Глава 8

Совсем другой коленкор

Где же Спонг? Это невыносимо! Околачиваться в Бостоне Балти не хотелось, учитывая, что Эндикотт подозревает его в поджоге своего драгоценного монетного двора. Может, двинуться в Нью-Хейвен в одиночку?

Эта перспектива была малопривлекательной. Даже совсем непривлекательной. От одной мысли о том, что придется снова взойти на борт корабля, Балти прошиб холодный пот. В порту ему сказали, что плавание из Бостона в Нью-Хейвен займет неделю или больше, в зависимости от ветров. Новая Англия оказалась протяженней, чем предполагал Балти.

Он пошел в конюшню и осведомился о путешествии верхом. Ответ его снова огорчил. Путь лежал по некоей Коннектикутской тропе, через город под названием Хартфорд, и тоже занимал неделю. Но по крайней мере проходил по твердой земле.

Владелец конюшни, человек грубого вида, дыша на Балти ромовым перегаром, поведал с неуместной веселостью, что время в пути зависит также от того, «какого рода дикари попадутся на дороге».

– Что значит «какого рода»? Чем они различаются?

– Ну, – сказал владелец конюшни, – есть богомольные дикари, мы их так называем. Те, которых научили закону Божьему и цивилизовали. А есть не богомольные. С ними лучше не встречаться.

– Но… – запинаясь, произнес Балти, – но мне сказали, что всех дикарей уже давно… что с ними уже все улажено.

Хозяин конюшни сплюнул. Похоже, ни один житель этого ужасного города не способен завершить свою мысль, не отхаркнувшись десяток раз.

– Улажено? И да и нет. Если вы понимаете, о чем я.

– Не понимаю.

– По большей части все и впрямь улажено. Этьсамые пекоты, они были хуже всех. Язычники до мозга костей. Но губернатор Эндикотт и капитаны Андерхилл и Мейсон порезали их почти всех в форте Мистик еще в тридцать восьмом. Но кое-где они еще остались. И добрей они не стали оттого, что их порезали. Трудно их в этом винить.

Балти взял себя в руки:

– Послушайте. Вы хотите сказать, что дорога в Нью-Хейвен небезопасна?

– Дорога-то в порядке. А вот кто на ней попадется…

– Да-да, я понял. – Балти начал терять терпение.

– Этьсамые нипмуки и этьсамые массачусеты, их можно, по большому счету, не бояться. А вот этьсамые вампаноаги… – Конюх собрал во рту полпинты мокроты и разом исторг ее из себя. – Это совсем другой коленкор. А этьсамые наррагансеты? С ними может выйти и так и эдак. Так вам, говорите, в Нью-Хейвен?

– Как я уже сказал, да.

– Ну, тогда вам наверняка попадутся могикане. С этьсамыми могиканами такая штука – и вы это запомните накрепко, – они терпеть не могут этьсамых пекотов. Ненавидят их хуже всего на свете. Так что, если встретите могиканина, делайте что хотите, но не хвалите пекотов. – Конюх помотал головой, подчеркивая этот важный момент. – Нет. Ни за что на свете. Ни за что.

Балти решил, что в одиночку в Нью-Хейвен не поедет, и ушел из конюшни с чувством, что Мироздание предало его.

В Англии, перед отъездом, ему грезилось, как в Бостоне его будут торжественно встречать губернатор и городские старейшины. Дадут в его честь торжественный ужин. Речи. Спонг, человек Даунинга, будет в его распоряжении, устраивая все до мелочей. И карета на мягких рессорах повезет их в Нью-Хейвен, а на запятки взгромоздятся форейторы в париках, чтобы отгонять любопытных дикарей. А впереди поедет верховой-предвестник, крича: «Дорогу Балтазару де Сен-Мишелю, посланцу Его Величества короля Карла!» Новая Англия обманула его надежды. Он ничего не мог сделать – только ждать неуловимого мистера Спонга, чье появление казалось теперь столь же вероятным, как второе пришествие. И одному Богу известно, какую месть задумал злобный Эндикотт за то, что Балти якобы сжег этот чертов монетный двор.

Балти выдержал еще несколько унылых дней. Он бесцельно бродил по Бостону из конца в конец, уверенный, что за ним следят.

