53

– Рассол готов, Элизия. Теперь бросаю каплунов?

– Если хорошо ощипал, то бросай, Гальдерик. Завтра мясо станет нежным и чуть солоноватым. И тогда будет самое время начинять птицу фигами, рубленым луком и розмарином – только знай меру.

– А кусочки ванили добавим?

– Ваниль улучшает вкус, но у нас ее мало осталось, надо бы поберечь. Если хочешь, добавь миндаля. Завтра сам будешь жарить этих каплунов. И они у тебя опять подгорят!

Оскорбленный Гальдерик предпочел не отвечать. Парню было двадцать два года, и бо́льшую часть жизни он провел на этой кухне. Он уже стал поваром не хуже Элизии. Женщина печально улыбнулась. Ей тридцать один год, и она ведет себя так же, как дедушка Ламбер, никогда не доверяет мастерству других людей. У Гальдерика развилось великолепное обоняние, и он умел в точности следовать инструкциям. Гальдерик успел прославиться своим искусством, но не соглашался перейти на кухню в какой-нибудь знатный дом и оставался рядом с Элизией в «Миракле». А Элизия любила парня как младшего брата: он ведь был с ней в таверне почти с самого начала.

Хозяйка огляделась кругом. На кухне под началом Гали трудились еще семеро слуг. На четырех очагах булькали супы и жаркое, снаружи на двух кострах жарили мясо. Впервые за много лет Элизия получила возможность иногда делать передышку. Оглядываясь назад, она видела только усилия и самопожертвование. Жизнь в Барселоне пронеслась как один вздох. «Миракль» был полон народу, ее уважал весь город, но сердце ее оставалось бесплодным по вине Гали.

Муж ее, столько лет прожигавший свое здоровье, тяжело заболел, и тогда Элизия, несмотря на лед в своей душе, щедро заплатила еврейскому лекарю. Гали выздоровел, но превратился в сухую, изможденную тень. Схожее с черепом лицо и черный рот не вызывали ничего, кроме отвращения. Гали винил Элизию за то, что она оказалась не той покорной женой, какую он искал. Элизия сгорала от желания попросить Ориоля вышвырнуть Гали вон из города, но он оставался ее мужем перед Богом и отцом Гомбау, ее первого ребенка.

В кухню вбежала бледная Эмма, все обернулись к ней.

– Они приехали! Они вот-вот будут здесь!

– Но разве не завтра? – пролепетала Элизия.

– Они приехали после утренней службы. Они побывали во дворце и теперь идут сюда!

Хозяйку «Миракля» охватила небывалая слабость. С тех пор как она услышала, что Изембард появится в Барселоне, Элизия раз за разом повторяла себе, что должна быть сильной. Все правильно, так и должно быть. Женщина оперлась о скамью и провела рукой по лбу – ладонь оказалась белой от муки. Ей хотелось видеть Изембарда сильнее, чем она сама желала это признать, и в то же время хотелось убежать как можно дальше. Элизия сняла кухонный фартук неопределенного цвета и посмотрела на свое расплывчатое отражение в бронзовом котле. Ей следовало причесаться и одеться понаряднее, но времени уже не оставалось.

Просторный зал таверны всегда поражал приезжих, они начинали тыкать пальцами в потолок. Элизия и Эмма с мужем Айо расписали балки геометрическими орнаментами, изображениями фруктов и зажаренной дичи. Эти картины помогали гостям определиться с заказом и придавали столовой вид дворцового зала. Гальдерик предлагал расписать еще и широкий простенок рядом с камином, но Элизия не соглашалась. Им приходилось часто белить стены, избавляясь от жира: хозяйка не желала, чтобы ее «Миракль» вонял так же, как таверны Регомира.

Когда в зал вошла Берта Орлеанская, в сердце Элизии впилась холодная игла, сразу захотелось убежать и спрятаться на кухне. Элизия не ожидала, что жена Изембарда окажется такой юной и пригожей. Этот момент она сама описывала своему возлюбленному в их единственную ночь на сеновале. Тысячу раз Элизия воображала их новую встречу, вот только не знала, что она принесет столько боли.

У Берты были большие зеленые глаза, теплый и нежный взгляд, белая и шелковистая кожа. Из-под платка выбивались густые черные пряди, а под дорожным плащом виднелась простая туника зеленого сукна, которая подчеркивала стройность ее талии. Элизия обратила особое внимание на руки благородной дамы – тонкие, приученные к вышиванию, и перевела взгляд на свои – шершавые и узловатые после многих лет тяжелого труда. «Изембарду наверняка больше по нраву прикосновения таких вот пальчиков», – с горечью подумала Элизия и рассердилась сама на себя, неспособную побороть ревность и зависть. Она могла удержать рыцаря рядом с собой, но вместо этого побуждала прославить род Тенесов… А теперь боль сделалась нестерпимой.

