Глава 25
Погоня
В тот день Басаргин пришел домой поздно и, не отвечая на расспросы встревоженной Вари, лег на диван и попросил пирамидон.
Жена захлопотала с лекарством, принесла воды, чтобы запить его. Пришла кошка, села на стул, обернув хвостом лапки. Басаргин протянул руку, и она даже дала себя погладить – впрочем, только раз.
– Что произошло? – не выдержала Варя. Она инстинктивно чувствовала, что муж может остро отреагировать на расспросы, но мучиться в неведении было тоже несладко.
– Ничего, – вяло ответил писатель. – Ничего, – повторил он. – У нас на работе еще три трупа. И Должанский исчез.
Варя ахнула.
– Как же…
Максим Александрович приподнялся и сел на диване. Он был бледен и растерян.
– Варя, это он их убил… Глебова, Фарбмана и пасынка редактора. Господи! Как же я презирал Глебова, когда он был жив… И Фарбман с его шуточками про безбожников мне тоже действовал на нервы. А сегодня увидел, как их вытаскивали из шкафа…
– Какого шкафа?
– У Должанского был шкаф в кабинете. Он их убил и тела туда засунул… впрочем, не важно.
– За что? – очень тихо спросила Варя.
– Я не знаю. Не знаю. – Басаргин потрогал лоб, под которым пульсировала боль. – Там какая-то мутная история, Варя. Меня допрашивали, что я знаю о Должанском… Варя, если тебя тоже будут спрашивать, говори, что мы с ним были просто коллегами. Черт его знает, как теперь все повернется… Опалин думает, что дело может забрать ГПУ.
– Почему?
– Да потому что… Бывший типографский рабочий, как же! Трех человек убил средь бела дня, и никто ничего не заметил, только когда труп Антона на лестнице нашли, спохватились… И Карпова тоже Должанский, судя по всему… Опалин сказал, что и Карпова, и Антона убили одинаково, это сделал один и тот же человек… – Писатель лег, и жена машинально поправила подушку под его головой. – Варя, я тебя умоляю, если Петр Яковлевич вдруг объявится, беги звони в милицию, в угрозыск… Ни в коем случае не оставайся с ним одна. Слышишь?
– Ты знаешь, он мне не нравился, – негромко начала Варя. – Но думать, что Должанский мог убить четырех человек…
Басаргин скрипнул зубами:
– Варя, похоже на то, что он не Должанский.
– А кто?
– Не знаю. – Писатель заворочался на диване. – Может быть, он и Колоскова убил? Я уже не знаю, что думать. Ясно одно: он опасен! А я Бунина с ним обсуждал… – Он вздохнул. – У Оксюковича приступ случился, кровь горлом пошла… Его в больницу отвезли, Поликарп туда же помчался. Выпуск газеты отменить хотели, но Поликарп вернулся, всех призвал к порядку… Кое-как сверстали номер…
Тем временем в Большом Гнездниковском переулке, в кабинете, который некогда был будуаром и где под потолком до сих пор сидели лепные амуры, горела лампа и тек нелегкий, вязкий, как деготь, разговор.
– Терентий Иванович, – говорил большой, важный человек, который очень многое значил в угрозыске, – у нас большое число текущих дел в разработке, плюс банда, которая собирается ограбить Мосгорбанк. То, что произошло в «Красном рабочем» – это явная диверсия…
– Не уверен, – довольно сухо промолвил Филимонов.
– Послушайте, Терентий Иванович, у нас просто не хватает людей. Я предлагаю отдать это дело ГПУ. Пусть оно ищет, кто убил Колоскова и всех остальных. Признаки диверсии есть? Есть. Убиты замредактора, сотрудники газеты, посетитель. Все это указывает на определенный умысел, выходящий за пределы нашей компетенции…
Филимонов вздохнул, достал из стопки несколько листков и протянул их собеседнику.
– Что это? – удивился тот.
– Показания кассира Измайлова. Логинов его расколол.
