Глава 16. Комары без маски. Болезни и империализм
Врач из Кентукки, ведущий специалист по желтой лихорадке Люк Блэкберн, был слишком стар для призыва. Но, как истинный патриот Конфедерации, он хотел послужить делу Юга. Он придумал маниакальный план победы над Севером: нужно напустить на округ Колумбия библейскую чуму – желтую лихорадку – и убить Линкольна. Узнав об эпидемии черной рвоты на Бермудах, куда пробирались те конфедераты, которым удавалось прорвать блокаду, он в апреле 1864 года приплыл на остров. Прибыв на Бермуды, доктор Блэкберн наполнил несколько чемоданов грязной одеждой и постельным бельем тех, кто умер от желтой лихорадки. Чемоданы погрузили на пароход, который должен был распространить ужасный вирус, несущий смерть ничего не подозревающим жителям города. В августе, следуя инструкциям Блэкберна, Годфри Хайамс, который должен был получить за свою работу приличную сумму 60 000 долларов, продал чемоданы с «зараженной» одеждой и бельем в магазин подержанных товаров, расположенный в нескольких кварталах от Белого дома. Блэкберн говорил своему сообщнику, что «зараженная одежда убьет их с шестидесяти ярдов». Эта странная и шокирующая история использования биологического оружия развернулась неожиданным образом, подтвердив мнение Марка Твена о том, что «истина удивительнее любого вымысла».
В апреле 1865 года, когда генералы Ли и Грант спокойно обсуждали условия капитуляции в доме Уилмера Маклина, Блэкберн вернулся на Бермуды, собираясь отправить вторую порцию желтой лихорадки на Север тем же путем. На этот раз его груз в Нью-Йорк должен был доставить другой человек, Эдвард Сван. Но теперь Блэкберн подготовил новый сюрприз. Когда желтая лихорадка распространится и охватит повергнутое в ужас население города, он собирался выпустить другого демона – Блэкберн разрабатывал планы по отравлению воды, поступающей в Нью-Йорк. Хаос и смерть должны были победить этих чертовых янки.
12 апреля, за два дня до убийства президента Линкольна, все еще не получивший обещанных денег Годфри Хайамс пришел в консульство Соединенных Штатов в Торонто. Он спокойно и методично рассказал о зловещих планах Блэкберна, не упустив ни одной детали. Когда известия об этом достигли Бермудских островов, полиция нагрянула в отель Свана и обнаружила там чемоданы с подозрительным содержимым. Свана арестовали и обвинили в нарушении местных законов о здравоохранении. Заговор был раскрыт. Блэкберна тоже арестовали, но потом отпустили.
Как и британский план с зараженными оспой одеялами во время восстания Понтиака и попытки Корнуоллиса убить повстанцев оспой через зараженных рабов в годы американской революции, гнусный, но хитроумный план Блэкберна, несмотря на все усилия, провалился. Хотя доктор Блэкберн был одним из основных специалистов по желтой лихорадке, его план показывает ограниченность медицинских знаний и понимания природы болезней, переносимых комарами. Главный убийца все еще оставался невыявленным, и его роль в распространении смертельного заболевания была неясна.
Переносить смертельный вирус желтой лихорадки могли только комары Aedes. Заразиться через одежду и постельное белье было невозможно.
После войны комары взялись за свое черное дело. В период реконструкции после Гражданской войны комары стали источником одной из самых тяжелых эпидемий в американской истории. В Мемфисе больными и умирающими занимался не кто иной, как блестящий врач, доктор Люк Блэкберн, заслуживший мрачное прозвище Доктор Черная Рвота. Мемфис, расположившийся на утесах над лениво несущей свои воды рекой Миссисипи, был городом измученным и мрачным. Гражданская война погубила некогда оживленный хлопковый порт и железнодорожный узел, где сходились четыре основные ветки. К весне 1878 года в городе проживало 45 000 жителей, включая недавно освобожденных рабов, поденных рабочих, германских иммигрантов, сторонников Конфедерации, владельцев хлопковых плантаций, хозяев пароходных компаний и разнообразных бизнесменов. Население Мемфиса почти вдвое превосходило численность жителей Атланты и Нэшвилла. Южнее линии Мейсона – Диксона Мемфис уступал лишь Новому Орлеану. Город контрастов Мемфис был культурным перекрестком, соединяющим Север и Юг, хранителем нового западного фронтира. Но при этом он пользовался дурной репутацией. В городе царили грязь и болезни. Сразу же после Гражданской войны Мемфис захватили полчища кровожадных комаров.
Мемфис был не единственным городом Юга, где звучали меланхоличные комариные блюзы. Комары упорно и неутомимо добивали старую Конфедерацию. Во время тяжелейшей эпидемии желтой лихорадки, прокатившейся по Югу в 70-е годы XIX века, доктор Люк Блэкберн, как и сам вирус, кочевал из города в город. Он лечил больных, не требуя никакого вознаграждения.
Первая крупная послевоенная эпидемия возникла в 1867 году.
Комары прокладывали себе путь по штатам Залива. Тогда погибло более 6000 человек. За попытки использования биологического оружия Блэкберна никто не осудил, и он вернулся в Новый Орлеан, эпицентр эпидемии, чтобы лечить заболевших. К сожалению, ему не хватало медицинских и научных знаний. Несмотря на все его усилия, желтая лихорадка унесла жизни 3200 человек. Через шесть лет желтая лихорадка убила еще 5000 человек, в том числе 3500 в Мемфисе, где в то время жил доктор Блэкберн. Оттуда он направился на восток, во Флориду, где в 1877 году началась новая эпидемия желтой лихорадки, стоившая жизни 2200 жителям. Через год он вернулся в Мемфис, поскольку комары долины реки Миссисипи вновь начали здесь свою кровавую жатву.
К концу августа 1878 года Люк Блэкберн обессилел. Он пытался лечить тысячи больных желтой лихорадкой, томившихся в душной жаре Мемфиса. Кроме того, он был кандидатом на пост губернатора штата Кентукки от демократической партии. Зловещая тишина повисла над городом, когда стойкий конфедерат доктор Блэкберн решил немного отдохнуть и осмотреть исторические достопримечательности Мемфиса, включая дом Джефферсона Дэвиса на Корт-стрит. На улицах было пусто, лишь несколько человек встретились ему на Юнион Авеню. Бил-стрит была тиха и безжизненна. По Мейн-стрит ветер гнал мусор. За все время доктор Блэкберн увидел лишь нескольких прохожих. Около 25 000 жителей, более половины населения, в панике покинули город. Из 20 000 оставшихся 17 000 были больны желтой лихорадкой. Комары осадили Мемфис.
