Глава 10

Какая ужасная история

Балти проснулся под хлопанье крыльев летучих мышей. Он ахнул, потом вспомнил, что находится в месте, где следует ожидать появления летучих мышей, а именно в пещере.

Он сел. Ханкс у входа в пещеру поддерживал огонь в небольшом костерке. Они наконец-то сделали привал после двадцати четырех часов в седле, как раз когда край неба порозовел. Сейчас солнце садилось. Балти проспал весь день. Он вспомнил слова Ханкса: отсюда не более полудня пути до Хартфорда, который Ханкс называл также «Хооп» (Балти не запомнил почему).

– Я дам вам поспать. Нет необходимости ехать в темноте. Мы выедем в Хооп с первыми лучами зари.

– Так мы едем в Хартфорд или в Хооп? Хотя мне все равно.

Ханкса, кажется, забавляло, что Балти дуется.

– Хартфорд, Хооп. Называйте как хотите. Хооп – старое имя. Так назвал форт Адриен Блок, голландец. «Дом надежды» – Хёйс де Хооп. А Хукер переименовал его в честь английского города, где сам родился. Здесь большинство мест носит уже второе имя. Третье, если считать индейские названия. По справедливости надо бы. Здешнее племя, подунки, зовет это поселение «место черной речной грязи». То есть участок плодородной земли. А теперь оно зовется в честь английского городка. Может, когда-нибудь вы, французишки, переименуете его в Новый Париж.

– Я не француз. Я англичанин.

– Я собирался подстрелить какой-нибудь дичи на ужин, но заснул. Вот. – Он швырнул Балти мешочек сушеных фруктов.

Пещера была просторная, с высокими сводами. Вход располагался на крутом склоне примерно в сотне футов над землей. Ханкс был здесь как дома. Впрочем, он, кажется, везде был как дома.

Балти подошел к Ханксу и сел рядом. Зев пещеры смотрел на лес, где оглушительно трещали птицы, устраиваясь в сумерках на ночлег.

– Здесь можно спрятаться от этих… как вы их назвали? Кулуары?

Ханкс хрюкнул от смеха:

– Я полагаю, в кулуарах удобно прятаться от кугуаров.

Он жевал сушеные фрукты и оглядывал пещеру, пронзенную лучами умирающего солнца.

– Здесь однажды укрылась влюбленная пара, – сказал Ханкс. – Лет тридцать назад? Да, тридцать. Видите вон там, где вы спали, на камнях темное пятно? Там как раз он и умер. Пятно – это его кровь. Это все, что от него, бедняги, осталось.

Балти передернуло:

– Могли бы и предупредить.

– Вы уснули вроде как внезапно.

– Кто же он был?

– Петер. Петер Хагер. Ваших примерно лет. Голландец, из экипажа «Беспокойного» под командованием Блока. Он влюбился в дочь сахема подунков. Принцессу. У нас тут, знаете ли, тоже есть принцессы. Вуннектуна. Для краткости – Некту. Говорят, что она была очень красива. Петер хотел на ней жениться по христианскому обряду, как положено. И они отправились в Бостон. Но там его арестовали за нарушение дня Господня и посадили в колодки. Некту умудрилась его освободить, и они бежали в леса, точно как мы с вами. За ними была погоня, и один из преследователей упал, ударился головой о камень и умер. Так Петер и Некту стали убийцами… Они добрались до форта Хооп. Но за их головы была назначена цена, и потому им приходилось оставаться в бегах. Однажды охотник за беглыми преступниками подстрелил Петера. Петер смог доползти до этой пещеры и умер на руках у Некту – вон там, где вы спали… Некту его похоронила. Так никому и не рассказала где. Она вернулась к подункам, в то место у реки, где хорошая черная земля. Устроилась в конце концов служанкой в английскую семью. Она умерла всего несколько лет назад. Я ее знал. Тогда от ее красоты уже ничего не осталось. Ее звали «старуха Некту». Похоронена она в Виндзоре. На камне написали «Старуха Некто». Ошиблись в имени. Как я уже сказал, здесь все со временем начинает называться по-другому.