Изобразив улыбку, Элизия пошла приветствовать молодую даму. И в эту минуту в гостиницу вошел Изембард. И тогда весь мир перестал существовать. «Пять лет ничего не изменили», – с ужасом подумала она. Сердце женщины бешено колотилось, а вокруг была только пустота.

– Добро пожаловать в таверну «Миракль».

– Боже мой! Да это лучший постоялый двор из всех, что я видела! – восторгалась Берта. – Мой муж говорит, что он твой, Элизия из Каркассона, что ты удивительная, сильная женщина.

– Элизия, как я рад снова тебя увидеть, – смущенно пробормотал Изембард. Он понимал, что ситуация сложилась просто ужасная, но «Миракль» был единственным местом, пригодным для размещения дамы из благородного дома.

Элизия проникла в его взгляд и обнаружила то, что желала найти. Изембард по-прежнему ее любит – так сильно, что над этой страстью они не властны. И это было больнее всего.

– Изембард из Тенеса, – тихо произнесла Элизия и отвела глаза, чтобы не смотреть на него слишком долго. – Я рада видеть вас в Барселоне. Вы прекрасно выглядите. Говорят, вы теперь капитан в лучшем королевском отряде.

– Он называется scara! – подтвердила Берта. На своего мужа она смотрела с обожанием. И все-таки она тоже ощутила витающее в воздухе напряжение, и восторженность ее поутихла. – Но все его речи – только об этой земле. То, что я успела увидеть, мне нравится, и в первую очередь это свет. Пока светло, здесь много веселее, чем в Орлеане.

– Я слышала, вы прибыли в качестве missus dominicus. – Элизия старалась, чтобы голос ее не дрожал. – Вы один, сам по себе?

– Да, со мной только несколько сервов для услужения Берте. Я должен изучить положение на границе. А жена и слуги разместятся у тебя, если ты не против…

Элизия мечтала выставить Берту вон. Ей было невыносимо представлять, как супруги будут любить друг друга в соседней спальне, отделенные от нее одной лишь стенкой. Ресницы ее задрожали, она склонила голову. Ну нет, она не из слабых!

– Вы нигде не встретите более радушного приема, мой господин.

– А где твой муж, Элизия? – спросила Берта, чувствовавшая себя неловко. Ей хотелось побольше узнать об этой смазливой хозяйке, не сводившей глаз с ее мужа.

– Он вчера отправился покупать барашков. Самых аппетитных у нас выращивают в горах.

– Надеюсь, я и с ним смогу познакомиться и поблагодарить.

В этот момент в зал вошел Гомбау – уже десятилетний, а за ним и мальчик помладше, с совсем светлыми волосами.

– И кто же эти прекрасные создания?

– Госпожа, это мои сыновья, Гомбау и Ламбер.

Изембард растерянно смотрел на Элизию. Ни в одном из своих посланий она не упоминала о маленьком Ламбере. На вид мальчику было около пяти лет – примерно столько времени сам он прожил за пределами Марки. Подняв голову, Изембард увидел устремленный на него взгляд Элизии, и по его телу прошла дрожь. Берта внимательно наблюдала за обоими, и в душе ее что-то оборвалось.

Гомбау кривлялся так, чтобы взрослые смотрели только на него, а малыш из-за этого расплакался. Берта подошла к Ламберу и гладила по курчавым волосам, пока мальчик не успокоился. Женщина вглядывалась в его черты, и у нее исчезли последние сомнения.

– Гляди веселей, Ламбер, – шепнула она. – Ты такой же красивый и храбрый, как и твой отец.

Изембард с Элизией едва могли дышать. Берту с детства учили вести себя сдержанно, и теперь она смотрела на мальчика с печальной улыбкой, примиряясь с неизбежностью. У Отбера Орлеанского тоже подрастали несколько бастардов, так вообще было заведено. Ламбер родился раньше, чем девушка даже познакомилась со своим будущим супругом. Элизию накрыло волной чужой печали: Берта, как и она сама, принимала свою судьбу.

– Мы покажем вам комнаты на верхнем этаже, – заговорила хозяйка, прерывая тягостное молчание. – Выбирайте любые, какие вам понравятся. Если они окажутся заняты, мы переместим постояльца.

