Глава 29
На все воля случая!

Как много в нашей жизни значит Его Величество Случай! Сел не в тот троллейбус – встретил девушку своей мечты. Приехал на день раньше из командировки – и поменял семейное положение. А если бы не спешил домой и вернулся в оговоренный с супругой срок, то так и прожил бы с ней до конца дней своих в любви и согласии.

Случай – это шаловливый и непредсказуемый сын Коварной Синусоиды. Движение его мамаши всегда идет поступательно – вверх-вниз. Случай же тянет развитие событий куда-то вбок, а то и вовсе назад. Случаю всегда интересно посмотреть, что из его выкрутасов получится: найдет человек свое счастье или наоборот – переломает себе и ноги, и судьбу на ровном месте.

Судьбу «клубка» в кафе «Встреча» решил случай.

1 марта после обеда ко мне в кабинет зашел посоветоваться следователь Вячеслав Самойлов. С первых дней работы Самойлова в нашем управлении я оказывал ему помощь и поддержку. В основном мои советы носили технический характер. Профессиональная подготовка у Самойлова была на должном уровне – он, как и я, окончил специализированное учебное заведение МВД СССР, только я учился в Омске, а Самойлов – в Хабаровске.

– Андрей, помоги отказной сделать, – Самойлов выложил на стол тощую папку с документами.

– Что-то диковинное принес? – поинтересовался Айдар.

– То ли кража, то ли присвоение вверенного имущества в горкоме комсомола. Я бы сам отказной сляпал, да тема скользкая – чуть не так повернешь, обвинят в политической провокации.

– Закрыли бы они эту богадельню, – высказал свое мнение Далайханов. – Сколько лет я им взносы платил и никакой отдачи не видел.

– Рассказывай суть вопроса, – предложил я.

– В январе месяце в горкоме ВЛКСМ прошла внутренняя ревизия всего находящегося в подотчете имущества. По ее результатам обнаружилась крупная недостача – исчез видеомагнитофон «Панасоник» и пятьдесят кассет к нему.

– На кой черт горкому комсомола видеомагнитофон? – спросил я.

– Как объяснил мне первый секретарь горкома, видеокамеру, видеомагнитофон и сто кассет к нему они приобрели для записи митингов молодежи и маевок.

– Маевок? – переспросил Айдар. – Круто. Я думал, что после революции маевки ушли в прошлое.

– Сто видеокассет? – поразился я. – Да у нас все городские митинги на одну кассету поместятся.

– Чтобы добро не пропадало, на видеокассеты они записали самые свежие и популярные американские фильмы, – пояснил Самойлов, – а на десять кассет, судя по всему, записали порнуху. В перечне подотчетного имущества эти кассеты есть, а названий фильмов на них – нет.

– Кто был подотчетным лицом по видеомагнитофону? – спросил я.

– Яковлев, – безразличным тоном ответил следователь.

– Артур Тарасович? – на автомате переспросил я.

– Ну, да, он. Тот самый, которого во «Встрече» взорвали.

Следователь посмотрел на меня и понял, что произошло что-то важное и непоправимое. Неосязаемое ощущение надвигающейся катастрофы. Секунду назад все было понятно, и вдруг – по коже побежали мурашки, в горле запершило, воздух стал таким густым, что его жевать можно. Время замерло. Пробил гонг. Час расплаты наступил.

– Мужики, я что-то не то сказал? – встревожился следователь.

Я поднялся к сейфу.

– Айдар, закрой дверь, – приказал я.

– Она же закрыта! – удивился Далайханов.

– На ключ закрой! – зарычал я. – Почему тебе все надо по пять раз повторять? Самойлов, останешься здесь. Если зазвонит телефон, я вам обоим запрещаю брать трубку.

Я достал из сейфа тетрадь, оставленную Машей Ивлевой перед отъездом. Дело случая, что я не уничтожил ее – с началом мафиозной войны у меня все никак не доходили руки списать в архив оперативное дело агента «Стрекоза». Тетрадь к оперативному делу я приобщать не собирался и планировал сжечь ее где-нибудь на пустыре.

Я положил тетрадь перед собой, но открывать не стал.

– Слава, – велел я, – теперь все по порядку: кто, где, когда.

Самойлов не стал задавать лишних вопросов. Он раскрыл папку с материалами ревизии, хотел что-то зачитать оттуда, но передумал и стал рассказывать по памяти.