Лишь птицы трещали, обмениваясь последними новостями за день.

Балти вытер глаза:

– Какая ужасная история.

– Я не хотел нагнать на вас скуку.

– Нет… я хотел сказать… какая ужасно печальная история. Чудовищно печальная.

Ханкс пошевелил угли в костре.

– О мистер Сен-Мишель, у нас тут таких историй – завались.

Они покинули пещеру с первыми лучами солнца и к полудню достигли восточного берега реки. Паромщик бодро приветствовал Ханкса.

Балти был рад, что выехал из леса. По словам Ханкса, пуритане верили, что природа – обиталище дьявола во плоти. Сначала Балти счел это глупостью, суеверием. Потом деревья сомкнулись вокруг путников, прокладывающих путь все дальше в лес, и насмешка в душе Балти сменилась дрожью. Балти был городским обитателем. Крыши Хартфорда, показавшиеся на другом берегу, ниже по течению, его весьма обрадовали.

– Как называется эта река? – спросил он у паромщика.

– Смотря кто спрашивает.

Балти вздохнул. Еще один наглый новоанглийский простолюдин? Неужто в этой унылой глуши никто не имеет понятия об элементарной учтивости?

– Я спрашиваю.

– А вы откудова будете?

– Из Лондона. Это великий город на великой реке, и она зовется Темза, кто бы про нее ни спрашивал.

– Не слыхал про такую. Голландец сказал бы вам, что эта река называется Пресная. Но голландцев теперь в округе не сыскать. А мы называем ее Великой рекой. Она такая и есть, великая. Гляньте, какая она распрекрасная, вся темная. Старикашка Дильдоног еще пытается заявить на нее права. Но мы теперь на него плевать хотели, верно, мистер Ханкс?

Тот ухмыльнулся.

Паромщик изверг из себя сгусток харкотины цвета жевательного табака. Балти бочком отодвинулся, чтобы не попасть под извержение.

– Кто же этот старикашка Дильдоног?

– Стёйвесант, – сказал Ханкс. – Губернатор Новых Нидерландов. Часть которых некогда составляла эта плодородная черная пойменная земля.

– Отчего же он так зовется?

– Ему оторвало ногу пушечным ядром, когда он пытался выбить испанцев с острова Сен-Мартен. Теперь он ковыляет на струганой деревяшке.

– Это башка у него деревянная, – встрял паромщик. – Как у всех голландцев.

– Стёйвесант, он стреляный воробей. Может, вы с ним даже познакомитесь.

– С какой стати мне знакомиться с губернатором Новых Нидерландов, если наш путь лежит в Нью-Хейвен?

Ханкс пожал плечами:

– Возможно, в Нью-Хейвене мы узнаем, что ваши цареубийцы сбежали в Новый Амстердам. Английские беглецы часто ищут там спасения. Стёйвесант с радостью их принимает. Таким образом он кажет нам кукиш.

– Зачем же он это делает?

– Как давно, говорите, вы на службе у Короны?

– Я ничего об этом не говорил.

– Но вы должны знать, что отношения между Англией и Голландией весьма далеки от сердечных.

– Что-то слышал.

– Граница между Новой Англией и Новыми Нидерландами почти не обозначена. Стёйвесант вечно на это жалуется. Ему кажется, что у него отхватывают куски земли. Он вечно посылает своих людей прибивать в лесу жестяные таблички: «ЗДЕСЬ НАЧИНАЮТСЯ НОВЫЕ НИДЕРЛАНДЫ. ПОДИТЕ ПРОЧЬ С ЧУЖОЙ ЗЕМЛИ, ПОГАНЫЕ АНГЛИЧАНЕ». Поганые англичане сдирают таблички и продают индейцам, которые переплавляют их в наконечники стрел. И эти стрелы пускают равно в англичан и голландцев. Круговорот, если можно так выразиться.

– А если я все же встречу губернатора Стёйвесанта, как мне к нему обращаться? «Ваше дильдоножество»? Или существует более вежливое обращение?

