21

Разговор с директором верх-иланской школы Валентином Александровичем Клементьевым мог закончиться, не начавшись. Едва ли не с первых слов Клементьев-старший заявил:

– Я не знаю, что наобещал вам мой брат, но я в грязи копаться не собираюсь и вам не советую.

– Профессия у меня такая – в грязи копаться, – вяло возразил я.

У меня не было никакого желания идти напролом и убеждать одного из самых уважаемых людей в поселке пойти навстречу следствию. Не хочет говорить – ничего не поделаешь!

– Если у вас больше нет ко мне вопросов, давайте попрощаемся. – Клементьев вышел из-за стола, пожал мне руку и указал на дверь.

Я сделал пару шагов, остановился.

– Валентин Александрович, – я развернулся к нему, – у вас на первом этаже висит плакат «Пионер – всем ребятам пример». Странный плакат и странный призыв, вы не находите?

– Что в нем странного? – насторожился директор.

– Все школьники в Советском Союзе с 10 до 14 лет состоят в пионерской организации, кому они должны подавать пример, каким «ребятам»? Если пионеры должны подавать пример учащимся младших классов, то призыв должен звучать так: «Пионер – октябрятам пример!» Если призыв – это намек на старших товарищей, тогда: «Пионер – комсомольцам пример!»

– Зачем же все так утрировать. – Клементьев был смущен, он не понимал, куда я клоню. Ясно, что не в призыве дело. Точно такие же плакаты в каждой школе висят и ни у кого вопросов не вызывают.

– Вы сказали про грязь, Валентин Александрович, и я не знал, что вам ответить. Меня несколько лет назад на студенческой вечеринке уже спрашивали про грязь, но тогда я отшутился, мол, с детства люблю в грязи копаться: когда все дети в песочнице играли, я у лужи сидел. Наверное, трагедия моего детства в том, что меня неправильно воспитывали. Вырос бы я брезгливым человеком, работал бы сейчас балетмейстером, а преступления пускай бы кто-нибудь другой раскрывал.

Я вернулся на место за приставным столиком. Клементьев-старший молчал.

– Директором в нашем ДК работает Вячеслав Федорович Дегтярев, заслуженный человек, ветеран. Я ни разу в жизни не видел его без ордена Красной Звезды на груди. А за что он получил эту высокую награду? По большому счету – за то, что копался в грязи. Он агентурным методом раскрыл бандеровский заговор в лесоповальной зоне и подавил назревающий кровавый мятеж. Если бы Вячеслав Федорович вместо агентурной работы занимался болтовней или развешивал на стенах идеологически правильные лозунги, вас с братом сейчас бы не было в живых. Кухонным ножичком вы, Валентин Александрович, от озверевших эсэсовцев бы не отмахнулись.

– Будьте любезны, объясните мне ваш выпад про пионеров, – ледяным тоном потребовал Клементьев.

– Призыв на плакате был актуален на заре советской власти, когда пионерское движение еще не охватило всех подростков. Вспомните фильм «Кортик»: здесь – пионеры, там – хулиганы, противостояние, перевоспитание. Пионеры всюду суют свой нос, и никто не говорит им: «Ребята, в грязи копаться нехорошо, можно заразу подхватить». Вся страна с те годы была одной большой помойкой, какая уж тут гигиена! Все в грязи – от мала до велика, и пионеры, и хулиганы. С тех пор прошло много лет, жизнь поменялась: человек полетел в космос, люди стали чистить зубы по утрам, вот только раскрывать преступления, не копаясь в грязи, до сих пор еще никто не научился. Я все равно докопаюсь до правды, и, если вы не хотите, чтобы случайные брызги грязи полетели на ваших учителей и учеников, примите удар на себя. Так будет честнее. Педагогичнее.

– Что вы понимаете в педагогике! – возмутился он.

