Дмитрий Смирнов

Должны ли мы простить родителей и обязаны ли их любить

В современной популярной психологии часто говорят о необходимости прощения. В том числе существует дискурс «как простить родителей». В более грубой форме его часто подают как императив «родителей надо простить». Кто такие эти «родители», что означает «простить» и кому это все «надо» – часто бывает совершенно непонятно.

Почти любая психотерапия не обходится без родителей, даже если клиент опасливо говорит: «Давайте маму трогать не будем» – и мы ее не трогаем, пока он не заведет эту тему первым. Но совет «родителей надо просто простить» – слишком примитивный и преждевременный. Более того, он вызывает у некоторых людей смутное сопротивление, а у некоторых – явную боль.

Забегая вперед, скажу сразу: родителей прощать не надо.

Основная аргументация адептов прощения строится примерно по одной схеме:

– Это для твоего же блага. Постоянные негативные эмоции разрушают, простить родителей полезно для того, чтобы каждый раз не психовать по их поводу и жить спокойно. Это правда.

– Прошлое не исправить. Бесполезно требовать от родителей другое детство, надо отряхнуться и идти дальше. И это правда.

– Вы уже не ребенок. Дескать, родители вам ничего не должны, пора уже жить своей жизнью и перестать что-то от них требовать. И это правда.

– Они любили вас как умели и дали что могли. Это… частично правда, а иногда и вовсе неправда.

Все или почти все правда – а прощать все равно не хочется! Как же так?

В жизни ребенка родители – это прежде всего могущественные фигуры в его психике, а не реальные люди. Они образуют мир, в котором ребенок растет, и, вырастая, он оценивает и выстраивает остальной мир по тем же лекалам. Например, если родители много требовали от ребенка, то он, став взрослым, так и живет с глобальным ощущением, что он не дотягивает – и заводит себе жену, которая всегда им недовольна (по крайней мере, ему так кажется).

Злость на родителей возникает, когда человек начинает догадываться, насколько те его изуродовали.

В вечном споре nature vs nurture («природа против воспитания» – спор о том, что сильнее влияет на человека) родители для ребенка являются и тем и другим: они – это и гены, и воспитание, и среда, и целый мир. Они действительно «делают что могут» и дают что умеют. И обида на родителей – это обида на стартовые условия и на несправедливость жизни, в которой родители – такие же марионетки, как и остальные люди, средство для размножения генов и мемов («воспитания»).

Так что в кабинете терапевта как минимум трое: он, клиент и родители. Цель терапевта – помочь клиенту разобраться в своей жизни по-своему, выстроить жизнь так, как он хочет. Клиенту не помешает «простить» родителей – но ему нельзя об этом говорить раньше времени. Нет, подождите, не разбегайтесь, я все еще утверждаю, что родителей прощать не «надо».

Есть несколько больных мест, в которые может «попасть» риторика прощения, и все эти попадания будут вредными (или, как говорят, «нетерапевтическими»).

Большая часть дискурса прощения совершенно неосознанно строится на чувстве вины и чувстве экзистенциальной заброшенности, причем как клиента, так и терапевта.

Сомневаться в любви матери – это табу. Но если посмотреть правде в глаза, то надо признать, что некоторые родители совершенно ужасны, некоторые не любят своих детей, а некоторые и вовсе ненавидят. «…Ребенок, который чувствует, что он не любим своими родителями, может, как правило, говорить самому себе: „Если бы я был другим, если бы я не был плохим, то они бы любили меня“. Таким образом он избегает того, чтобы посмотреть правде в глаза и осознать ужас от того, что не любим» (экзистенциальный терапевт Ролло Мэй).

На моих глазах советский мультик про мамонтенка с песней «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети» приводил клиентов, которым не посчастливилось пережить в детстве заброшенность, в совершенно ужасное состояние. Но правда в том, что так бывает на свете. Здесь мы не рассматриваем обиды на родителей за то, что они не купили тебе пони, – хотя грань, отделяющих плохих родителей от ужасных, уловить сложно, и никакого «гаагского трибунала», могущего вынести окончательный вердикт в отношении родителей, нет. Более того, по-моему, у Винникотта (психоаналитика, специалиста по раннему развитию детей) я встречал мысль, что ребенок травмируется тогда, когда разрыв между его потребностями и удовлетворением этих потребностей слишком большой. А это может в том числе значить, что бывают суперчувствительные дети и вполне обычные мамы, которые этим детям недодают – и детей это травмирует. Кто виноват? А никто. Для простоты давайте предположим, что рассматриваем по-настоящему ужасных родителей.

Осознать, что это случилось с тобой – что у тебя были такие родители, что уж лучше бы не было, – и таким образом переживать их символическую смерть – довольно невыносимо. И присутствовать при этом в качестве терапевта – тоже, это лишнее напоминание о том, что жизнь ужасна, а мы все одиноки.

