II. Похороны как театр

Пожалуй, среди всех театрализованных ритуалов Рима самый увлекательный – это похороны. Жизнь и смерть сплавлялись в затейливой игре похорон. В Риме и бальзамировали покойников на восточный манер, и сжигали, кремировали на греческий лад. Интересен был сам ритуал, который складывался постепенно, пока не приобрел наконец устойчивые черты настоящего театрального действа. Покойник к месту своего упокоения (крематорию) проделывал долгий путь в сопровождении друзей и близких. Старшие в семье несли за гробом «маски предков». У граждан был широко распространенный обычай снимать маску еще при жизни. Маске и ее значению в культуре мы посвящаем отдельную лекцию. И маска эта была, с одной стороны, атриумным портретом, вроде альбома семейных фотографий или семейных усадебных портретов и галерей предков в замках и т. д. Но с другой стороны, именно маску мы могли бы назвать основой скульптурного римского и европейского портрета. О портрете чуть позже, а пока вернемся к похоронам граждан и вельмож. Это очень важно. Маски предков несли за гробом члены семьи, а рядом с гробом шел актер, загримированный под покойника. Перед сожжением или погребением актер говорил перед народом и потомками последнее слово с обязательным разоблачением в конце, которого напряженно ждали присутствующие. «Кто привел меня к смерти?» Интересно всем. Тут не до поминок. Потом маска вновь преставившегося занимала свое почетное место в атриуме или в нише крематория.

Когда император Нерон хоронил убитую им жену Поппею Сабину, ее на похоронах играл великий греческий трагик Демитрий, да так убедительно, что все рыдали, включая вдовца. Последнее слово за двойником-актером. А затем маска покойного возвращалась в родовое лоно атриума государства или семьи как свидетельство истории или рода. Миланский род Висконти от II века н. э. имел непрерывную историю с атриумной галереей предков, портретами и скульптурами в Средних веках и в эпоху Возрождения. Последний герой Возрождения – итальянский кинорежиссер Лукино Висконти.

Национальные традиции латинской античности, рожденные государством и правом, прошли многие пороги потока времени. В недрах римских обычаев зародился европейский психологический прототип. Вот почему он просвечивает сквозь пласты всех «трав и вер», оставаясь живым и актуальным в отличие от иных, уже мертвых, древних культур. Лица на римских портретах родственны нам, узнаваемы, зеркальны и доблестям и болезням, прекрасны и омерзительны.

Все литературные и кинематографические рассказы о Древнем Риме почему-то обличительного свойства. Все римляне выглядят грубыми, распущенными, жестокими, обжорами и бездельниками. Христианство непримиримо к языческим культурам. Риму досталось особенно. Можно подумать, что Византия, или ревнители чистой веры – инквизиторы, или католики-конкистадоры в Латинской Америке были милосердными.

Постлатинский мир, включая век ХХ, не менее ужасает распущенностью, бессмысленной жестокостью войн и относительностью мира.

Вернемся, однако, к нашей теме. Поговорим о статистике. О чем свидетельствует наука статистика, или опись общественных построек Рима, к началу III века н. э., начатая при Цезаре и Октавиане в I веке до н. э.? Рим был разбит на 11 округов (районов) – десять жилых плюс форум Романум. В каждом районе была своя базилика, или муниципальная управа района. Там регистрировали новорожденных, умерших, хранились архивы и договора граждан, работало похоронное бюро, размещалась биржа. В управе протекала гражданская жизнь района.

В Риме строили инсулы (муниципальное жилье для безработных и малообеспеченных граждан), храмы, дома и дворцы, бани, мосты, дороги, рынки, амфитеатры, библиотеки, триумфальные арки и форумы. Можно сказать, что архитектура зданий впервые отражала структуру городского гражданского общества в том виде, в каком мы знаем ее и сегодня.

III. Архитектура как театр

Но что действительно поражает – так это мощь, размах строительства и совершенство строительной техники.