– Я – ничего не понимаю. Педагогом надо родиться, надо любить детей, понимать их психологию. Пока я ждал вас на перемене, мимо меня прошлись туда-сюда две девушки-старшеклассницы. Скажу вам честно, они вогнали меня в краску. Я не знал, как себя вести… Если бы эти девушки повстречались мне вечером, скажем, на площади возле ДК, я расценил бы их многозначительные улыбки как приглашение к легкому флирту. Но здесь, в школьном коридоре? Где та грань, которая отделяет сформировавшуюся в физическом плане девушку от ученицы с дневником в портфеле? Я не знаю. С другой стороны, сколько я ни общался с молодыми воровками, я всегда видел в них преступниц, а не симпатичных девчушек. У меня своя профессиональная отсечка, у любого из педагогов – своя. Но вдруг происходит нечто – и ученица рожает от учителя. Как это могло произойти и почему для Анатолия Седова такое непедагогичное поведение не имело никаких последствий? Я видел вчера на похоронах сына Нели Паксеевой. Он, кстати, не у вас учится?

Клементьев вздохнул.

– По согласованию с районо он ходит в другую школу, во вторую. Далековато, конечно, но ничего не поделать. А насчет Анатолия Сергеевича – тут вы не правы.

– Как же не прав, Валентин Александрович? Неля Паксеева забеременела от Седова в восьмом классе. Это очевидный факт, я вчера воочию видел результат их «любви».

– Этот разговор останется между нами? – Клементьев достал из стола пепельницу, приоткрыл окно, закурил. – Неля Паксеева к восьмому классу психологически перешагнула через этап подростковой стеснительности. Некоторое отставание в умственном развитии подтолкнуло в ней тягу к самореализации в половой жизни… Сейчас постараюсь вам объяснить.

Он достал лист бумаги, нарисовал круг, разделил его на четыре части.

– Подросток в четырнадцать лет имеет широкий круг интересов, это как раз тот возраст, когда ученик познает ранее скрытые от него стороны жизни. Условно внутренний мир подростка состоит из учебы, быта (сюда входит общение со сверстниками, работа по дому, игры во дворе), сексуального и общего интеллектуального развития. Как только у Нели с учебой и интеллектуальным развитием наметилось отставание, так тут же их место занял секс. Природа не терпит пустоты. Если в этом круге сокращается сектор учебы, то его место займут смежные области. Есть обратные примеры – дети, полностью отдающие себя учебе или творчеству, вопросами, касающимися половых отношений, практически не интересуются.

Клементьев заштриховал четвертинки в нарисованном круге, стрелками показал их смещение в соседние сектора. Наглядно получилось, доходчиво. Я даже стал прикидывать: а чем же у меня была забита голова в четырнадцать лет?

– Дети в поселке с раннего возраста знают, как происходит процесс зачатия, – продолжил он. – Практически в каждом подворье есть домашние животные. Откуда берутся котята и телята, ребятне разъяснять не надо. Любая школьница в шестом-седьмом классе знает… В теории, конечно, знает… Но не об этом речь – между теоретическим и практическим знанием есть громадный разрыв. Большинство девочек в четырнадцать лет очень осторожны в половых экспериментах, им есть чем заняться на досуге. А вот если нечем, если ни учеба, ни книжки девочку не интересуют, то она в четырнадцать лет превращается в молодую женщину, для которой первый половой акт – это вопрос времени и места.

Мир девочки-подростка сложен. На каком-то этапе девочкам свойственно влюбляться в мужчин, которые кажутся им авторитетными и, как следствие, мужественными и красивыми. Для кого-то это киноартисты, а для кого-то – реальные люди, зачастую мужчины-учителя в родной школе. В подавляющем большинстве случаев детская влюбленность ограничивается внутренними переживаниями, иногда она обретает форму анонимных записочек, странных подарков. У Нели Паксеевой стадии детской наивной влюбленности не было, она с самого начала желала «взрослых» отношений. Сейчас я вам скажу убийственную вещь: она в четырнадцать лет хотела стать матерью, она ляльку хотела, не игрушечную, а настоящую. Она хотела стать женщиной – ходить в женскую консультацию, обсуждать с молодыми мамашами, где достать ползунки, чем лечить ветрянку. Так за что Анатолия Сергеевича гнать с работы? Поверьте мне, он ей юбку не задирал, скорее, это она ему штаны расстегивала.

– Не можешь удержаться от соблазнов – не работай в школе.

– Не надо судить так строго. – Клементьев был настроен защищать своего подчиненного до конца. – Каждый имеет право на ошибку… При определенных обстоятельствах.

– История с Нелей Паксеевой в принципе очень заурядная. Если бы она забеременела от плотника или агронома, плевать бы всем было на ее беременность. Валентин Александрович, у них кто кому жениться предлагал?