Важный человек нахмурился, но протокол все же прочитал. У Измайлова сдали нервы, и, когда агент угрозыска пригрозил арестом, кассир рассказал все, что знал. А знал он, как выяснилось, многое: Колосков клал в карман часть доходов с рекламы; Антон крал тысячами и вел широкий образ жизни; Оксюкович с заведующим придумали какую-то схему, позволяющую выиграть на скачках, и провернули ее, чтобы скрыть растрату.
– Мои люди навели справки на ипподроме, – безжалостно продолжал Филимонов. – Человек, похожий по описанию на Антона Устинова, поставил огромную сумму на коня по кличке Банкрот, от которого никто ничего не ждал, и выиграл. Выигрыш Антон положил в большой портфель, на Солянку он приехал в сопровождении Ракицкого на автомобиле, который ему предоставил отчим. Потом Ракицкий пошел в пивную, причем никакого портфеля при нем не было. Антона нашли мертвым на лестнице, и тоже без портфеля. Вопрос: куда делись тридцать с лишним тысяч рублей? Полагаю, их унес человек, который по документам проходил как Должанский. Это не диверсия, понимаете? Обычное убийство из-за денег, а странным оно кажется из-за обстоятельств.
– Ну, допустим, раз вы говорите, что этот, как его, Антон… Но остальные-то тут каким боком?
– Выясняем. Колосков, скорее всего, вообще никак не связан с остальными убийствами. Ему угрожали и привели угрозу в исполнение.
– Я бы на вашем месте все же передал материалы ГПУ, – буркнул важный человек, поднимаясь с места. – Пусть они занимаются… Но раз вы так уверены… – Он пожал плечами.
Так как в Большом Гнездниковском все тайное очень быстро становилось явным, агенты вскоре узнали, что у них хотят забрать одно из дел, и Логинов явился за разъяснениями к начальству.
– Текущие дела передаете другим, себе оставляете только Дворец труда и слежку за парикмахерской, – сказал Филимонов. – К задержанию банды подключите Опалина, пусть он набирается опыта.
– Я собирался объединить убийства в редакции и смерть Колоскова в одно дело, – сказал Логинов.
– Нет, не нужно. Колоскова оставляете Опалину, это его. И вот что: выясните личность Должанского. Именно в ней ключ к его действиям.
– Мы пытаемся, но пока все глухо. Проверили отпечатки пальцев – ничего. Жил в обычной коммуналке, соседи о нем только хорошее говорят – и никто ни черта не знает! Никаких женщин, никаких следов, пусто! С работы к нему иногда коллега приходил, Басаргин. Говорит, что они книжки обсуждали. Я бы прижал Басаргина, но Ваня говорит, что смысла нет – он действительно книги любит. И я помню, какое у него было лицо, когда мы трупы из шкафа вытаскивали, – он совершенно растерялся. Получается, Должанский его надул, как и остальных.
– Сколько лет Должанский проработал в газете?
– Семь, кажется. А что?
– Семь лет таиться… – Филимонов задумался. – Или вокруг него все были очень беспечны, или… По документам он откуда?
– Из Сибири. Я послал запрос, но пока ответ придет… Да ворованные у него документы, конечно. Или поддельные…
– Продолжайте работать, о результатах доложите мне. Что с парикмахерской?
– Кажется, шофер появился. И грузовик у него. Тесленко Лавр Акимыч, девяносто второго года рождения, был судим еще при царском режиме. Заходил бриться и долго говорил с женщинами. Потом опять пришел, но не в парикмахерскую, а к Щуровской. У нее отдельная квартира, которая ей досталась от последнего мужа. Или предпоследнего, черт их разберет.
– Не пропустите момент, когда они начнут действовать.
– Константинов уверяет, что скоро. Саккетти каждый день в парикмахерскую заходит. Они детали оговаривают, доли распределяют, кому сколько достанется. Завтра у Тесленко на работе выходной. Константинов думает, что ночью все и случится.
– Сегодня ночью или завтра?
– Возможно, что уже сегодня.
– У вас все готово?
– Константинов уверяет, что все. – Логинов криво усмехнулся и добавил: – Главное, чтобы бандиты не передумали.