На снимках из космоса видно, что современная карта дорог Италии напоминает паутину или кровеносную систему с сердцем в Риме. Практически все современные дороги наложены на старые римские. Если их распрямить, то можно трижды опоясать Землю по экватору. По сведениям археологов, строительству больших дорог, мостовых и тротуаров римляне научились у этрусков. Но качество строительства и их протяженность были другими. Они строили дороги в три-четыре слоя, вгоняя в грунтовый, предпоследний слой на 15 см в землю обтесанные булыжники. По краям дороги были обсажены пиниями и фруктовыми деревьями, а также снабжены указателями направлений и расстояний. Возле дорог располагались харчевни, малые постоялые дворы, усыпальницы-башни (донжоны), вроде «Гробницы полководца-сенатора Цицилия Метеллы» на краю Виа Аппиа. Это пример того, что сохранилось до наших дней. Но таких донжонов было множество, этот не единственный. Уже во II веке до н. э. появилась регулярная почта.

У истории есть разные точки отсчета. Они, может быть, условны, как, например, первые Олимпийские игры 773 года до н. э. для Древней Греции. А для Рима такой условной датой может быть 451 год до н. э. – время принятия Двенадцати таблиц, формирования нового республиканского правового государства со столицей в Риме. Показатель уровня римской цивилизации – дороги, водоснабжение (водопроводы), мосты и т. д., все, что и сегодня во всем мире – показатель уровня культуры. Дороги Рима – это еще и мировоззрение, связь с миром вокруг, со временем. Если вдуматься, оно продержалось в Европе до начала ХХ века. Техника передвижения и скорость передвижения почти не изменились. Все тот же человек на лошади, или в карете, или на возке, запряженном шестеркой, а чаще четверкой лошадей. Много столетий люди ездили с одной и той же скоростью. Человек имел возможность размышлять в пути, всматриваться в детали. Деталь имела огромное значение. Картина мира состояла из множества равнозначных элементов, и человек был не вне, а внутри нее. Машинные и аэропланные скорости сметали детали и подробности мира. Что мы можем увидеть из окна поезда, машины или самолета? Время сужает пространство. Но до ХХ века римские мощные дороги были еще и философией, и размышлением, восприятием мира, картинами мира. Художественными деталями, подробностями слова-описания.

Дороги цивилизации – вот что оставил Европе Рим после себя. Что еще оставила в память о себе римская цивилизация?

Наверняка это водопровод. «Как в наши дни дошел водопровод, сработанный еще рабами Рима». В нашем зеркальном прошлом Владимир Маяковский определяет главное – цивилизацию воды. Здесь Риму не было равных. Вода фонтанов, водоснабжение города, нимферии, бани, термы. Рим был городом цветов, даже на подоконниках инсул росли фиалки. Рим окружали огороды с орошением, которому сегодня позавидует любой фермер. Римские базары – на зависть векам. Ходят странные слухи о том, что в кровавой империи не было за ее историю инфекционных заболеваний. Инженерное совершенство моста-акведука и подземных водных и канализационных сооружений не имеет аналогий и сегодня.

В Эстремадуре римский акведук в 60 арок снабжает водой весь юг Испании со времен Августа Цезаря. А в бани ходили не столько мыться, сколько проводить время. Вода для Рима – образ жизни. Для христианства вода сакральна. Вода крещения, омовения для Рима – основа цивилизации.

Как и сегодня, строительство разделялось на военные, гражданские и уникальные сооружения. Жилые дома, инсулы, мосты, арки хоть и не были одинаковы, но были подобны, поскольку в основе их сооружений был опыт (или школа) типового строительства. Основным элементом, часто повторяющимся, думается, была АРКА. Римская арка равна греческому периптеру.

Арочные свайные мосты, которыми пользуются до сих пор. Иная конструкция была предложена лишь в конце ХIХ века Жаном Эфелем. Золотой мост в Сан-Франциско. А до того строили арочно-свайные мосты, как в Риме.