– Неля, к чести ее будет сказано, никогда ни одному человеку не говорила, от кого у нее ребенок. Анатолий Сергеевич тоже отрицал, что у него была близость с ученицей. Слухи об их отношениях появились как-то сами собой. Юрий Иосифович, когда присмотрелся к внуку, потребовал от Седова жениться, тот категорически отказался. По-житейски его понять можно: он ее не совращал, неосторожен был – тут да, тут виноват.

– Мне кажется, Неля Паксеева не так проста, как все о ней думают.

– Она ни в коей мере не простушка и не глупышка. В бытовом отношении она – обычная женщина. В школе не хотела учиться – что поделать! Не она одна такая. До восьмого класса мы всех дотягиваем, если нет явных психических отклонений. Ваню Огородова знаете? Он, когда в шестом классе учился, сказал: «Мне математика нужна, чтобы только деньги после зарплаты считать да на бутылку заначку делать». Но Ваня хоть делал вид, что учится, а Неля даже видимости создавать не хотела. А так и Неля, и Ваня – одного поля ягоды.

– Давайте поговорим о вашем детстве.

Клементьев заулыбался:

– Учился я хорошо, уроки не прогуливал, портфелями на переменках не дрался. Портфелей ни у кого не было. Учебников тоже не было.

– После событий 1949 года оружия много по поселку гуляло? Пацаны бандеровские схроны находили?

– Было дело в самом начале! Летом. Осенью солдат нагнали, и они прочесали все леса, миноискателями землю прозвонили. Прошло лет шесть, все уже стали забывать о тайниках, как один мужик схрон с оружием и деньгами нашел. Брат не рассказывал?

– Рассказал. Я только не понял, откуда в милиции стало известно про деньги?

– В тайнике была опись содержимого. Мужик наш немецкого языка не знал, на столбики цифр внимания не обратил, а в милиции нашлось кому перевести. Хорошо хоть не посадили, общественным порицанием отделался.

– Валентин Александрович, а что, действительно были таблетки, которые подавляют страх?

– Таблетки были двух видов – белые и розовые, больше о них ничего не знаю: ни как называются, ни из чего состоят. Действовали они так: от белой таблетки усталости нет, и можешь сутками напролет любую работу выполнять, а розовая таблетка притупляет чувство опасности, дает небывалую решительность. У нас один паренек уже в начале шестидесятых годов поехал от района на областные соревнования по легкой атлетике. Перед забегом на дальнюю дистанцию проглотил белую таблетку. Забег не выиграл, но к финишу прибежал не запыхавшийся, не уставший, хоть сейчас на новый круг направляй. Устроители забега почуяли подвох, парня с соревнований сняли и домой отправили. А розовую таблетку, – Клементьев оживился, повеселел, – розовую я сам лично пробовал. Выпьешь такую таблеточку, и чувство реальности меняется: под ее воздействием не побоишься из кузнечного горна раскаленную добела железяку голыми руками взять. Я, грешным делом, до армии за одной девицей ухаживал и все никак не мог ей в своих чувствах признаться. Выменял у пацанов таблетку, проглотил и пошел на свидание. По пути встретил одну вдову и целые сутки у нее прожил. Мать в шоке была, а вдова ничего так, еще заходить звала, подругам меня нахваливала. Говорит: «Я вначале не хотела, упиралась, но он такой настойчивый молодой человек, под его натиском никакая женщина не устоит». Знала бы она, что я без таблетки и близко бы к ней подойти побоялся.

За дверью прозвенел звонок. Через минуту коридор наполнился детскими голосами, топотом, визгом, учительским окриком. Перемена. Я попрощался с директором и пошел на встречу с Трушкиным.

Николай Анисимович поджидал меня в компании двух приятелей-ветеранов. Старики на кухне распивали водку. Хорошенькое начало для конфиденциальной беседы!

– Юрия Иосифовича поминаете? – спросил я.

– Типа того. Ты садись, Андрей Николаевич. Рюмочку не пропустишь? Ты не голодный?

– Есть не хочу, спиртного тем более не буду. У меня вечером важная встреча, так что даже пробку от бутылки к лицу не поднесу.

– Смотри, Андрей Николаевич. – Трушкин рукой обвел выпивку и закуску на столе. – Сели мы по-стариковски распить бутылку на троих. Сам академик Менделеев говорил: «Хочешь выпить для души, раздави пузырь на троих – это самая правильная доза, научно обоснованная».