Первые случаи желтой лихорадки были отмечены в конце июля. Начало эпидемии положил матрос с корабля, который приплыл в Мемфис с Кубы через Новый Орлеан. «Многие такие корабли в 1878 году приходили с Кубы, где к концу подходила десятилетняя война за независимость. Эпидемия желтой лихорадки свирепствовала на острове с марта, – пишет Молли Колдуэлл Кросби в великолепной книге «Американская чума: неизвестная история желтой лихорадки, эпидемии, которая сформировала нашу историю», посвященной эпидемии 1878 года, поразившей юг Соединенных Штатов. – Беженцы сотнями высаживались в Новом Орлеане… Гавань была полна судов, над которыми развевался Желтый Джек». Через месяц несчастные жители разоренного Мемфиса уже тонули в поту желтой лихорадки. Город был парализован. Мемфис превратился в гробницу смерти, скорби и страха. В сентябре ежедневная смертность достигла 200 человек. Комары в буквальном смысле слова высасывали из Мемфиса жизнь, превращая его в город склепов и трупов. Америка внимательно следила за кубинским восстанием против испанского правления, ожидая экономических выгод для себя, а эпидемия желтой лихорадки распространялась из Мемфиса по рекам Миссисипи, Миссури и Огайо.
К этому времени Блэкберн прибыл в Луисвилль, чтобы помогать больным и умирающим жертвам Желтого Джека. Эпидемия 1878 года шествовала по трепещущему Югу вплоть до прихода холодных ветров и первых октябрьских морозов. Морозы убили оставшихся комаров и положили конец пятимесячной эпопее смерти и страданий. Блэкберн приступил к политической кампании и победил на выборах своего противника-республиканца с перевесом в 20 процентов. Он оставался губернатором Кентукки с 1879 по 1883 год и вплоть до своей смерти в 1887 году продолжал заниматься медициной. На его надгробном камне осталась скромная надпись «Добрый самаритятин». Его именем назвали исправительный комплекс, тюрьму с максимально легким режимом содержания, близ Лексингтона, штат Кентукки. В 1972 году тюрьма была закрыта и превращена в жилой комплекс. Учитывая попытки Блэкберна применить биологическое оружие (и косвенное покушение на жизнь Линкольна), за которые он не понес никакого наказания, это можно считать иронией судьбы.
За время пандемии 1878 года заразились 120 000 человек. Желтая лихорадка унесла более 20 000 жизней: 1000 в Виксберге, 4100 в Новом Орлеане и 5500 в Мемфисе – 28 процентов из тех, кто остался в городе, или 12 процентов общего населения. Представьте, какой хаос и кошмар царил в социокультурном климате, если за следующие несколько месяцев в Мемфисе от желтой лихорадки и других болезней умерло 165 000 человек.
Эпидемия 1878 года стала величайшей трагедией в американской истории.
К счастью, это была последняя крупная эпидемия желтой лихорадки в стране. Вирус периодически поражал южные штаты. Последняя мелкая эпидемия, когда вирус был завезен с Кубы в 1905 году, унесла жизни 500 жителей Нового Орлеана.
Эпидемии, подтачивающие измученную сражениями и комарами страну в 70-е годы XIX века, были связаны со стремительным развитием торговли и расширением рынков не только в Соединенных Штатах, но и в Южной и Центральной Америке и на Карибах. Вирусная эпидемия 1878 года, к примеру, была завезена из Кубы, испанской колонии, через Новый Орлеан в Мемфис. Соединенные Штаты хищно посматривали на несколько сохранившихся испанских колоний – осколки некогда великой империи. Америке не терпелось распространить свою меркантилистскую экономическую систему на весь регион и выйти в международные воды. В апреле 1898 года США объявили войну Испании. Зачем торговать, когда можно попросту вторгнуться и отобрать? Первой целью в великой игре создания глобальной империи была Куба.
На заре американской колонизации Кубы на пути США к колоссальным доходам встали насекомые. Богатство – мощный мотиватор, даже если в борьбе за него приходится сражаться со смертельно опасными кубинскими комарами. Несколько упорных и решительных борцов с комарами под командованием доктора Уолтера Рида участвовали в первом заигрывании Америки с империализмом в годы американо-испанской войны.
Американские солдаты из Пятого корпуса сражались с не имевшими иммунитета испанцами, а Комиссия по желтой лихорадке во главе с Уолтером Ридом под микроскопом изучала кубинских комаров.
«Желтый Джек из коробочки»: карикатура 1873 года из журнала Leslie’s Weekly изображает штат Флориду в когтях демона желтой лихорадки, выскакивающего из ящика с надписью «ТОРГОВЛЯ». Колумбия, воплощение Соединенных Штатов Америки, молит о помощи. Позади этой троицы напуганные американцы бегут, спасая свои жизни. После Гражданской войны торговля, в особенности с карибскими колониями, возобновилась и активизировалась. И желтая лихорадка стала серийным убийцей. Эпидемии этой болезни в 70-е годы прокатились по всем Соединенным Штатам. (Library of Congress)
По мере восстановления американской инфраструктуры и активизации торговли после Гражданской войны усилились и эпидемии болезней, переносимых комарами. Эпидемии, подобные эпидемии желтой лихорадки, завезенной с Кубы в 1878 году, росли и ширились. Они начинали истощать банковские счета американских торговцев и инвесторов. До начала американо-испанской войны комары убивали и людей, и прибыли, причем в весьма серьезных масштабах.
Учиненная комарами эпидемия 1878 года, к примеру, лишила американскую экономику 200 миллионов долларов.
Конгресс откровенно заявил, что «ни одной другой великой державе мира желтая лихорадка не нанесла такого ущерба, как Соединенным Штатам Америки». Комары носились над Югом, как бильярдный шар, сокрушая на своем пути все экономические достижения, подрывая американские финансы и торговлю. В следующем году Конгресс создал Национальный совет здоровья, который должен был заниматься серьезными проблемами здравоохранения и экономики. Но сделать ничего было нельзя, поскольку истинный источник болезней, переносимых комарами, в том числе и желтой лихорадки, все еще был неизвестен. Казалось, причина была на виду, но ученые и исследователи оставались в неведении относительно личности самого опасного серийного убийцы мира. Новый Национальный совет по здоровью не имел представления о природе болезней, переносимых комарами, и не понимал, что столь желанное расширение торговли как раз и приводит к вспышкам эпидемий после Гражданской войны. Истерзавшая Юг желтая лихорадка была связана со стремительным развитием американской (и глобальной) торговли, расширением транспортной инфраструктуры, строительством сети железных дорог и последним всплеском иммиграции в Соединенные Штаты.
Из-за Гражданской войны многие поля и хлопковые плантации были заброшены. Теперь же они активно обрабатывались и расширялись. Работали на них бывшие рабы, которые стали поденными рабочими. Военно-промышленный комплекс, поддерживавший Союз в годы Гражданской войны, переориентировался на выпуск различных товаров, пригодных для экспорта. Южные порты вновь стали центрами глобальной торговли. Юг приветливо распахнул двери комарам – а вместе с ними желтой лихорадке, малярии и лихорадке денге. Послевоенный приток иммигрантов еще более усугубил ситуацию, поскольку с собой они привозили собственные болезни. В Новой Англии десятилетиями не было эндемичной малярии, но теперь она появилась вновь.
