Сталин и академики

Сталину доложили, что на его имя пришло письмо от лейтенанта Флерова, молодого физика, работающего при штабе Восьмой армии.

– И что в письме? – поинтересовался вождь.

– Лейтенант сообщает, что в зарубежных научных журналах, которые ему доступны, перестали печатать статьи по атомной и ядерной проблематике.

– И что это значит? – спросил Сталин.

– Он полагает, что в этой области ведутся секретные работы. Оттого и закрыли.

– Вот как, – на секунду задумался вождь. – Похоже на то.

И тут он вспомнил загадочную улыбку Черчилля.

– Допустим, англичане работают над секретным оружием. Как узнать? Ведь прятать секреты они мастера. Запросите, нет ли чего об этом у нашей разведки.

На следующий день на стол Верховного главнокомандующего вывалили целую кучу донесений. Из Америки. Из Англии. Неупорядоченных и не слишком понятных. В том числе несколько сообщений от какого-то Фукса. Но вникнуть в эти бумаги никто из профессиональных разведчиков не смог. Сталин просмотрел несколько страниц, на одной задержался, поднял глаза:

– Ученым показывали?

– Нет, товарищ Сталин. Как можно? Это ж секреты разведки. И приказа не было.

– Хорошо. Пригласите ко мне академиков Иоффе и Вернадского.

Встреча состоялась в тревожное время, когда на нижней Волге войсками Паулюса был почти окружен Сталинград. На Ближнюю дачу в Кунцеве доставили Владимира Вернадского и Абрама Иоффе. Присутствовал и нарком боеприпасов Борис Ванников. Хозяин дачи был хмур. Гости держались настороженно.

– Вам показали материалы? – спросил Сталин.

– Да, я смотрел, – осторожно кашлянув, сказал Иоффе.

– А вы, Владимир Иванович? – вождь повернулся к Вернадскому.

– Да, Иосиф Виссарионович. Мельком.

– Почему мельком?

– В ядерной физике специалистом себя не считаю. Но общий смысл уловил.

– Погодите, это же вы основали в России Радиевый институт?

– Да, было такое. Но сам я занимался радиохимией.

– Допустим. И все же скажите мне, ведут англичане и американцы работу над новым оружием или не ведут?

– Похоже, что так, – сказал Вернадский.

– Определенно ведут, – подтвердил Иоффе.

– И что это за оружие?

– Энергия ядерного распада, – сказал Иоффе. – Она огромна. Мысли об этом витали давно.

– Давно, – задумчиво повторил Вернадский.

– Витали, – сердито сказал Сталин. – Как я вижу, речь идет о практике. А не о каких-то там мыслях. На какой стадии у них работы? Близки к результату?

– Сложно сказать. Но едва ли, – сказал Иоффе. – Пока не верится. Это трудное дело. Архитрудное.

– А немцы могут над этим работать?

– Увы, да, – кивнул Иоффе. – Физики у них сильные.

– А что же мы? – зло спросил Сталин.

Ответа не последовало.

– Почему же вы, ученые, академики, молчали? – Сталин задал вопрос спокойно, но было видно, что он раздражен. – Почему не теребили?

Повисла пауза. Вернадский мог бы сказать, что он неоднократно обращался в правительство по вопросам атомной энергии. Более того, итогом его хлопот оказался организованный в 1940 году под руководством его ученика Виталия Хлопина «Комитет по урановой проблеме». И кое-какие результаты этот комитет уже получил, особенно в радиохимии. Видимо, Сталин об этом не знал. Едва ли ему докладывали. Но Вернадский на сей счет не проронил ни слова.

– Это новая область, товарищ Сталин, – осторожно начал Иоффе. – Кое-кто из нашей научной молодежи собирается с мыслями. Так мне кажется. Но все это пока очень туманно.

– Туманно! А теперь скажите мне, мы вправе здесь отстать?

– Негоже, – сказал Вернадский.

