1

Реймс, осень

Священник Фродоин, представитель благородного дома Раиранов из Реймса, считал, что первые двадцать пять лет его жизни были только преддверием к тому, что должно было произойти, и с замиранием сердца следил за бронзовыми дверями, ведущими в епископский зал. Фродоин уже несколько месяцев дожидался аудиенции у архиепископа Гинкмара, самого влиятельного священнослужителя Французской церкви, советника короля Карла Лысого. Фродоин был знаком с архиепископом еще с тех времен, когда учился в соборной школе, а теперь бывшему ученику не терпелось узнать, какую высокую честь готова возложить на него Церковь.

В последние десятилетия дом Раиранов возвысился благодаря услугам, оказанным Французской короне. Отец Фродоина пал в битве во время восстания Пипина, а старший брат сражался бок о бок с королем против норманнов в Аквитании. К тому же Раираны даровали свои земли аббатствам Нотр-Дам в Компьене и в Шелле, чтобы заручиться милостью архиепископа. После двух лет священства младший брат мог рассчитывать на блестящий cursus honorum в церковной курии. Он представлял себе епархию неподалеку от Реймса, со всеми привилегиями и сборами, с рабами, возделывающими его поля, с приходами, приносящими немалую прибыль. Быть может, ему удалось бы воздвигнуть и собственный храм, как сделал сам Гинкмар, в течение двадцати лет расширявший Реймсский собор.

Когда двери распахнулись, Фродоин сумел сохранить хладнокровие. Он рассматривал три полукруглых свода, поддерживаемых стройными мраморными колоннами, и лепнину, щедро украшавшую стены и потолок. Узкие окна смягчали свет яркого дня, в лучах клубились тонкие облачка пыли. Каноники и епископы наблюдали за аудиенцией со стоящих ярусами скамей; в глубине зала на троне из серебра и драгоценных камней восседал Гинкмар, могущественный архиепископ Реймсский – с жезлом и в митре, в которой проблескивали золотые нити.

Взволнованный Фродоин поцеловал перстень на руке прелата. Царственная поза Гинкмара, которому перевалило уже за пятьдесят, внушала молодому священнику робость. Он поднял глаза – над троном помещалось распятие. Венец у Христа был золотой, а взгляд какой-то пустой, отсутствующий, как будто собравшиеся в зале ему докучали.

– Сын мой, – заговорил Гинкмар, – ты считаешь, наш Спаситель страдал на кресте?

Фродоин затрепетал. Во время учебы он отличался в арифметике, а еще ему нравились истории о греческих и римских властителях, однако теологическая премудрость давалась ему с трудом. Если сейчас он даст неправильный ответ, это могут счесть ересью, вот почему молодой человек решил быть предельно осторожным в своих словах.

– Я считаю, что страдание – это удел людей, если они рассчитывают обрести вечную жизнь.

– А слуга Господень, каковыми являемся все мы, – должен ли он страдать подобно остальным людям?

Фродоин выдержал пристальный взгляд Гинкмара. Под сводами царило напряженное молчание, и вдруг на скамьях для клириков кто-то кашлянул. Фродоин насторожился: что-то явно пошло не так.

– Церковь призвана возводить Царство Божие, расширять его владения и уничтожать язычество, которое до сих пор являет себя миру. – Произнося эти формулы, Фродоин почувствовал себя более уверенно, хотя напряжение и не ослабевало. – Пастыри Церкви должны вести владык и царей к счастью и повиновению. Если ради такой цели до́лжно пострадать, Господь за это воздаст.

– Ты честолюбив и упорен, Фродоин. Мне известно, что эти качества отличали тебя еще в соборной школе. Но вот я спрашиваю себя – хорошо ли это для человека веры… Быть может, тебе следовало стать воином.

– Но ведь меня призвал к служению Господь, – отвечал Фродоин; ему вовсе не нравилось направление этой беседы. – Церковь тоже нуждается в силе, чтобы преуспеть в своей миссии.

Гинкмар удовлетворенно кивнул. Обнадеженный Фродоин бросил вызывающий взгляд на клириков, сидевших на скамьях с мрачными лицами. Он выдержал допрос с достоинством, и теперь, возможно, архиепископ вознаградит его более остальных.