Гражданская война вдохнула в комаров новую жизнь. Наступивший мир никак не повлиял на малярию, а желтая лихорадка получила новый толчок к развитию. «Американский прогресс стал надежным союзником вируса. Значительное количество иммигрантов – ирландцев, немцев, жителей Восточной Европы – после Гражданской войны перебралось на Юг, – пишет Молли Колдуэлл Кросби. – Они разжигали костер лихорадки, обеспечивая вирусу свежий источник крови, не обладающей иммунитетом. Транспортные сети мостили дорогу иммигрантам. Впервые в истории поезда соединили все уголки Америки – с востока до запада и с севера до юга». К 1878 году, когда Юг судорожно боролся с желтой лихорадкой, в США уже было проложено более 80 000 миль железнодорожных путей. На рубеже XX века в Америке действовало 260 000 миль железных дорог, а через пятнадцать лет этот показатель достиг 410 000 миль. Такое стремительное развитие железных дорог и остальной инфраструктуры должно было вывести американскую экономику на глобальный рынок.
Железные дороги облегчили продвижение на запад алчных до земли поселенцев. Соединенные Штаты продолжали наступать на запад под лозунгом воплощенной судьбы – и продолжали вытеснять и покорять коренные народы. Железный конь вез на Великие равнины и за Скалистые горы все больше фермеров, золотоискателей и сопровождавших их американских солдат. На новых территориях они сталкивались с гордыми и непокорными коренными народами, готовыми сражаться за свою землю. Кавалеристы и наемные убийцы, такие как Уильям Буффало Билл Коди, уничтожали бизонов – источник пищи для индейцев. Индейцев убивали, морили голодом, а выживших сгоняли в мрачные резервации.
По железнодорожным путям и вслед за фургонами поселенцев на запад двигалась малярия. Она отлично чувствовала себя на новых территориях, свидетельством чему может служить автобиографический роман Лоры Инголлс Уайлдер «Маленький домик в прериях». Писательница описывает свое детство, пришедшееся на 70-е годы XIX века. Жила она в городе Индепенденс, штат Канзас. И малярия была в городе частым гостем. От малярии страдали около 10 процентов 7-го кавалерийского полка подполковника Джорджа Армстронга Кастера, когда в июне 1876 года полк участвовал в сражении с сиу, шайенами и арапахо под водительством Сидящего Быка и Бешеного Коня при Литтл-Биг-Хорн. Хотя это сражение называют последним рубежом Кастера, в действительности это был последний рубеж автономии американских индейцев. Сиу победили в этой битве, но после резни у Ваундед-Ни в 1899 году войну они проиграли, и это решило судьбу коренных народов в Соединенных Штатах. Внутренняя экономическая экспансия США за счет коренных народов породила потребность в морских портах и ресурсах для развития внутренней экономики и внешнего экспорта.
Развитие коммерции и торговли сопровождалось расширением колониальной карты Америки. Эпоха американской экспансии стала полным отходом от изоляционистской доктрины, провозглашенной в 1823 году президентом Джеймсом Монро. Американский империализм положил начало целой цепи событий, которые продолжались и в ходе обеих мировых войн. За век, прошедший с завершения войны 1812 года до начала Первой мировой войны в 1914 году, Соединенные Штаты значительно расширили свою территорию, захватили Флориду, оставшиеся западнее Скалистых гор земли, Аляску, Кубу, Пуэрто-Рико, Гавайи, Гуам, Западное Самоа, Филиппины и Панамский канал.
Экономические щупальца Американской империи протянулись по Карибам и Тихоокеанскому кольцу. Европа делала последние неуклюжие империалистические шаги в Африке и Ост-Индии. С момента поражения Наполеона в 1815 году и до начала Первой мировой войны в 1914 году европейские государства зализали раны, достигли мира и принялись по согласию кроить весь остальной мир. Западное полушарие оказалось в сфере влияния США. Европейский же империализм с помощью хинина переключился с Америки на Африку. На Черном континенте разыгрывалась большая игра меркантильной Монополии и военного Риска. Периодически она выплескивалась в Индию, Центральную Азию, на Кавказ и Дальний Восток.
На последних этапах глобальной имперской игры комары наконец-то скинули маску. Тайный смертоносный агент филяриоза, малярии и желтой лихорадки, а также других заболеваний в конце концов был раскрыт. Как большинство научных открытий и технологических инноваций, осознание роли комаров в заражении этими болезнями было самым тесным образом связано с капитализмом в британских колониях – Индии и Гонконге, а также во французской колонии Алжире. Кроме того, свою роль сыграло вторжение американцев на Кубу.
Начиная с 70-х годов XIX века американские предприниматели и капиталы проникали на Кубу. Остров постепенно превращался в собственность американских корпораций, а экономические связи с Испанией ослабевали. Уже в 1820 году Томас Джефферсон заявлял, что Куба могла бы стать «самым интересным дополнением к нашей системе штатов», и считал, что Америка «должна при первой же возможности захватить Кубу». Испания отклонила предложения пяти американских президентов о покупке острова. Это предлагали Полк, Пирс, Бьюкенен, Грант и Маккинли. Аналогичная коммерческая американизация уже происходила на независимых Гавайских островах. Глядя на самостоятельные Кубу и Гавайи, американские плантаторы подняли пошлины на их «иностранные товары» в американских портах. Несмотря на высокие импортные пошлины, Соединенные Штаты к 1877 году покупали 83 процента кубинского экспорта (не облагалась пошлинами только желтая лихорадка).
После Гражданской войны американская промышленная экономика переживала бум.
К 1900 году Соединенные Штаты стали мировым лидером в производстве товаров, которые составляли почти половину общего экспорта. Хотя Америка располагала значительными природными ресурсами, а многое из того, чего американской экономике недоставало, могла поставлять Канада, обеим странам не хватало резины, шелка, у них не было крупной сахаропроизводящей индустрии. Недоставало также многих тропических товаров. Растущий торговый флот способствовал относительно быстрому развитию американской торговли, но кораблям требовался уголь и защита на море. Американскому капитализму были необходимы меркантилистские колонии. Алчный взгляд дяди Сэма устремился на соседнюю испанскую колонию – на Кубу. Восстание против испанского владычества шло на острове с 1868 года.
Куба многое получила после успешной, поддержанной комарами революции рабов на Гаити под руководством Туссен-Лувертюра. За завоеванную островом в 1804 году свободу пришлось дорого заплатить. На Гаити были уничтожены все плантации, и страна стала экономическим изгоем. Образовавшийся экономический вакуум быстро заполнила Куба. Теперь уже она, а не Гаити, оказалась крупнейшим производителем сахара в мире – на Кубе производилась половина всего мирового запаса сахара. Остров стал крупным экспортером табака и кофе. На Кубу хлынули инвестиции и средства. Гавана с ее величественным морским променадом быстро превратилась в этнический плавильный котел, место общения международных элит и космополитическую мекку, соперничающую в блеске и гламуре с Нью-Йорком. Хотя в XIX веке на Кубе происходили многочисленные восстания против испанского владычества, им не хватало согласованности действий и иностранной поддержки. Все подобные бунты жестоко подавлялись Испанией и кубинскими политическими марионетками.
Начиная с 1868 года восстания стали нормой жизни для острова. В результате значительная часть рабов, которые составляли около 40 процентов населения острова, получили свободу. Испания в ответ ввела на остров значительный контингент европейских войск, не обладавших иммунитетом к местным болезням. В отличие от многих других карибских островов, на Кубе проживала здоровая диаспора испанских колонизаторов и их потомков. Они составляли крупнейший сегмент населения острова, которое на тот момент равнялось 1,7 миллиона человек. С 1865 по 1895 год на Кубе осели более полумиллиона испанских иммигрантов. Значительное количество новых поселенцев, ловцов удачи и испанских солдат на Кубе обеспечило печально известных кубинских комаров запасами девственной крови. В последние десятилетия XIX века на острове ежегодно случались эпидемии желтой лихорадки. От этой болезни на Кубе умерло около 60 000 человек.