Триумфальные арки – однопролетные, как арка Тита, или трехпролетные, как Септимия Севера. Или, например, архитектурное решение амфитеатров. Развернем эллипс объема – и получится мост или акведук с ритмическим повтором арочных пролетов по всей длине или периметру здания. Пример лаконичности и рационализма, которые лежат в основе художественного сознания. Их можно назвать стилеобразующими. Арка – основа созданной Римом купольной архитектуры, такая же образно-конструктивная основа латинского зодчества, как для Греции был периптер с соотношением длинной и короткой сторон как 1 к 0,65. Впрочем, это напоминание того, что вот уже более двух тысяч лет известно всем.

Сегодня арка Тита одиноко стоит, лишенная своего ансамбля – форума Флавиев. Впрочем, от форума кое-что осталось. Амфитеатр Флавиев – Колизей, построенный на месте прудов Золотого дома Нерона. Но воображение наше молчит, а арка Константина стоит ближе к Колизею, чем арка Тита. Бросается в глаза почти калькированное сходство Триумфальной арки Наполеона, возведенной в Париже после египетского похода, с аркой Тита, возведенной в честь победы в третьей Иудейской войне. Так же, как Триумфальная вандомская колонна Наполеона на Вандомской площади в Париже повторяет и мысль, и конструкцию колонны Траяна в честь победы императора над даками, жившими по берегам Дуная. Это римская пульсация в европейском классицизме ХIХ века. Европейский классицизм дышит воздухом горных вершин, он приподнят над землей, он – на котурнах. Пафос победителей, увенчанных лаврами триумфаторов, с крылатой Викторией – победой за плечами. Классицизм – утверждение гражданских доблестей служения и чувства прекрасного в видимом упорядоченном мире.

Рассмотрим латинскую классику и с психологической точки зрения. Есть разница в ощущении человека, стоящего перед аркой – входом на форум, и ощущением себя «на форуме». Два разных чувства. Иду себе по улице, частный человек, необязательной походкой. А вот на форуме я – уже гражданин великой державы с рукой, выброшенной для салюта. Я живу иной общественно-условной жизнью. Очень важно то психологическое раздвоение граждан Римской империи на «я» внутреннее и внешнее, общественное и частное. На жизнь в присутствии посторонних и в собственном доме. Как нам это близко, как и далека неделимая греческая цельность духовного и телесного. В идеале, конечно. Римская архитектура – гражданская не только потому, что она рождена гражданским обществом, но и потому, что она выявляет незнакомый до этого психологический тип поведения. А новое грядущее европейское общество наследует не только «Фелису, улицы, мосты…», но и неосознанное или временами осознанное подобие себя с бывшим некогда миром. Нам интересна его история и археология, и мы его понимаем и узнаем себя.

Зрелища Колизея – концентрация, сгусток поведения фанатов всех времен на стадионах. Расшифровка нацарапанных на скамьях и стенах Колизея надписей – интересное свидетельство почти обездвиженного или растворенного во времени массового плебейского сознания. Оставить свое имя, написать, чему равны «Агриппа + Марцелл + Сильвия». А также похабные простенькие рисунки, какие подростки рисуют в школьном туалете. И все это полощется внутри построенного эллипса, которому нет равного по архитектурной режиссуре и технике строительства. К I веку н. э. технология строительства, инженерная мысль достигают вершин гениальности. На две трети разрушенный амфитеатр рассказывает нам о том, что в области зрелищной архитектуры человечество не только не продвинулось, но не может повторить того, что было создано. Быть может, лишь слабо скопировать саму идею амфитеатра. В дождливую погоду или ветреные дни над Колизеем натягивали крышу, сконструированную морскими инженерами. Еще удивительнее то, что Колизей возведен был на воде и его огромная масса покоится на сваях. Загадка строительного искусства буквально все. Исследования фундамента Колизея в середине ХIХ века показали, что под наземными арками амфитеатра есть еще и другие, подземные, из нерушимого римского бетона, погруженного в воду, несущие всю эту тяжесть. Сегодня, когда ходишь среди руин, удивляешься таинственно-непостижимой мощи имперского Рима. Оголенность материала позволяет вблизи рассмотреть кирпичную кладку, вернее множество кирпичных кладок в сочетании с каменными блоками, бетонными конструкциями и плинфой (соединением тонких слоев обожженной глины со щебнем). Такое пристальное разглядывание деталей строительной техники напоминает удовольствие, которое мы получаем от швов на старинных платьях, от технологии шитья руками. И понимаешь, что скрытая эстетика тайн любой конструкции – залог красоты и прочности готового изделия. В таком сравнении нет ничего парадоксального. Только архитектура и костюм – суть соединение материи с идеей. Именно от владения технологией, инженерией зависит совершенство абсолютных идей, коими и являются произведения архитектуры. Как от точности кроя и обработки зависит совершенство линий одежды.

