Глава 28
Ссора
В тот вечер Басаргин пришел домой, чувствуя настоятельное желание выговориться. «Только бы Варя оказалась дома, а не бегала по лавкам…» Но входную дверь ему отворила одна из соседок, а дверь комнаты пришлось открыть своим ключом. Кошка мяукнула где-то в глубине и пропала.
– Варя! – машинально позвал он, включая свет.
Из-за ширмы, за которой стояла их кровать, послышался какой-то сдавленный всхлип. Басаргин насторожился, но услышал голос жены и тотчас успокоился.
– Я здесь. Извини, что не открыла…
– Варя, представляешь, я видел Должанского, – выпалил писатель, нервно ероша волосы. Он сделал круг по комнате, натыкаясь на мебель, и наконец повалился на стул возле рояля.
– Где видел? – глухо донесся голос из-за ширмы.
– Да на улице! Представляешь, иду я по тротуару, поднимаю голову – и вижу его на другой стороне… Меня словно током ударило! Варя, он совершенно не сутулился! И у него что-то вроде военной выправки… да, кажется, так… Одет хорошо, в костюме, с отличным чемоданом!
– И что ты сделал?
– Варя, в том-то и дело, что ничего! Я просто… просто обомлел! Потом между нами проехало несколько машин, и он исчез… Как сквозь землю провалился!
– Ты собираешься кому-то об этом рассказать? – спросила Варя после паузы.
– Нет, конечно, – сердито ответил Басаргин, поворачиваясь к ширме. – Только с тобой поделился… Варя! Брось твое вышивание, иди сюда…
– Я вовсе не шью, – ответила жена сконфуженно. – Я… Послушай, у меня такая неприятность случилась…
Она вышла из-за ширмы, и все мысли о Должанском и его странном преображении вмиг вылетели у писателя из головы. Под глазом Вари красовался синяк, губа была разбита. На ее руках Басаргин разглядел следы других синяков.
– Варя… Варя…
– Хулиганы напали, отобрали сумку, – сказала Варя и, закрыв лицо руками, заплакала. – Я пыталась не отдавать… там же все деньги… Они меня побили…
Она зарыдала в голос. Басаргин стоял, чувствуя ни с чем не сравнимое унижение, но профессиональный инстинкт врача пересилил – он бросился к жене и стал осматривать ушибы.
– Варя, какой же я идиот! Прости меня, пожалуйста… Надо что-то делать, в милицию идти, к Опалину… Это что, Митька был?
Варя несколько раз кивнула, плача.
– Все деньги, Максим…
– Плевать на деньги, придумаем что-нибудь, займем… Но, Варя, так нельзя! Надо жаловаться…
– Он мне грозил, что, если мы пожалуемся, они тебя подкараулят и зарежут, – простонала жена.
– Ах, скоты! Варя! Ну ты же понимаешь, что это вранье, они запугивают…
– Да, конечно, запугивают! Вон, в газете твоей то и дело пишут, как хулиганы кого-то убили… Максим, не надо ничего делать! Я тебя прошу… Они убьют тебя, и ничего им не будет! У них у всех пролетарское происхождение, к ним суд строг не будет…
– Варя, у тебя же нос сломан, – пробормотал Басаргин, дергая щекой. – Хорошо еще, что глаз не выбили… Господи! К черту происхождение, к черту суд…
Затрещал звонок.
– Ах, боже мой! – расстроилась Варя. – Как же я покажусь в таком виде?
Она опустилась в кресло, комкая платочек и вытирая слезы. Басаргин вышел и через минуту вернулся с Опалиным.
– Послушай, тут такие дела… – начал писатель. Но Иван уже все увидел, все понял, только выводы сделал неправильные.
– Это ты ее, что ли? – угрожающе спросил он, надвигаясь на Басаргина.
Варя вскочила на ноги и бросилась к ним.
– Нет, Ваня, что вы! Это хулиганы… на улице… Сумку отняли, с деньгами…
– Надо что-то делать, – сказал Басаргин. – Так дальше продолжаться не может! А она говорит, что они угрожали меня убить, если мы станем жаловаться…
– Они знают, где мы живем, – подала голос Варя. – Ими наш сосед сверху верховодит… Дмитрий Павленков… И у него ватага, человек пять…
– Как он выглядит? – спросил Опалин.
Варя стала объяснять:
– Ну… такой… лет 17 ему, но выглядит старше… Чуб торчит из-под кепки, спереди один зуб выбит… курит…
– Где они шляются обычно?
– Здесь или на соседних улицах, – подал голос писатель. – Рядом старый дом в стиле барокко, там подворотня, в ней они подстерегают прохожих.
– В каком-каком стиле? – переспросил Опалин, прищурившись.