– 1 сентября из обкома ВЛКСМ в горком поступила видеоаппаратура и аксессуары к ней. Аппаратуру поделили на две части. Видеомагнитофон и пятьдесят кассет к нему взял в подотчет Яковлев, остальное забрал себе первый секретарь горкома комсомола. На момент ревизии все имущество, полученное руководителем горкома, было на месте, а все, что получил Яковлев, исчезло. Стоимость похищенного: видеомагнитофон – 1200 рублей, плюс 50 видеокассет по 50 рублей каждая.

– Это откуда такие цены? – подивился Айдар. – На рынке одна видеокассета стоит 200 рублей.

– Это специальные государственные цены, – пояснил Самойлов. – Реально видеомагнитофон «Панасоник», с учетом тридцатипроцентного износа, стоит 3000 рублей. Износ считается так: вставил один раз кассету в кассетоприемник – минус тридцать процентов от отпускной цены. Я для интереса поспрашивал в БХСС, сколько будет стоить импортный видик с пятьюдесятью кассетами. Они говорят, что не меньше 10 000 рублей. На такие деньги можно новенькие «Жигули» купить.

– Про цены – все! – велел я. – Дураку понятно, что горком будет считать убыток по минимуму. Слава, почему ревизия была в горкоме в январе, а материал оказался у тебя только сейчас?

– Материалы гуляли из прокуратуры города в районную милицию и обратно. Никто не знает, что с ними делать. Горкому, чтобы списать утерянное имущество, достаточно постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, а прокурор города сомневается – сумма-то исчезнувшего имущества приличная.

– Яковлев мог унести видик домой, – неуверенно предположил Айдар. – Они сейчас все ценное по домам тащат – конец-то близок.

– После ревизии первый секретарь обкома ВЛКСМ вынес секретное постановление и образовал специальную комиссию по осмотру жилища Яковлева. Грубо говоря, они своими силами провели у Яковлева дома обыск и обнаружили, что у него был свой видеомагнитофон, советская «Электроника» за 1200 рублей. Документы на видик, чеки из магазина – все чин чинарем, все законно куплено и никакого отношения к имуществу горкома не имеет. Мало того, жена Яковлева сообщила, что им должны были из Японии привезти еще один видик по совершенно символической цене.

– Сейчас оба помолчите, – сказал я и открыл тетрадь.

После отъезда Маши я бегло просмотрел ее записи, но ничего особо интересного не нашел, а вернее, не искал. Выбывший из оперативной работы агент не может поставлять ценную информацию.

«Сам себе не ври, – подумал я, рассматривая строчки, выведенные аккуратным женским почерком. – Ты был зол на Ивлеву. Ты приревновал ее к московскому полковнику в «Изумрудном лесу». История с Машей – это урок на будущее. Нельзя путать оперативную работу и личные отношения. Собрался девчонку вербовать, не фиг было с ней на кухне целоваться».

Я пролистал тетрадь почти до половины и нашел, что искал. Маша, оказывается, серьезно подошла к разработке Лаберта и собрала о нем интересные сведения.

«Лаберт Юргис, 1961 года рождения. Холост. Служил в Афганистане, был ранен в бою. С 1985 по 1988 год работал инструктором горкома ВЛКСМ, поддерживал дружеские отношения с Яковлевым. Уволился из горкома по собственному желанию. По моим сведениям, причиной увольнения послужила жалоба одного из комсомольских активистов о непристойном предложении, сделанном ему Лабертом. Свойства личности: общительный, начитанный, способен найти тему для разговора с любым человеком. Увлечения: видеофильмы».

Я закурил, не всматриваясь в текст, еще раз полистал Машину тетрадь.

«В 1980 году Лаберт был в Афганистане, – высчитал я. – Он хороший психолог, и ему ничего не стоило найти нужный ключик к недоразвитому подростку – Боре Прохоренко… Собственный видик – как цель жизни. Пятьдесят кассет – это сто фильмов. Если обмениваться кассетами с любителями видео, то можно бесконечно смотреть американские боевики и триллеры».

– Оставайтесь оба в кабинете, – приказал я Самойлову и Айдару. – По телефону не отвечать.

– А если в туалет захочется? – спросил ничего не понимающий следователь.

– Потерпишь, не маленький.

С материалами ревизии я зашел к Малышеву, но его на месте не оказалось.