В середине ХV века гений архитектуры Возрождения, поздний потомок латинской культуры Филиппо Брунеллески решал многие инженерные и строительные вопросы по возведению купола над кафедральным флорентийским собором Санта Мария дель Фьоре. Нужно было построить такой купол, который не деформировался бы со временем. И он нашел единственно правильное решение: применил римскую кирпичную (типичную для римской архитектуры) кладку «рыбьего хвоста».

Все, что было известно римлянам об архитектуре, инженерии, строительной технике, описано в «Десяти книгах по архитектуре» известного архитектора и теоретика Ветрувия, современника Цезаря и Августа. Актуальна ли эта книга сегодня? До сих пор ее переводят на все языки мира. Она является учебником и одновременно историческим бестселлером.

Психология демократических массовых зрелищ вульгарна и совершенно консервативна. Сравним поведение болельщиков на стадионах сегодня с римскими. Восемьдесят тысяч человек надо было усадить согласно рангам, и для этого существовала специальная должность. Дисигнаторы следили за внешним порядком и размещением на трибунах. На арену выпускались и дикие животные – львы и слоны. Их убивали так же нещадно, и были специальные гладиаторские школы, обучавшие аренной, театральной битве с животными. Милосердными эти развлечения никак не назовешь. Изречения «деньги не пахнут» и «запах крови врага хорош» наряду с великими достижениями цивилизации тоже пришли к нам из Рима.

Большой город, живший на протяжении веков, как любая другая государственная столица, в напряженном ритме истории падений, взлетов, строительства и упадка. Сносились целые кварталы, воздвигались новые. В Остии уцелели инсулы – доходные дома. На юге Италии до сих пор работает водопровод Цезаря. По мосту Тиберия ежедневно ходят жители города Римини. По старым римским дорогам – автомобили. Форумы – великолепные руины, по которым ходят туристы. Еще работают кое-где старые римские фонтаны. А около фонтана «Треви» время останавливается в отработанном за два тысячелетия жесте руки, бросающей монету в воду. Вечный город заклинает себя жестом вечного возвращения. Метни монету в воду, если хочешь вернуться. Так в городе Сен-Арканжело бросают монетки в сохранившийся этрусский колодец. Над ним сегодня красуется ресторан, оформленный классиками итальянского кино Тонино Гуэррой и Федериком Феллини.

Вот уже два тысячелетия входят и выходят из римского Пантеона миллионы туристов всего мира. Современник историка Тацита и философа на троне Марка Аврелия от II века н. э. Пантеон являет собой вершину духовного и строительного гения Рима.