Так и получилось, что сентябрьской ночью Максим Александрович Басаргин оказался вместе с группой захвата в засаде на Арбате. Вторая группа агентов угрозыска находилась на Малой Никитской и наблюдала за движением в парикмахерской и квартире Щуровской.
Константинов распределил людей по разным точкам. Двое караулили путь отхода, еще один спрятался в машине в другом конце улицы, сам Константинов и еще двое человек засели в дворницкой дома напротив банка. Опалин сидел в коридоре коммуналки на первом этаже возле телефона и переговаривался по аппарату с группой на Малой Никитской.
Басаргин не находил себе места. Эта охота одних людей на других казалась ему чем-то сюрреалистическим, тем, чего в принципе не должно быть, однако это происходило и он сам был свидетелем. Он присел на старый сундук, стоявший недалеко от телефона, и, потирая переносицу, таращился в полутьму. Из экономии в коридоре была вкручена маломощная лампочка, которая то и дело моргала.
Он сидел на сундуке, пока у него не начали затекать ноги, потом встал и сделал несколько шагов по коридору. Снова зазвонил телефон, Опалин схватил трубку.
– Да. Да! – Он повернулся к Басаргину. – Едут! Я к Константинову.
Иван убежал, и Басаргин остался наедине со своими мыслями. «Только бы все кончилось поскорее… Только бы никто не пострадал». Не выдержав, он пошел следом за Опалиным и застал в дворницкой оживление. Агенты с сосредоточенным видом, поразившим Басаргина, проверяли оружие.
– А-а, бывший доктор, – усмехнулся Константинов. – Постарайтесь не путаться под ногами, когда начнется, хорошо?
Он стал сбоку от запыленного оконца и выглянул наружу. В конце улицы показался грузовичок. Он полз, рассекая фарами ночь, и казался совершенно мирным, безобидным. Писатель почувствовал, что по виску у него струится пот. Это поразило его – ночь выдалась вовсе не жаркой.
– Как же они будут выносить стену? – не утерпев, шепнул Басаргин Опалину.
Грузовик остановился, из него вышли три человека, один из которых даже в жидком свете тусклого фонаря, освещавшего эту часть улицы, казался гораздо выше и крупнее прочих. Водитель остался за рулем.
– А вот посмотри, – шепнул в ответ Опалин.
Грузовик развернулся, дал задний ход и въехал в витрину. С жалобным звоном посыпалось стекло, со скрежетом подались решетки. Грузовик отъехал, здоровяк взял из кузова огромную кувалду и стал крушить их остатки. Стоя возле Басаргина, Константинов давился от беззвучного смеха.
– Они прямо через витрину… Молодцы!
– А когда вы их задержите?
– Когда они с добычей пойдут. Иначе на суде скажут, что просто прогуливались ночью по улице…
Здоровяк, отшвырнув ошметки решеток, нырнул внутрь магазина, за ним полезли двое остальных, неся какие-то мотки. Через несколько минут они выволокли из отделения сейф, таща его на веревках, и стали заталкивать в кузов.
– Сейчас! – бешено крикнул Константинов и кинулся из дворницкой наружу. Лицо у него в это мгновение было вдохновенное и героическое, и выражение его поразило писателя. – Руки вверх, угрозыск! При сопротивлении будем стрелять!
Тах! Тах! Тах! Послышались выстрелы, мат, топот бегущих ног. Но бандиты оказались не лыком шиты и явно не собирались сдаваться.
– Гаси фонарь! – заорал здоровяк. Несмотря на то что вокруг него стреляли, он перевалил сейф в кузов грузовика и сам запрыгнул туда с резвостью, поразительной для человека такой комплекции. Следом за ним заскочил второй – молодой, судя по движениям, легкий и жилистый. Третий, который держал «наган» в левой руке, несколькими выстрелами привел в негодность фонарь, но его самого настигли пули, и он упал.
– Стреляйте по шинам! – кричал Константинов. – Уйдет!
Тах! Тах! Но пули ушли в никуда. Грузовик набрал ход.
