Эпилог

Море в сумерках, покой.

Волны, окрашенные в багрянец лучами заходящего солнца, приходя издалека, накатывали на берег и отступали обратно.

Как и когда-то, он сидел в одиночестве на волнорезе, глядя на погружавшееся в сумерки море.

Он несколько раз повторил про себя это имя.

Закрыл глаза – вспыхнувшее в ту ночь пламя все еще стояло у него перед глазами. Гигантский погребальный костер, на котором горела десятиугольная ловушка, захлопнувшаяся за своей добычей.

На это видение наложился ее образ. Он попробовал окликнуть ее. Но она смотрела в сторону и не отвечала.

Языки пламени плясали как сумасшедшие, полыхали все ярче. Наконец они охватили образ его возлюбленной, контуры его расплылись, и она исчезла.

Он тихо поднялся.

У воды резвились дети. Он постоял, прищурившись глядя на эту сцену.

Он еще раз произнес ее имя, на этот раз громче. Но, сколько ни закрывал глаза, сколько ни смотрел на небо, она больше не являлась ему. Его мучило ощущение бездонной пустоты; казалось, в душе ничего не осталось.

Море было готово раствориться в ночи. Волны, уносившие последние краски закатного солнца, что-то ласково нашептывали.

Вдруг кто-то легонько хлопнул его по плечу. Он удивленно обернулся.

– Эй, давненько не виделись.

Высокий худой человек стоял перед ним и дружелюбно улыбался.

– Я поинтересовался у вашего консьержа, где тебя искать, и он сказал, что ты часто бываешь на берегу.

– М-м…

– Неважно выглядишь. Я понаблюдал за тобой немного; показалось, ты о чем-то задумался.

– Да так просто… А у вас ко мне какое-нибудь дело?

– О нет! Ничего особенного.

Человек присел, сунул в рот сигарету и проговорил негромко: «Сегодняшняя норма».

– Времени уже порядком прошло. Полиция вроде закрыла дело. Что думаешь?

– А чего тут думать? Эллери все и сделал.

– Я не о том. Я имею в виду, нет ли за этим другой правды.

Ничего не сказав, Морису перевел взгляд на море. Человек поднес зажигалку к «сегодняшней норме» и заглянул ему в глаза.

– Я как-то сказал, что подозреваю Ко-сан. Мне казалось, он мог быть убийцей. Но у меня полно свободного времени, вот я и попробовал закинуть сеть воображения шире. И мне пришла в голову забавная мысль. Хочу, чтобы ты меня выслушал.

Он не ответил и отвел взгляд.

– Да не надо сразу отказываться. Ты послушай. Идея бредовая, так что ты, верно, поднимешь ее на смех. Может, опять станешь ругать меня, но я предлагаю отнестись к ней чисто как к продукту моего воображения.

– Давайте не будем, – проговорил Морису в ответ бесцветным голосом. – Всё в прошлом, Симада-сан.

Он повернулся и, не обращая внимания на оклик Симады, стал спускаться с волнореза к кромке воды, где играли дети.

Душа его погрузилась в смятение.

Он тряхнул потяжелевшей головой, стараясь преодолеть охватившее его волнение.

Не может быть. Этот человек не мог ничего заметить. Но даже если богатое воображение вдруг открыло ему правду, что с того? У него нет ни единого доказательства. Он ничего не сможет сделать.

Он обратился к своей возлюбленной. Но она не отвечала. Он больше не видел ее.

Тревога на миг захлестнула его, как цунами. Тяжелый мокрый песок прилипал к ногам. И тут он увидел что-то блестящее.

Он склонился над своей находкой, лицо его застыло от удивления. Из скривившегося рта вырвался короткий вздох.

Перед ним была бутылочка из зеленого стекла. Она лежала у самой воды, наполовину занесенная песком. Внутри бутылки он увидел несколько сложенных листков.

С бледной горькой улыбкой он поднял бутылку и обернулся на человека, который все так же сидел на волнорезе и смотрел на него.

Дети на берегу собирались домой. Он медленно подошел к ним, держа бутылку в руке.

– Эй, паренек! Сделай одно дело.

Мальчишка удивленно посмотрел на него снизу вверх.

С улыбкой, полной того же спокойствия, какое царит по вечерам на море, он протянул ему бутылку:

– Передай вон тому дядьке, хорошо?