Как-то вечером, сидя в своей комнате в таверне, он от нечего делать решил написать отчет братцу Сэму.

В целом о характере обитателей Новой Англии ничего хорошего сказать нельзя. Они все без исключения грубы, неучтивы и откровенно непочтительны. И так по-свински, невоспитанно они ведут себя по отношению к порученцу Короны!

Что же до характера губернатора Эндикотта, то и о нем не могу я сказать ничего хорошего. При нашей первой встрече он пригрозил – безо всякой причины – прожечь дыру в моем языке раскаленной кочергой. Добро пожаловать в Массачусетс.

При второй нашей встрече он чуть ли не явно обвинил меня в том, что я сжег его монетный двор. Он неприятный человек, и мрачность его не искупается никакими другими качествами. Он был бы уместней – и я бы сказал, счастливее – в должности управляющего тюрьмой или камерой пыток. (Его «Колония Залива» во многих отношениях напоминает и то и другое.) Я не удивлюсь, узнав, что для развлечения он отрывает крылья у бабочек. Или топит кошек.

По моем возвращении, о коем я молю Бога, чтобы оно состоялось как можно скорее, я подробно перечислю все перенесенные мною оскорбления лорду Даунингу, а также Его Всемилостивейшему Королевскому Величеству, буде Он удостоит меня аудиенции с этой целью.

Что же до мистера Плантагенета Спонга, его я до сих пор не видел ни следа и даже не питаю больше надежд когда-либо его увидеть. Возможно, он также нашел Бостон невыносимым и удалился в более счастливые края. Я не виню его, хоть с его стороны и неучтиво было бросить меня подобным образом.

Ваш несчастный, но всемерно почтительный и любящий Брат, и прочая, засим остаюсь,

Порученец Короны Его Величества,

Б. де Сен-Мишель

Балти проснулся у себя в номере в гостинице «Герб короля» от режущего глаза света, хотя точно помнил, что задул свечу, отходя ко сну. Он осторожно выглянул поверх края одеяла в направлении собственных ног. В углу комнаты сидел человек и читал. Балти медленно сел, въехав задом в подушку и подтянув к подбородку одеяло наподобие щита.

– Какого черта! Кто вы такой? Чего вам надо?

Пришелец посмотрел на Балти и продолжал читать письмо, которое Даунинг вручил Балти запечатанным для передачи неуловимому мистеру Плантагенету Спонгу.

– Послушайте! Это дело Короны! Вас оно не касается!

Мужчина игнорировал Балти и продолжал читать.

Он был плотный, мускулистый, лет тридцати или около того. Угольно-черные волосы и борода слегка подернуты сединой. На щеках – оспины. Он был невозмутим, но в нем проглядывало что-то от пантеры – скрученная в клубок пружина. Балти поплотнее прижал одеяло к груди. Что это все вообще значит?

Пришелец закончил читать. Он положил письмо Даунинга на стол и обратил взор на Балти.

Взгляд у него был твердый, но с меланхолической подоплекой. Балти вспомнилась строка из шекспировской пьесы о мрачном датчанине: «С недавних пор утратил я всю мою веселость». Кто бы ни был этот тип, его веселость точно затерялась где-то.

– Вы проснулись, – сказал незнакомец. – Я вижу, у вас крепкий сон.

– Если вам нужны деньги, в этом мешке есть немного.

– Если бы мне нужны были ваши деньги, сэр, они были бы уже у меня. А вы бы уже спали вечным сном с перерезанной глоткой.

Он поднес письмо Даунинга к свече и стал смотреть, как оно горит.

– Что вы делаете? – запротестовал Балти.

– Как видите, жгу.

Голос был низкий, сочный, с легкой хрипотцой.

– Но у письма есть адресат!

– Воистину. И это я.

– Спонг?

– К вашим услугам.

Обрадованный, что его не собираются прямо сейчас убивать, Балти парировал:

– Это вы называете услугами? Вы прокрались ко мне в комнату среди ночи! Напугали меня до полусмерти! Разво́дите костры!

Он оттолкнул одеяло и встал. Спонг подержал горящее письмо над тазом для умывания и разжал пальцы. Письмо догорело и скрючилось, став комком пепла.

Спонг налил себе стакан вина и осушил одним глотком.

– Вы произвели большое впечатление в «Синем колоколе». Надо думать, вы неопытны в этом деле.