Когда в 1886 году рабство было запрещено, богатая испано-кубинская элита почувствовала, что их прибыли падают. После потери Гаити в наполеоновской Франции стали развивать производство сахара из сахарной свеклы, и это сократило доходы плантаций сахарного тростника. Находившаяся в сложном экономическом положении Испания обложила Кубу налогами – почти такими же, какие придумала для американских колоний Британия накануне революции. Испания финансово душила Кубу, свой последний оплот колониальной коммерции, повышая налоги и лишая испано-кубинское население права голоса и юридических привилегий. Американцы отлично понимали, почему кубинцы бунтуют против тиранического испанского правления, венцом которого стали огромные налоги и отказ в политическом представительстве. Американцы были готовы поддержать кубинцев в их борьбе – кроме того, это отвечало их собственным империалистическим интересам. Получив иностранную и внутреннюю поддержку, кубинские сыны Свободы постепенно стали набирать силу. История борьбы Симона Боливара за свободу южноамериканских государств вдохновляла многих. И в 1895 году на Кубе вспыхнуло полномасштабное восстание.
В ходе боевых действий на остров прибыло около 230 000 испанских солдат под командованием генерала Валериано Мясника Вейлера. Действовали они безжалостно. Крестьян согнали с их земель для реконцентрации и поселили в наспех построенных лагерях, где условия жизни были просто ужасными. Урожаи и скот конфисковали, деревни сожгли до основания. К 1896 году треть населения Кубы была переселена в такие концентрационные лагеря, и 15 000 человек, то есть около 10 процентов населения острова, умерло от болезней. Испанцы потеряли 45 000 человек, причем более 90 процентов из них умерли от болезней, желтой лихорадки и малярии. К январю 1898 года из 110 000 оставшихся испанцев 60 процентов страдали болезнями, переносимыми комарами. Непокорные кубинские комары продолжали терзать испанскую армию, военных побед не наблюдалось, и в Испании стало нарастать недовольство кубинской войной. Лидер оппозиционной партии заявил: «Отправив 200 тысяч солдат и пролив столько крови, мы сохраняем за собой только те территории, где стоят наши солдаты». Не имеющие иммунитета подкрепления, присланные непосредственно из Испании, заражались почти сразу же после высадки. Обращения в госпитали в связи с болезнями, переносимыми комарами, достигло 900 000 раз – каждый солдат заражался несколько раз.
Организаторы революции понимали, что желтая лихорадка, малярия и лихорадка денге – их лучшие союзники, а июнь, июль и август – победоносные генералы. Впрочем, сентябрь и октябрь тоже заслуживали благодарности. Для привычных к местным условиям кубинцев все было иначе. В ходе войны они потеряли 4000 человек, из них лишь 30 процентов смертей было связано с теми же болезнями. Как пишет Дж. Р. Макнил, лидеры революции «подталкивали испанцев к непопулярным действиям, искали иностранной поддержки (особенно в США) и чаще всего использовали собственную мобильность, чтобы уклоняться от открытых столкновений с испанскими солдатами, за исключением тех случаев, когда обнаруживали испанские патрули в заведомо невыгодном для них положении. И это помогало поддерживать восстание – раньше так поступали Вашингтон, Туссен и Боливар. Так они добились победы, потому что время и климат были на их стороне».
Американская пресса во главе с соперничающими в сфере средств массовой информации магнатами, Джозефом Пулитцером и Уильямом Рэндольфом Херстом, ярко описывала жестокость солдат Вейлера, чтобы мобилизовать общественное мнение в пользу войны против Испании (и продавать свои газеты). Американцы были возмущены действиями испанцев на Кубе. Президент Уильям Маккинли обвинил Испанию в ведении войны на уничтожение. Кроме того, американские предприниматели, которые мечтали об аннексии Кубы, требовали вмешательства США в этот конфликт. Война приносила им значительные убытки и лишала американскую экономику продукции кубинских плантаций и местной рабочей силы, а также создавала трудности для транспортировки товаров.
После того как Испания отвергла предложение Америки о посредничестве, американский крейсер «Мэн» вошел в порт Гаваны для защиты американских кораблей, собственности, прибылей и других экономических активов. В феврале 1898 года произошел таинственный взрыв – предположительно, испанской мины. «Мэн» потонул, погибло 266 моряков. Разъяренное американское общество, накачанное сенсационными статьями, потребовало немедленных действий под популярными лозунгами: «Помни «Мэн»! К черту Испанию!». К апрелю 1898 года американский флот блокировал остров, а Конгресс объявил войну Испании и ее колониям. Первые американцы сошли на кубинскую землю в конце июня, в разгар комариного сезона. К этому времени лишь четверть испанской армии была в состоянии сражаться. «Это ужасное зрелище, – писал испанский хирург с Кубы. – Невежественные, болезненные крестьяне, которых перебросили сюда из Испании защищать испанский флаг, каждый день умирают сотнями». Но легендарные кубинские комары оказались столь же беспощадны и к американцам.
Когда несколько старших офицеров погибли или заболели желтой лихорадкой, молодой и полный энтузиазма Теодор Рузвельт неожиданно принял на себя командование полком. Случайное повышение, обеспеченное комарами, привлекло к Рузвельту внимание общественности. «Сражение у холма Сан-Хуан, – пишет Дэвид Петриелло, – сделало молодого помощника министра морского флота президентом. Это стало возможно благодаря болезни, которая поразила уже имеющуюся структуру командования». На самом деле, когда полковник Рузвельт со своей небольшой группой добровольцев поднялся на холм, их приветствовал лейтенант Джон Блэкджек Першинг и группа афроамериканских солдат, которые уже захватили высоту и рассеяли всех ее защитников. Тем не менее Рузвельт всегда похвалялся перед репортерами своим военным искусством, и газеты писали исключительно о нем.
Война на Кубе продлилась всего несколько месяцев – это была настоящая маленькая победоносная война.
Быструю победу Америки обеспечили 23 000 солдат, из которых убито в сражении было всего 379 человек. Но еще 4700 умерло от болезней, переносимых комарами. Когда шокирующие известия достигли Вашингтона, политики и инвесторы быстро поняли, что главным препятствием к использованию экономического потенциала Кубы и включению ее богатств в меркантилистский американский рынок являются комары. Бедственное положение с болезнями, переносимыми комарами, не ускользнуло от военных, твердо стоящих ногами на земле и определяющих стратегию действий на Кубе. Длительные военные действия на острове были бы равносильны самоубийству – с помощью комаров. Победить испанцев – это одно, вступать в бой с комарами в процессе оккупации – совсем другое. Впрочем, вскоре подоспела помощь.
