11

Всю неделю лили дожди, и улицы Барселоны превратились в непроходимое месиво. Фродоин с трудом преодолел лужи на площади и вошел в графский дворец. В тронном зале его ждали виконт с чиновниками, несколько викариев и сборщики налогов – все без исключения франки. В качестве советников также присутствовали и городские boni homines. Прошло уже больше двух недель после прибытия епископа с колонами, время пылких речей и обещаний миновало. Все ждали от епископа первых решений.

Фродоин ощущал свинцовую тяжесть в желудке. Вместе с Сервусдеи он провел несколько дней в архиве, в подвале епископского дворца, где трудились каноники и писцы. Среди вороха рукописей они разыскивали свидетельства собственности на земли епископата, и Фродоин понял свою ошибку. Значительная часть церковных земель была невозделана или разорена сарацинами. Оливковые рощи, виноградники и сады представляли собой кучки обугленных стволов, колодцы стояли отравленные или закопанные, мельницы были разрушены. Из списков рабов и сервов пришлось вычеркнуть половину – кто-то погиб, кто-то пропал. Без монетного двора и торговли податей горожан едва хватало на содержание епископата. Строительство нового собора оплачивать было нечем.

Не лучше обстояли дела и с богослужением. Во многих приходах священника не было вовсе или крестьяне выбирали священником одного из своих, бывало что неграмотного, женатого и с детьми. Мессы такого проповедника являли собой смесь бессмысленных слов и движений, если не были настоящей ересью. За неимением вина освящали молоко или причащали прихожан овощами. Жители некоторых долин вернулись к языческим культам – там десятилетиями не слышали слова Божьего. Феодалы заводили собственные церкви, священником ставили кого-то из родни, а потом собирали десятину и плату за таинства, не спрашивая дозволения епископа.

Сервусдеи был в ужасе. Ситуация оказалась хуже, чем ему рассказывали в Нарбонне. К тому же надвигалась зима. После первых заморозков колоны уже не смогут посеять пшеницу даже на тех наделах, что пригодны для пахоты.

Фродоину было почти нечего предложить этим людям. Он завлек их на дорогу к земле обетованной, воображая себя Моисеем. Колоны терпели лишения и теряли близких, а получали в итоге клочок пустой неродящей земли. Епископ находился на распутье, и город требовал, чтобы он принял решение: отослать колонов обратно или предоставить их собственной участи.

– А чего вы ожидали, епископ?

Виконт, сидевший на другом конце стола, смотрел на него снисходительно. Он уважал упрямство нового прелата, но при этом Фродоин оставался еще одним франком, который верит, что их можно спасти.

– Сунифред, я обещал им будущее!

– Ну тогда сделайте наделы меньше и раздайте им! – огрызнулся Нантигис. Он был самым влиятельным членом совета и не собирался ни в чем поддерживать епископа, пока тот не выразит хотя бы намерение предоставить его семье торговые привилегии.

Фродоин наградил старика презрительным взглядом и подумал о Годе, которую не видел все эти дни. Говорили, что это муж не выпускает ее из дворца, но Фродоин знал, что дело не в муже. Он помнил пламя в ее зеленых глазах. Нантигис обладал лишь той властью, которую она сама ему предоставляла. С другой стороны, Года была женщина разумная и знала, как соблюсти приличия. Фродоин заставил себя сосредоточиться на важном вопросе.

– Чтобы прокормить семью, нужен целый манс, – мрачно сообщил он. – У епископата земли на всех не хватит.

– Простой народ голодает, но всегда выдерживает. Они готовы мириться с нищетой.

– Они свободные поселяне, а не сервы! Как смогут они закрепиться здесь, не имея даже самого необходимого?

– Закрепиться? – Старик презрительно рассмеялся. – Вы говорите как моя жена. Не портите свой cursus honorum ради кучки голодранцев. Собирайте подати со всех земель железной рукой и постройте нам собор – ради этого вы сюда и пришли.

– Может статься, Нантигис прав, – заметил Сунифред. Он не хотел оскорблять епископа, но и обнадеживать тоже не хотел. Истинная его задача – это забота о душах. – А кто пожелает уйти – пусть уходит.

Никто не хотел тратить время на болтовню, а поскольку епископ не раскрывал рта, собрание решили закончить. Колонам не нашлось места в Барселоне. Прежде чем покинуть зал, Нантигис подошел к Фродоину:

– Вы молоды и сметливы. Исполняйте свои обязанности и не мешайте никому, и тогда в один прекрасный день вы станете архиепископом Нарбоннским или подниметесь к самому двору.

Фродоин пришел в ярость. Этот сгорбленный старикашка обладает властью благодаря месту в совете и дружбе с графом Гунфридом. Крестьяне берут в аренду его землю ради пропитания, а если по каким-то причинам не могут вовремя расплатиться, их лишают наделов. И тогда, чтобы рассчитаться с долгом, крестьяне продавали себя, а цену устанавливали именно boni homines с Нантигисом во главе. Злоупотребляя своим положением, старик получал земли и деньги, которые снова пускал в оборот. Фродоин подождал, пока члены совета дойдут до дверей, а потом выкрикнул предложение, над которым они с Сервусдеи размышляли целую ночь. Он не собирался отступать при первой же трудности.