– Он образованный человек. Учился на священника. Знает латынь и греческий. И древнееврейский. Поскольку его зовут Петер, он подписывается «Петрус». Как в выражении «Tu es Petrus».

– Это что, по-голландски?

– Вряд ли, разве что Иисус на Тайной вечере болтал с апостолами по-голландски. Вы слыхали про Библию, мистер Сен-Мишель?

– Да.

– «Tu es Petrus» по-латыни означает «Ты – Петр» или «Ты – камень». Не припоминаете? «И на сем камне Я создам Церковь Мою». Хотя, конечно, это было сказано не по-латыни. Так что мы зовем губернатора «старина Петрус». Так звали бы его друзья, если бы они у него были. Стёйвесант на самом деле неплохой человек. Даже в каких-то отношениях хороший. Но по характеру он годится скорее в генералиссимусы, чем в губернаторы. А в таком положении много друзей не заведешь.

Паромщик высадил их на пристани, отказавшись взять плату с Ханкса.

От пристани они поехали на рынок. Оттуда Ханкс привел Балти к ухоженному, явно богатому дому, где на дверях стоял вооруженный стражник. Он приветствовал Ханкса, как старого друга. Стоило путникам войти в дом, как Ханкса бросился обнимать мужчина, чей веселый, игривый взгляд и до комичности крупный нос не гармонировали с мрачным пуританским одеянием. То был Джон Уинтроп-младший, губернатор Коннектикутской колонии.

Балти стоял смущенный, ожидая, когда его представят, а радостная встреча друзей все длилась. Наконец Уинтроп заметил Балти:

– А это еще кто такой?

Балти приосанился, готовясь объявить о своей персоне и важном поручении от Его Величества короля Карла.

– Его нужно представить. А мне нужно выпить, – сказал Ханкс.

Уинтроп засмеялся:

– Это меня не удивляет! Идем!

– И еще мистера Сен-Мишеля надо хорошенько отмыть, – добавил Ханкс. – Несчастный случай в результате встречи с кугуаром.

Балти побагровел. Уинтроп сочувственно закивал:

– Поистине устрашающие твари эти кугуары, особенно для новоприбывших. Не беспокойтесь, мы вас отмоем. Марта! Присцилла!

Унижение Балти дошло до предела, когда он понял, что захвачен в плен двумя плотными женщинами в фартуках. Женщины тащили его, как суровые няньки ребенка, стягивая с него шляпу, перчатки и прочие предметы одежды. Дверь за ним захлопнулась. Он узрел нечто дивное: чистую, мягкую постель. О, как она манила!

Строгий женский голос из-за двери приказал ему раздеться и сдать последние детали туалета. Вскоре он услышал, как плещется вода, наливаемая в лохань.

Он отмокал в роскошно горячей мыльной воде. Затем по команде надсмотрщиц вернулся в спальню, где на столике у кровати ожидали бутылка рома и стакан. На постели была аккуратно разложена чистая ночная рубаха. Балти наполнил стакан до краев, осушил, рухнул в постель и провалился в сон, глубокий, как Атлантический океан.

Проснулся он в темноте. Его одежда, выстиранная и высушенная у огня, была разложена на стуле. Все дыры и прорехи аккуратно зачинены. Гостеприимство высшего класса. Какой разительный контраст с позорной неприветливостью бостонского губернатора!

Балти оделся и рискнул выйти из спальни. Дом был пропитан приятными запахами еды. Прожив несколько дней на вяленом мясе и сушеных фруктах, Балти алкал настоящей пищи.

Его нашла одна из надсмотрщиц и пригнала в гостиную. Уинтроп и Ханкс так увлеклись беседой, что не заметили появления Балти. Он стоял и слушал. До него доносились имена. Пелл. Андерхилл. Николс.

Уинтроп заметил его и ухмыльнулся:

– Ecce homo!

Он хлопнул Балти по плечу и подтолкнул, приглашая сесть у камина.

– Добро пожаловать, мистер Балтазар. Присоединяйтесь к нам. Полковник Ханкс мне все рассказал о вас.

Полковник?!