«Придется рискнуть, – решил я. – Если в квартире Лаберта все пойдет в тему, тогда и доложу начальству. Единственный человек, чьей поддержкой надо заручиться – это прокурор города».

Я вернулся к себе, позвонил начальнику городского следствия.

– Это Лаптев. Я заберу у тебя Самойлова по срочному делу.

– Забирай. Только напомни ему про отказной. Третий день его мурыжит, все никак разродиться не может.

Я положил телефонную трубку на место, обратился к коллегам:

– Айдар, спустись в гараж, нашу машину – на выезд. По пути прихвати с собой Коломийцева и Семена. Слава, одевайся, бери с собой дежурную папку и спускайся во двор. Материалы ревизии останутся у меня.

На переполненном «уазике» мы приехали в прокуратуру. Опера и следователь остались около автомобиля, а я поднялся к Воловскому.

Прокурор города, Виктор Константинович Воловский, был единственным прокурором, кто не принял участие в разгроме милиции во времена «бронированных мундиров». У меня с Воловским давно сложились ровные товарищеские отношения. Если уж кому довериться в трудную минуту, так это ему.

Войдя в кабинет прокурора города, я сел за приставной столик, выложил перед собой материалы ревизии.

Воловскому было пятьдесят лет. Он был высокого роста, худощавый, с тонкими чертами лица. Самой примечательной чертой его внешности был огненно-рыжий цвет волос. Говорил Воловский всегда тихо, так тихо, что приходилось прислушиваться к каждому его слову. Однажды при мне Виктор Константинович разгорячился и повысил голос. По уровню децибел это соответствовало голосу школьного учителя, неспешно ведущего пальцем по строчкам в классном журнале: «Так, кого мы вызовем к доске? К доске пойдет, пойдет к доске…»

Выслушав меня, Воловский занервничал.

– Ты серьезно полагаешь, что можно убить пять человек за какой-то видеомагнитофон? – спросил он.

– За бутылку водки люди друг друга режут, а тут – новенький видик с внушительным набором кассет. Сто видеофильмов – за месяц не пересмотришь.

– Сравнил: человека зарезать и пятерых взорвать!

– Если бы пацан в кафе не принял на себя основную массу осколков, то жертв было бы гораздо больше. Кстати, на мой взгляд, резать человека гораздо труднее, чем нажать кнопку на пульте дистанционного взрывателя. Лаберт отправил пацана к столику Яковлева и всего ужаса, который был после взрыва, не видел. Взрыв, пыль, дым – пока все улеглось, он уже вышел из кафе.

– Какие у нас есть доказательства?

– Никаких, кроме моей интуиции.

Про тетрадку Маши я решил умолчать. Если я выложу ее на стол, то первым вопросом будет: «А куда ты раньше смотрел?»

– У нас же была по этому делу свидетельница – девочка из интерната?

– Я боюсь, что она не опознает Лаберта. Она видела его мельком, с приличного расстояния, в зимней одежде. Виктор Константинович, если видик у Лаберта дома, то я раскачаю его, раскручу. Я знаю, как его взять за горло. Какой бы он ни был психолог, он не устоит.

Воловский закурил. По тому, как он суетливо чиркал спичкой, я понял – волнуется Виктор Константинович. Если сорвется все мероприятие, а косвенные улики будут указывать на причастность Лаберта к взрыву – прокурор области не простит такой оплошности. Взвалить на меня всю ответственность Воловский не мог, природная порядочность не позволяла.

– Виктор Константинович, давайте еще раз проанализируем ситуацию в кафе. Наши основные версии. Первая: взрыв во «Встрече» – это грандиозный кровавый дебют новой преступной группировки, например, «Борцов». Чем громче они заявят о себе, тем больше бояться и уважать их будут. Сейчас мы точно знаем, что Задорожный к взрыву не причастен. Что у нас остается? Внутренние разборки среди преступного мира или среди группировки Демушкина. И та и другая версии подтверждения не нашли. Наследство Шафикова – отпадает. Месть Тихону или Демушкину со стороны неизвестных лиц – тоже. У нас остается Яковлев, который дал своему приятелю на время видеомагнитофон. Когда на горизонте замаячила ревизия, Яковлев потребовал вернуть видик, а Лаберт уже привык к нему, стал считать видеомагнитофон своей собственностью. «Клубок» сложился из случайных нитей. Лаберту было безразлично, кого взрывать. Главное, чтобы был убит не один Яковлев, а кто-то еще, тогда до правды докопаться будет гораздо труднее. Представляю, как он удивился, когда узнал, что грохнул двух влиятельных мафиози. Отступать Лаберту было некуда, и он стал прокачивать тему с «Белой стрелой». Надо признать, что мути он нагнал предостаточно. Если бы не Лаберт и его письма о «Белой стреле», то реакция преступного мира на мелкую стычку при дележе мзды с кооператива была бы совсем другой.