– Нужно предоставить колонам право на априсий!

Boni homines застыли на месте. Фродоин, пользуясь произведенным впечатлением, продолжил:

– Согласно готскому обычаю, король имеет право предоставить крестьянам для обработки пустующие земли. Если крестьянин будет возделывать эту землю в течение тридцати лет, она перейдет в его собственность. Это и называется априсий. Вот что я предлагаю: пусть они вспахивают целину и зарабатывают свои собственные наделы.

– Право априсия не распространяется на Церковь, епископ, – возразил Сунифред.

Фродоин хитро прищурился. Он предусмотрел и это.

– В отсутствие графа виконт имеет право предоставлять землю от имени короля. Безземельные барселонцы тоже могут собрать скарб и уйти в поля. Через несколько лет городские кувшины для зерна снова наполнятся, так что нам придется искать новые хранилища.

– Этот юнец лишился рассудка! – сердито воскликнул Нантигис.

Сунифред смотрел на епископа с изумлением.

Священник был моложе всех в зале и обладал упорством, которое они утратили, претерпев так много злоключений. Фродоин намеревался совершить нечто большее, чем постройка собора. Виконт не ожидал такого дерзкого предложения, поэтому не торопился с ответом. Быть может, это и есть решение для горожан, лишившихся всего во время последнего набега.

– Для этого потребуется одобрение графа Гунфрида.

– Я знаю, но зима уже на пороге, а пшеницу нужно посеять до заморозков. – Фродоин не мог допустить, чтобы новую идею затаскали в бесконечных словопрениях. – Сейчас Гунфрид вместе с нашим государем находится в Аквитании. Он все одобрит!

– В последнее время граф сильно переменился, – заметил Сунифред.

Постоянные конфликты между королем Карлом и его родней держали в напряжении всех власть имущих. Союзы создавались и рушились с головокружительной быстротой. Гунфрид уже не пользовался безоговорочной поддержкой при дворе.

И Сунифреду все это было известно.

– Быть может, он сочтет это неповиновением…

– Я епископ Барселонский! – высокомерно объявил Фродоин. Неподчинение прелату тоже грозило опасностью. – Власть Гунфрида исходит от короля, моя же власть – от Бога. Я уже написал архиепископу Гинкмару Реймсскому, советнику короля. Он уладит любые трудности.

В зале воцарилась абсолютная тишина, и Сунифред склонил голову перед похвальбой молодого епископа. Фродоин волен считать это предложение своей выдумкой, но та же самая идея горячо обсуждалась после сарацинского опустошения, когда город начал сползать в темное болото. Прошлогодние споры выявили внутренние противоречия среди советников. Готы считали передачу земли хорошим началом, а франки видели в ней ущерб собственности Французского королевства. Виконт посмотрел на епископа, чтобы разрешить единственное сомнение.

– А кто будет оборонять ваших колонов в случае нападения? Ваш капитан Ориоль с горсткой солдат?

Фродоин поморщился. Ответа у него не было. За пределами Коронованного города крестьяне окажутся в опасности, и он не сумеет их защитить.

– Господь о них позаботится.

– На вас напали еще по дороге сюда, – не отступался виконт, – и вы пока не представляете, сколь опасна жизнь за этими стенами.

Епископ хотел выглядеть уверенным даже перед лицом такой сложной проблемы. Времена были тяжелые для всех, где бы человек ни находился, но он должен был сделать этот маленький и трудный шаг, чтобы соблюсти договор, заключенный с Годой.

– Они предпочтут рискнуть, лишь бы не видеть, как их семьи зимой умирают с голоду.

Изембард ехал с Гисандом, Нило и Инверией по дикой местности вдоль реки Льобрегат. Впереди высилась гора Монтсеррат, величественный темный массив сплошь из сосновых рощ.

– Говорят, эти горы воздвигнуты великанами, – рассказывал на ходу Гисанд. – Они как будто не из этого мира, здесь никто не живет, кроме пастухов да редких отшельников.

– От них веет магией, – боязливо добавил Нило.

– Что никто здесь не живет – это неправда. На этих невероятных высях сокрыты страшные тайны, – подытожил суеверный Инверия.

Они ехали вверх по течению в сторону Уржеля, где юноша будет представлен графу Саломо. К отряду без особой охоты присоединились двое сыновей другого вассала Рыцарей Марки: их отец, Гонтарио из Бетии, слишком дряхлый, чтобы доставать из сундука доспехи, тоже видел в Изембарде новую надежду.

Изембард ехал на лошади, которую одолжил им один крестьянин, в обмен на обещание вернуть животное или расплатиться за него, как только юноша разбогатеет. У парня ныли ноги, зато он уже научился держать равновесие на рысях. Дорога шла через пустоши, иногда попадались крепости, разрушенные сарацинами или людьми Дрого де Борра. Изембард обучался также и владению оружием, и его пламенеющая душа постепенно успокоилась, приняв горькую истину: ему не пробиться к Ротель даже с помощью трех старых рыцарей.

