94
В тупом оцепенении, уставившись в одну точку, Солейн сидела за столом в своем кабинете. Ее руки, покоившиеся на стопке документов, подрагивали, дыхание было хриплым и прерывистым. Состояние страшной усталости и абсолютной апатии настигало ее все чаще и поначалу даже пугало, но со временем она почти свыклась с этими приступами.
Сейчас она думала о дочери, которая гостила в доме своего деда.
Это было роскошное имение, спрятанное в глуши бристольских болот. Солейн знала, что Люция будет там скучать, однако только там ее дочь была в полной безопасности и никакой Клаус Ландер не смог бы до нее добраться.
«Вот бы он попался мне в руки, – мечтала Солейн, – я бы раскатала его по косточкам, живого…»
Ей подумалось, что хорошо бы сначала убить при нем его сестру, ее мужа и детей, но она тут же отбросила эту мысль. Интуиция подсказывала Солейн: Ландер не слишком привязан к своим родственникам.
Да, он рисковал из-за них жизнью, но кто знает, почему? Может, следовал какой-то традиции или сценарию приключенческого фильма.
– Мадам, все уже готово, ждут только вас, – доложил Дженезо Прост и поклонился, потупившись.
Только вчера он стал любовником своей госпожи и еще не осмеливался вот так запросто смотреть ей в глаза.
– Ну хорошо, раз готово, нужно идти. – Солейн поднялась из-за стола и прошла к двери, при этом слегка коснувшись бедра Дженезо. Тот вздрогнул.
– Ну-ну, малыш, уж не думаешь ли ты, что я тебя обижу? – насмешливо сказала госпожа и, не дожидаясь помощи от Проста, сама открыла дверь кабинета.
Пройдя по наполненному отфильтрованным воздухом коридору, Солейн остановилась возле двери с табличкой «секретарь» и подождала выскочившего следом за ней Дженезо.
«Мальчик волнуется», – сказала она себе, следуя за Простом, который открывал одну дверь за другой.
Всего их было семь. Такое количество дверей вовсе не требовалось для абсолютной звукоизоляции, однако на установке дверей настояла сама Солейн. Даже ей было неприятно столь близкое соседство с настоящей пыточной камерой.
– Кто у нас сегодня? – спросила мадам Гутиерос, подходя к металлическому креслу с привязанным к нему человеком.
– Это Диди, мадам. Человек Зико Торичелли, – напомнил Романо, отвечавший за процессы дознания.
Двое палачей в резиновых перчатках и белых халатах стояли чуть в стороне. На никелированном столике лежали прикрытые марлей инструменты, а в углу мигала лампочками сложная электроаппаратура. Она помогала работникам пыточной в их нелегком деле.
– Насколько я помню, этот сукин сын продался Зико и собирался перевести под его контроль все заведения в шестом районе. Так?
– Именно так, мадам, – кивнул Романе.
– И он все отрицает?
– Да, мадам.
– Ну ты наглец, Диди, – покачала головой Солейн. Она нагнулась к пленнику и заглянула ему в глаза: – Расскажи нам о своих делах с Торичелли, и твоя смерть будет быстрой. Вот они, – Солейн указала на палачей, выглядевших как настоящие врачи, – сделают тебе укол, и ты уснешь… Что скажешь, Диди?
Зажатое маской лицо пленника исказилось, и он попытался плюнуть в Солейн.
– Молодец, – сказала она. – Дурак, но смелый. Просто ты еще не знаешь, что могут с тобой сделать эти ребята. Через пять минут ты будешь орать, гадить под себя и умолять, чтобы тебя добили, а я с удовольствием поприсутствую при этом.
Солейн повернулась к Романо:
– Начинайте…