– Правильно ли мы сделаем, если развернем в этой области работу? Быстро и без церемоний.

Оба академика согласно кивнули. Ванников молчал. Но было заметно, что он смотрит на академиков с нескрываемой симпатией.

– Соберем ученых, инженеров. Кто возглавит?

– Есть такой человек, – сказал Иоффе. – Мой ученик Курчатов. Молодой доктор наук. Очень организованный ум.

– Допустим, – сказал Сталин. – Раз вы ручаетесь, так и поступим. А эти добытые нашей разведкой материалы могут пригодиться?

– На начальной стадии – чрезвычайно, – сказал Иоффе.

– Нам надо знать как можно больше. Что они там делают? Чего уже добились? На каком они этапе?

– У меня есть ученые друзья за океаном, – сказал Вернадский. – Например, профессор Лоуренс. Если по-дружески обратиться, полагаю, он не откажется нам кое-что сообщить. Все-таки мы союзники.

– Политическая наивность! – сказал Сталин.

Часть шестая

Посвящение мира Деве. Эль-Аламейн. Сталинград. 1942

Получались гигантские клещи. Невиданные в военной истории. Они охватывали сразу три континента – Европу, Африку и Азию. По Ливийской и Египетской пустыне с боями продвигалась на восток непобедимая армия Роммеля. У англичан всего было вдвое больше – людей, танков, автомобилей… Но прямого столкновения с германскими войсками они не выдерживали. Частично отступали, частично сдавались в плен. Уже взят был немцами Мерса-Матрух, египетский порт на Средиземном море. На их пути оставались Эль-Аламейн и Александрия.

«Если к середине июня я возьму Эль-Аламейн, – говорил Роммель, – то к концу месяца я буду в Каире. А там Суэц, Дамаск и свободный путь к Тигру и Евфрату». Перекрыть Суэцкий канал было необходимо, поскольку англичане переправляли по нему на театр военных действий австралийские и индийские войска.

Эрвин Роммель был грозен и страшен. И очень при этом хитер. Он вызывал суеверный страх и получил от англичан кличку «Лис пустыни». Путь его итало-немецкого корпуса составлял южный крюк хищных клещей.

Северный крюк был массивней, при этом не менее протяженным и не менее победным. Пройдя более двух тысяч километров, группа армий «Юг», захватив по дороге Львов, Киев, Одессу и Ростов, выходила к Волге в районе Сталинграда. Осталось перекрыть эту великую реку, отрезав северные русские армии от бакинской нефти, и спокойно пройти Кавказ. Сомкнуться два гигантских крюка под новый, 1943 год должны были в сказочных краях, в Багдаде и Тегеране. Остановить сухой заключительный щелк этих клещей не мог никто. Не было еще в мире такой силы.

В сентябре 1942 года сестра Паскалина Ленерт, экономка и доверенное лицо папы, сообщила ему, что монахине Лусии, хорошо известной в кругах Ватикана, в очередной раз привиделась Дева Мария.

– Вот как! И что там? – заинтересованно спросил папа.

– Сестра Лусия просила передать лично вам: Дева настоятельно говорила о срочной необходимости ритуала Посвящения России непорочному Ее сердцу, сердцу Богоматери.

– Посвящение России? – задумчиво переспросил папа. – Мне кажется, это неспроста. Столько стран схватились ныне в смертельной схватке. Столько огня и крови. А Она все о России. Это не может быть случайностью.

– И я того же мнения, – осторожно подтвердила сестра Паскалина.

– И все же мне думается, подход надо расширить. Во имя всех тех, кто сражается за правду и свободу. Назовем это Посвящением Миру. Россию, разумеется, тоже упомянем.

Эудженио Пачелли, получившего после интронизации в 1939 году имя Пия XII, называли «папой Марии» – за его искреннюю приверженность образу Богоматери, за его готовность славить имя Ее в молитвах, ритуалах и празднествах. Воспитанный в церковной среде, он был глубоко верующим человеком, а образ Девы Марии приводил его душу в трепетный восторг. Он вступил на престол перед началом мировой войны и с грустью наблюдал ее бешеные развороты.

