь, прямого рейса, – сказал Абхиджит, встряхивая лед в бокале с «Wild Turkey» и колой. – Можешь в такое поверить?

– Из Гонконга есть, – сказал Абир.

– Да уж, само собой, из Гонконга есть! – выкрикнул Абхиджит, довольный собой. – Из Гонконга можно, блядь, долететь куда-угодно! – и он принялся насмешливо перечислять самые отдаленные места. – В Алма-Ату, Порт-Морсби, Брисбен, Будапешт.

– В Сиэтл, – добавил Абир.

– Сиэтл?

– Да, я знаю кое-кого, она прилетела из Сиэтла несколько дней назад.

– Одна из твоих ходячих коматозниц? – спросил Абхиджит с глумливой усмешкой.

– Нет, – сказал Абир, – не пациентка.

– Повезло ей, – сказал Абхиджит, шумно отпивая из бокала.

– Вообще-то, она была моей пациенткой, – сказал Абдир. – Оказалась ложная тревога, – он почувствовал, что ему хочется говорить о ней, и вместо этого спросил: – Так ты прилетел… через что? Бангкок?

Хотя ему это было совсем не интересно.

Абхиджит кивнул.

– Конечно, да, Бангкок, – сказал он. – Тайские авиалинии. Они окей.

Он снова шумно отпил и промокнул потный лоб салфеткой – ночь была влажной.

– Есть хочешь? – спросил он.

Абир покачал головой.

Они поговорили какое-то время о других возможных маршрутах – через Куалу-Лумпур, Янгон, – и Абир согласился, бесстрастно, что отсутствие прямых авиалиний из главных аэропортов Индии было позором для нации.

– Факт в том, – сказал Абхиджит, – что мы, как и во многих других областях, на двадцать лет отстали от Китая. А ты живешь среди них, предатель!

– Гонконг не Китай.

– Там тебе такого не позволят говорить, – сказал Абхиджит с нажимом.

– Что ж, в Индии ты можешь говорить что угодно, – сказал Абир. – В этом есть свой плюс.

Абхиджит нахмурился.

– Я вообще-то уже не уверен в этом, – он промокнул влажный лоб и спросил: – Так на чем ты прилетел? «Катай»?

– Нет, «Вьет-Джет», – сказал Абир.

Абхиджит ужасно удивился.

– «Вьет-Джет»? Эта дешевка? Почему?

Абир пожал плечами.

– Тут недолго лететь.

Повисло молчание, и он подумал, не собирается ли Абхиджит поднять тему долга. Но Абхиджит подал знак вьетнамцу древнего вида в белом жакете, что он хочет подписать чек за выпивку.

– Я это оплачу, – сказал он, и Абир подумал, не ждет ли он благодарности.

Его раздражало, что Абхиджит объявил во всеуслышанье, что он заплатит за выпивку, возвышаясь над ним в глазах окружающих, тогда как сам был должен ему денег и никак пока не намекнул о своем желании или готовности вернуть их, ни единым словом.

– Я это оплачу, – снова сказал Абхиджит, когда подошел официант, словно Абир мог не расслышать его с первого раза.

Абир только кивнул и отвел взгляд.

– Так, во сколько мы завтра встаем? – спросил Абхиджит, щегольски расписываясь, захлопывая маленький блокнот и отдавая назад официанту. – Во сколько у нас гольф?

Абиру не спалось. Бо`льшую часть ночи он накручивал себя по поводу нежелания Абхиджита вспоминать про долг. Сперва ему приснился сон, в котором он был в каком-то отеле – где-то на острове – с той самой женщиной. Ее присутствие казалось физически ощутимым во сне, он чувствовал легкую влажность ее кожи. Когда он проснулся в полной темноте вьетнамской ночи, то в первый момент удивился, что ее не было рядом. После этого он долго не мог заснуть. Вот тогда он и стал думать о деньгах, которые был должен ему Абхиджит. Казалось, он пролежал несколько часов в темноте, пытаясь найти нужные слова, чтобы с утра поднять этот вопрос, если Абхиджит сам этого не сделает. Он представлял в полудреме весь их разговор, заканчивавшийся то слезными извинениями Абхиджита, то буйным возмущением одного из них, а то и физической расправой. Чего он не сделал, так это не определился с конкретными словами, хотя твердо решил, лежа в предрассветном сумраке, что этот вопрос нужно поставить ребром. С самого их детства Абхиджиту вечно все сходило с рук, и его это бесило. Он не позволит ему уехать, не вспомнив про долг.