– Мы никогда не рассматривали версию об убийстве Яковлева как основную, – задумчиво сказал прокурор.

– Мы никак и не могли ее рассматривать. Если бы сегодня следователь не подошел ко мне с материалами ревизии, я бы Яковлева никогда не стал ставить во главу угла. По всем имеющимся у меня сведениям, он – фигура третьего плана. Сам по себе Яковлев не игрок. Его убийство не выгодно никому, кроме бывшего соседа по кабинету. Навскидку это звучит чудовищно, а если вдуматься, то не очень. Лаберт просто перенес в действительность то, что много раз видел в американских фильмах: нажал на кнопку, и проблема решена. У него сдвиг в психике. Он путает реальность и мир кино.

– Он был в Афганистане и видел там, что такое смерть, – возразил Воловский.

– Он видел последствия смерти. Виктор Константинович, Лаберт в Афганистане в штыковую атаку не ходил и собственноручно часовому горло ножом не резал. Стрелять по врагам – это сеять смерть на расстоянии. Взрыв бомбы от стрельбы из автомата не сильно отличается.

– Что ты предлагаешь? – Воловский стал увереннее, он уже принял для себя решение.

– Я нагряну к нему с обыском, найду видеомагнитофон и аргументы, чтобы припереть его к стенке. Как только мы найдем видик, Самойлов вынесет постановление о возбуждении уголовного дела по факту растраты в горкоме комсомола. С юридической точки зрения наши действия будут законными и оправданными.

– А если вы ничего не найдете? – прищурился прокурор.

– Я еще не встречал ни одной квартиры, где бы не было незаконных предметов. Самодельные ножи, порнографические открытки, антисоветские стишки – всегда что-то есть. Даже лет пять назад при каждом обыске изымали запрещенные предметы, а уж сейчас! И доллары найти можно, и оружие, и видеокассету с немецким порнофильмом. Виктор Константинович, Лаберт – гомосексуалист, он жаловаться на незаконный обыск не побежит.

– Поступим так, – решил Воловский. – Как только вы найдете видеомагнитофон, ты позвонишь мне и доложишь об этом. Я приезжаю на место. Я хочу лично присутствовать при его первом допросе. Если ничего не найдете, все равно позвони.

От прокурора мы поехали к дому Лаберта. В окнах его квартиры горел свет. Я вывел свою команду из автомобиля и разъяснил обстановку.

– Вы – на подхвате. С Лабертом работаю только я. В квартире постарайтесь ничего лишнего руками не трогать. Кроме всего запрещенного, ищем радиодетали, пишущую машинку и расходный материал к ней, коробку от конструктора «Юный связист», взрыватели, промасленную бумагу, порошки или брикеты с веществом неизвестного происхождения. Задача ясна? Пошли!

У дверей в квартиру Лаберта Айдар протянул руку к звонку, но я остановил его:

– Погоди, а если он спросит: «Кто там?», что отвечать будем? Не дай бог, он заподозрит что-то неладное и накинет на дверь цепочку. Пока взламывать будем, он видик в окно выкинет.

– Андрей, – прошептал за моей спиной один из оперов, – я эту дверь в один щелчок вынесу, хозяева даже охнуть не успеют.

– Поехали!

Далайханов позвонил. За дверью раздались мужские шаги.

– Кто там?

– Участковый. Проверка паспортного режима.

Дверь открыл невысокого роста молодой мужчина. Айдар отшвырнул его в сторону и ворвался в помещение. Оперуполномоченный Коломийцев вжал хозяина в стену. Я и Самойлов мимо Лаберта прошли в зал. Видеомагнитофон стоял на японском телевизоре «Сони». Следователь отцепил провода от телевизора, сверил серийный номер видеомагнитофона с номером, указанным в акте ревизии.

– Он. Это видик из горкома комсомола.