– Серый дом, – пришла мужу на выручку Варя. – В три этажа…
– Да? – сказал Иван. – Ну ладно…
Он почесал щеку, бросил взгляд на Варю и, стиснув челюсти, двинулся к выходу.
– Ты в угрозыск будешь звонить? – спросил Басаргин, когда они вышли в коридор.
– Зачем? Сам справлюсь.
– Ваня, их много, и они опасны. Это мразь, понимаешь? Я с тобой пойду.
– Не надо, – ответил Опалин неприятным голосом, отстраняя писателя. – Твоя жена для меня пела, когда я… когда я совсем расклеился. Так что за мной должок.
Басаргин посмотрел, как помощник агента угрозыска уходит – стремительной, решительной походкой, которая не сулила его врагам ничего хорошего, – и медленно закрыл дверь. «Что он затеял? Прав ли я был, что все ему рассказал? А если с ним что-то случится? Ах, черт побери…»
Он вернулся в свою комнату. Варя смотрела на него, и глаза ее казались еще больше, чем обычно.
– Пошел с ними разбираться, – сказал Басаргин.
Кошка вылезла откуда-то, поглядела на двух молчаливых, расстроенных людей и забралась под стол.
– Завтра перехвачу аванс у Поликарпа, – сказал писатель, – мне хотят еще очерк заказать… А сегодня… даже не знаю.
– У меня риса немного осталось, – сказала Варя. Максим Александрович поморщился: рис он не любил. – Послушай, я совсем забыла тебе сказать… Я сегодня позвонила в Театр сатиры. Думала, надо забрать у них твою пьесу, раз она им не нужна…
– Варя, зачем ты это сделала? – проворчал Басаргин. – Не хранят они пьесы. Обычно то, что не подошло, просто выбрасывают…
– Нет, ты послушай! Они страшно обрадовались, что я позвонила! Им понравилась твоя комедия, но они потеряли первый листок, где твой телефон и адрес… Они и сами хотели нас найти, но не знали где! Максим, они хотят, чтобы ты обязательно к ним зашел! Заведующий литературной частью у них некий Поншарек, Леонид Ипполитович… Он очень настаивал, чтобы ты пришел! Максим, если Главрепертком пропустит пьесу, это же… это же будет очень для нас хорошо!
Ноги не держали Басаргина, и он медленно опустился на диван. Завлит. Комедия. Главрепертком… Он ощущал примерно то же, что чувствует бегун на длинной дистанции, когда ему уже сто раз хотелось сойти, но он все-таки каким-то чудом достиг финиша и даже оказался в группе победителей.
– Варя, ты пойми, это еще ничего не значит… – заговорил он взволнованно. – Мало ли к чему Главрепертком захочет придраться… у меня там действующие лица… в общем, не пролетарии они совсем… И шутки некоторые… они, конечно, против шерсти будут…
– А ты придумаешь другие шутки, – объявила Варя, и ее глаза заблестели, – сделаешь кого-нибудь пролетарием, так, для виду, чтобы они отвязались… Максим, это же наш шанс! Ты будешь писать пьесы для Сатиры, купим пишущую машинку, я буду печатать…
И тут ухо Басаргина уловило где-то в отдалении сухой треск, похожий на выстрел. Потом еще один. И еще несколько…
Варя побелела:
– Максим, стреляют…
– Нет, Варя. Должно быть, у какого-нибудь автомобиля шина лопнула…
– Да что ты говоришь! – закричала она в тревоге. – Я столько стрельбы слышала во время Гражданской – по-твоему, не узнаю звук выстрела? Господи, лишь бы с Опалиным ничего не случилось!
– Варя, сиди здесь, – скороговоркой распорядился Басаргин, бросившись к дверям. – Сиди здесь! Я пойду выяснять…
Варя осталась одна, если не считать бессловесного зверя, занятого ловлей мыши, которую кошка в конце концов поймала и принесла хозяйке. Часы поднатужились, погремели внутренностями и пробили девять, потом десять. Безрадостные мысли одна за другой текли в голове Вари, и сама она плыла по ним, как по волнам. Наконец в коридоре послышались знакомые шаги. Варя обеими руками вцепилась в подлокотник так, что побелели костяшки пальцев, но расслышала глухой голос Опалина и успокоилась. Вошел Басаргин, за ним – помощник агента угрозыска, и Варя сразу же увидела, что Опалин выглядит как обычно, а муж необыкновенно мрачен.
– Разобрался я с вашими хулиганами, – сказал Иван, кладя на стол ее сумочку. – Можете теперь ходить по улице спокойно.
– Они в вас стреляли? – спросила Варя с трепетом.
– Нет.
– А те звуки, которые…
Басаргин, засунув руки в карманы, подошел к окну.
– Варя, это он в них стрелял, – сказал он, стоя спиной.
Такая манера, нехарактерная для него, показалась Варе невежливой, но она решила не заострять на этом внимание.