Но Гисанд все равно советовал ученику каждый вечер представлять, как он спасает сестру: по его мнению, солдат всегда должен знать, ради чего обнажает свой меч – не важно, благородна или омерзительна его цель. Ротель сумеет за себя постоять, и однажды Изембард будет готов ее отыскать. Тем временем Бог дает ему возможность заглянуть в то, что было жизнью его отца, – защищая эту истерзанную землю. Кое-кто видел в юноше будущего преемника Изембарда из Тенеса, но большинство видели только монастырского серва. Как бы то ни было, Гисанд из Барселоны продолжал в него верить.

– Нам встретится на пути башня старого Адалеу из Льобрегата, – пояснял Гисанд после походного обеда из соленой рыбы с хлебом. – Адалеу был одним из нас. Он охранял деревянный мост через Льобрегат и собирал плату за проход для графской казны. Возле моста Адалеу основал поселок из десяти домов, при нем жили вооруженные вассалы. Но вот уже несколько лет он сидит взаперти и не дает о себе знать.

Ни одна из дорог к башне не вела. Путников охватило недоброе чувство, они двинулись дальше и вскоре заметили стаю кружащих в небе стервятников. Когда достигли берега реки, моста на месте тоже не оказалось. Башня обрушилась, из развалин торчали обгоревшие стропила. И в деревне было слишком тихо. Каменные дома стояли нетронутые, на стенах висела конская упряжь. Но из часовенки на путников пахнуло смертным зловонием. Они вошли, их взорам открылось кошмарное зрелище: с потолочных балок свисала дюжина полуразложившихся трупов. Они покачивались в облачках пыли, веревки скрипели, насекомые вились вокруг тел. Рыцари в ужасе переглянулись. Дышать в часовне было невозможно.

– Это дело рук сарацин? – прошептал Изембард.

– Нет. Посмотрите сюда, – указал Гисанд. – Это его подпись.

В алтаре грубыми штрихами был изображен дракон.

– Дрого де Борр!

Молодой Изембард выбежал прочь, его стошнило. Рыцари мрачно последовали за ним.

– Это предупреждение. Дрого знает, что мы отправились в путь. Может быть, ему известно и то, что мы нашли наследника Тенеса, и он бросает нам вызов.

– Но как он узнал? – спросил юноша. Его тайна как будто разнеслась по всей Марке.

– У Дрого повсюду глаза и уши. Мы ведь побывали в нескольких замках.

– Дети Гонтарио исчезли! – заметил Нило.

Они уехали, пока рыцари находились внутри часовни. Изембард признал то, чего страшился уже давно: трое рыцарей, едущих с ним, цепляются за прошлое, не желая видеть перемен вокруг. Готская знать не признает Изембарда наследником его отца, Рыцаря Марки. Его происхождение – это только легенда.

– Мы должны ехать дальше, в Уржель, – тихо сказал упрямый Гисанд.

– Нет! – Возглас Изембарда всех заставил обернуться.

Он не умел как следует владеть оружием, зато знал предания и легенды о древних героях – их рассказывали монахи. Изембард обладал другим ви`дением мира: ему, воспитанному в монашеской обители, было известно, что для победы не всегда нужна сталь.

– Монахи из Санта-Афры говорили, что легендам верят больше, чем реальности, потому что в легендах действуют высшие силы, а это людям нравится. Рыцарей Марки больше нет, и никто не пойдет за нами, если мы не создадим собственную легенду. Люди должны поверить, что Господь на нашей стороне!

– Что ты имеешь в виду, юноша?

– Я уже много дней не упоминаю о Ротель: я тоже понял, что Дрого слишком опасен. Никто не станет рисковать жизнью и нажитым добром ради старых надежд. Мы должны начать все заново, как сделали когда-то мой отец и другие рыцари.

– Нас всего четверо, Изембард, – ответил Инверия, печально смиряясь с очевидностью.

– Значит, мы будем искать воинов только среди тех, кому тоже нечего терять. – Взгляд Изембарда загорелся. – Но не ради борьбы с Дрого де Борром, а ради защиты новых колонов в обмен на припасы, которыми колоны будут нас снабжать. Если у нас получится, об этом узнает вся Марка и возникнет легенда. И тогда к нам присоединятся новые люди.

Рыцари былых времен не знали, что ответить. Слова Изембарда эхом отдавались в их душах.

– Дрого этого не допустит. Он придет за тобой, юноша, ты представляешь для него угрозу.

– Вы хорошо знаете эти места, он нас не поймает.

Минутное замешательство прошло; рыцари просыпались после долгих лет сна.

– Ты такой же дерзкий, как и твой отец, – изрек наконец Гисанд.

– Быть может, мы отправимся навстречу смерти, но сделаем это с честью, – закончил Инверия.

Они вернулись в дубовую рощу, удрученные виденным в деревне, но с убеждением, что старый обет защищать эту землю заново подтвержден.