Пантеон был задуман как храм всем богам. Сегодня это церковь Санта-Мария Ротонда. Пантеон строился более 10 лет (116–128 гг.) – сначала консулом Агриппой, а потом императором Адрианом Антонином. Есть версия, поддержанная историком, писателем Эберсом, что Адриан, большой поклонник греческого искусства, археолог, почитатель Платона, поддался влиянию христиан. Его телохранителем был сириец, красавец Антиной, приверженный христианским идеям и ценностям. Историческая молва приписывала ему намерение поставить в Пантеоне в одной из ниш первого яруса христианские символы веры. Но это намерение не осуществилось. В заговоре был убит телохранитель. Потрясенный и безутешный Адриан уехал в Грецию. В Афинах перед храмом Зевсу сохранилась красивая, воздушная арка Адриана и некоторые форумные сооружения. Не бывает истории в сослагательном наклонении, однако в качестве гипотезы интересно предположить, как развивалась бы христианская история, открой Адриан первую официальную церковь в Пантеоне… Случиться же этого не могло, ибо другим был Замысел. В нишах первого яруса Пантеона перемежались греко-римские боги с восточными, Зевс соседствовал с Митрой. Пантеон был необходим, т. к. Рим стал заложником своей имперской необозримости и того, что гражданство в Римской империи получали определенные группы варварских инородцев. Начиная с Тиберия и при императоре Каракалле все жители империи стали ее гражданами. В дальнейшем национальная политика и политика гражданских правовых отношений становилась все более сложной и опасной для империи. Так что примирительный храм всем богам – Пантеон – был необходим. Со временем он утратил свое внешнее великолепие, но устоял во всех исторических катаклизмах. Его фасад сегодня скучно-серый. Он похож на нефтяную цистерну с прилепленным, как бы от другого здания, аттическим портиком. Но, как и встарь, основное эмоциональное впечатление производит интерьер. Идеальная полусфера опирается прямо на основание, на пол. Сегодня пол Пантеона даже отдаленно не напоминает первоначальную прекрасную «землю» храма.

Первый ярус посвящен всем богам, и боги доступны жертвоприношению верующих. Круглая площадь храма с простым доступом к алтарям – равноправие и политкорректность ханжеского Рима в отношении всех подданных. Все равны в империи в своей молитве к богу на родном языке. Хотя Зевс все-таки ближе к народу, и его алтарь выделяется величиной и красотой прямо против входа в Пантеон.

Между первым и вторым ярусами – широкий выступающий карниз, нарушаемый лишь нишей-конхой Зевсова алтаря. Что значат эти однообразные, через равные промежутки, слепые, т. е. не имеющие выхода наружу, ниши-окна? Окнами называются потому, что они так решены архитектурно. Это, разумеется, не просто декоративное убранство храма. Алтари у всех разные, а вот окна, обращенные внутрь самих себя, едино-ценностны для всех. Едины для всех этические ценности внутреннего порядка на всех языках и во всех традициях. На широком сплошном карнизе второго яруса лежит могучий купол Пантеона, одним-единственным девятиметровым в диаметре глазом, оком глядящий в небо. Или кто-то дни и ночи заглядывает в Пантеон через его Глаз? Сплошной бетонный купол состоит из профильных киссон. Иногда под куполом висит облако солнечной пыли, и лучи становятся видимыми стрелами света. Иногда пасмурно. Но никогда освещение не бывает одинаковым из-за скользящих теней по квадратам киссон. Купол космически абстрактен и вместе с тем конкретен. Свод небесный над нами, многоязыкими драчунами, святыми и грешными, добрыми и алчными, – един. Пантеон беспрецедентен. Повторить его архитектуру невозможно, как невозможно ответить на ряд вопросов, связанных с уровнем философских идей, а также инженерным уровнем воплощения Пантеона.

Да, римляне воевали, были жестоки в своих забавах и отношениях. Но они построили Пантеон. Гораций, Овидий Назон, Плавт, Тацит – это их поэты, историки.

В Пантеоне хорошо сохранилась фреска ХV века художника Мелоццо да Форли «Благовещение». Чудесная живопись. Мелодия высокой гармонии, чистоты и красоты. Она слилась воедино с нишей римского Пантеона. Они давно едины и непрерывны, как сам город, как музеи Ватикана. Угадывание сквозь сон «воспоминания о будущем».

Посреди площади перед зданиями Капитолия на Капитолийском холме стоит бронзовая копия статуи императора Марка Аврелия. Здесь античность и Ренессанс сплелись и сочетают в себе загадку гения Микеланджело и загадку гения Рима.