10
В ночь с субботы на воскресенье Мирошниченко был госпитализирован в областную больницу с сердечным приступом. Исполнять его обязанности стал сорокашестилетний второй секретарь райкома партии Александр Голубев. К ветеранам войны он не испытывал ни малейшего пиетета, для него они были не более чем занудливые пенсионеры, которым постоянно что-то надо.
В понедельник Голубев провел совещание с руководителями партийных и хозяйственных органов района.
– Наша главная задача, – объявил он, – это уборка урожая. С сегодняшнего дня всех, кто не занят на предприятиях с круглосуточным циклом работы, кто не обеспечивает жизнедеятельность и поддержание правопорядка в районе – всех в поля на помощь селянам! Школьников – в подшефные совхозы, совслужащих – на овощебазы и овощехранилища. План по уборке сельскохозяйственных культур мы обязаны выполнить во что бы то ни стало! Все силы на село! Чтобы ни одного бездельника в поселке я не видел! Гордеев!
Начальник милиции встал.
– Если кто-то по поселку будет во время уборочной кампании ходить «руки в брюки – хрен в карман», я думаю, ты знаешь, как надо поступить. Сергей Алексеевич!
В зале встал председатель Верх-Иланского районного суда.
– Пока у нас идет уборочная страда, не надо никаких штрафов. Всем мелким хулиганам по пятнадцать суток – и на отработку на овощебазу.
– За выполнением плановых работ на селе мы не должны забывать о частных подворьях, – продолжил Голубев. – На период с 15 по 18 сентября синоптики прогнозируют хорошую сухую погоду, дальше могут зарядить дожди. Я предлагаю субботу, 17 сентября, объявить всеобщим днем уборки картофеля. Занятия в школах в этот день отменить. Руководителям всех рангов обеспечить работников транспортом для выезда в поля. На вывоз урожая мобилизовать весь грузовой автотранспорт в районе. Запомните, товарищи! Картофель – это второй хлеб в Сибири. Если мы не можем каждому труженику вдоволь дать мяса и фруктов, то мы обязаны оказать ему посильную помощь в уборке урожая. Картофелекопалки, автобусы, грузовики – это наша забота.
Вернувшись с совещания, прокурор района вызвал следователя.
– Михаила Антонова – освободить, обвинение ему не предъявлять. Я считаю, что в настоящий момент у нас нет доказательств его вины в совершении убийства Сыча. Показаниям Сурковой я не доверяю. В момент убийства в подсобном помещении сидели шесть человек, но только она одна слышит шаги Антонова. Я думаю, что ее показания – это следствие межличностных интриг. Всем известно, что Лаптев скоро породнится с Антоновым, вот она и злобствует.
– Новый босс давить не будет? – уточнил следователь.
– Новый руководитель района не склонен принимать скоропалительные решения. В нашу деятельность он вмешиваться не станет.
– Антонов не начнет жаловаться, что двое суток в «клетке» отсидел?
– Он десять лет за здорово живешь отсидел и никуда жаловаться не стал. Гордец, мать его!
В понедельник после обеда Михаила Антонова освободили. Весь вечер я ждал визитеров, но никто из его семьи не пришел поблагодарить меня за участие в освобождении отца. Ладно, сам Михаил Ильич по жизни нелюдимый человек, бирюк, но Наталья, она-то могла забежать, спасибо сказать. Или Петра послали бы с бутылкой. Как-то не по-родственному получилось.
Ну и черт с ним! Нет так нет – я на благодарность не набиваюсь. Хотя от Натальи я такого не ожидал.
«Что за люди, – думал я, рассматривая прохожих за окном, – как прижмет, так их дочка у меня на крыльце зареванная стоит: «Помоги!» А стоило чуть-чуть отпустить, как про меня все забыли. Так и хочется сказать: приткнетесь же в голодный год! Следствие-то еще не закончено, всяко может повернуться».
На другой день я не выдержал, взял словарь и пошел в библиотеку.
На крыльце ДК стояла разношерстная компания мужчин и женщин, одетых в походно-рабочую одежду. Наталья была в платочке, куртке-штормовке, на ногах резиновые сапоги. Она о чем-то весело болтала с уборщицей Хорошеевой. Заметив меня, сбежала с крыльца, приветливо улыбаясь, поздоровалась.
– Вы книжку принесли, Андрей Николаевич? Вовремя! Мы через полчаса в совхоз уезжаем на две недели. Всех-всех, кто в ДК работает, отправляют на картошку. Одни вахтерши и пенсионеры в поселке останутся. Пойдемте наверх, пока время есть, я оформлю книгу.
Мы поднялись в библиотеку. Наталья быстро нашла формуляр на словарь, сделала отметку, что я сдал книгу. Через неприкрытые двери библиотеки послышались возбужденные юношеские голоса. Матерясь, как взрослые, двое старшеклассников пронесли по коридору тяжелый письменный стол.
– У вас кто-то переезжает? – спросил я.
– Паксеев теперь будет в музее боевой славы сидеть. Соседом моим станет.
– У него же в райисполкоме логово было?
– Голубев у него кабинет отобрал. Сказал, что для председателя ветеранского движения в поселке самое место – в музее, а заодно штатную единицу директора музея сократил.