– Вы очень любезны, Элизия, – вежливо ответила Берта. Возможно, внутри она кипела от гнева и ревности, но лицо ее оставалось приветливым. – Даже до Орлеана добираются купцы, которые нахваливают «Миракль» и объявляют вас лучшим поваром королевства.

– Постоялых дворов немало в любом городе, – скромно заметила Элизия.

– Но ни один из них не управляется женщиной! – Восхищение Берты было искренним. – Вот ведь в чем разница.

– У моей жены в голове очень странные мысли, – примирительно заметил Изембард.

Гостиничные слуги провели юную даму и ее сервов вверх по широкой лестнице, на второй этаж. Берта успела прийти в себя и весело расхваливала внутреннее устройство дома. Элизия с Изембардом задержались внизу.

– Даже я не смогла бы подобрать для тебя лучшую жену, – сказала Элизия, но сердце ее обливалось кровью.

– Я люблю тебя, Элизия, – хмуро признался Изембард. – Не думал, что когда-нибудь повторю эти слова. Ты ведь знаешь, мне пришлось так поступить. Король был готов меня казнить, но помиловал в обмен на клятву верности. А потом он предложил мне должность капитана, а потом…

– Это твой путь, Изембард. – Элизия была безутешна. И все-таки постаралась подарить любимому теплый взгляд. – Только взгляни на себя! Вы теперь такой видный мужчина, мой рыцарь!

Действительно, в облике Изембарда появилась зрелая мужественность, но самой главной переменой был уверенный взгляд.

– Расскажи мне про Ламбера, твоего сына. – Изембард хотел услышать правду.

– Ламбер – сын моего мужа! – резко оборвала она. – И так и должно быть, для его блага.

Изембард, с трудом приходя в себя, погладил женщину по руке; она ответила ему печальным взглядом:

– Мы больше не юнцы с благородными помыслами, мы не живем мечтами. Мне тридцать один год, тебе тридцать три. Мы живем, влача на плечах свои грехи, Изембард, такова наша жизнь. Господь не пожелал, чтобы мы были вместе.

– Где сейчас Гали? Скажи мне правду.

– Ты его и не узнаешь. – Элизия помрачнела. – Гали живет здесь, это по-прежнему его дом. Детьми он не занимается, и мне кажется, в предместье у него есть другая женщина. Но я устала его ненавидеть. – Лицо ее омрачилось еще сильнее. Эту ошибку она носила с собой всю жизнь. – Узнав о твоем приезде, Гали исчез. В общем-то, он частенько так поступает. Иногда мне хочется, чтобы он вообще не вернулся или чтобы мне принесли его тело на носилках.

– Он до сих пор якшается с людьми Дрого?

– Не знаю. Так это или не так, будь осторожен, Изембард. Дрого снова вошел в силу. Фродоин защищает город, но дороги и границы принадлежат этому разбойнику, вот почему у нас год от года все меньше купцов. Барселона задыхается.

– Берта не понимает, что произошло, она считает великой честью, что король отправил меня инспектировать войска на границе.

– Никаких войск там нет, только кучка бандитов. – До Элизии лишь теперь дошел смысл его слов. – Зачем же ты согласился? Ты капитан, и король тебя ценит!

– У меня имелось много причин, чтобы вернуться… Но все решил Фродоин. – Сейчас Изембард смотрел на нее прежним взглядом. – Не знаю, насколько мы здесь задержимся.

Элизия угадала, что его тревожит, и ответила после долгого вздоха:

– Мне очень тяжело видеть тебя здесь вместе с женой, но вы можете остаться. – Это согласие далось ей нелегко. – Берта ни в чем не будет нуждаться, когда ты отправишься на границу. А ты – обещай мне вернуться. В Барселоне и так слишком много вдов.

Изембард серьезно кивнул в ответ, и в эту минуту как будто исчезли долгие годы, наполненные жертвами и борьбой за выживание. Влюбленные молча забрались в маленькую кладовку, в которой Гали когда-то запер Элизию, и объятие их было крепким. Они слишком давно любили друг друга, чтобы соприкасаться только взглядами. Элизия наконец-то дала волю слезам.

– Как могли мы быть такими слепыми, Изембард?

А ему хотелось только держать ее и не отпускать. Элизия слышала, как колотится его сердце. Он провел языком по ее губам. Они целовались долго и страстно, и первой отстранилась она.

– Элизия, я…

– Не говори ничего. – Женщина плакала от радости встречи с возлюбленным и от боли – удержать его она не могла. – Сделай ее такой же счастливой, какой ты мог сделать меня, Изембард.

Она погладила его бороду цвета темного золота и вышла из кладовки. В тот день за всю работу в «Миракле» пришлось отвечать Гальдерику.