Первые империалистические шаги Америки во время американо-испанской войны были связаны с эпидемиологией и навсегда изменили глобальный мировой порядок. Научные и технические инновации дали новое оружие в войне с комарами. Теперь комарам более не удавалось оставаться незамеченными. Древняя теория миазмов, которая господствовала в представлениях медиков о природе болезней более трех тысяч лет, была отвергнута и полностью исключена. Как большинство исторических событий, понимание того, что переносчиками множества инфекций, в том числе филяриоза, малярии и желтой лихорадки, являются комары, было непосредственно связано с глобальным империализмом, меркантилизмом и капитализмом на Кубе, в Панаме и других точках планеты. К 80-м годам XIX века теории миазмов и гуморов гиппократовой медицины сменились на современные теории бактерий. Первые исследователи болезней, переносимых комарами, пользовались теорией бактерий, предложенной и доказанной Луи Пастером (Франция), Робертом Кохом (Германия) и Джозефом Листером (Британия). Исследования начались в 50-х годах XIX века. Развитие науки и совершенствование медицинских инструментов, в том числе и микроскопов, позволили более полно и глубоко изучить болезнь. Комары и их патогены более не прятались в тени научных упрощений и медицинского невежества. Конечно, 110 триллионов комаров никогда не пытались скрываться и быть незаметными. Напротив, они вечно кидались прямо нам в лицо.
После важнейшего открытия бактериальной теории болезней охотники на комаров наконец-то загнали их в угол и сообщили миру, что наш извечный, ранее неуязвимый враг будет привлечен к ответственности за преступления против человечества, которые продолжались сотни тысяч лет. Множество охотников кинулось на изучение комаров по всей планете. Открытие роли комаров в распространении тяжелых болезней стало коллективным международным делом.
Комары миллионы лет несли несчастья и смерть, но стремительная серия научных открытий сорвала с них маску.
В 1877 году британский врач Патрик Мэнсон установил, что комары являются переносчиками филяриоза, или слоновости.
Открытие это было сделано в британской колонии Гонконг. Впервые в истории Мэнсон убедительно доказал связь насекомых с передачей этой болезни. Также он предположил связь комаров с распространением малярии.
Три года спустя, в 1880 году, работая в Алжире со своим примитивным микроскопом, французский военный врач Альфонс Лаверан заметил нечто странное. В образце крови пациента с болотной лихорадкой плавали мелкие сферические тельца. В ходе дальнейших исследований Лаверан совершенно точно установил, что эти тельца являются четырьмя различными формами жизненного цикла малярийного плазмодия. В 1884 году он выдвинул теорию о том, что переносчиками этого биологического убийцы являются комары.
Американский врач, ветеран Гражданской войны (он был военным врачом в обеих армиях), носивший удивительное имя Альберт Фримен Африканес Кинг, обвинил комаров в распространении малярии в 1882 году. Он просто заявил: «Комары без малярии бывают… но малярии без комаров не бывает». Его простое утверждение отвергли и высмеяли, когда он предложил накрыть Вашингтон, округ Колумбия, противомоскитной сеткой, установленной на высоте 600 футов. Открытия Мэнсона, Кинга и Лаверана положили начало развитию маляриологии. Они привели к великому трио открытий 1897 года, по выражению историка Джеймса Уэбба. Речь идет об открытиях Рональда Росса, Джованни Грасси и знаменитого немецкого ученого Роберта Коха.
Рональд Росс был самым обычным британским врачом. Он родился в Индии в семье генерала британской армии. Казалось бы, он был самым неподходящим и сомнительным кандидатом на роль того, кто откроет имя главного убийцы человечества. По настоянию отца он неохотно поступил в медицинскую школу, но большую часть времени проводил за чтением, написанием романов и новелл и просто в мечтах. Экзамены он сдал так плохо, что после выпуска в 1881 году ему было позволено заниматься медициной только в британской Индии, где он и провел следующие тринадцать лет, переходя с одной должности на другую. В 1894 году он ненадолго приехал в Лондон, где встретился с Мэнсоном. Тот принял скромного доктора под свое крыло и посвятил в свои исследования малярии. Поскольку Индия была рассадником эндемичной малярии, Мэнсон убедил Росса вернуться и добыть вещественные доказательства теории связи малярии с комарами. «Если вам это удастся, то вы взлетите на невероятную высоту и получите все, о чем попросите, – сказал Мэнсон своему молодому ученику. – Считайте эту задачу Священным Граалем, а себя – сэром Галахадом». По возвращении в Индию Росс сразу же стал разыскивать в госпиталях больных малярией.
Следующие три года он провел глядя в микроскоп и изучая вскрытых комаров. Его бумаги и описания того, что он видел в окуляре своего микроскопа, показывают, что он, по большей части, даже не понимал, на какую бездну смотрит и что ищет. Он ненавидел естественные науки и не представлял биологических особенностей комаров. Первые эксперименты с комарами он проводил на видах, которые не являлись и не могли являться переносчиками малярии. Он жаловался, что подопытные комары «упрямы, как мулы» и не желают кусаться – это все равно, что обвинять каштан в лени за нежелание падать. А тем временем итальянский зоолог Джованни Грасси тоже изучал комаров, чтобы выявить малярийного паразита, который приносил его стране столько страданий и смертей.
В 1897 году Росс и Грасси пережили моменты эврики. Росс открыл, что комары являются переносчиками птичьей малярии, и, не имея достаточных доказательств, предположил, что то же самое может относиться и к человеческой малярии. Грасси опередил Росса у финишной черты, доказав, что переносчиками человеческой малярии являются комары Anopheles. Одновременные открытия породили профессиональный спор и ожесточенную вражду между учеными, сопоставимую с враждой Томаса Эдисона и Николы Теслы в начале XX века. К раздражению и обиде Грасси, Росс лучше рекламировал свое открытие, и в 1902 году именно ему присудили Нобелевскую премию, а в 1907 году к нему присоединился Лаверан.
Третье открытие из трио 1897 года сделал Роберт Кох, получивший Нобелевскую премию в 1905 году. Он работал в пораженной малярией немецкой колонии в Восточной Африке. Известный бактериолог научно подтвердил, что хинин очищает человеческую кровь от малярийного плазмодия. Это человечество знало уже 250 лет, с того самого момента, когда кора хинного дерева впервые излечила прекрасную графиню Чинчон в Перу. «Эти три эпохальные открытия нанесли колоссальный удар по теории миазмов, – пишет Уэбб. – После 1897 года теория миазмов канула в Лету».
Переносимая комарами малярия, причина бесконечных, ужасных страданий и миллиардов смертей с момента появления человечества, стала понятна ученым. Безымянный архивраг, который преследовал нас с незапамятных времен, сбросил маску.
Смертельная связь между комарами и малярией была открыта благодаря коллективным усилиям ученых.
Когда причина болезни прояснилась, тут же должны были появиться и лекарства, и вакцина. А может быть, нужно просто истребить эту отвратительную мерзость, этого страшного убийцу, погубителя миров? Ведь малярию вызывает всего лишь мелкий, бесполезный комар. Верно?
Ученые ринулись пристально изучать комаров. Если комары являются единственными переносчиками филяриоза и малярии, то какие еще смертельные яды могут они передавать через свой хоботок? И хотя на тот момент связь комаров с опаснейшей желтой лихорадкой еще не была выявлена, комары привлекали к себе такое внимание, что до этого открытия было уже рукой подать. Американцы, которые страдали от испанской и желтой лихорадки на Кубе с апреля 1898 года, когда они пришли на остров, чтобы использовать все его капиталистические возможности, должны были победить страшную черную рвоту раз и навсегда.