– Какое падение для Юрия Иосифовича!
– Почему же падение? У него в райисполкоме кабинетик-то был крохотный, один стол едва помещался, а сейчас – два просторных зала, в футбол играть можно.
– Пока он сидел в райисполкоме, был как бы представителем власти, а сейчас Паксеев скатился на уровень массовика-затейника: раз в год организовал возложение цветов к памятнику – и гуляй, Вася! Книжки читай, пыль с музейных экспонатов стирай. Уборщицу Суркову почаще к себе вызывай. Она, кстати, с вами не едет?
– У нее ребенок маленький, она в поселке остается. Новую книжку брать будете? – улыбнулась Наталья. – Тогда пойдемте, а то автобус без меня уедет.
У выхода из библиотеки Наталья остановилась, носком ноги прикрыла дверь, шагнула ко мне.
– Вчера я не могла прийти к вам…
Она привстала на цыпочки, обхватила мою шею руками и поцеловала меня в губы страстно, но неумело. Я хотел поцеловать ее в ответ, но Наталья высвободилась и открыла настежь дверь.
– Никому об этом не рассказывайте, Андрей Николаевич. Пускай это будет нашей маленькой тайной, хорошо?
– Побольше бы таких тайн!
– А как же моя сестра? – лукаво улыбнулась Наталья.
«Улыбка у нее как у Чеширского Кота, имеет сто оттенков: от холодно-официального до маняще-теплого. Она играет со мной, как кошка с мышкой, а я с каждым днем все больше и больше вязну в этом болоте, и что самое интересное, не хочу из него выбираться».
– Осторожнее несите! – раздался голос Паксеева из холла.
Наталья закрыла дверь на ключ, еще раз улыбнулась мне и пошла по коридору. Я – за ней. Навстречу нам шли несколько старшеклассников. У идущего впереди щупленького пацана в руках был большеголовый гипсовый бюст Ленина. Со стороны парнишка с бюстом смотрелся забавно: голова у гипсового Владимира Ильича была раза в два больше, чем у мальчишки.
За школьниками, подгоняя их и контролируя, шел Паксеев. Здороваться со мной он счел излишним. Если бы я не работал в милиции, то, ей-богу, качнул бы ему адреналину в кровь. Отозвал бы его в сторону и шепотом, как заговорщик, сказал: «Юрий Иосифович, тут вот какое дело – я от Инги гонорею подхватил. Вы бы сходили к врачу, проверились…»
У крыльца ДК уже стоял автобус. Наталья подхватила туристический рюкзачок, шмыгнула внутрь, села у окна, помахала мне рукой. Я сдержанно кивнул на прощание и пошел на работу.
– Андрей Николаевич! – донеслось мне вслед. Я обернулся. Наталья высунулась в форточку автобуса: – Марина в понедельник приезжает. Встречайте ее!
«Как я ее встречу, если из города каждый день приходит по пять рейсов? Целый день на автостанции торчать буду? Марина не маленькая девочка, дорогу до дома сама найдет».
Автобус умчал Наталью в отдаленный совхоз. Моя жизнь в поселке вошла в прежнее спокойное и размеренное русло. Потянулись серые однообразные дни, расчерченные по формуле: работа-дом-работа. Вечерами, попивая чай у окна в неуютной, лишенной женского тепла комнате, я размышлял.
«Почему нас не отправляют в совхоз? Сидел бы там после ужина у костра: бутылочка по кругу, гитарный перезвон, жарящийся на прутике хлеб, Наталья в куртке-штормовке… Это бред, самый настоящий! Я сам не знаю, что хочу. Я, кажется, опять начинаю сходить с ума в этом поселке. Так ведь не должно быть: я жду одну сестру, а мечтаю о другой! Приедет Маринка и поселится у меня, а я по ночам буду видеть, как целую Наталью? Какое-то раздвоение личности. Нет-нет, это не психопатология, это «эффект замкнутого пространства» играет со мной в свои дурацкие игры. В замкнутом пространстве Верх-Иланска я, как бильярдный шар, скачу от борта к борту: Инга-Маринка-Инга-Наталья. Сейчас одно звено, Инга, выпало, но легче-то не стало! Теперь мне надо либо определиться с сестрами, либо поискать в ограниченном круге поселковых девушек новую зазнобу. Зачем еще одну? Затем, что Маринка жить в Верх-Иланске не собирается, а я неизвестно сколько тут проторчу. Мне нужна душевная и физическая отдушина. Наталья на эту роль не подходит. Я чувствую, что если отношения с младшей Антоновой перейдут от стадии улыбок к разбросанным по комнате вещам и дурманящему шепоту «Не надо!», то Маринка станет мне не нужна. Но как будущая жена Маринка меня вполне устраивает, а вот какая Наталья хозяйка и будет ли она меня любить, это неизвестно. А как отнесутся ее родители к перемене невесты?
Мне надо в город. Мне надо хоть ненадолго вырваться из замкнутого пространства, пройтись по широким улицам, съесть мороженое в бумажном стаканчике, поглазеть по сторонам. Город! В нем тысячи тысяч молоденьких привлекательных девушек. В нем все пропитано женской красотой и любовью. Там мои мозги быстро встанут на место, окрепнут, и тогда можно назад возвращаться».