– В каком деле?

– В охоте за цареубийцами. Ведь вы за этим сюда приехали, разве не так?

– Так. И раз уж вы спросили – нет, я не занимался этим всю жизнь. Это занятие вообще как-то не годится в дела всей жизни. Верно ведь? Охоту за цареубийцами не преподают в университетах.

Спонг слегка развеселился. Он налил еще стакан вина и протянул Балти:

– А чем же вы занимались всю жизнь, если позволите спросить?

– Ну… тем и сем, понемножку.

– Дилетант.

Какой невежа, подумал Балти. Надо установить четкие правила.

– Мистер Спонг, давайте договоримся сразу, чтобы потом не было недоразумений.

– Как пожелаете.

– Как вам известно из не сожженного вами документа, у меня приказ лорда Даунинга.

– Воистину.

– Который имеет такую же силу, как поручение от самого короля.

– Как скажете.

– Я именно так и говорю. Ваше дело – служить при мне проводником. В этой ужасной местности.

– Вам не по нраву Новая Англия?

– Нет. Еще ни один человек не был со мной приветлив или почтителен. Со мной обходились просто чудовищно. Особенно если учесть мое положение.

– Вы должны извинить нас, мистер Сен-Мишель. Мы – новая страна. Новый народ. Нам недостает английской утонченности.

– И не только ее.

– Как прошла ваша аудиенция у старика Навуходоносора?

– У Эндикотта? А вы откуда знаете?

– Я наблюдал за вами, мистер Сен-Мишель. С самого вашего прибытия.

– Тогда какого черта вы не объявились раньше?

– Потому что не я один за вами следил. Выгляните за дверь.

Балти встал и открыл дверь. За ней на полу кто-то лежал ничком, без сознания.

– Боже милостивый! – воскликнул Балти. – Кто это?

– Его фамилия Рут. Он из людей Эндикотта.

– Он мертв?

– Нет. Но очнется с головной болью, а посему в дурном расположении духа. Так что нам пора в путь.

– Постойте. Я не какой-нибудь наемный головорез, чтобы выбираться из города тайком в темноте. У меня поручение Короны.

– Совершенно верно. Которое послужит вам смертным приговором. Собирайте вещи. Мы выезжаем.

– Смертный приговор? Вы намекаете, что губернатор осмелится поднять руку на порученца Короны?

– Я не намекаю. Идем.

– Ставлю вас в известность, что, кроме поручения Короны, я также в родстве с мистером Сэмюэлем Пипсом.

– Не знаю, кто такой этот Пипс, но в Бостоне его именем никого не напугать.

– Он делопроизводитель Морского ведомства. Весьма влиятельное лицо.

– Вроде Анрикатра и Луитрэза?

– О, вы об этом слышали!

– Весь Бостон об этом слышал.

– Я только хотел дать понять этим мужланам в таверне, что…

– Я понял: что вы связаны с влиятельными лицами. Что же до Эндикотта, поверьте, он легко прикажет перерезать вам горло и выбросить тело в отлив на корм акулам. Бостон – не роялистская территория. Как и большая часть Новой Англии. Эндикотт ненавидит короля. А следовательно, и вас. Этот человек, который валяется там на полу, – я видел его в деле. И Бог свидетель, я видел дело рук Эндикотта. – Спонг швырнул Балти его одежду. – Собирайтесь.

В таверне никого не было, кроме нескольких дремлющих пьяниц. Спонг вывел Балти через кухню к заднему ходу. Балти следовал за провожатым. Сердце бешено стучало, голова шла кругом.

Спонг выглянул в окошечко. Фонарь, висящий за дверью, давал слабый свет. Две лошади стояли, привязанные к дереву. Спонг жестом показал, чтобы Балти оставался на месте, и отодвинул засов на двери. И вышел в пятно света.

Тень метнулась на него сбоку. Он ловко увернулся и подставил нападающему ножку. Тот звучно шлепнулся в грязь. Спонг схватил его за горло одной рукой, а другой выхватил из-под плаща пистоль. Приставил к голове противника:

– Мастер Маркл! Что же вы не спите в такой безбожный час? Занимаетесь, надо думать, безбожными делами.

– Ханкс!

– Ш-ш-ш. Разбу́дите мастера Рута. Он спит. Вставайте.

