Глава 23
Афганский след в «клубке»
Всю текущую работу по обслуживанию здания следственного изолятора выполняют осужденные, приговоренные к небольшим срокам за неопасные преступления. Они трудятся плотниками, электриками, разносчиками пищи, моют посуду и убирают двор. Отбытие наказания не в колонии, а в СИЗО, считается большой удачей. Коллектив хозобслуги в следственном изоляторе небольшой, распрей и склок в нем на порядок меньше, чем в колонии.
В четверг 18 января в подвальном помещении следственного изолятора произошло короткое замыкание в электропроводке, повлекшее полное обесточивание всего подвала. Без электрического освещения остались и карцеры – одиночные камеры, предназначенные для отбытия дисциплинарных наказаний следственно-арестованными лицами. По правилам внутреннего распорядка в любой камере СИЗО всю ночь должно гореть дежурное освещение. При отсутствии его заключенных переводят в другую камеру.
Узнав о серьезной аварии в подвале, начальник следственного изолятора распорядился всех дисциплинарно наказанных вернуть в камеры, а Самошкина временно перевести в «отстойник» – одиночную камеру для вновь прибывших.
С особыми мерами предосторожности сотрудники СИЗО повели Самошкина наверх. По пути им попался осужденный-электрик, копающийся в распределительном щитке. Услышав приближение конвоя, электрик залез на стремянку и встал лицом к стене. Как только Самошкин поравнялся со стремянкой, электрик развернулся и нанес ему удар острозаточенной отверткой в голову. Бывший швейцар умер по дороге в тюремную больницу. Электрика заковали в наручники и привели к начальнику СИЗО.
– Послушай, Иванов, – сказал «хозяин», – у тебя был срок полтора года, до освобождения оставалось три месяца. Тебе не жалко свою судьбу ломать?
– Тут – или-или, – честно признался электрик. – Или я этого фраера кончу, или меня грохнут.
– Тебе за убийство лет пятнадцать дадут.
– Ну и что? – равнодушно пожал плечами осужденный. – В зоне «грев» мне будет обеспечен, как освобожусь, без поддержки братвы не останусь. Всяко лучше в зоне на почетном месте чифир пить, чем с удавкой в камере познакомиться.
Убийство Самошкина было ожидаемым событием и ажиотажа у нас не вызвало. Хоронили бывшего швейцара в воскресенье. За траурными мероприятиями мы организовали скрытое наблюдение и установили, что проститься с покойным приходил Закир Хайбуллин, лидер военно-патриотического крыла «Союза ветеранов Афганистана».
В понедельник в редакции газет, прокуратуру и областную милицию пришли письма без обратного адреса. В своем новом послании мифическая «Белая стрела» сообщала, что временно приостанавливает акции возмездия и переключается на поиск предателей в своих рядах.
– Хуже не придумаешь! – высказался по этому поводу Малышев. – Теперь на любом криминальном трупе можно оставить записку: «Казнен «Белой стрелой» как изменник» – и все, ищи-свищи, доказывай, что убитый никак не связан с нелегальным подпольем.
– По легенде «Белая стрела» – это наша организация, – заметил я. – Если мстители решили искать изменников в своей среде, то они должны убить кого-то из сотрудников милиции, а не человека со стороны.
– Откуда ты знаешь, кто в ней состоит! – раздраженно возразил Клементьев. – Вряд ли в «Белой стреле» одни менты. Без помощи со стороны им никак не обойтись. Вспомни пацана с тортиком, он что, у нас работал?
– Пацан – это расходный материал, живая бомба. В войну с помощью собак красноармейцы немецкие танки взрывали, а у нас…
– Вот именно, «у нас»! – перебил меня Малышев. – У нас-то кого из четверых взорвали? Пока мы не поймем, кто в «клубке» был истинной жертвой, мы не продвинемся ни на шаг.
В конце недели к нам в управление пришел Закир Хайбуллин. Для беседы с ним Малышев пригласил своих заместителей.
– Летом 1980 года я проходил службу в воздушно-десантном полку в должности начальника штаба батальона. Наша часть дислоцировалась в городке Файзабад на севере Афганистана, – по-военному сухо начал свой рассказ Хайбуллин. – В августе месяце к нам поступила информация, что через горные перевалы с территории Пакистана в район кишлака Джурм отправляется караван с оружием. На территории, подконтрольной нашей части, было шесть перевалов. Мы решили перекрыть их все двухэшелонными заслонами. На перевал Бадахшан-центр командир полка послал группу под руководством лейтенанта Авдеева, во второй эшелон заступил прапорщик Самошкин с десятью бойцами. Расстояние между группами было около пяти километров. В случае прорыва душманов Самошкин должен оставаться на месте, ждать мятежников на горной дороге. Общий замысел был такой: отряд лейтенанта сковывает основные силы противника, а в случае его прорыва Самошкин из пулеметов уничтожает остатки каравана. Позицию Самошкину определили на вершине холма, откуда хорошо простреливалась местность внизу.