– Ну, вот и чудненько! – удовлетворенно сказал я. – Юргис, признайся честно, ты ждал нас? Говорят, все воры ждут стука в дверь, а когда к ним приходит милиция, испытывают чувство облегчения. Откуда видик?

– Купил по объявлению, – Лаберт был спокоен. Ответы на вопросы, касающиеся видеомагнитофона, он продумал заранее.

– Как выглядел продавец, ты, конечно же, не запомнил?

– Андрей, – дотронулся до меня Айдар, – кассеты.

Я обернулся к мебельной стенке. Одна из полок в ней вместо книг была заставлена видеокассетами. Следователь прочитал названия кассет, стоящих в первом ряду.

– «Я плюю на вашу могилу», – вслух сказал он. – Эта кассета из горкома. Она есть в акте ревизии.

– Какие, однако, фильмы смотрят комсомольские вожаки! – с наигранным удивлением воскликнул я. – Юргис, кассеты тоже у незнакомца купил? Бывает, друг мой, бывает.

Я почувствовал, как у меня от возбуждения стали мелко подрагивать пальцы рук. Каждая клеточка в моем теле ликовала, молекулы в цитоплазме терлись друг о друга и сдавленным от восторга голосом хрипели: «Мы вычислили его! Теперь, падла, не уйдет!»

«Перед главным штурмом надо успокоиться, – мысленно сказал я себе. – Пока не приедет Воловский, будем прокачивать тему кражи видика, а потом как вдарим в лоб! Сломаю я тебя, Лаберт, сломаю! Я пока ехал к тебе, сто вариантов атаки продумал».

– Слава, садись за стол и вынеси постановление о возбуждении уголовного дела по факту кражи имущества из горкома ВЛКСМ. Айдар! Прямой телефон Воловского знаешь? Найди телефон-автомат и позвони ему, доложи, что мы обнаружили видеомагнитофон.

– Андрей, куда идти? Телефон в коридоре на тумбочке стоит.

– Мать его, Лаберт, объясни, чего тебе в жизни не хватало? Тебе еще тридцати лет не исполнилось, а уже собственная двухкомнатная квартира, телефон. Я знаю кучу людей, кому под сорок лет, двое детей, а живут в двенадцатиметровых гостинках. Чего тебе в горкоме не работалось? Зачем ты комсомольского активиста стал соблазнять?

Пока я держал речь, Лаберт был внутренне напряжен. Как только он понял, что я всего лишь намекаю о его ненормальных пристрастиях, а не о краже, и тем паче, не об убийствах, так сразу же расслабился. Тут бояться ему было нечего. Доказать уголовно наказуемый акт мужеложства можно только по горячим следам. Это как взятка – за руку не схватил, деньги не изъял, значит, человек не виновен.

Лаберт с облегчением выдохнул:

– Я не знаю, про какого комсомольца идет речь. Из горкома я уволился, так как не хотел больше лицемерить. На моих глазах комсомол стал перерождаться из авангарда советской молодежи в буржуазную помойку…

– Погоди! – перебил я его. – Я позвоню прокурору, потом ты продолжишь.

Я замолчал на полуслове, посмотрел на стену за Лабертом. На ней висел большой, чуть ли не в рост человека, японский перекидной календарь. Почти всю лицевую сторону календаря занимала фотография японской красотки в закрытом купальнике. Такой же календарь был в кабинете эксперта Василия Ворожищева. Все мужчины в управлении приходили посмотреть на полуобнаженных азиаток и поспорить: «Японки ли они?» Клементьев, например, утверждал, что эти девушки – филиппинки, которым с помощью хирургической операции увеличили разрез глаз. Ворожищеву предлагали обменять календарь на литр водки, но он категорически отказался.

– Лаберт, – сказал я, – зачем тебе календарь с девками, ты же по другой части специалист?

Хозяин квартиры промолчал. Он никак не мог понять, какую именно линию поведения ему надо выбрать. Разговор о гомосексуализме сбивал его с толку, не давал сосредоточиться на нужной линии обороны.

– Андрей, – позвал меня Айдар, – здесь не только кассеты с фильмами. На одной написано «мультфильмы», а на другой – «хоккей».

– О, о хоккее мы сейчас и поговорим. Один момент, я только доложу прокурору, что известный хоккейный тренер товарищ Лаберт уличен в краже госимущества. Один звонок – и мы продолжим.