Изембард простился с женой и отправился в епископский зал, стараясь не поддаваться нахлынувшим чувствам. Ноги его много лет не ступали по улицам Барселоны. Город выглядел более оживленным, среди огородов появились новые дома, но рынок оставался таким же маленьким и бедным. Изембард вспоминал, сколько заросших дорог и троп встретились ему по пути в Барселону. Графство снова начинало дробиться на не связанные между собой деревни, монастыри и хутора, что подрывало торговлю и затрудняло перемещение войск в случае набега – вот в чем состояла слабость их обороны. На площади Изембарда дожидался другой воин, почти на десять лет старше.

– Капитан Изембард из Тенеса! – радостно крикнул Ориоль. Старые товарищи крепко обнялись. – Боже мой! Как бы гордился тобою Гисанд!

Ориоль сильно полысел, но сохранил былую стать и крепость.

– Как обстоят дела? – спросил Изембард по дороге к собору.

– Епископ тебе все расскажет. Граница превратилась в гнездо разбойников, которые кормятся грабежом, а Дрого их покрывает. После того, что сделала с ним Ротель, он как с цепи сорвался.

Изембард промолчал. Разговоры о сестре приносили ему только боль. К тому же за ее голову была назначена награда.

Новый собор был самым заметным зданием в Барселоне. Впечатление от строгости остроконечного фасада усиливалось элегантностью портика с аркой из черных и белых камней. С краю пристроили башенку пониже, с четырьмя проемами для колоколов, пока еще не отлитых. Ориоль провел Изембарда внутрь. Старую вестготскую базилику разобрали камень за камнем, а римские плиты языческих времен использовали для возведения новой. Изнутри помещение уже приняло свой окончательный вид. Вошедшего поражала грандиозность трех полукруглых сводов, центральный из которых был выше и шире боковых – их поддерживали ряды узорных арок. Пол был выложен массивными плитами, многие из которых когда-то лежали на Августовой дороге. Собор был гордостью всех горожан, но в первую очередь – Фродоина.

Здание до сих пор стояло в лесах, повсюду громоздился строительный мусор. Мастера и подмастерья заделывали щели раствором. Здесь никто не орал, никто не пел скабрезных песенок. От незавершенного собора уже веяло святостью. А самые важные работы производились в апсиде. Там оставался незаделанный проем, сквозь него свет лился прямо на алтарь.

Хотя поначалу горожане противились затее епископа, новая базилика Санта-Крус символизировала будущее. Когда в Барселоне переставали чеканить монету, строительные леса пустели одновременно с рынком. В каждом кирпиче, в каждом камне бился пульс Барселоны, и в недобрый час стены собора служили прибежищем для всех, как было в день битвы при Осоне. С начала строительства прошло четырнадцать лет, собор еще не был освящен, но он уже являлся средоточием религиозной жизни барселонцев, хотя и мосарабский ритуал до сих пор держался крепко.

А потом они вошли в епископский зал с его мягким светом, падающим сквозь узкие окна. По залу расхаживали каноники и диаконы, негромко переговариваясь между собой. Сам Фродоин в задумчивости стоял за мраморной кафедрой, отгороженной от зала стеночкой. Епископу было тридцать девять лет, и Изембарду он напомнил государя, придавленного грузом забот. Рядом с ним стояли верные Жорди и Сервусдеи – старику уже перевалило за семьдесят и долгое путешествие из Понтиона отняло у него много сил.

Возвращение в Барселону заставило Изембарда воочию лицезреть течение лет. Элизия верно сказала: они стареют. Еще теплились угольки надежды, которая вела их в Коронованный город, но наивность покинула их где-то на пути.

Фродоин был рад увидеть капитана королевской scara. Курчавые волосы прелата окрасились серым, взгляд сделался глубже, темнее и мудрее. Он встречался с Изембардом год назад, на другой ассамблее в Аттиньи, где снова обличал самоуправство Тирса и особенно Байо – последний сам себя объявил епископом Таррасы, назначал новых священников и присваивал епархиальные земли. В тот раз Фродоин добился своего. Он получил право покарать самозванца – если нужно, то и с применением силы, но проблему невозможно было решить без поддержки маркграфа.

Новая встреча с Изембардом и его заставила задуматься о пролетевшем времени. Рыцарь поцеловал епископское кольцо, а Фродоин сам шагнул ему навстречу и обнял.

– Я не привел своих солдат. Бозон и Бернат из Готии оказались хитрее.

Глаза епископа сверкнули.

