Я все время это повторяю, и наверняка кто-то сейчас подумает: «Ну вот, опять», но это действительно очень важно, так что снова выскажу мою мысль, а вы уж простите меня за занудство.

Для прозаика основа основ – это рассказывать истории. А рассказывать истории означает спускаться в глубины своего сознания, нисходить на самое дно темнейших уголков своего сердца. Чем значительнее история, которую писатель пытается рассказать, тем глубже ему приходится погружаться. Чтобы построить высотное здание, точно таким же образом приходится рыть глубокий котлован для подземной части фундамента. Чем подробней рассказ – тем плотней и непроглядней темнота там, под землей.

В утробной темноте писатель должен найти все необходимое для себя, точнее, для своей прозы, и, ухватив, поднять на поверхность сознания. После чего преобразовать в текст, придать осмысленную форму. Темнота эта бывает полна угроз и опасностей. Обитающие в ней твари нередко принимают самый причудливый образ, чтобы прельстить и соблазнить человека. На этом пути нет дорожных указателей или карты маршрутов, зато есть запутанные лабиринты и подземные каверны. Сам не заметишь, как уже сбился с дороги, и кто знает, сможешь ли ты когда-нибудь вернуться наверх. В подземном мире сплелись воедино коллективное и индивидуальное бессознательное, древность и современность, и мы тащим на поверхность весь этот клубок, не в состоянии отделить одно от другого, а последствия могут быть очень опасными.

Чтобы каждодневно противостоять глубинной тьме и таящимся в ней опасностям, как ни крути, нам необходима физическая сила. Я не могу сказать, сколько ее нужно именно в числовом эквиваленте, но совершенно очевидно, что в такой ситуации лучше быть сильным, чем слабым. И еще – эта сила не годится, чтобы мериться ею с другими. Она предназначена исключительно для личного пользования, и ее должно быть столько, сколько требуется. Я понял это не сразу, а постепенно – прочувствовал за долгие годы ежедневной писательской работы. Нужно сильное, насколько это возможно, сердце, а чтобы сохранять его силу, надо укреплять «скудельный сосуд», где оно находится, то есть следить за своим телом. Всенепременно.

«Сильное сердце», о котором я здесь толкую, обладает мощью не на бытовом житейском уровне, а другого рода. На бытовом уровне я вообще-то самый обычный, предсказуемый человек. Могу обидеться на какую-нибудь глупость или сам какую-нибудь чушь сморозить, а потом еще долго жалеть об этом. Я поддаюсь соблазнам и искушениям, пытаюсь увильнуть от разных скучных обязанностей. Могу злиться по мелочам и пропускать по невнимательности действительно важные вещи. Я стараюсь никогда не искать оправданий, но иногда начинаю извиняться помимо своей воли – слова сами вылетают изо рта. Или, например, в какой-то из дней могу решить не пить дома пива, но в результате достану из холодильника и выпью. В этом, думаю, я практически ничем не отличаюсь от большинства других людей. Может быть, я даже немного более «слабый», чем среднестатистический человек.

Но если мы говорим не о жизни, а о писательстве – о работе по пять часов подряд за письменным столом, – то в этом контексте мое сердце оказывается достаточно «сильным». Сила эта (по крайней мере, большая ее часть) – не врожденная, а благоприобретенная в результате тренировок. Более того, любой человек, если ему захочется, может ее в себе воспитать (правда, не скажу, что сделать это было легко и просто). Точно так же как физическая мощь, «сила сердца» не предназначена для соревнований, она нужна, чтобы обращать в истинное благо ситуацию, в которой вы в данный момент времени находитесь. Я не занимаюсь морализаторством и не призываю к стоицизму. Ведь что высокая мораль, что стоицизм – между ними и писательским мастерством нет прямой связи. По крайней мере, я думаю, что нет. Я всего лишь предлагаю очень простую по своей сути вещь: немного более сознательно относиться к физическому, телесному.

Такой вот подход к делу, такая моя жизненная позиция, кажется, не очень-то вписывается в общепринятые представления о писателях и их работе. Да я и сам уже не чувствую уверенности – чем больше рассуждаю об этом, тем сильнее мои сомнения. Литература рождается из краха и праха, из хаоса нравственного падения, из неустройства семейной жизни и быта, когда последнее кимоно жены закладывается ради жалких грошей (хотя этот образ, возможно, слегка устарел), писатель – бунтарь, который гробит себя в алкоголе и тонет в женской любви… Кажется, это классическое представление о писателях и связанные с ним ожидания до сих пор еще живут в сердцах и головах наших современников. Или же от писателя ждут решительных действий, например, чтобы он отправился на Гражданскую войну в Испании и невозмутимо печатал бы что-то эпохальное на пишущей машинке под свист пролетающих над его головой снарядов. А кому нужен писатель, который живет в тихом пригороде, рано встает и рано ложится, ведет здоровый образ жизни, практикуя ежедневный бег, любит готовить овощные салаты и каждый без исключения день работает в кабинете по строго установленному расписанию?