Сидеть было удобно. Я прикрыл глаза, решив, что не мешало бы использовать представившуюся возможность для легкого освежающего сна.

Судя по виду комнаты, непосредственная опасность моей жизни не угрожала. Было бы довольно глупо устраивать в подобном помещении пытки или казни, сопровождающиеся, как правило, брызгами крови, непроизвольной дефекацией, мочеиспусканием и всякими прочими прелестями вроде рубленых кишок и выбитых мозгов на корешках бесценных бумажных книг. Нет, в этой комнате никого не убивали. Здесь беседовали. Может быть, иногда подсыпали яд в банку с пивом или душили капроновым шнурком, но не более того. Вполне безопасное место. Максимум, что могло меня ожидать здесь, — это серьезный разговор. Строить предположения о теме разговора, из-за которого меня перетащили на другую планету, убив по дороге несколько человек, было лень, и я на самом деле сумел задремать. Сказалось нервное напряжение последних дней. Была бы возможность, я бы уснул стоя на одной ноге, а тут подвернулось удобное теплое кресло. Мне даже приснился сон. Я долго и нудно брел по затопленному грязной водой тоннелю. Где-то в темноте прятались стаи голодных крыс, и каждый шорох за спиной заставлял меня застывать на месте.

Плохой сон хотелось прервать, и, когда рядом послышалось тихое покашливание, я с радостью открыл глаза.

В кресле напротив меня сидел щупленький человечек с сутулым тельцем, тонкими длинными руками и большой головой неправильной формы. Я с некоторым испугом вгляделся в расплывчатые и искривленные черты его лица. Редкостный урод! Водянистые глаза, кустистые брови и большие уши имели не вполне симметричное расположение относительно скошенного набок носа.

Пухлые губы слегка кривились, обнажая большие крысиные резцы и выпирающие вперед клыки. Я снова поразился тому, какие необычные формы способны принимать человеческие тела в этой странной реальности.

За спиной урода высился спокойный и, как всегда, слегка ироничный господин Гло.

— Здравствуй, милый друг, — с легкой картавинкой сказал человечек. — Светозар, если не ошибаюсь.

Я кивнул и сел ровно.

— Льюис Бартони, — отрекомендовался он. — К сожалению, у меня очень мало времени, поэтому я постараюсь изложить суть дела как можно короче.

— Как вам будет угодно, господин Бартони, — с поразившей меня самого учтивостью ответил я.

Льюис говорил на караманском диалекте турецкого, чем сразу расположил меня к себе. Обожаю этот язык. Он у меня ассоциируется с морем, солнцем и вином. Здесь не было ничего из вышеперечисленного, но хорошие мысли почему-то появились сами собой. «Вот теперь все будет так, как надо», — подумалось мне.

— Вы меня понимаете?

— Великолепно понимаю. Мне очень нравится, как вы говорите.

— Забавно, — сказал он, внезапно переходя на русский. — Никогда не думал, что нам доведется встретиться, Петр Васнецов.

— Как вы меня назвали?

— Не откажешься от куриного бульона? — Господин Бартони улыбнулся. — К сожалению, из-за возраста я не могу употреблять ничего другого из обычной пищи Основное питание вводится мне внутривенно. Рад, что ты сумел сменить тело. Научишь меня?

Старик произносил фразы, смысл которых мне был совершенно непонятен. Я хотел сказать ему об этом, но помешал худенький слуга, просочившийся в комнату через боковую дверь. Он поставил на стол две большие кружки куриного бульона и тарелочку с белыми сухариками.

— Кто вы? — тихо спросил я, беря двумя руками чуть теплую кружку.

— Мое первое имя Петр Васнецов, — Бартони хихикнул. — Смешно?

— Что в этом может быть смешного? Я не понимаю вас.

— А я не очень понимаю, зачем ты здесь. — Он пододвинул мне тарелку с сухариками. — Ешь, мне нельзя мучного. Тебе повезло, что я узнал о твоем воплощении. У меня нет ни одной версии того, с какой миссией ты прибыл сюда, но интуиция подсказывает, что ты с этой миссией не справился. Наверняка хотел убить президента? А? Зря. Наш президент всего лишь кукла, за которую голосует плебс. У кукловодов таких кукол целый мешок. Испортишь одну — достанут сразу две и устроят демократические выборы.