Еще в двадцатые годы, посещая Германию в качестве папского нунция, он отчетливо разглядел первые ростки зарождающейся нацистской духовной отравы. Позже, в начале 30-х, в письме архиепископу Кельна он назвал нацистов лжепророками, пытавшимися с гордостью Люцифера втиснуть лживую свою систему между верностью Церкви и Отечеству. Противопоставление – ложное. Выступая как-то в соборе Парижской Богоматери, Пачелли назвал немцев благородной и могущественной нацией, которую дурные пастухи сбили с пути и прельстили ядовитыми парами расизма.

Россия тоже сбита с пути. Это ясно. И доктрина, прельстившая русский народ, страшна и безбожна. Но папа испытывал в глубине души необъяснимую симпатию к русским. И одолеть это чувство он не мог. Да и не хотел. Хотя жестокое преследование католиков по всей России, но особенно в землях русинов, уязвляло его сознание. Россию от духовной слепоты и беды надо как-то спасать. Папа собрался с духом и направил открытое письмо русскому народу Sacro Vergente. В письме он писал, что, несмотря на гонения на католическую церковь даже в период войны, он не произнес бы в адрес России и слова лжи, ни за что не пожелал бы русскому народу продолжения страданий и краха. В Советской империи никто не имел возможности это письмо прочитать.

31 октября 1942 года папа Пий XII торжественно заявил (его выступление передавало португальское радио):

«Истинный Бог, который из вечности рассматривал Деву Марию как наиболее достойное и уникальное создание, когда настал момент привести Его божественное предначертание в исполнение, предоставил Ей в Своей безграничной щедрости все блага, которые воссияли в Ней в виде совершенной гармонии. И хотя Церковь всегда признавала эту высшую щедрость и совершенную гармонию милостей и ежедневно изучала их на протяжении веков, в наше время следует признать чудо Вознесения на небо Марии, Пресвятой Богородицы, чтобы оно воссияло еще явственнее. Именем Господа нашего Иисуса Христа, Пресвятых апостолов Петра и Павла, и нашей собственной властью мы провозглашаем, объявляем и определяем как богооткровенную догму – Непорочная Богородица, Дева Мария, завершив круг своей земной жизни, была телом и душой вознесена на небо». А далее он символически посвятил весь мир Непорочному сердцу Марии. И призвал последовать этому возглашению всех католических епископов мира. Многие епископы не замедлили откликнуться. И сразу начались чудеса.

Под Эль-Аламейном ожесточившиеся англичане внезапно дали бой и жестоко разгромили группировку Роммеля. Зализывая раны, «Лис пустыни» вынужден был, потеряв более половины танков, с остатками вконец измотанных немецких и итальянских солдат отступить к Тунису. Каир, в который для поддержки воинского духа прилетел Уинстон Черчилль, был спасен. Суэц тоже. Путь к иранской нефти с юга для Германии был закрыт. Черчилль сказал: «До этого мы только проигрывали. Это первая наша победа. Но больше поражений не будет».

Вскоре после этого русские дивизии, еще плохо одетые, полуголодные, но воспламенившиеся духом войны, окружили под Сталинградом казавшуюся непобедимой армию генерал-полковника Паулюса. 330 тысяч отборных германских воинов были уничтожены в кольце огнем и голодом. 90 тысяч уцелевших сдались в плен. В том числе с поднятыми руками вышел из подвала разбитого дома исхудавший и черный от копоти Фридрих Вильгельм Эрнст Паулюс, неделей раньше произведенный Гитлером в фельдмаршалы.

Путь к бакинской и иранской нефти с севера для Германии тоже был закрыт.

После этого далеко не всегда означает по причине этого.

Тут возможны разные мнения.

Но священники Ватикана твердо были уверены, что главную лепту в спасении мира от черных туч внесло Сердце Марии.