– Коля, – прервал его один из ветеранов, – ты время не тяни, парень ведь не затем пришел, чтобы твои байки про Менделеева выслушивать!

– «Пузырь». Слово запомнил? – Трушкин пальцем показал на бутылку. – Все мы в Сибири говорим: «Сгоняй за пузырем», «Без пузыря к нему даже не подходи». Человек пришлый, скажем, с Дальнего Востока, вначале не поймет, о чем речь, но когда ему выпить предложат, сразу же обо всем догадается. Знавал я одного парня из Хабаровска, у них распить бутылку на троих называлось «раскатать баллон». Все усек? Теперь слушай: Юрий Иосифович Паксеев на окопном жаргоне ни фига не фурычил. Он близко к передовой не подходил и, как на «солдатском языке» называется «отхожий ровик», не знал. Вот так-то!

– Вася Седов его первый расколол, – заметил старик Новоселов. – Вася в плен попал в 1942 году, не в первое «власовское» наступление, а во второе. Там, под Ленинградом, два раза пытались лбом стену прошибить, да оба раза неудачно. Так вот, Вася с ним как-то потолковал и говорит: «Паксеев – не окопник. Под Ленинградом он в войсках стоял, а на передовой не был». Юрий Иосифович как про это узнал, так и начал на Седова да на Антонова бочку катить, что они в плену были.

– Дело прошлое. – Трушкин вытряхнул папироску «Север», чиркнул спичкой о конфорку электроплитки, закурил. – Выпивал я как-то с Паксеевым, и он мне проболтался, что, мол, в войну под Ленинградом военные склады охранял, а уж потом, году так в 1943-м, на передовую попал. А знаешь, чем он на передовой занимался? В штабе дивизии связистом был. Он, по сути, фронта как такового и не видел. До штаба дивизии снаряды не долетают.

– Как же вы его тогда председателем совета ветеранов избрали, если он на передовой не был?

– Его никто не избирал, – усмехнулся Трушкин, – он сам себя назначил. Съездил в областной военкомат и привез бумагу, что он теперь у нас самый главный. Только ты пойми, Андрей Николаевич, должность эта, председательская, она ведь никому не нужна. Это же общественная должность, за нее зарплата не идет. Ты знаешь, кто такой активист-общественник? Это человек, у которого постоянно в заднице что-то свербит, и он на месте усидеть не может. Мне так такая должность даром не нужна. Меня раз в году от военкомата поздравили, пионеры открыточку вручили – и хорош! А если для души – то друзья есть, посидеть, былые времена вспомнить. Мы вот тут промеж собой хоть о чем можем потолковать, меж нами цензуры нет. Про тот же Ленинград…

– Коля, какой ты болтун, мать его! Что тебя все время не туда тащит? – одернул Трушкина Новоселов. – Рассказывай парню, зачем позвал, а про Девятое мая и без тебя все знают.

– В Ленинграде во время блокады был страшный голод. – Трушкин взял со стола полбуханки хлеба, протянул мне. – Вот за такой кусок в блокадном Ленинграде могли убить не задумываясь. Хлеб, особенно в первую блокадную зиму, в Ленинграде был гораздо дороже, чем золото. Колечком с бриллиантом сыт не будешь, а жрать там было нечего.

Трушкин вернул хлеб на стол, снова закурил.

– В Ленинграде не все голодали. Кто-то имел доступ к распределению продовольствия, а кто-то грабил и убивал и тоже голодным спать не ложился. Мародеров расстреливали на месте… Не надо на меня так смотреть, сейчас я суть расскажу. Короче, сидим мы с Паксеевым, выпиваем, и он говорит, что когда склады охранял, то они на хлеб, консервы и керосин чуть ли не килограмм золота наменяли. Было их на складе три друга, и начальник с ними был в доле, и все они погибли при бомбардировке, склад сгорел, все золото у Паксеева осталось. Вот такой разговор был между нами.

– И что с того? Он что, золото с собой всю войну в котомке носил? – спросил я.

– А зачем носить? Закопал, а потом, когда понадобилось, съездил и откопал.

– Мало ли что Паксеев навыдумывал! Килограмм золота, что с ним делать?