Маркл встал.

– По чью душу вас прислали?

Маркл не ответил. Спонг приставил ему пистоль ко лбу и взвел серпентин.

– Его. – Маркл показал на Балти. – И вашу.

– Мою? Я польщен. А за что?

– За то, что вы сожгли монетный двор.

– Боже мой. Наш милый губернатор вечно торопится с выводами. Надо нам с ним побеседовать. Прояснить взаимные недоразумения. Пошли. – Он подтолкнул пленника пистолем.

– Вам не скрыться, – оскалился Маркл. – В порту и в городских воротах выставлена стража.

Улицы были пусты. В Бостоне действовал комендантский час. Лишь городской страже дозволялось выходить в это время. Они двинулись по улице. Балти узнал дом Эндикотта. Что задумал Спонг, ради всего святого? Он что, хочет разбудить губернатора?

Они вошли в калитку и оказались, судя по всему, в огороде, в это время года почти голом. Посреди огорода был колодец с воротом и ведром.

– Полезайте.

– Черт бы вас побрал, Ханкс.

– Полезайте, или я вас пристрелю. Выбирайте.

Маркл уселся на сруб колодца и перекинул ноги внутрь.

– Байстрюк.

– Моя матушка так и говорила. Вниз.

Маркл схватился за веревку, намотанную на ворот, и уехал вниз. Спонг достал из сапога нож и перерезал натянутую веревку. Снизу донесся всплеск и приглушенный крик. Судя по эху, колодец был глубокий.

– Но нельзя же просто взять и… – заикаясь, начал Балти.

– Его послали убить вас, сэр. Но если хотите, мы можем его вытащить и дать ему завершить дело.

Они вернулись к «Гербу короля» и оседлали приготовленных лошадей. Балти на нервах сразу перешел в галоп. Спонг догнал его и перехватил поводья, замедляясь до шага.

– Никогда не покидайте город галопом. Это возбуждает подозрения.

– Этот человек, которого вы бросили в колодец… почему он назвал вас Ханксом?

– Что значит имя?

– О чем вы говорите?

– Это вы тут разговоры разговариваете.

Они ехали по главной улице к городским воротам. Небо на востоке едва заметно порозовело. Двое стражников грелись у жаровни, держа мушкеты под рукой.

– Молчите.

Они остановили лошадей перед стражниками.

– Вы тут подмерзли, я гляжу.

– Пропуска давайте.

Спонг порылся у себя под колетом и вручил стражнику бумаги. Стражник развернул их и попытался прочитать в слабом свете жаровни.

– Не портите глаза. Это подпись губернатора. Я бы лучше сейчас лежал в теплой постели и щупал свою женушку. Но мне надо вот этого доставить в Пункапог. Это новый пастор.

– А старый куда делся?

– Кто знает. Может, съели.

– Едешь учить дикарей Писанию? – обратился стражник к Балти. – Чем ты вообще думал, когда соглашался?

– Ай, оставьте. Не пугайте парнишку. Он и так уже два раза обосрался.

Стражники заржали.

– Кто-то должен переучивать дикарей в христиан.

Спонг вытащил из седельной сумы кожаную фляжку и бросил стражнику:

– Это лучше для сугреву, чем жаровня.

– Проезжайте! Эй, парень, если тебя будут есть, смотри, чтоб хоть не всего сразу!

Около часа они ехали в молчании. Встало солнце, отбрасывая длинные тени на увлажненные росой луга. Скоро на небе остались лишь самые яркие звезды и планеты. У ручья путники спешились, чтобы напоить лошадей.

Балти был как в тумане. Его разбудили, вытащили из теплой постели, сделали соучастником убийства (разве что Маркл до сих пор держится на плаву в Эндикоттовом колодце), его похитил головорез по имени Спонг (или Ханкс). Насмешливый вопрос стражника отдавался эхом у Балти в голове: «Чем ты вообще думал, когда соглашался?» И правда, чем? Чем, ради всего святого, думал он, Балти, принимая это проклятое поручение Даунинга?

Спутник Балти протянул ему кусок вяленого мяса:

– Ешьте. Вам нужны силы. Нам предстоит долгий путь.

Мясо напоминало сапожную кожу. Этот вкус был Балти отчасти знаком. Однажды, в дни крайней нищеты, он сварил из старых туфель отвратительный бульон.