– Ты, определенно, подходишь, – заключил Гинкмар.

Фродоин склонил голову, чтобы выслушать, какой милостью он будет облечен.

– От имени нашего короля Карла и по дозволению Фредольда, архиепископа Нарбоннского, ты назначаешься епископом Барселонским. Там ожидает тебя твое служение, там ты достроишь собор, который начал возводить один из твоих предшественников, епископ Жоан, там ты исполнишь священную миссию, о которой говоришь с таким пылом.

У молодого священника подогнулись колени. Царившее в зале молчание означало, что это решение не удивило никого из собравшихся клириков. Фродоин снова украдкой посмотрел на них. Некоторые, казалось, были готовы захлопать в ладоши. Молодой священник будет вспоминать этот миг еще много недель, саркастически усмехаясь.

– Господин мой архиепископ… Ведь это же Испанская марка, – прошептал он, почти не дыша.

На сердце ему опустилась черная тень. Фродоин знал, что Барселона агонизирует на крайнем юге королевства и что последние шесть десятков лет город страдает от нескончаемых набегов. Особенно хорошо молодой человек помнил рассказы своего отца, участника этих событий. В 843 году король лишил власти над городом своенравного графа Берната Септиманского, годами творившего беззакония, тот поднял восстание и в конце концов лишился головы. В Марке возрадовались назначению нового графа, гота из здешних краев по имени Сунифред. Он задумал снова заселить опустевшие земли и вернуть Марке процветание, но сын Берната, Гильем Септиманский, живший и воспитывавшийся при дворе в качестве заложника, лелеял планы мести. Гильем притворно присягнул королю и пользовался его благосклонностью. В 848 году он захватил бывшие владения своего отца на южной стороне Пиренейских гор, предав смерти графа Сунифреда и его рыцарей. Гильем продержался в этих горах два года, чиня неслыханные зверства. В 850 году он вступил в союз с сарацинским полководцем, огнем и мечом они проложили себе дорогу к самому сердцу Барселоны. Гильем и потом продолжал бесчинствовать в Марке и добрался до Жироны, пока не был схвачен и казнен Алераном, графом Труа.

С тех пор в Барселонском графстве сменилось несколько правителей, однако город был все так же погружен во тьму и запустение. Там сохранился епископский престол и монетный двор для чеканки собственных денег, хотя домов оставалось не более четырехсот. Никто не хотел ехать в Барселону, и нынешний граф, Гунфрид из Готии, предпочитал держаться подальше от своей резиденции, при короле и его странствующем дворе.

– Если ты примешь сан, тебя рукоположат и отправят в путь без промедления, – продолжал Гинкмар. – Ты получишь то же, чем обладали твои предшественники: налоги, земли и сервов. На строительство собора, заложенного епископом Жоаном, пойдет треть всех монет, которые чеканятся в городе, а еще треть от налогов со всех товаров, которые прибывают в Барселону как по суше, так и по морю. Но основная твоя задача – на корню истребить мосарабский ритуал церковнослужения и насадить римскую традицию проведения мессы. Слуги, подобные тебе, нужны именно там, а не в других частях королевства.

Фродоин склонил голову, словно приговоренный к смерти преступник. Король отправляет его в самое опасное и глухое из своих владений, дабы он водительствовал над враждебной паствой, решившей, что Франкская империя о ней позабыла.

– Это проклятая земля! – вырвалось у Фродоина.

После такого дерзостного ответа в зале воцарилась абсолютная тишина. Гинкмар обвел собравшихся церковников презрительным взглядом.

– Ни один из этих довольных жизнью прелатов там не справится, – определил он. – А ты – сможешь. Мне открыл это Господь. Ты соглашаешься?

Фродоин знал наверняка, что за его семьей не числится никаких провинностей, которые могли бы навлечь на него столь суровое наказание, поэтому он решил, что это заговор, устроенный другими знатными домами, чтобы помешать его восхождению. Некоторые священники улыбались; иные из них, возрастом не старше Фродоина, уже правили своими епархиями как настоящие короли. «Мне подстроили ловушку», – подумал священник, и эта мысль привела его в бешенство. Человек, подобный ему, принадлежащий к родовитому семейству, не должен снисходить до управления епархией в самом сумрачном краю на свете; при этом все понимают, что отказ будет равносилен краху его церковной карьеры.