– Слушай дальше! Как-то играют во дворе моя дочь и Неля Паксеева. «Секретики» из фантиков делают. Неля говорит: «У нас целая банка с золотом на огороде зарыта». Я подождал немного, когда они в дом зайдут кукол нянчить, подошел и спрашиваю: «Неля, а велика ли банка у вас с сокровищами на огороде спрятана?» Она мне совершенно серьезно показывает на трехлитровую банку: «Вот такая, доверху колечками полная!» Была бы она поумнее, промолчала бы, а так что с нее, придурковатой, возьмешь? Она все секреты, какие знает, выболтает – не со зла, а по простоте душевной.

– Банка с золотом, – призадумался я. – Неля – источник ненадежный. Ребенок, могла выдумать.

– А ты дальше послушай! – Трушкин разлил водку по стопкам, жестом предложил гостям выпить, не дожидаясь его. – Жил Паксеев скромно до поры до времени. Потом, году так в шестьдесят пятом, съездил в город и приехал с пачкой денег. Говорит: «Наследство получил». На эти деньги он дом отстроил и детей поднял. Еще время прошло. Три года назад у него сын женился. Юрий Иосифович ему «Волгу» на свадьбу подарил. На какие шиши, спрашивается? Знаешь, сколько новая «Волга» стоит? Ты до пенсии на нее не скопишь, даже если одним черствым хлебом питаться будешь. А он купил!

– А теперь, Андрей Николаевич, – старик Новоселов выпил, отер губы рукавом, – теперь слушай самое главное. Пришел я в райисполком по делам, а там Нелька Паксеева с подружками лясы точит. То-се, она им и говорит: «Вы не думайте, что папа Сергея больше, чем меня, любит. Он мне на свадьбу тоже «Волгу» подарит!» Подружки посмеялись, а смеяться-то нечему. Если банка с золотом была, то он половину на сына истратил, а половину мог дочери оставить.

– Если вы намекаете на убийство Паксеева из-за этой банки с золотом, то какой смысл убивать папашу, когда можно просто на его дочке жениться?

– Наше дело тебе информацию подкинуть, а уж что да как – это ты сам решай! – засмеялись старики. – За тебя бы Юрий Иосифович дочку не отдал. Ему хозяйственный зять был нужен, работящий. А с тебя, мента, какой прок? Ты целый день на работе, ни в огороде покопаться, ни забор поправить – ни на что не приспособлен!

– Зато я умный, я мультфильм про Архимеда помню!

Мужики не поняли, какое отношение мультфильм может иметь к их рассказу, а я ничего не стал пояснять.

От Трушкина я прямиком пошел в библиотеку. Наталья, видя, что мне не до любезностей, без лишних разговоров принесла два справочника. Я попросил у нее листок бумаги и высчитал: «1 литр воды – это 103 кубических сантиметра. Объем трехлитровой банки – 309 кубических сантиметров. Удельный вес золота – 13,5 грамма на сантиметр кубический. В трехлитровую банку войдет 4171 грамм золота. Часть объема займет пустота между кольцами. Предположим, что в банке поместится только половина золота от теоретического объема. Итого, Паксеев мог хранить в огороде примерно 2 килограмма золота в ювелирных изделиях.

Архимеду в мультфильме озарение пришло, когда он окунулся в ванну и по вплеснувшейся воде понял, как высчитать удельный вес золота. Я произвел подсчеты по справочникам – вот что значит жить в двадцатом веке! Все нужное уже до тебя открыли и в книжках записали.

Килограмм золота – сколько это стоит?

В райотделе я отыскал начальника БХСС. Он разъяснил:

– Грамм золота 583-й пробы в ювелирном изделии в магазине стоит 50 рублей. Обычное обручальное кольцо весом 2,5 грамма стоит 130 рублей. С рук на руки у тебя его купят рублей за 60–65. Скупают золото подпольные ювелиры, зубные техники и цыгане. За риск они снимут свой процент, но рублей по 25 за грамм ты покупателя найдешь. Если будешь продавать оптом большую партию, скажем, граммов сто, то можешь накинуть рубль-два за грамм.

– Почему накинуть, оптом же всегда дешевле? – поинтересовался я.