— Постойте, — перебил я его. — Вы назвали и себя, и меня Петром Васнецовым. Это такая секта? Петры Васнецовы.

— Нет. Мы с тобой один человек. Не клоны, не близнецы, а просто один человек. Я выжил тогда, когда должен был умереть. Бомба, заложенная Титовым, не сработала, и меня спасли. Мне даже простили тех бомжей, которых мы истребили во имя светлого будущего. Из благодарности, только из благодарности, я помог великим американским ученым разобраться с нашей аппаратурой, и мне неплохо заплатили. Мне повезло. Полученный капитал позволил оплатить первоклассную медицинскую страховку и дотянуть до нынешнего неспокойного времени. Я очень хотел жить. Все очень просто, Петр.

— Все очень непросто, — сказали мои губы помимо моей воли. — О чем вы говорите? — перебил я сам себя.

— А я не тебе рассказываю эту историю. Мое повествование предназначено для Петра Васнецова, который меня сейчас очень внимательно слушает. Я очень стар, Васнецов. Сейчас я чувствую себя гораздо хуже, чем тогда, когда мы затевали наш эксперимент, но в те времена я готов был отдать свою жизнь за эфемерные идеалы. А сейчас я хочу жить. Я променяю весь этот поганый мир со всеми его вонючими потрохами на сотню лет жизни. Скажи, Петр, ты дашь мне новое молодое тело? Такое же, как у тебя. Я хорошо заплачу за операцию, и тогда мы оба будем жить.

Неужели этот сумасшедший меня отпустит? Неужели мне удастся вырваться из этого ада? Мне потребовалось довольно сильное напряжение воли, чтобы подавить идиотскую щенячью радость и заставить себя настроиться на бой, ибо враг по определению не может предложить ничего хорошего.

— Не вопрос. — Я решительно осушил кружку бульона и пододвинул себе вторую, к которой старик так и не притронулся. — Хоть я и не Петр, но я поручусь за вас. Если вы согласны на сотрудничество с нашим правительством, то нормальное медицинское обслуживание вам гарантировано.

— Прекрасно, — уголки его губ задрались кверху, что должно было символизировать искреннюю радость. — В таком случае, в знак доброй воли, я хотел бы передать тебе некоторое количество разведывательных данных. Насколько я знаю, должность Верховного Правителя в настоящий момент занимает Сашка Титов.

— Теренц Золин, — поправил я его.

— Не влезай, Светозар, — отмахнулся уродец. — Васнецов, дай знак, что ты здесь. Меня смущает твоя маскировочная оболочка.

На несколько минут в комнате воцарилась напряженная тишина. Я, как меня и просили, молчал, а таинственный Васнецов никак себя не проявлял. Было слышно, как в одном из шкафов что-то щелкает и искрит. Бартони ни беспокойно поерзал в кресле и вопросительно посмотрел на Гло. Тот успокаивающе показал ему ладони Дескать, не дергайся, все нормально.

— Ты получишь координаты наших военных баз, просительно пообещал уродец. — И план наступательных боевых действий на ближайшие дни тоже получишь. А еще я передам тебе график открытия телепортационных тоннелей между нашими мирами, и ваша армия сможет наносить эффективные удары по нашей территории. — Бартони сделал знак рукой, и господин Гло положил мне на колени старомодную папку. — Полистай это.

Я схватил папку. «Помни о том, что Бартони — враг», — подумал я, адресуя эту мысль прежде всего тем, кто, возможно, будет считывать информацию из моего мертвого мозга. Не исключено, что меня хотят использовать в хитрой игре по дезинформации. Сейчас я в спокойной, почти дружественной обстановке ознакомлюсь с якобы секретной информацией, а потом меня пристрелят и подбросят труп нашим, которые решат, что мне удалось добыть достойные доверия сведения. Я снова обратился к неизвестному психотехнологу: «Помни, что я среди врагов, проверяй любые сведения», — после чего улыбнулся Бартони и открыл папку на первой странице. Цветная карта мира была плотно покрыта отметинами аэродромов, космодромов, стоянками надводных и подводных кораблей. На следующей странице оказались изображены, привязанные к мелкой координатной сетке РАС с секторами обзора, гравитационные локационные станции и не очень подходящие по теме зоны патрулирования воздушных авианосцев. Многие обозначения мне были непонятны.