– Ваш приезд – большая честь для Хартфорда. Весьма большая. Не каждый день нас посещают столь высокопоставленные гости. Упитанный телец зарезан. Вас ожидает пир! А пока что могу ли я предложить вам стакан мадеры?

– Ну…

– Превосходно!

Балти пытался удержать хотя бы видимость контроля над положением, но бьющее через край гостеприимство Уинтропа оказалось сильнее. Мадера скользнула по пищеводу, как теплый шелк, под конец слегка ударив в голову. Во второй раз сегодня в этом доме Балти ощутил себя счастливым пленником, которого целая река отделяет от рева кугуаров и призраков несчастных влюбленных.

– А теперь, сэр, прежде чем мы перейдем к делу, скажите мне, как поживает мой кузен? – осведомился Уинтроп. – Сэр Джордж. Лорд Даунинг. Полковник сказал, что это именно он вас сюда направил.

– А. Да. Он поживает… хорошо. Весьма хорошо. Он просил засвидетельствовать вам его почтение. Превосходный человек этот сэр Джордж. Лорд Даунинг.

– Ну так далеко я бы не стал заходить, – сказал Уинтроп. Они с Ханксом покатились со смеху. – Но я рад, что он в добром здравии. Он, вероятно, о вас весьма высокого мнения, раз доверил вам такое важное дело.

– Ну, я… Да, наверно. Это ведь серьезное дело. Цареубийство.

Уинтроп словно ждал еще чего-то, и Балти добавил:

– Покойный король Карл, упокой Господь его душу, возможно, не был идеальным правителем. Но все же…

– Nullum argumentum est.

Балти понятия не имел, что это значит. Что ему теперь делать? Кивнуть?

– Вам, конечно, известна история моего тестя, – сказал Уинтроп.

Балти опять понятия не имел, о чем идет речь. Должно быть, тесть Уинтропа – тоже какая-нибудь важная персона.

– О да, конечно. Восхитительно. Достойно похвалы.

Уинтроп воззрился на него с каким-то удивлением:

– Весьма великодушно с вашей стороны. Истинно христианские слова. Особенно если учесть цель вашего прибытия в Новую Англию.

– А?

– Но по словам всех очевидцев, он мужественно встретил свою судьбу.

«Судьбу»?!

– Я не сомневаюсь, что он отошел ко Господу с чистым сердцем и чистыми руками и был принят в Царствие Небесное.

Балти откашлялся:

– Да… да, так оно и есть, по всеобщему мнению.

– Ужасная смерть. – И Уинтроп умолк.

Что такое случилось с его тестем? Умер от чумы? Растерзан кугуаром? Балти рискнул:

– Нет, безусловно, сам я не хотел бы, гм, уйти таким образом.

– Еще бы, – ответил Уинтроп несколько грубовато.

Балти в отчаянной попытке переменить тему произнес:

– Не могли бы вы налить мне еще этой превосходной мадеры?

Уинтроп наполнил его стакан:

– Урожай тридцать восьмого года. Того самого, в который была основана Нью-Хейвенская колония. Вы встретитесь с преосвященным Дэвенпортом. Мистер Итон, вместе с которым Дэвенпорт основал колонию, уже отошел на небеса вкушать свою награду. Дэвенпорт и Итон недолго оставались в Колонии Залива. Губернатором тогда был мой ныне покойный отец. Они не поладили. Дэвенпорт и Итон отправились дальше, строить свою Новую Гавань среди индейцев квирипи. Боюсь, что Нью-Хейвен покажется вам мрачноватым.

Ханкс развеселился и фыркнул.

Уинтроп продолжал:

– Там мадеру наверняка труднее будет найти. Но если вам все же повезет, не пейте в день Господень. В той колонии строгие нравы. Даже по пуританским меркам. Вы, случайно, не квакер?

– Гугенот.

– Жаль, – хитро улыбнулся Уинтроп.

– Почему?

– Я хотел сказать – жаль, что вы не квакер.

Ханкс опять зафыркал.

– К сожалению, я не понимаю, – сказал Балти. Каким наслаждением было наконец признать, что он не понял большую часть этой беседы.