– Так как же вас зовут?

– Раньше звали Спонг. Прекрасное имя. Плантагенет Спонг. Такое враз не выдумаешь.

– А я как должен вас звать? – раздраженно спросил Балти.

– Как хотите.

– Тогда я буду звать вас Вельзевул. Весьма уместное имя, ибо я оказался в аду. – Балти застонал. – За что меня карают так жестоко? Неужели мои грехи столь тяжки?

– Мужайтесь. Смотрите. – Спонг указал на фиолетовые крокусы, пробившиеся сквозь талую землю. – Прекрасный весенний день в Новой Англии. В аду вы таких красивых цветов не найдете.

Балти уныло смотрел на крокусы. Они его не утешали.

– Балтазар де Сен-Мишель – такое имечко не часто встретишь. Вы католик?

– Гугенот. Наполовину француз, по отцу. Он… но ведь вы и так все про него знаете. Скажете, нет?

– Только то, что он водит весьма изысканную компанию. Чего стоят одни Генрих Четвертый и Людовик…

– Да-да. Забудьте об этом.

– Это хорошо, что вы не папист. Католиков тут ненавидят почти так же сильно, как квакеров. Не знаю, как отнесутся к гугеноту. – Он протянул Балти руку. – Ханкс. Хайрем Ханкс к вашим услугам.

– Так вы, значит, в самом деле человек Даунинга?

– А что я, по-вашему, тут делаю?

– Понятия не имею. И уж точно не знаю, что я сам тут делаю.

– По всей видимости, предаетесь жалости к себе. «Когда, в раздоре с миром и судьбой, / Припомнив годы, полные невзгод, / Тревожу я бесплодною мольбой / Глухой и равнодушный небосвод…»

– Что это?

– Шекспир. Я часто его читаю, когда у меня тяжело на душе. Попробуйте.

– Мне сейчас как-то не до Шекспира.

– Tant pis. В другой раз. Нам пора двигаться. Эндикотт вышлет за нами погоню. Вранья, что я им наплел, – про то, что везу вас в Пункапог учить дикарей, – надолго не хватит.

Они запрыгнули в седла и поехали дальше. Ханкс покинул тропу и углубился в лес. Балти никогда не бывал в таком густом лесу. Утреннее солнце, хоть и яркое, едва проникало в толщу листвы. Балти казалось, что за деревьями прячутся раскрашенные дикари. Он старался держаться поближе к Ханксу.

Они ехали весь день и большую часть ночи. Ханкс отказывался делать привалы и останавливался только напоить лошадей. Балти так устал, что чуть не упал с лошади. Ханкс привязал его к седлу.

– Ну вот, теперь вы у нас Одиссей. – (В лесу прокричала сова.) – А вот и сирены манят.

Откуда этот разбойник с большой дороги знает Шекспира, tant pis и Одиссея?

– Я не чую ног, – простонал Балти.

– Мы отдохнем на рассвете.

– Это пытка.

– Право, мистер Сен-Мишель, если вас начнут пытать обитатели этих лесов, вы будете мечтать о своем теперешнем положении.

– Вы совсем как тот ужасный конюх в Бостоне. В Лондоне мне сказали, что с дикарями положение давно улажено. Неужели все, что мне говорили, было обманом?

Они продолжали свой путь через лес. В конце концов они вышли к нагромождению скал у ручья. Лошадь Ханкса заржала и встала на дыбы. Ханкс поймал поводья и удержал ее. Лошадь Балти тоже нервничала.

– Тихо, – сказал Ханкс.

– Почему?

– Кугуар.

– Что?

– Горный лев.

– Лев? Господи Исусе!

– Ш-ш-ш!

Ханкс вытащил пистоль. Ствол блестел в лунном свете.

Рев раздался совсем близко, напугав лошадей. Лошадь Балти встала на дыбы и хотела понести, но Ханкс крепко держал поводья. Балти неловко цеплялся за седло.

Ханкс выстрелил в воздух. Струя желтых искр улетела в темноту фонтаном огня. Ноздри Балти заполнил едкий пороховой дым. Лошади яростно брыкались. Ханкс успокоил их, что-то приговаривая, и путники двинулись дальше, в Хартфорд.