– Так что же?

Когда Фродоин уже был готов ответить отрицательно, он вспомнил, о чем размышлял, входя в эти двери. Молодой человек всегда чувствовал в себе какое-то важное призвание, и то же самое ощущение не покидало его даже после унизительного предложения Гинкмара. «Пути Господни не всегда прямы, а Барселона, несмотря ни на что, до сих пор держится», – сказал Фродоин самому себе.

– Да, я согласен.

Гадостные улыбочки мигом исчезли с лиц его недругов. Фродоин бросил самодовольный взгляд на скамьи – эти люди никогда не обвинят его в малодушии.

– Если такова воля короля и Церкви, я стану новым епископом Барселонским.

Гинкмар подался вперед. В глазах его Фродоин прочитал плохо скрываемую гордость.

– Ты уверен? Это ведь земля мучеников.

Гинкмар имел в виду скорбный список епископов и аббатов, умерщвленных в Готии самыми злодейскими способами. Вообще-то, никто до сих пор не узнал, что случилось с предыдущим епископом, Адаульфом, но ходили слухи, что кончина его была кровавой. А Фродоин в это время мог думать только о сумятице, в которую прямо сейчас превращалась его жизнь.

– Когда я должен ехать?

– После посвящения в сан отправишься в Нарбонну, где препоручишь себя власти архиепископа Фредольда. Затем поедешь в свой город. Стадо давно уже сбилось с пути, ему требуется пастырь с твердой рукой. Нам известно, что непокорные священники, приверженцы мосарабского ритуала, посягнули на наше имущество. Ты должен его вернуть.

Фродоин подумал, что столкнется и с куда большими проблемами, но вслух о своих сомнениях не объявил. Его тщеславие сменилось неуверенностью. Однако Гинкмар еще не закончил свои наставления.

– С тобой поедет молодой пресвитер Жорди, он родом из Барселоны и поможет тебе в сложных сношениях с готами. С тобой также отправится мой исповедник, бенедиктинец Сервусдеи – это человек святой, помимо того что мудрый, ты знал его еще по школе. Сервусдеи – знаток законов и соборных постановлений, он будет тебя наставлять в готских правилах и традициях. Он станет твоим лучшим помощником. Я ценю этого человека настолько, что, по правде говоря, мне жаль с ним расставаться.

– Благодарю вас, мой господин, – искренне произнес священник.

Один из архидиаконов что-то прошептал на ухо Гинкмару, и тот взглянул на Фродоина с грустью:

– Тебе следует знать, что недавно Барселона вновь пережила набег сарацин. Они не прошли за стены, но разрушили предместья. Многие бежали из города, население сократилось на десятую долю. Графа Гунфрида нет, так что ты будешь наделен самой большой властью в городе, наравне с нынешним виконтом Сунифредом, и тебе придется заслужить уважение готов и hispani.

Фродоин склонил голову. Теперь молодой священник корил себя за вспышку тщеславия, которая заставила его согласиться, ведь этот поступок мог оказаться главной ошибкой всей его жизни. Ему хотелось покинуть епископский зал прежде, чем все заметят его страх. Но, уже подходя к дверям, Фродоин подумал, что его позиции укрепятся, если он поедет не один, и он осмелился обратиться к Гинкмару с просьбой:

– Господин архиепископ, я прошу, чтобы король позволил мне взять с собой колонов-переселенцев и наделить их церковными землями в обмен на ренту. Если одна из проблем Марки – вечная убыль населения, в наших интересах поселить там больше христиан, практикующих римские обряды.

– Мы рассмотрим этот вопрос, – задумчиво ответил прелат.

Перед этой встречей несколько знатных вельмож давили на Гинкмара, заставляя провалить молодого священника, но старик чувствовал, что Фродоин с его необычным характером выступает частью божественного плана, которого сам архиепископ пока не постигал, и что выезд священника на границу империи – это еще не конец. Колесо делало новый поворот – вот с каким чувством Гинкмар произнес свои заключительные слова:

– По каким-то причинам ты нужен Господу там. – Голос священника задрожал. – Да хранит тебя Всевышний и да не лишит он тебя отваги, Фродоин, поскольку ты был прав: это проклятая земля.