Мы ждали караван два дня и вдруг получили сообщение от Авдеева, что в районе расположения Самошкина идет бой. Представьте карту горной местности. Перед вами шесть окон и шесть заслонов, все продумано и перекрыто, и – на тебе! – какой-то блуждающий душманский отряд напал с тылу, а не в лоб. Первая мысль – это отвлекающий маневр. Как только мы пошлем подкрепление Самошкину, враг ударит совсем в другом месте, и у нас не будет резерва перекрыть новую точку прорыва. Командир полка запросил поддержки у вертолетчиков, но у тех не нашлось свободной «вертушки», и группа прапорщика Самошкина осталась предоставленной сама себе. Помочь ей ни с земли, ни с воздуха мы не могли.
На прорыв душманы пошли не через перевал Бадахшан-центр, а по самому северному коридору. Мы без труда разгромили караван и приказали Авдееву выдвинуться на помощь второму эшелону. Дальше будет история грязная, малопонятная и запутанная, и будь Самошкин жив, я бы никогда не стал ее вспоминать. Что хотите обо мне думайте, но я служил с ним в одном полку, ел один хлеб, под одними пулями жизнью рисковал. У нас, у ветеранов Афганистана, свои понятия о чести и воинском братстве.
Когда Авдеев поднялся на вершину, обороняемую группой Самошкина, то обнаружил там такую картину: три бойца были убиты с небольшого расстояния, пять человек погибли в блиндаже при взрыве гранаты. Два бойца и сам Самошкин исчезли. Откуда наступал враг и как шел бой – не понять, накануне был сильный дождь, все следы смыло.
Авдеев приказал спустить тела убитых на «серпантин», а сам собрал образцы гильз вокруг поста и зарисовал место боя. Все дальнейшее расследование мы проводили по его схемам и со слов Самошкина. Он, неизвестно откуда, самостоятельно вышел на горную дорогу. Еще через день с гор спустился раненый солдат, фамилии которого я не помню.
Как показал на допросе в особом отделе Самошкин, враг подкрался к его посту с соседней высотки. Он и пять бойцов вступили в бой, а остальные пятеро, по непонятным причинам, взорвались в блиндаже. На собственной гранате подорвались. Потеряв трех человек убитыми в перестрелке, Самошкин принял решение отойти на другую позицию. Решение, прямо скажем, не самое лучшее, но в условиях скоротечного боя вполне допустимое. При отступлении Самошкин потерял из виду оставшихся солдат и дальше выбирался самостоятельно. Оставшийся в живых боец в целом подтвердил его показания.
Я с группой офицеров на вертолете облетел место боя и пришел к выводу, что если бы в группе Самошкина была налажена дозорная служба, враг незамеченным никак бы не смог к ним приблизиться. Но это мое мнение, а у командира полка сложилось свое: Самошкин смалодушничал и оставил обороняемую позицию. Командир дивизии, чтобы не выносить сор из избы, приказал Самошкина комиссовать из армии по состоянию здоровья, а оставшегося в живых солдата после лечения перевести для дальнейшей службы в Союз.
Один из убитых на перевале солдат был уроженцем нашего города. Его тело на Родину сопровождал Демушкин, служивший в нашем полку офицером разведки. На поминках солдата Демушкин напился и заявил его родне, что сын их вовсе не герой, а, скорее всего, был убит в перестрелке между солдатами на посту. Брат погибшего бросился в драку, но Демушкин так отделал его, что тот потом долго лечился.
Теперь обо мне и Демушкине. Мы с ним хоть и земляки, но в армии друг друга недолюбливали. Как-то раз я вышел с отрядом на перехват каравана с оружием. Маршрут, по которому мы двигались, разработали в штабе полка, рекогносцировку на местности проводил Демушкин. По его злой воле или по недосмотру не был учтен обвалистый характер склона горы на месте предполагаемого прохода каравана. Во время боя склон горы обвалился, и под камнепадом погибли несколько человек. Я в этом бою был ранен в голову и комиссован из армии. Демушкин прослужил в Афганистане до 1982 года и был уличен в контрабанде дефицитных вещей в Союз. С ним поступили так же, как с Самошкиным – нашли на медкомиссии язву желудка и списали в запас. Вот и все, что я могу вам рассказать о Самошкине и покойном Демушкине.
– Как фамилия солдата, тело которого сопровождал Демушкин? – спросил Малышев.
– Не помню, но в областном военкомате о нем должны быть сведения.
– Скажите, Закир Шамильевич, а что вы думаете о событиях на перевале? – задал вопрос я.
– Грустно говорить, но мое мнение такое: все в отряде Самошкина были пьяны и прозевали появление врага. Во время боя командир группы струсил и первым покинул обороняемую позицию. Увидев его бегство, двое оставшихся солдат также сбежали. Взрыв в блиндаже, скорее всего, – следствие небрежного обращения с гранатой.