– Купля-продажа золота – это всегда нелегальная операция, это риск. При большой партии риск быть пойманным снижается, следовательно, цена товара возрастает. Но, Андрей, есть одно «но» – сто граммов золота ты никогда продавать не станешь. Такова природа человека. Если у тебя есть одно колечко, ты можешь его продать, пропить, обменять или подарить. Если у тебя десять таких колец, то на продажу ты их выставишь только в самом крайнем случае, когда вопрос будет касаться жизни и смерти. Если у тебя сто колец, ты их не продашь никогда, даже если с голоду подыхать будешь! Ты будешь перебирать колечки, чистить их, взвешивать, прикидывать, сколько за них получишь, но расставаться с ними никогда не решишься. Это называется «магия золота». Знаешь арию «Люди гибнут за металл»? За него, родимое, за золото. За его блеск и вечное сияние. Кстати, а с чего это ты золотом заинтересовался, это же не твоя тема?

– Еще в городе у меня была кража золота. Сейчас что-то вспомнил, думаю, а за сколько воры могли кольца продать?

– Бери половину магазинной цены, не ошибешься.

Придя в кабинет, я прикинул, что если в банке осталось треть от первоначального объема, то это в нынешних ценах – не менее пятнадцати тысяч рублей. На новенькую «Волгу» точно хватит, еще и на кооперативную квартиру в городе останется.

Три года назад в семье Паксеевых было два события: сын женился, а к дочери посватался учитель. Анатолия Сергеевича Юрий Иосифович послал куда подальше, и осталась Неля без мужа, но с зарытым на огороде богатым приданым.

Наступил вечер, на улице потемнело. Я закончил работать с бумагами, забрал из сейфа колготки и пошел к Инге. После убийства Паксеева я с ней не виделся, так что нам было о чем поговорить.

– Еще раз вспомни, – спрашивал я Ингу, – кто-нибудь мог слышать, как вы договариваетесь встретиться в ДК?

– Клянусь тебе, никто рядом не стоял! Я уже сама об этом думала, но ничего на ум не приходит. Мы о встрече здесь, у меня в комнате, договорились еще в четверг. Здесь же никто не может подслушать?

Перед уходом я достал колготки.

– Инга, я никогда в своей жизни не дарил женщинам подарки. Никогда, ни одной. Матери всякую мелочь дарил на Восьмое марта, но это не считается. – Я протянул ей упаковку с надписями на английском языке. – Это фирменные японские теплые колготки, мой подарок тебе. Колготки эти, по моей просьбе, купили за чеки в валютном магазине «Березка» в Новосибирске. Стоят они двадцать пять рублей.

Инга взяла подарок, я обнял ее, чмокнул в щеку и на ушко зашептал:

– Я уверен, никто тебе таких подарков за твою жизнь не делал, и ты запомнишь сегодняшний день навсегда. А если станешь забывать, то возьмешь в руки колготки и вспомнишь меня.

Я обхватил ее лицо ладонями, нежно чмокнул в губы. У Инги на глазах выступили слезы, она расчувствовалась: девочке, родившейся и выросшей на городской свалке, – такой подарок! Ни у кого в поселке таких колготок нет и никогда не будет. Ни один мужик не позволит жене купить колготки по цене пяти бутылок водки.

Я немного отстранился от Инги, чтобы лучше видеть ее глаза.

– Инга, запомни, что я сейчас тебе скажу. Если ты еще раз перейдешь мне дорогу, я тебя, падла, этими колготками удавлю и в гроб их тебе положу, чтобы ты и на том свете про меня помнила. Запомни, второй раз я тебя предупреждать не буду. Предашь меня – я тебя, как таракана, раздавлю, только панцирь хрустнет.

Инга высвободилась из моих рук, сделала назад два шага и уперлась спиной в стену.

– Не делай глупостей, не оставляй ребенка сиротой. Носи колготки и помни про меня.

Она заплакала, ребенок, глядя на нее, заревел в голос.

Я вышел на улицу. К ночи распогодилось. На небе высыпали крупные сентябрьские звезды. Они были рядом, над крышами домов – рукой достать можно.

– Вот так-то! – сказал я звездам.

В ответ у соседнего барака залаяла собака.

На другой день весь Верх-Иланск знал, что я подарил Инге Сурковой невиданной красоты японские колготки за пятьдесят рублей. Марина спросила: «Это правда?» Я кивнул головой. Она собралась и ушла к родителям.