Риторика прощения – хороший способ этого трусливо избежать: она дает надежду, что с родителями можно наладить отношения. Но с некоторыми родителями налаживать отношения просто не стоит, а лучше попросту бежать подальше.

Терапевты, к сожалению, люди, они не хотят показаться монстрами – за исключением хардкорных психоаналитиков. Например, в книге Psychoanalysis: The Impossible Profession журналист Джанет Малколм описывает, как к психоаналитику приходит клиент с новостью, что отец умер. Для терапевта высказать сочувствие в такой ситуации – это по-человечески, но не по-психоаналитически. Настоящий психоаналитик должен отреагировать беспристрастно, чтобы клиент мог, например, выразить радость по этому поводу, которую, начни терапевт социально выражать сочувствие, клиент также социально «проглотит». Но не все – настоящие психоаналитики: некоторым обычным психологам проще дать надежду, а то и вовсе пристыдить, пусть даже и неосознанно.

Другая риторика – это дискурс сыновнего/дочернего долга, и она тоже почти целиком держится на чувстве вины. Если человек в хороших отношениях со своими родителями, он естественным образом помогает и поддерживает их – потому что это то, что мы делаем с близкими, и для этого нам не нужны напоминания о долге. Если же сын не помогает родителям, то это не значит ни что они плохие, ни что он – ленивое мудило, это значит, что у них сложились такие отношения. Какие именно – пусть выясняют на терапии!

Обычно в таком случае принято напоминать о том, что родители нам «что-то дали». Доходит даже до аргументации «раз вы до сих пор живы, значит, мама вас как-то любила». Это необязательно правда: то, что вы живы, демонстрирует только отсутствие убийства – а это недостаточное основание для диагностирования любви. Иногда в качестве последнего довода говорят: «В конце концов, они подарили вам жизнь», – это не шутка, а цитата из статьи одного известного лжепсихолога.

Во-первых, жизнь – это не подарок, который можно подарить, а если и так, то с таким же успехом можно почитать как таинство саму жизнь, а не каких-то родителей, достижение которых заключается в том, что природа снабдила их определенными органами и возможностью их использовать. Во-вторых, все-таки давайте определимся: если это безвозмездный подарок, тогда какой может быть «долг»? Может быть искренняя благодарность, но ее нельзя вытребовать. Если же это долг, то где две дееспособные стороны и долговые отношения? Ребенка никто не спрашивал, хочет ли он рождаться: когда тебя «заводили», никакого «тебя» еще не было.

Смешная и грустная история из моей практики, рассказал клиент: когда ему было девять, родители решили завести еще одного ребенка и стали его к этому готовить в духе «к нам придет маленький». А он им и говорит: «Да вы че, сдурели, кто к вам пойдет-то?!»

Нельзя сначала дать подарок, а потом стрясти с получателя долг. Это же манипуляция! Детский долг – даже если предположить, что он есть, – просто навязан. На мой взгляд, заведение детей – это большой благотворительный проект на благо жизни, а вовсе не долговые отношения, построенные на обмане недееспособных.

Таким образом, психолог, обращаясь к долгу и безусловной любви, или вызывает у клиента чувство вины, или потакает его надеждам получить любовь родителей еще одним способом: простив их – хотя все остальные до этого никак не срабатывали.

Есть люди, чувства которых с детства игнорировались и подменяясь рационализациями – умственными конструкциями.

Вот, скажем, выдуманный мальчик Бенедикт. Когда что-то шло не так, мама говорила: «Ну ты же умный мальчик, я тебе все объясню», – и «логически» объясняла, почему Бенедикту переживать не стоит. Мальчик вырос очень умный, но ничего не чувствующий, на терапию пришел именно с этим – и внезапно на каком-то этапе стал испытывать негативные чувства по отношению к маме. Тут-то и можно ему тоже все объяснить, встав в один ряд с мамой. Дескать, пойми: родителей надо простить. «За кого» в данном случае терапевт: за маму или за клиента?

Сюда же – запрет на проживание негативных чувств, например агрессии, в результате чего вырастает человек, неспособный за себя постоять, потому что «злиться нехорошо». Если он вдруг начинает на терапии выражать злость по отношению к родителям, что надо делать терапевту? Правильно, – радоваться.

Есть дети, которые были родителями для своих родителей и которым пришлось рано повзрослеть. «Ты же взрослый мальчик», – слышал Бенедикт лет с шести. У таких людей всё хорошо с ответственностью, более того – слишком хорошо, они готовы брать чужую ответственность и тащить ее на себе. С другой стороны, у таких детей не было детства, и призывы «прости родителей, ты же взрослый» воспринимаются как очередной груз, который люди подобного склада с радостью возьмут, – а не избавление, которое им на самом деле нужно. «Продолжай быть взрослым, ты хорошо справляешься!»