– Простите меня, мистер Сен-Мишель, я пошутил. Вы как порученец Короны обладаете неприкосновенностью. Обитатели Нью-Хейвена ненавидят квакеров больше, чем представителей любых других сект. Если, как говорит полковник Ханкс, ваша миссия – досадить им, то послать эмиссара-квакера – лучше и не придумаешь.

Ханкс откашлялся. По лицу Уинтропа Балти понял, что губернатор жалеет о своих словах. Балти снова перестал понимать, что происходит.

– Его Величество запретил преследование квакеров на этой земле, – пояснил Уинтроп. – Но ньюхейвенцы упорны. Они находят способы обойти запрет. Они предъявляют квакерам обвинения по другим статьям – нарушение общественного спокойствия и тому подобное. Мы у себя в Коннектикуте отлично ладим со своими квакерами. Они нас не беспокоят. Они – образцовые граждане. Когда они бегут от Эндикотта, из Массачусетса, мы встречаем их гостеприимно. И они отвечают нам благодарностью. Не могу сказать, что одобряю их обычаи. Я также трепещу перед Господом, но, – Уинтроп засмеялся, – при этом владею своими конечностями. Однажды я видел на улице женщину, которая содрогалась в припадке. Я подумал, что она квакерша. Оказалось, у бедняжки падучая болезнь!

Он расхохотался.

– А вы знаете, за что пуритане – и особенно ньюхейвенцы – ненавидят квакеров?

– Разногласия в богословии, полагаю.

Уинтроп замотал головой:

– Нет. Потому что они не ломают шапки перед членами городского совета!

– Ну что ж, я признаю, это и впрямь отчасти неуважительно, – заметил Балти.

– Но конечно, дело не в шапках как таковых. Дело в том, что квакеры отвергают любое начальство. У них нет ни епископов, ни старейшин, ни даже пасторов. Они сообщаются непосредственно с Богом. Каждый мужчина, каждая женщина – сами себе священники. Немыслимо! Пуритане со злости лезут на стену. А знаете, что еще их бесит? Что квакеры рады гонениям. Совсем как первые христиане в Риме. Чем больше их бросаешь на съедение львам, тем больше они сами туда рвутся. Я видел…

Уинтроп покосился на Ханкса. Тот мрачно, со странным выражением смотрел в огонь.

– Ладно, – сказал Уинтроп, – давайте переменим тему.

– Вы ведь сами пуританин? – спросил Балти.

Уинтроп улыбнулся:

– Ну а кем же еще мне быть? Я ведь губернатор. Полковник Ханкс не упомянул, что я балуюсь медициной?

– В самом деле?

– Поистине. Намедни я уврачевал сломанную берцовую кость. Весьма успешно. Что скажете?

– Перцовую?

– О, отлично, мистер Бальтазар. Да вы остряк! Простите меня. Я не хотел хвастаться, но я и впрямь до некоторой степени доволен собой. Имейте в виду, я не то чтобы практикующий врач. Просто любитель. Но все же. Приятное чувство. Что же до пуританства… вы слышали о Великой Казни?

– Это что, какая-то местная война?

– Нет. Полвека назад эту землю опустошило смертельное поветрие. Чума. Вероятно, принесенная голландскими моряками. Я это говорю как врач, а не потому, что ненавижу голландцев. Моя должность обязывает ненавидеть их, так же как она обязывает меня быть пуританином. Эта чума почти уничтожила местное население. Вероятно, умерли восемь из каждых десяти туземцев.

– В Лондоне тоже болеют чумой.

– Да, но, видите ли, пуритане твердо верят, что причиной Великой Казни были отнюдь не голландские моряки. Что это дело рук Божественного Провидения. Всемогущего Бога.

– Как-то нехорошо с Его стороны.

Уинтроп улыбнулся:

– Но спросите себя: с чего бы Всемогущему такое творить? Впрочем, разве не ясно? Чтобы очистить эту землю для нас! Чтобы мы могли построить на ней свой Новый Иерусалим. Или, как выражался мой покойный отец, город на холме. Что скажете, мистер Балтазар?

