Вряд ли Космический разум найдет возможность долго сохранять эту бесконечную суету на планете Земля, он может принять решение «не обращать внимания на периферию», что сократит путь к самоубийству человечества, к той катастрофе, к которой мы стремительно приближаемся.
Академик Влаиль Казначеев
Провокацию на польской границе как повод для начала войны придумал Рейнхард Гейдрих, а организовал ее и провел его подчиненный – начальник диверсионной группы штурмбаннфюрер СС Альфред Науйокс. В ночь на 1 сентября 1939 года он с несколькими людьми ворвался в немецкую радиобашню в приграничном городке Гляйвиц в ста километрах от Кракова и отправил в эфир призыв на польском языке начать войну против Германии. К утру храбрые немецкие воины «захваченную» радиостанцию отвоевали. На земле остались лежать около пятидесяти убитых солдат в польской военной форме. Трупы эти на поле боя дисциплинированно доставил шеф гестапо Генрих Мюллер. Это были переодетые в польскую форму заключенные из ближайшего концлагеря, которым ввели смертельную инъекцию. Договариваясь об их доставке, Гейдрих назвал их «консервами». Отсюда и возникло название всей операции.
Утром немецкие офицеры вместе с прибывшими фотокорреспондентами с наигранным возмущением разглядывали трупы вероломных поляков. Разве может германский рейх снести подобную наглость? Обращаясь к германскому воинству, Гитлер сказал: «Польское государство отказалось от мирного урегулирования конфликта, как хотел этого я, и взялось за оружие. Немцы в Польше подвергаются кровавому террору и изгоняются из их домов. Несколько случаев нарушений границы, которые нестерпимы для великого государства, доказывают, что Польша не намерена с уважением относиться к границам Империи. Чтобы прекратить это безумие, у меня нет другого выхода, кроме как отныне и впредь силе противопоставить силу. Германская армия будет сражаться за честь и жизнь возрожденной Германии без колебаний. Я рассчитываю, что каждый солдат, верный вечным германским воинским традициям, будет всегда помнить, что он является представителем национал-социалистической великой Германии. Да здравствует наш народ и наша Империя!»
Войска вермахта двинулись вперед – отстаивать поруганную честь. Началась германо-польская война. И уже 3 сентября Великобритания и Франция, будучи верны обязательству перед Польшей, объявили войну Германии. И начала закручиваться мясорубка, которую несколько позже окрестили Второй мировой войной. За первые две недели сентября, разгромив польскую армию, немцы заняли половину страны. 17 сентября войну с истекающей кровью Польшей начал Советский Союз. Никакого Гляйвица ему не понадобилось. Впрочем, и войны особой не случилось. Никаких сил у поляков не оставалось. Советские войска просто двинулись и сравнительно легко оккупировали восточную Польшу, которую уже некому было защищать. Польские офицеры, понимая бессмысленность дальнейшей драки, тысячами сдавались русским без боя. И приняли они плен с легкой душой – все же к братьям-славянам, а не к этим лютым немцам. Всего пленных офицеров набралось около двадцати тысяч. Их отвезли в Катынь под Смоленск и пару других специальных лагерей.
Советские войска дошли в точности до той линии, которая была обозначена в секретном протоколе Риббентропа – Молотова. Немецкие и советские генералы тепло пожали друг другу руки. Они одержали общую победу. Немецкие офицеры хлопали советских по плечу и говорили: «Гут! гут! руссиш зольдат! карашо!» Генералы Хайнц Гудериан и Семен Кривошеин были знакомы давно, еще со времен советской танковой школы «Кама», организованной для немцев. Старые приятели в эти дни стали боевыми товарищами. Вместе они разгромили ненавистную Польшу. В захваченном Бресте они организовали и возглавили совместный праздничный парад победителей. Вот они стоят рядом – высоченный Гудериан в красивой шинели и маленький, тощий, нескладно обтянутый ремнями Кривошеин. Советский генерал скромно улыбается, а у немецкого скачут в глазах веселые искры.
Советские газеты сообщили, что Красная армия освободила наконец стонущих под польским игом западных украинцев и белорусов. Немецкие и советские дивизии (дружественные? гут-гут-карашо?) встали друг против друга на расстоянии в сто-двести метров. Их разделяла узкая, полусонная речка. И простояли так они почти два года. О чем они думали? К чему готовились? Точно известно одно: советские эшелоны с пшеницей, нефтью, никелем и вольфрамом текли через эту границу непрерывным потоком.
Ввод Сталиным войск в восточную Польшу западные страны словно бы и «не заметили». Во всяком случае, объявлять войну СССР они не собирались. Какое-то тяжелое подсознательное чувство шептало им, что делать этого не надо. Свободный мир и без того был на грани…
К концу сентября въезд евреев из Германии в Англию и США, ранее и без того затрудненный, был окончательно закрыт под тем предлогом, что наряду с евреями проникнут и шпионы. Евреи Германии тоже попали в ловушку. И она захлопнулась.
23 ноября Эйнштейн написал физику Леопольду Инфельду, своему приятелю и соавтору, выходцу из Польши: «Представляю, как Вы обеспокоены судьбой своих сестер в Польше. Надеюсь, что женщинам угрожает меньшая опасность. Ничего нельзя сделать с этой бандой преступников. Но мне кажется, что их ожидает заслуженная кара».
Эмиль Гумбель, старый друг, который в свое время пытался доказать Эйнштейну, что большевики – люди хорошие и гуманные, кардинально переменил свое мнение и подписал манифест, подготовленный немецкими членами франко-германского союза, где утверждалось, что договором с Германией Россия предала весь мир. Эйнштейн отказался его подписать. Он далеко еще не все понимал, он колебался. Позже, на ежегодном нобелевском ужине в Нью-Йорке, Эйнштейн посчитал нужным сказать: «Мы не забудем гуманное отношение Советского Союза, который единственный среди великих держав открыл двери сотням тысяч евреев, когда нацисты вступили в Польшу». Еще одно интервью он дал месяц спустя: «Мы не должны забывать, что в годы зверского преследования евреев Советская Россия была единственной страной, спасшей сотни тысяч еврейских жизней. Размещение тридцати тысяч еврейских сирот в Биробиджане и обеспечение им счастливого будущего – вот доказательство гуманного отношения России к еврейскому народу…»