Американский генерал Уильям Шафтер видел, какое ужасное влияние желтая лихорадка оказывает на его армию на Кубе. Он заявил, что «выстоять против комаров в тысячу раз тяжелее, чем против ядер противника». Когда испанцы в августе 1898 года сдались всего после четырех месяцев войны, командиры поняли, какую опасность представляет оккупация Кубы. Среди американской армии стали распространяться желтая лихорадка и малярия. В письме к президенту Маккинли Шафтер сообщал, что его армия стала «армией выздоравливающих», и 75 процентов солдат не могут нести службу.
Второе столь же откровенное письмо подписали несколько генералов (и полковник Рузвельт). Военные прямо предупреждали Конгресс: «Если мы останемся здесь, это приведет к сокрушительной катастрофе. Врачи полагают, что в малярийный сезон может умереть более половины солдат». Письмо заканчивалось суровым предупреждением: «Армию следует немедленно вывести с Кубы – иначе она погибнет. Сейчас мы можем безболезненно вывести армию. Те, кто помешает подобному перемещению, будут нести ответственность за бессмысленные потери тысяч жизней». Хотя американская армия быстро победила испанских защитников Кубы, она тут же отступила перед лицом переносимых комарами малярии и желтой лихорадки. Эвакуация американской армии началась в середине августа. «Куба находилась в зависимости от США до 1902 года. После этого она стала номинально свободной… благодаря желтой лихорадке и малярии, – пишет Дж. Р. Макнил. – Кубинцы превозносят своих героев. Американцы почитают своих. Одного из них, Теодора Рузвельта, они избрали президентом, а потом высекли его портрет на горе Рашмор. Памятников комарам нет нигде, хотя именно они были самыми заклятыми врагами испанской армии на Кубе». Комары уберегли Кубу от откровенной американской аннексии, породив сто лет враждебности и весьма сложных исторических событий.
Болезни, переносимые комарами, предотвратили американскую военную оккупацию.
В 1902 году Куба получила официальную независимость, хотя марионеточное ее правительство полностью подчинялось Вашингтону. Но в договоре о независимости имелось немало статей, набранных мелким шрифтом. Кубе запрещалось вступать в союзы с другими странами. Америка имела право контроля над всеми торговыми, экономическими и инфраструктурными контрактами, могла в любое время осуществить военное вмешательство и навечно оставляла за собой территорию залива Гуантанамо. При новом поддержанном американцами режиме Куба превратилась в диктаторскую банановую республику, игровую площадку для богатых и развращенных американцев. И это вело к обнищанию кубинского народа.
В 1959 году революционеры-социалисты под руководством Фиделя Кастро и Эрнесто Че Гевары положили конец поддерживаемому США авторитарному правлению и свергли коррумпированный режим президента Фульхенсио Батисты. Куба сразу же превратилась в коммунистический сателлит Советского Союза. Санкционированное президентом Джоном Ф. Кеннеди в 1961 году вторжение в заливе Свиней закончилось катастрофой. Подготовленные ЦРУ контрреволюционеры полностью провалились. «У победы сто отцов, поражение же – сирота», – заметил президент, приняв на себя всю ответственность за это фиаско. Подобные действия еще сильнее подтолкнули Кубу в объятия Советского Союза, что привело к почти апокалиптическому ракетному кризису в октябре 1962 года. Хотя здравый ум восторжествовал и в ходе рационального диалога удалось избежать возможности ядерной войны, население планеты на тринадцать дней затаило дыхание – ведь Земля находилась на грани уничтожения. Прошло пятьдесят лет, прежде чем американо-кубинские отношения начали нормализоваться при президенте Бараке Обаме.
Однако американо-испанская война не ограничивалась одной лишь Кубой. Она перекинулась через Тихий океан на испанскую колонию Филиппины, где американский флот сокрушил своего испанского противника в заливе Манилы 1 мая 1898 года. Одновременно американская армия высадилась в Пуэрто-Рико, на Гуаме и Гавайях. Начавшая наращивать промышленную и военную мощь Япония с тревогой смотрела, как Америка расширяет влияние в Тихоокеанском кольце. Президент Маккинли заверял мир, что, несмотря на империалистические завоевания, «американский флаг не будет развеваться над иностранной землей ради приобретения территорий, но только во имя блага человечества». Глобальная американо-испанская война официально закончилась захватом столицы Филиппин Манилы 13 августа 1898 года.
После капитуляции испанцев на Филиппинах президент Маккинли объявил, что «нам ничего не оставалось, кроме как принять острова, просвещать филиппинцев, возвышать, цивилизовывать и обращать их в христианскую веру, и по милости Божией делать для них все, что в наших силах». Сказано хорошо, но американские оккупационные войска начали собственные жестокие, варварские чистки и реконцентрацию филиппинцев. Их действия ничем не отличались от тактики генерала Вейлера на Кубе. Один американский генерал, который позже предстал перед военным трибуналом, приказал своим солдатам стрелять во всех филиппинцев старше десяти лет. Но средства массовой информации упорно повторяли слова президента Маккинли, что «официальная миссия Соединенных Штатов заключается в благотворной ассимиляции».
«Бей его сильнее!» Президент Маккинли: «Комары здесь, на Филиппинах, еще хуже, чем были на Кубе!» Американское вторжение на Кубу и Филиппины во время американо-испанской войны показало опасность империалистических экспедиций в тропики. Эта карикатура появилась в феврале 1899 года в журнале Judge. Президент Маккинли бьет повстанцев на Кубе и Филиппинах, как упрямых и опасных комаров. Но американское вторжение на Кубу в 1898 году привело к открытию переносчика желтой лихорадки – комара Aedes. Открытие сделала комиссия по исследованию желтой лихорадки под руководством Уолтера Рида. (Library of Congress)
Во время этой забытой американо-филиппинской войны филиппинские революционеры, которые боролись против колониальной испанской оккупации с 1896 года, начали партизанскую войну с американской армией. Война продлилась до 1902 года. Филиппинцы хотели независимости – от всех иностранных держав. Генерал-губернатор Филиппин и будущий президент США Уильям Тафт заявлял, что потребуется сто лет кровопролития, прежде чем филиппинцы научатся ценить англосаксонскую свободу. Со временем сообщения о жестокости американцев стало невозможно утаивать. В популярном еженедельнике Nation писали, что вовсе не «победоносная» и не «маленькая» война выродилась в «войну завоевательную, которая ведется с жестокостью, достойной дикарей». В первой войне за пределами Западного полушария Соединенные Штаты направили на Филиппины армию, численность которой превышала 126 000 человек. Из 4500 тысяч погибших 75 процентов умерли от болезней, в том числе от малярии и лихорадки денге. За три года этой жестокой войны погибло не менее 300 000 филиппинцев – кто-то погиб в боях, кто-то был убит, а кто-то умер от голода и болезней в концентрационных лагерях. Филиппины оставались под американской (или японской) юрисдикцией вплоть до обретения полной независимости в 1946 году.