– Агапов! – отчаянно кричал Константинов. – Задержи его! – Агапов был агентом, который должен был перегородить машиной путь отхода в том конце улицы, куда бандиты теперь мчались на грузовике.
– Логинов убит! – закричал кто-то сзади.
Услышав эти слова, Иван отпрянул и наступил на ногу Басаргину, но тот даже не почувствовал боли.
– Не видно ни…
Кто-то ругался в темноте. В конце улицы послышались выстрелы. Писатель увидел, как Опалин побежал в ту сторону, и кинулся за ним.
– Не ходи за мной, дурак! – крикнул Иван на бегу, но Максим Александрович не послушался его. Писатель споткнулся и едва не упал, но тут же припустил следом за Опалиным. Они добежали до машины, в которой находился Агапов. Тот лежал на сиденье и стонал. Стекла треснули, в них были видны звездчатые отверстия от пуль.
– Доктор! Садись!
– Ему помощь нужна! – крикнул Басаргин.
– Ты врач, сделай что-нибудь!
Опалин сел на водительское место, ручкой револьвера выбил остатки стекла перед собой. Писатель заскочил с другой стороны. Раненый Агапов оказался между ними. Его толстовка на груди была заляпана кровью. Машина сорвалась с места и помчалась в ночь. Их потряхивало и заносило на поворотах. Басаргин, разом вспомнив все, чему его учили, свою практику в качестве земского доктора (а позже – военного врача), стал рвать пиджак раненого – Агапов был в штатском – и перевязывать раны.
– Ваня, его в больницу надо! – не выдержав, крикнул Басаргин.
– Потом! – отмахнулся Опалин.
– Мы их не нагоним!
– Они с сейфом, он тяжелый! Нагоним!
«Какое-то безумие, – думал Максим Александрович. Его лихорадило, кровь бешено стучала в висках. – Куда мы едем? Зачем?» Ему вдруг показалось, что они стоят на месте, а Москва проносится мимо, со своими перекрестками, площадями и маковками церквей. На каком-то перекрестке вдруг наперерез им вылетел милиционер, отчаянно свистя. Чтобы не сбить его, Опалин заложил такой вираж, что Басаргин чуть не вылетел из машины и судорожно схватился за дверцу. Агапов время от времени стонал, его мотало из стороны в сторону, как мертвое тело.
– Вот они! – торжествующе заорал Опалин, указывая куда-то вперед. – Доктор! Возьми у Агапова оружие!
Не раздумывая, Басаргин подчинился. Левой рукой он поддерживал раненого, правой стиснул холодную рукоять «маузера». Ночной ветер овевал его лицо. «Это сон, – подумал он и тотчас же поправил себя: – Нет, это не сон». Грузовик с сейфом был уже совсем близко.
– Ваня, берегись!
Из кузова защелкали выстрелы. Опалин стал уводить машину в сторону, потом в другую, но стрельба не прекращалась. «Его же убьют, – внезапно понял Басаргин. – Они прячутся за сейфом, кузов у них выше, сейф бронированный… пули их не достанут. У них преимущество позиции…»
– Ваня, стреляй по колесам! – азартно закричал Максим Александрович. – За сейфом их не достать!
– Сам знаю! – огрызнулся Опалин. Он пытался вести левой, стрелять правой, но результаты, прямо скажем, оказались не блестящи. Грузовик стал набирать скорость. Басаргин несколько раз выстрелил по шинам, но тот не сбавил хода.
– А, была не была! – внезапно крикнул Опалин и стал на скорости уводить автомобиль в какой-то переулок.
– Ты ранен? – в тревоге крикнул писатель.
– Нет!
– У тебя кровь по руке течет!
– Осколок стекла царапнул… Плевать!
«Что он делает, что я делаю, – думал Басаргин в тревоге, – чем все это кончится?» Они вылетели из переулка на шоссе и поравнялись с грузовиком. Не мешкая и не колеблясь, Опалин выстрелил в шофера и прицелился в тех, кто находился в кузове, но патроны кончились, и раздались только сухие щелчки.
– Дай мне агаповский!