– Мне это кажется немного чересчур.

– Эта земля – не девственная, мистер Сен-Мишель, – мрачно сказал Уинтроп. – Она не девственница, а вдова.

Он снова наполнил стаканы собеседников.

– Но хватит об этом. Я был при дворе, в Лондоне, знаете ли, в шестьдесят первом году.

– Да?

– Сэр Джордж наверняка упоминал о моем визите.

– О да. В самом деле.

– Было очень весело. Его Величество и я часами любовались в его королевскую трубу. Наблюдали Сатурн. И Юпитер.

– В королевскую трубу. О да.

– Его Величество был весьма гостеприимен. Но я не для того поехал туда, чтобы вкушать нектар удовольствий. Нет, сэр! – Уинтроп хитро улыбнулся. – Моей целью было получить королевскую хартию для Коннектикута. И клянусь святым Георгием, я ее получил!

– Отлично.

Уинтроп сиял, как мальчишка.

– Понимаете, эта хартия отдает Нью-Хейвен под власть Коннектикута. Посудите сами, как обрадовались такой новости преосвященный Дэвенпорт и губернатор Лит! Но им некого винить, кроме самих себя. Его Величество был весьма недоволен, что они приняли цареубийц Уолли и Гоффа. И не только приняли. Они направили поисковую партию по ложному следу. По слухам, все это время Уолли и Гофф прятались в подвале у Дэвенпорта. И у Лита.

– Какой ужас!

– Великой ошибкой Лита было то, что он запаниковал уже постфактум. Наш малый не отличается твердостью характера. Он кинулся пресмыкаться перед Его Величеством. Ползал на брюхе. Отправил письменное покаяние. Вообразите себе подобную глупость! – Уинтроп фыркнул. – Я увидел лазейку. Сказал Литу, что мы оба должны ехать в Лондон и обсудить сложившееся положение. И украдкой улизнул на первом же корабле, оставив Лита грызть ногти на пристани. Его Величество благосклонно выслушал мои доводы в пользу того, что Нью-Хейвен должен быть, как бы это выразиться, поглощен Коннектикутской колонией. О, это было… безупречно и прекрасно. А теперь Его Величество посылает в Нью-Хейвен вас – на дальнейшие поиски убийц его батюшки. Не знаю. Неужели они могут быть все еще там? Прошло три года. Наверняка они давно сбежали. Может быть, в Новый Амстердам. Я бы на их месте точно сбежал. Не думаю, что Дэвенпорт и Лит окажут вам теплый прием. Они будут дуться, как ребятишки после порки.

Уинтроп улыбнулся.

– Но вы услышите превосходные проповеди преосвященного Дэвенпорта. Он весьма красноречив. Возможно, он произнесет какую-нибудь особо вдохновенную инвективу о греховности Уинтропа!

Они посидели молча. Ханкс по-прежнему пялился в огонь.

Уинтроп спросил:

– Это правда – насчет леди Каслмейн?

– И новоиспеченного королевского бастарда?

– Сколько их уже? – хихикнул Уинтроп. – Пять? Она весьма плодовита. Но нет, я имел в виду слух, что она опапилась.

– Кто знает, но, так или иначе, она нынче много времени проводит на коленях, – ответил Балти.

Уинтроп захлопал в ладоши:

– Так, значит, это правда! Хотел бы я знать, сделала ли она это в угоду Его Величеству. – Он понизил голос. – Мне многие рассказывали, что он сам поменял веру. – И уже с улыбкой добавил: – Ну что ж, мистер Балтазар, все это делает вас еще менее желанным гостем в Нью-Хейвене. Если они кого и ненавидят больше, чем квакеров, так это католиков.

Он вздохнул:

– Как же эти пуритане прилежны в ненависти. Удивительно, что у них остается хоть сколько-то времени на строительство Нового Иерусалима.

– Господин губернатор, сэр! Ужин готов.

– Наконец! Идемте пировать. Хайрем! Хайрем!

Ханкс поднял голову. Уинтроп положил ему руку на плечо и сказал мягко:

– Вернись к нам, старый друг. Пора ужинать.