Американо-испанская война не просто сформировала глобальную американскую империю. Она способствовала выявлению роли комаров в распространении желтой лихорадки. Когда в 1898 году американцы вторглись на Кубу, военные, врачи и политики прекрасно понимали, какую угрозу представляет эта болезнь. Куба заслуженно пользовалась печальной репутацией рассадника болезней, переносимых комарами. Роль комаров в распространении малярии была открыта год назад, и многие ученые считали, что комары переносят и желтую лихорадку тоже. В 1881 году кубинский врач Карлос Финли, получивший образование во Франции и США, установил, что комары Aedes являются переносчиками желтой лихорадки, хотя со временем его эксперименты были признаны неубедительными. Комаров считали невиновными, пока виновность их не будет установлена научно. Американские архитекторы войны тщательно изучали медицинские донесения с Кубы, и это вызывало у них сильную тревогу. Они знали, что в прошлом кубинские комары не раз меняли судьбу американских планов на этот остров. Борьба с желтой лихорадкой, врагом более опасным, чем испанская армия, легла на плечи доктора Уолтера Рида.
Рид получил медицинское образование в 1869 году в возрасте семнадцати лет. В 1875 году он вступил в американскую армию, но служил преимущественно на западной границе, где основная задача войск заключалась в борьбе с коренными народами Америки и переселении их в резервации. Рид лечил и американских солдат, и индейцев, в том числе знаменитого вождя апачей Джеронимо. В 1893 году, будучи уже профессором бактериологии и клинической микроскопии, Рид стал работать в недавно созданной школе военной медицины, где мог проводить исследования по собственному усмотрению. После начала американо-испанской войны он отправился на Кубу, чтобы изучить эпидемию тифозной лихорадки. Он сделал вывод, что причина болезни заключается в контакте с фекалиями или пищей и водой, загрязненными мухами. Во время пребывания на Кубе он заинтересовался желтой лихорадкой, которая буквально косила американских солдат. В июне 1900 года Рид возглавил армейскую комиссию по желтой лихорадке. Рид был убежденным сторонником теории Карлоса Финли, и работы кубинца стали основой его собственных исследований.
Комиссия, состоявшая из четырех человек (самого Рида, еще одного американца, канадца и кубинца), пользовалась полной поддержкой военного командования, однако средства массовой информации высмеивали теорию о том, что переносчиками болезни являются комары. Газета Washington Post писала: «Из всей глупой канители и полной чепухи, связанной с желтой лихорадкой и еще не проникшей в печать (а подобного так много, что можно было бы целый флот собрать), глупейшими остаются аргументы и теории, порожденные комариной гипотезой». В октябре 1900 года, проведя испытания на людях, многие из которых умерли (в том числе и один из команды Рида), Рид объявил, что научно доказал: переносчиком желтой лихорадки являются самки комаров Aedes. Кроме того, ему удалось выявить временной цикл заражения между комарами и людьми. Генерал Леонард Вуд, врач и американский губернатор Кубы, торжественно заявил, что «подтверждение теории доктора Финли – это величайший шаг, сделанный медицинской наукой со времен открытия вакцины против оспы Дженнером». Открытие роли комаров Aedes в распространении желтой лихорадки принесло Уолтеру Риду известность и славу. Многие институты получили его имя. В 1902 году он преждевременно умер от осложнений аппендицита. Но до этого он публично разделил признание с членами своей команды и со своим героем и наставником, Карлосом Финли.
После заявления Рида главный санитарный врач Гаваны, доктор Уильям Горгас, принялся энергично избавлять остров от желтой лихорадки путем осуществления программы систематического истребления комаров. Горгас еще в юности перенес желтую лихорадку в Техасе. Он не входил в команду Рида и не являлся ученым-исследователем. Он был военным врачом, фанатично исполняющим приказ избавить Гавану от желтой лихорадки. Сначала он тщательно составил карту города и окрестностей, а затем нанял более 300 человек, разбил их на шесть команд и отправил на войну с гаванскими комарами. Санитарные команды лишали комаров Aedes мест размножения. Они осушали пруды и болота, закрывали бочки с водой, устанавливали сетки, вырубали растительность, окуривали подозрительные места серой и инсектицидным порошком пиретрума, заливали недоступные участки керосином, смешанным с порошком пиретрума. Санитарные меры осуществлялись во всем городе. Благодаря упорству Горгаса Гавана впервые с 1647 года была избавлена от желтой лихорадки. После последней вспышки этой болезни в Новом Орлеане в 1905 году команды очистки вновь вернулись на Кубу. К 1908 году страна полностью избавилась от желтой лихорадки. Но малярия и лихорадка денге на острове сохранились.
Реальный вирус желтой лихорадки был выявлен лишь в 1927 году.
При поддержке благотворительного Фонда Рокфеллера через десять лет, в 1937 году, была получена вакцина от этой болезни – создал ее американец южноафриканского происхождения Макс Тейлер. В 1951 году, когда ему вручали Нобелевскую премию за это великое достижение, Тейлера спросили, что он сделает с полученными деньгами. Он ответил: «Куплю ящик виски и буду смотреть игры «Доджерс». Желтая лихорадка была побеждена и прекратила оказывать влияние на геополитическую обстановку. Она перестала быть жестоким, внушающим ужас убийцей, активным и влиятельным агентом человеческой истории. Но малярия все еще оставалась непобежденным и упорным врагом.
После ухода американской армии с Кубы и успешной борьбы с кубинскими комарами Горгаса на острове сменил не кто иной, как доктор Карлос Финли. Уникальные таланты Горгаса и его опыт в истреблении комаров требовались везде. Ему предложили применить свои поразительные способности, настоящую магию, смертельную для комаров, в Панаме. Здешние комары не знали поражений. Они уже погубили испанских, английских, шотландских и французских завоевателей. Теперь зловещим панамским комарам противостояла мощная держава, Соединенные Штаты, во главе с сильным и упорным президентом, Тедди Рузвельтом. «Если мы хотим обеспечить себе морское и коммерческое превосходство, то должны утверждать свою власть, не зная границ, – объявил динамичный молодой президент. – Мы должны построить канал на перешейке и использовать все его преимущества, чтобы определять судьбы океанов востока и запада». Чтобы контролировать новые тихоокеанские колонии, включая Филиппины, Гуам, Самоа, Гавайи и множество мелких атоллов и островов и сделать их финансово прибыльными, Америке необходим был 48-мильный канал на Панамском перешейке. Этот короткий путь между Атлантикой и Тихим океаном избавил бы моряков от необходимости совершать опасное, длительное и дорогое путешествие вокруг мыса Горн. Тедди был непреклонен: там, где потерпели поражение испанцы, англичане, шотландцы и французы, американцы добьются успеха. Они построят экономическую супертрассу на перешейке. Инженерам он отдал простой приказ: «Пусть грязь летает!»
Идея была не нова, но инженерное решение и победа над комарами оказались новаторскими. Первая попытка испанцев проложить путь из Дарьена провалилась в 1534 году из-за комаров. Все последующие попытки испанцев постигла та же судьба. Болезни были безжалостны. Комары убили более 40 000 человек. Такой ценой была построена лишь узкая проселочная дорога в джунглях между двумя истерзанными лихорадкой деревнями. Комары пресекли все попытки англичан в 1668 году, а потом написали сценарий шотландского фильма ужасов в 1698 году, убив на корню все мечты Уильяма Патерсона о независимости Шотландии.