Басаргин сунул ему «маузер» и увидел, что грузовик стал вилять из стороны в сторону, но затем выровнялся.
– Осторожно!
Они въехали в узкую улицу, где двум машинам было не пройти, и грузовик снова ушел вперед. Но Опалин не отставал.
– Ваня, сейф! – отчаянно закричал Басаргин.
Очевидно, шофер был ранен, и один из тех, кто был в кузове, теперь перебирался в кабину. Здоровяк, оставшийся в кузове, решил избавиться от преследователей раз и навсегда: он сдвинул сейф с явным намерением сбросить его на автомобиль угрозыска, когда тот подойдет ближе.
– Ваня, он раздавит нас! – кричал Максим Александрович. – Тормози! Тормози!
– А, чтоб тебя…
Опалин ударил по тормозам. Все нутро автомобиля отозвалось протестующим скрежетом. Громадный сейф вывалился из кузова, тяжело ударился о мостовую и перевернулся, загораживая выезд из улочки. Иван выскочил из автомобиля и, побежав за грузовиком, стрелял, пока не закончились патроны. Тогда он вытащил последний, миниатюрный, игрушечный с виду револьвер, который у него оставался, и двинулся вперед.
– А-а-а, – простонал Агапов, приоткрыв глаза. – А-а…
Басаргин сидел в машине, обливаясь потом. «Очерки, так их растак… Очерки. Газета. Боже мой, ему и двадцати нет, наверное. Убьют… Их там трое. Убьют. Двое, если водитель ранен… Или они уже уехали?»
Впереди была тьма и неизвестность. Он завозился, выбираясь из машины, безоружный, растерянный, не понимая, что делать, куда идти. Но все-таки пошел.
«Позвать его? Или не стоит?»
– Ваня!
На маленькой пустынной площади никого не было. Фонари струили в ночь желтоватый свет. Писатель беспомощно огляделся и увидел впереди, в одной из улочек, сгусток тьмы, потом расслышал одышливое пыхтение мотора.
«Грузовик. Тот? Или другой?»
Максим Александрович побежал. Где-то в отдалении залаяла собака. Из-под ног метнулась какая-то птица.
– Ваня! – не выдержав, позвал Басаргин, подходя ближе к грузовику.
– Тут я. Не ори.
Опалин вышел из-за грузовика. В руках у него было несколько револьверов и пистолетов.
– Вот что, доктор: посмотри, что с ними. Да, и на всякий пожарный следи за их руками. Я оружие забрал, но черт знает, что у них там еще припрятано. Правда, сопротивляться они не особо могут, но все же…
Тут только Басаргин разглядел бесформенную груду в кузове и человека, который сидел на земле возле колеса, свесив голову на грудь. Максим Александрович проверил пульс у здоровяка в кузове, потом занялся шофером, который полулежал на водительском месте, не двигаясь.
– Этот мертв, – сказал бывший доктор, кивая на кузов. – И этот тоже.
Он подошел к сидящему. Тот поднял голову, и, хотя по характеру его ранений Басаргин сразу же увидел, что бандит умирает, тот все равно попытался улыбнуться.
– Слышь, Саккетти, – сказал Опалин, – Хмель и Тесленко того, приказали долго жить. А Флейшмана еще на Арбате шлепнули. Не повезло вам сегодня.
– Да, – спокойно подтвердил медвежатник, – не повезло.
Он был черноволосый, черноглазый, как и полагается потомку одесских итальянцев. Лицо его бледнело на глазах, и Басаргин понимал, что жить ему осталось совсем недолго.
– Ты подожди, мы щас «Скорую» вызовем, отвезем тебя в больничку, – сказал Опалин.
Саккетти усмехнулся и покачал головой.
– Нет. Не увижу я больше одесские лиманы…
Он закрыл глаза и стал медленно клониться на бок, потом опустился на мостовую и замер. Басаргин пощупал пульс, поглядел на Опалина и покачал головой.
– Надо Агапову вызвать «Скорую», – сказал Иван спокойно. – И это, за сейфом проследить, чтобы его никто не стырил ненароком… Пошли, доктор. У нас еще полно дел.
