Я тихо сказал Кумико:

– Спрячься. Спрячься так, чтобы не нашли.

Она кивнула. Наверное, сразу всё поняла. Это я ещё не всё понял, просто печёнкой почувствовал. А она – наверняка поняла. Она очень умная. И просто железная иногда. Она снова кивнула – но кажется, уже не мне, а себе самой, – закрыла отцу глаза, подержала ладонь на его лбу – только один раз её пальцы вздрогнули, наверное, в тот момент, когда Игнат окончательно перестал быть, – и мгновенно исчезла.

Я остался около мёртвого. Начиналась дурная суета. Судебные приставы на нас натыкались, как будто ничего не видя перед собой. Неслись дальше.

Потом я заметил Гагарина. Он потерянно стоял в проходе, не делая попыток подойти. Но и не исчезал, что по уму следовало бы сделать…

Сначала площадь окружили люди шерифа, поцы и дружинники. А минут через десять три десантных катера опустились на ближайших к судебной площади перекрёстках. Я тупо смотрел, как из них выскакивают и разбегаются по сторонам солдаты в серебристо-серых «ящерах», пока что дезактивированных…

Ну, что ж. Молодцы. И шериф молодец, подумал то же, что и я: стреляли, скорее всего, из окна или с крыши, а вертолёт – нарочитый ложный след. Ну и заодно – демонстрация серыми предельной наглости и полной безнаказанности.

И ещё я думал: удалось ли Кумико выскользнуть за пределы оцепления? Потому что с момента смерти Игната она становится единственным и полноправным наследником всего имущества отца – и всех его обязательств. А значит – главной целью серых.