В 1882 году знаменитый французский инженер Фердинанд де Лессепс, который в 1869 году построил Суэцкий канал, попытался повторить свой успех в Панаме. Он подкупил правительственных чиновников и убедил инвесторов поддержать его проект. Усилия французов погубили почвы и комары. В 1887 году Панаму посетил французский художник-постимпрессионист Поль Гоген. Там он заразился малярией. Вид исхудавших рабочих, терзаемых комарами, поразил его до глубины души. Популярный журнал Harper’s Weekly вышел под заголовком «Кто вы, месье Лессепс: строитель канала или могильщик?». Около 85 процентов рабочих страдали болезнями, переносимыми комарами. Умерло более 23 000 человек (25 процентов рабочей силы) – преимущественно от желтой лихорадки. А проект не был осуществлен и наполовину. В 1889 году после банкротства и скандала проект был заброшен. Панамские комары сожрали 300 миллионов долларов, полученных более чем от 800 тысяч инвесторов. Многие политики и подрядчики были уверены, что виной всему воровство и коррупция. Той же точки зрения придерживался Гюстав Эйфель, только что построивший в Париже знаменитую башню для Всемирной выставки, посвященной столетию взятия Бастилии.
Чтобы закрепить свои права за Зону канала, Соединенные Штаты использовали дипломатию канонерок. С помощью военной силы они подавили усилия местных революционеров и создали независимую страну Панама, отделив ее от Колумбии. В 1903 году Соединенные Штаты признали суверенитет Республики Панама, а через две недели Америка получила исключительные права на десятимильную полосу, Зону канала. Американцы приступили к работам в 1904 году. К этому времени они уже знали, что смертельные болезни распространяют комары. Когда Горгас направлялся к незаконченному французами каналу, местный житель сказал ему: «Белый человек дурак, что едет сюда, и будет еще большим дураком, если останется». Имевший за плечами успешный опыт истребления комаров на Кубе, Горгас и 4100 его работников сумели избавить Зону канала от желтой лихорадки.
Они использовали те же методы, которые позволили уничтожить комаров Aedes на Кубе, а также новые способы, найденные путем проб и ошибок. Как пишет Сония Шах, санитарный блицкриг потребовал «всех запасов серы, пиретрума и керосина в США». На канале был организован 21 пункт раздачи хинина – большинство рабочих ежедневно получали профилактические дозы хинина. К 1906 году, когда строительство продолжалось уже два года, желтая лихорадка была уничтожена полностью, а количество случаев заболеваемости малярией сократилось на 90 процентов. Хотя Горгас жаловался, что ему не удалось избавиться от малярии в Панаме так же, как на Кубе, он понимал значимость своей работы. В 1905 году смертность на канале была в три раза выше, чем в Соединенных Штатах. После завершения строительства в 1914 году смертность была вдвое ниже, чем в США. По официальным данным, от болезней и травм с 1904 до 1914 года умерло 5609 рабочих (из 60 000). Канал открылся всего через несколько дней после начала Первой мировой войны 4 августа 1914 года.
В свете открытий Мэнсона, Росса, Грасси, Рида и Горгаса и ряда других разные страны мира создали собственные министерства здравоохранения, школы тропической медицины, благотворительные организации, занимающиеся финансированием научных исследований – Фонд Рокфеллера, департаменты военной гигиены, корпуса армейских медсестер, санитарные комиссии – инфраструктуру по переработке отходов, а также стали принимать соответствующие законы, направленные на охрану здоровья населения.
«Заставьте грязь летать!»: новаторские и эффективные меры по истреблению комаров в Панаме, использованные доктором Уильямом Горгасом, позволили американцам добиться успеха в том, что не удалось истерзанным комарами испанцам, британцам, шотландцам и французам. Американцы построили Панамский канал. По приказу президента Теодора Рузвельта работы начались в 1904 году, а движение по каналу открылось в 1914 году. На рисунке члены санитарной команды заливают маслом места размножения комаров в Панаме, 1906. (Library of Congress)
Изучая влияние мер борьбы с комарами на строительство Панамского канала, Пол Саттер писал, что «это была коммерческая и военная экспансия Соединенных Штатов в тропики Латинской Америки и Азиатско-Тихоокеанский регион, в которой идеально сочетались федеральный энтомологический опыт с мерами по защите общественного здоровья. Такие имперские кампании помогли создать федеральную систему общественного здравоохранения и изменить систему контроля над болезнями… в начале XX века». В этом деле к Соединенным Штатам присоединились другие государства. Теперь национальное здоровье стало не только гражданским приоритетом (и даже законным правом), но и военной необходимостью. Комары оказались основной целью для всех.
Строительство Панамского канала обеспечило американское экономическое доминирование и морское превосходство. «Эффективный контроль над малярией и желтой лихорадкой, – пишет Дж. Р. Макнил, – изменил баланс сил в Америке и в мире».
Весы глобальной власти качнулись в сторону растущей индустриальной, экономической и военной американской супердержавы. Тедди Рузвельт открыл новые экономические границы Америки. Его политика включила Соединенные Штаты в большую игру мировой политики. Он сам успешно сыграл за международным игровым столом, получив в 1906 году Нобелевскую премию мира за подготовку мирного соглашения в русско-японской войне.
Полная победа Японии над Россией в 1905 году шокировала глобальных наблюдателей и стала поворотной точкой в мировой истории. Впервые со времен монгольского нашествия Чингисхана 700 лет назад азиатская держава одержала победу над державой европейской. Япония стремительно вышла на мировую сцену – практически из ниоткуда. Некогда закрытая, отсталая страна сумела провести модернизацию, индустриализацию и включилась в систему глобальной торговли. Соединенные Штаты теперь тоже были тихоокеанской державой. После колониальных побед над испанцами и строительства Панамского канала сфера американских интересов не ограничивалась одной лишь Атлантикой. Япония была недовольна американским экономическим проникновением в Тихоокеанское кольцо. Нуждающаяся в нефти, резине, олове и других ресурсах островная держава постоянно стремилась создать собственную имперскую Великую сферу процветания Восточной Азии – точно так же, как это сделали Соединенные Штаты на рубеже веков. Назревал конфликт между двумя соперничающими тихоокеанскими державами, но пока что он находился в спящем состоянии.
Помимо колониальных приобретений в ходе американо-испанской войны, Соединенные Штаты использовали этот конфликт для аннексии Гавайских островов. В 1893 году группа американских плантаторов, предпринимателей и инвесторов при поддержке морской пехоты свергла гавайское правительство и поместила королеву Лилиуоакалани под домашний арест, а через два года вынудила ее отречься от трона. Цель американских заговорщиков была проста. Американская юрисдикция над Гавайскими островами, равно как и над Кубой, означала, что их сахар более не будет облагаться пошлинами в американских портах. Сторонники аннексии утверждали, что Гавайи – стратегически важный экономический и военный оплот, необходимый для продвижения и защиты американских интересов в Азии. Несмотря на протесты большинства коренных гавайцев, Конгресс проголосовал за официальную аннексию островов в 1898 году, незадолго до объявления войны Испании. В следующем году Соединенные Штаты основали постоянную военную базу в Перл-Харборе.