Тем не менее утром он молча ел фруктовый салат, пока Абхиджит без умолку трещал о том о сем, в частности о биткоинах и об их баснословной выгоде.

– Разве биткоин не упал в цене – на сколько? – вдвое за последние несколько месяцев? – возразил Абир.

Абхиджит заверил его, что это положительный признак. Он сказал, что сам подумывает инвестировать в них, пока они шли к первой метке для мяча.

Абир проиграл жребий и подошел к метке со своей единственной клюшкой – стандартной моделью, которой он пользовался с тех пор как увлекся гольфом в медицинской школе в Стэнфорде.

Он попытался избавиться от лишних мыслей. Он все еще думал о долге, и это отвлекало его. Это не давало ему полностью сосредоточиться на настоящем.

Понимая, что он потерял концентрацию, он отошел от метки, закрыл глаза на несколько секунд и снова подошел к ней.

Он медленно вдохнул через ноздри. И аккуратно расставил ноги, занимая позицию. Затем переставил ноги, вернувшись в прежнее положение. А затем сделал замах и послал вдаль белый мячик.

Он сразу понял, что закрутил его, хотя не мог точно сказать, куда он полетел. Солнце светило прямо в глаза.

– О боже, – сказал Абхиджит, самодовольно улыбаясь из-под кепки. – Посмотрим, смогу ли я показать лучший результат.

Солнце зашло за легкое облако, и они стояли над своими лунками, слегка потея. Абхиджит, гаденыш, умел забивать мячи в самые важные лунки и довольно скоро обошел Абира. Абир был явно не в форме. Он чувствовал, что проигрывает партию, беспардонно пропуская короткие паты, снова и снова, и наконец, послал несколько мячей подряд в заболоченное озеро. Когда четвертый мяч плюхнулся в воду, он молча бросил клюшку на землю и пошел прочь.

– Эй! – крикнул ему вслед Абхиджит, не сходя с грина. – Эй, тебе нужно доиграть. Что ты делаешь? Куда ты идешь? Тебе нужно доиграть!

Абир не обращал внимания. Он вышел на дорожку, которая вела назад, к отелю, и непроизвольно махнул рукой служащему за рулем проезжавшего мимо гольф-кара. Только потом, сидя в гольф-каре, ехавшем в обратную сторону под деревьями, он смог осмыслить произошедшее. Казалось невероятным, чтобы он так поступил. Он никогда не позволял себе такого. Пока гольф-кар катился назад, к отелю, его мысли вернулись к женщине, с которой он встречался в Гонконге, к тому, как она с ним держалась в их последнюю встречу. Когда она высказала свое решение, он немного помолчал, а потом улыбнулся и сказал: «Что ж, надеюсь, мы все же будем видеться иногда». А она сказала: «Нет. Не будем». В отеле Абир поднялся к себе в номер и задумался, что он здесь делает. Номер прибрали, пока его не было. Он присел на французское кресло – на самый край, подавшись вперед, – и уставился на стену. И сидел так какое-то время. Затем спустился в бар, и вскоре появился Абхиджит, весь потный после титанических усилий одолеть в одиночку пальмовый участок. Абхиджит уселся и попросил официанта принести большой бокал арбузного сока.

– Что случилось? – спросил он, имея в виду его внезапный уход.

– Ничего, – сказал Абир.

– Ты окей? – Абхиджит промокнул лицо салфеткой.

– Когда ты собираешься выплатить мне эти деньги? – спросил Абир.

– Деньги?

– Пять лакхов рупий.

– А, эти.

– Да, эти. Ты надеялся, я о них просто забуду?

Он сказал это так враждебно, что Абхиджит, очевидно ошарашенный, несколько секунд молчал. А затем сказал:

– Ты окей, Абир?

В этот момент ему принесли большой бокал арбузного сока, и он подождал, пока официант поставит его на стол, и сказал ему «спасибо», а потом попросил принести пепельницу.

Как только официант удалился, Абир сказал:

– Когда ты собираешься мне заплатить?

– Я думаю, тебе нужно успокоиться, – сказал Абхиджит.

– Не говори мне успокоиться. Когда ты собираешься мне заплатить?

Абир снова был близок к тому, чтобы выйти из себя.

– Что с тобой такое? – сказал Абхиджит.

– Когда ты собираешься мне заплатить?

– В чем твоя проблема?

– Когда ты собираешься мне заплатить?

– Это только пять лакхов рупий…

– Когда ты собираешься мне заплатить?

– Я собираюсь тебе заплатить, – сказал Абхиджит. – Я собираюсь тебе заплатить. Окей? В чем, блядь, твоя проблема?