– Но ты прибыл в качестве missus dominicus. Ты не подчиняешься маркграфу.

– Полагаю, именно этого вы и хотели, Фродоин. Я прибыл сюда без епископа Бургского.

– Престарелый Вольфадус вряд ли бы согласился покинуть свой дворец. – Фродоин коротко хохотнул. – Он давно жалуется на нездоровье. Ничего другого я и не ожидал.

– Король может осердиться, – заметил прозорливый Сервусдеи. – Отсутствие Вольфадуса ему не понравится.

– Когда он узнает, будет уже поздно. Он думает только об императорской диадеме.

Из глубины зала появилась Года, как всегда одетая в черное. Возраст ее подходил к пятидесяти, коса под платком поседела. В отличие от придворных дам она не скрывала приметы времени. Годы ее зрелой прелести миновали, но ореол таинственности окружал ее, как и прежде. Вдова Нантигиса, изгнанная из города Дрого де Борром, возродилась к жизни и стала самой влиятельной женщиной в Барселоне, на нее молились десятки семей, которые она вытащила из нищеты.

– Моя госпожа! – любезно приветствовал ее Изембард. Элизия на прощание открыла ему кое-что интересное. – Говорят, ваша дочь Арженсия помолвлена…

– С Эрмемиром, сыном рыбака. То, что тебе сказала Элизия, – правда.

Наступила неловкая пауза. Никто в Барселоне не мог понять, как это благородная Года примирилась с таким постыдным, неравным союзом для своей дочери. Изембард посмотрел на епископа, но тот в ответ лишь насупил брови. Года не открывала своих помыслов даже ему.

– Я знаю, Изембард, тебе этого не понять, но причины у меня имеются.

Фродоин повелел каноникам выйти из зала, чтобы никто не мог слышать их разговор. Он пристально посмотрел на капитана scara и заговорил без обиняков, экономя время:

– Мы вызвали тебя не для осмотра границы, ты и так все знаешь.

– Этого я и опасался, – ответил рыцарь и покосился на молчаливого Сервусдеи.

– Ты здесь для того, чтобы создать войско.

Изембард вскинул брови. Фродоину, как и прежде, было мало полномочий духовного лица.

– Епископ, это дело Берната из Готии.

– Но это необходимо, чтобы новые графства продолжали жить! Теперь, когда нам удалось заселить пустые земли, нам нужно выстроить защитную линию по берегам Льобрегата и Сегре. Я рассчитываю на помощь графов Гифре Уржельского, Миро и Рамона Второго, графа Пальярса и Рибагорсы, но нам нужен человек, способный организовать оборону. И этот человек ты, единственный капитан-гот в королевской scara. А подходящий момент – это сейчас, когда король и его советники далеко.

– Проблема состоит в нехватке солдат, – пояснил Ориоль. – Каждую весну наборы маркграфа лишают нас мужчин: их уводят воевать в Аквитанию за сына нашего короля. Помимо наемников Дрого, в Марке остаются лишь неопытные юноши да старики.

Изембард понимал, насколько опасно и безрадостно такое положение, но он давно не был чувствительным юнцом, учившимся выживать у старых лесовиков. В элитном королевском отряде он получил представление о военной стратегии и, что особенно важно, о дисциплине.

– Для начала я хочу пройти вдоль линии укреплений на берегу Льобрегата. Я не ослушаюсь своего господина и не нанесу оскорбления маркграфу без веских причин. Последствия могут оказаться слишком серьезны.

Фродоин недовольно поморщился. Он не привык выслушивать возражения. Изембард прибыл как официальный посланник короля и епископу Барселонскому не подчинялся. И с этим приходилось считаться.

– Хорошо, только будь осторожен. – И Фродоин предоставил слово Жорди, который до сих пор не проронил ни звука.

– Несколько дней тому назад в город пришел мальчик. Его семья пасет скот возле башни Бенвьюр. Год назад его родителей убили. Сейчас мальчик в больнице, мы надеемся, он выживет, но семеро его братьев и сестер умирают от голода. В тех безлюдных землях таких семей множество.

– Изембард, обойди долины и горы и доложи обо всем королю! – воскликнула Года со слезами на глазах. Последнее десятилетие научило ее, что для защиты всегда требуется нечто большее, чем возлияния в честь Матери. – Перевозчики соли страдают от грабежей Дрого де Борра и сарацинских разбойников. Нестабильность на границе – источник обогащения для Дрого. И наша беда. Мы не можем дожидаться помощи от графа Берната!

Изембард понял, что это правда. Господь направлял его на тот же путь, которым когда-то шел его отец.