В какой-то статье я даже видел совет «стать родителем своим родителям» – ну и простить их, конечно.

Уместный совет для тех, кому действительно следовало бы немного повзрослеть (как будто терапевт имеет право решать, кому), но совершенно убийственный для тех, кто и так выполнял обязанности взрослого, будучи всего лишь ребенком.

Не всегда ожидание чего-то от родителей – это «застревание в инфантилизме», иногда это просто надежда.

Некоторые родители заботятся так, что лучше бы и не заботились вовсе. Они подменяют заботу о благополучии конкретного живого ребенка своими представлениями о том, как правильно заботиться о ребенке вообще. Например, такие родители вынуждали ребенка гулять летом в трех слоях одежды, чтобы тот не простыл, когда ребенок и так уже потный (и это видно). В результате вырастает человек, который даже голода не чувствует, не говоря уже о чем-то более тонком. Это еще мягкий пример: книга «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева почти вся об этом – и еще о чувстве вины, конечно.

Терапевт, который предлагает «для вашего же блага» простить родителей, может вполне уподобиться им же: да, пусть это даже в голове клиента, но ведь все – в голове клиента. «Образцовая мать совершает поступки любви вместо того, чтобы быть такой, какая она есть. Недавно я слышал шутку про такую любовь: курица-мать, бесконечно любившая двух своих цыплят, когда один из них заболел, убила другого, чтобы приготовить больному бульон. Психотерапевты могут при этом вспомнить некоторых из своих коллег, работающих примерно таким образом. И разумеется, никто не заподозрит себя в склонности к такой любви! (семейный терапевт Карл Витакер)».

Что же делать?

Клиентам – расти в своем направлении. Терапевтам – не мешать, хотя это сложнее всего. Не претендуя на универсальность и правоту, можно выделить следующие важные осознания, через которые – возможно – придется пройти на пути «прощения» родителей.

Здесь снова стоит вспомнить миф о том, что терапевты ковыряются в детстве и винят родителей. Мне нравится формулировка, что они это делают только для того, чтобы клиент мог вернуться в прошлое и забрать оттуда себя: во-первых, прожить непрожитое (тут советами торопить не надо), во-вторых, обнаружить, что он уже взрослый. Но не в том смысле, что «ну ты же уже взрослый!», а в том, что уровень его могущества повысился.

Если раньше родителей приходилось терпеть, чтобы не оказаться на улице, то теперь человек может обеспечивать себя сам – или даже банально дать отпор.

Анекдотический пример: «Да ты уже такой кабан, сам можешь отца отлупить!» – как-то сказал один участник терапевтической группы другому. Это было неожиданной мыслью – и магическим образом отец при встрече больше не давал никаких поводов, как будто чувствовал.

Следующее – понять, что ничего нельзя вернуть: аргументация такая же, что и у защитников «прощения». Но это осознание – всего лишь повод потерять надежду. Терапия в какой-то степени проходит через отчаяние, но родители тут ни при чем. Родители – всего лишь частность, с которой хочется что-то стрясти – с таким же успехом это могут быть боги или судьба.

«Прощение» в данном случае можно рассматривать как прощение долга банкроту: долг прощается не по доброте, а только потому, что его невозможно взыскать, – продолжать же деловые отношения после этого не обязательно.

Это непростой этап, в котором скрыто много горя. Символически это может быть оплакиванием собственного детства и похоронами родителей (тоже символическими). Некоторые клиенты честно сознаются, что им было бы проще, если бы родители умерли – но при этом не желают им смерти: таким образом они хотят потерять надежду, что у них еще могут быть нормальные родители.

Наконец, последнее – обнаружить, что можно жить без оглядки на богов.

Или судьбу. Или родителей.

Эти этапы нельзя ускорить или форсировать. Более того, клиент может остановиться на любом из этих этапов и не идти дальше, так что на этот примерный список ориентироваться нельзя: это скорее «спойлеры» того, что может произойти на терапии.

Согласно одной из формулировок, цель терапии – «подвести пациента к точке, где он может сделать свободный выбор», как сказал Ирвин Ялом. Прощение родителей – такой же выбор, как и остальные, как и выбор остановиться на любом этапе.

Что же касается прощения, я переформулировал бы эту задачу так: научиться жить по-новому (лучше, счастливее, спокойнее, свободнее – выберите сами) с теми стартовыми условиями, которые у вас были. Обнаружить, что есть совершенно обычные люди («родители»), которые ничем не отличаются от любых других и с которыми можно выстраивать какие угодно отношения – или не выстраивать их вовсе.

Некоторых родителей можно простить.