– А. – Инстинктивно она поняла, что Максим взвинчен до крайности, и решила воздержаться от дальнейших расспросов. – Простите, я… Мне надо переодеться.
Она скрылась за ширмами. У окна писатель мрачно таращился в сентябрьские сумерки, и мало-помалу его начала разбирать злость.
– Надо вам как-то кошку назвать, – сказал Опалин, глядя на серого зверя, который деловито обследовал комнату, проверяя, не притаились ли еще где-нибудь мыши. – Смешная она у вас…
– Ты, наверное, доволен собой, а? – внезапно спросил Басаргин, оборачиваясь к нему.
– Ты о чем?
– Двух человек убил, двух ранил. Хорошо, а?
– Они на меня напасть хотели. Оружие отнять. Я дал предупредительный выстрел в воздух, как полагается, а потом стрелял на поражение. Что тебе не нравится?
– Я тебе не верю, – сказал писатель после паузы. – Ты… извини меня, слишком легко распоряжаешься чужими жизнями. Только за сегодняшний день ты убил пятерых.
– Да? А кто ночью кричал, когда мы ехали: «Стреляй, стреляй»? Забыл, что ли?
– Это были бандиты!
– А те, кто напал на твою жену, – одуванчики, что ли?
– Нет. Не одуванчики. Но ты же просто… Ты просто взял и убил их. И я не верю, что они пытались на тебя напасть. Младший брат Митьки все твердил подоспевшим милиционерам, что они ничего такого не хотели… Он штаны обмочил от ужаса! И я видел выражение его лица…
– И ты теперь решил его пожалеть? После того, как он был с теми, кто избил и ограбил твою жену? Твердил он чего-то – скажите, пожалуйста! Конечно, твердил, потому что они знают правила. Законы, ясно тебе? И никто никогда не будет давать показания себе во вред! Изворачиваться будут, врать до последнего, лишь бы вывернуться! А на суде будут говорить, что они невинные овечки, твою жену они не били, она сама упала и они только хотели помочь. Ты не понимаешь, что это за публика? Сам же мне сказал, что они – мразь. Ну, я и обошелся с ними так, как они того заслуживают. – Иван завелся не на шутку, его невозможно было остановить. – Что тебя не устраивает? Тебе так охота быть чистеньким? Сидеть в отдельной квартире, отгородившись шторками, а своими жизнями пусть другие рискуют? Пусть они хоть сдохнут, но тебе чтобы было комфортно и уютно? Так, что ли?
– Не надо со мной так разговаривать, – прошипел Басаргин, бледнея. – Ты – не имеешь – права!
– Не имею? Очень даже имею, бывший доктор! Я же помню твой взгляд, когда я осматривал труп Кирпичникова возле реки! Ты на меня глядел и думал – как он так работает? Да он не умеет ни черта! Не выйдет у него ничего! Ни дактилоскописта, ни проводника с собакой, ни экспертов – а без них он ноль!
– Это непра…
– Нет, правда! – Опалин даже не дал собеседнику договорить. – Ты живешь, как обыватель, и мыслишь, как обыватель, и тебе наплевать, что люди работают, делают свое дело, что они, может быть, жизни свои отдают… Вон Логинова ночью подстрелили – а если он калекой останется? Ты, что ли, его семью поддерживать будешь? Тебе же на всех плевать, кроме себя самого! У тебя жена в обносках ходит, я никогда не видел, чтобы у приличного мужика жена так одевалась! А она, между прочим, заслужила, чтобы с ней обращались лучше…
– Знаешь что, – сказал писатель, которому наскучило слушать этот поток обвинений в его адрес, – я не жалею, что мы с тобой познакомились, но… Мне кажется, после того, что ты тут высказал в мой адрес, нам лучше закончить общение. Я, наверное, и впрямь слишком старомоден… и да, может быть, сижу за шторами, хотя шторы вообще-то у многих есть. Но твое отношение к людям я никогда разделить не смогу. Слишком уж легко ты разделываешься с теми, кто тебе мешает.
– Значит, так, да? – сказал Опалин. Он воинственно поправил фуражку, подумал, чего бы еще такого сказать, чтобы припечатать собеседника, но поймал взгляд Вари, которая вышла из-за ширмы, и решил, что не стоит. – Да пошел ты к черту, в самом деле! Со всеми твоими мыслишками и дурацкими очерками, над которым хохочут все мои товарищи – ты даже не стоишь того, чтобы на тебя тратить время.
Он изобразил нечто вроде поклона в сторону хозяйки, показывая, что его резкие слова ее не касаются, и удалился.
– Прекрасное завершение завидной дружбы, – сказал Басаргин, стараясь сохранить лицо, потому что слова Опалина задели его за живое. – Ладно… Варя, я думаю, придется нам сегодня ужинать рисом. А со всем остальным разберемся уже завтра.