– Вскрытие установило, что солдаты были пьяны накануне смерти?
– Никакого вскрытия не было. Тела погибших запаяли в цинковые гробы и отправили на Родину. В сопроводительных документах указали: «Погиб при выполнении воинского долга по защите рубежей Советского Союза».
– По гильзам экспертизу проводили?
– Нет. На месте боя не обнаружили трех автоматов и одного пулемета. С чем сравнивать?
– Самошкин вышел к своим без оружия?
– Он вышел с автоматом, а его боец – с пустыми руками. К солдату вопросов не было – он был ранен в плечо, потерял много крови и не мог нести оружие.
– У меня вопрос, – поднял руку Клементьев. – Восемь солдат были убиты, один нашелся, а где еще один?
– До сих пор не нашли. Он числится пропавшим без вести. По реалиям Афганистана тех дней солдат либо убит и тело его не найдено, либо попал в плен.
– У меня будет вопрос о вашей организации, – глядя Хайбуллину в глаза, сказал Малышев. – Сколько человек входило в «Сибирское объединение ветеранов Афганистана»?
– Около пятидесяти. Забудьте о них. После смерти Демушкина его сторонники, не связанные с криминалом, перешли к нам, остальные разбрелись кто куда. «Сибирского объединения ветеранов Афганистана» больше не существует, остался только наш союз. В этом году мы устроим перевыборы руководства и избавимся от всех сомнительных личностей. Пока был жив Демушкин, он не давал нам кворума на перестановки в руководстве, а сейчас мы наведем порядок.
После ухода Хайбуллина мы остались у начальника выкурить по сигарете.
– «Как причудливо тусуется колода!» – процитировал слова булгаковского Воланда Малышев. – В нашем «клубке» все больше и больше нитей, и каждая из них тянется в свою сторону.
– У вас появилась новая версия? – спросил я. – Некий брат ждал восемь лет, чтобы отомстить Демушкину за поруганную честь погибшего родственника?
– Ничего нельзя сбрасывать со счетов, все может быть.
– Я не верю в брата, – заявил я. – Взрыв, по-моему, был направлен на Шафикова. Сейчас у его дочери появился новый жених, по виду спортсмен. Через дочь, через дележ наследства можно прибрать к рукам кооператив Шафикова. Это раз. Теперь – два. Из всех упомянутых Ключниковым группировок только «Борцы», возглавляемые Задорожным, не пострадали во «Встрече». Сложим один и два и получим нить, ведущую через дочь Шафикова к Задорожному.
– Займись зятем Шафикова. Установи, кто он и откуда, – распорядился Малышев.
Жених дочери погибшего кооператора оказался просто здоровым парнем, а не спортсменом. Никакого отношения к противодействующим группировкам он не имел.
В конце месяца я проверял исполнение данных Малышевым поручений и увидел, что оперуполномоченный Симонов не опросил жильцов одной из квартир в доме напротив «Встречи». Я вызвал нерадивого сотрудника и устроил ему нагоняй.
– Участковый же по квартирам ходил, – оправдывался Симонов. – Зачем мне-то с каждым жильцом встречаться?
– У меня кто работает – ты или участковый? – задал я убийственный вопрос. – Чтобы к вечеру допрос был у меня на столе!
Сведения, полученные Симоновым, вновь запутали картину преступления. Допрошенная им свидетельница показала, что тридцатого декабря весь вечер просидела у окна, ждала задерживающегося с работы мужа. Непосредственно перед взрывом она видела, как к кафе подъехал легковой автомобиль, из которого вышли мужчина, одетый в куртку «аляска», и мальчик-подросток без верхней одежды. Никакие милиционеры ни с подростком, ни без него в кафе не входили.
– Почему ее раньше никто не допросил? – нахмурившись, спросил я.
– Она тридцать первого числа легла в больницу с острым аппендицитом и выписалась только сейчас, – ответил Симонов.
– Мужика в «аляске» она не запомнила?
– Нет. Когда он входил в кафе, то был к свидетельнице спиной, а как он выходил, она не видела, выключала чайник на плите. Автомобиль она описать не может, в машинах не разбирается.
«С пацаном в кафе заходил «тренер», – решил я. – Этот человек имел такую власть над Самошкиным, что тот предпочел в тюрьму сесть, лишь бы не выдавать его. Если секрет молчания швейцара ведет в Афганистан, то это дело дохлое, и упрется оно, скорее всего, в исчезнувшего солдата. А может, Афганистан тут совсем ни при чем, а «тренер» и Самошкин были сообщниками, каждый из которых исполнял свою роль. Пока мы не поймем, кто был главной целью убийц, ни Афганистан, ни дележ имущества Шафикова нам обстоятельств дела не прояснят».