— Не слишком ли дорого вы покупаете себе жизнь? Спросил я, медленно и вдумчиво перелистывая страницы.

— Не слишком. До тех пор пока я не знал, что у нас тогда все получилось, я ценил этот мир. Но когда я нашел самого себя, эта реальность утратила для меня всякую ценность. Здесь не умеют бесконечно продлевать жизнь, а у вас это обычное дело. Я должен был стать таким, как ты, Петр, бессмертным и вечно молодым. Помнишь эту песню? — Он погрозил кому-то сухоньким кулачком. — Как я жалею, что фрезы не убили меня. Тогда бы мне не пришлось искать путь в твой мир.

«Мне тоже очень жаль, что ты не сдох. Тогда бы ты не приволок на своем хвосте орды убийц. Ведь это наверняка ты их навел», — подумал я. Или не я? Неужели у меня шизофрения? Внезапно я почувствовал несокрушимую уверенность в своем скором спасении. Чей-то многовековой опыт ожил во мне, и я понял, что уже почти победил.

— Мне даже не верится, что очень скоро я снова буду юн, резв и силен. — Глаза Бартони светились от счастья. — И тогда ты расскажешь мне, зачем тебе нужно было рисковать своей прекрасной вечной жизнью. Ведь ты чуть не сгинул в застенках Тэна. Если бы не Гло, ты уже был бы мертв. Надеюсь, ты понимаешь, что мой друг Гло тоже достоин вечной жизни, так как первым сумел разобраться с вытянутой из твоей головы информацией.

Маскировочная ломакинская кожура начала медленно сползать с моего мозга. Туман рассеивался, и старые шершавые воспоминания занимали свои привычные места. Я постепенно становился самим собой. Внешне ничего не изменилось. Все те же два человека сидели друг напротив друга. Один изучал картинки на больших жестких листах, другой сверлил его глазами и не видел происходящих в его собеседнике чудовищных изменений. Мутный поток прошлых жизней, быстро затопивший мое сознание, никак не отражался на сосредоточенном туповатом лице Светозара. Несколько раз я терял связь с текущей реальностью. Безрадостные контрасты моря холода, обнулившийся счетчик кислорода, бездонная пропасть под ногами кадрами порванной киноленты мелькали перед моим внутренним взором, Но ни Бартони, ни Гло не проявили никакого беспокойства, они не сомневались, что знают про меня все. И они действительно знали про меня почти все. Бартони-Васнецов правильно угадал, что я появился здесь под личиной Ломакина с некоей секретной миссией, но не сообразил, что целью миссии был он сам. Задумка Титова удалась, и я мысленно снял шляпу перед Верховным. Он точно рассчитал, что как только в этот мир проникнет кто-то хоть как-то связанный с Петром Васнецовым, то любой из нашей троицы, если он остался жив, обязательно постарается с ним встретиться. Так оно и случилось. Теперь мне осталось сделать сущий пустячок, выполнить грязную, но вполне привычную работу. Уничтожить ошибку. Стереть самого себя, чтобы весь этот ублюдочный мир отправился в черное и унылое пространство нереализованных реальностей.

В какой-то момент я понял, что меня раскусили. Оператор, сканировавший мои мысли, почуял неладное, и у меня за спиной раздался шорох шагов. К спинке кресла приблизились двое, а между мной и Бартони замерцал зыбкая пелена силового поля. Я ощутил чьи-то ладони на своих плечах и сразу перестал нервничать. Теперь дела пошли так, как надо. Меня боялись.

— Почему же вы не сменили тело, господин Васнецов? — глумливо осведомился я. — Сребреников не хватило?

Старик в кресле захохотал. Смех его был страшен и жалок. Так иногда смеются потерянные детьми игрушки, чей кибернетический мозг по недосмотру создателей оказался в состоянии осмыслить никчемность собственного существования.

— Ты все такой же, — восторженно хрюкнул Бартони. — Ты даже не повзрослел. Все тот же романтик. Желторотый комсомолец. Борец за счастье человечества. Мне будет приятно побеседовать с тобой.

— На допросе, — отрезал я. — Тебе светит пожизненное. Уж я постараюсь.

— Как скажешь, — кивнул он. — В вашей тюрьме я готов сидеть целую вечность. Только пообещай, что, если я выпущу тебя, ты спасешь мне жизнь. Местные врачи не в силах обеспечить мне бессмертие. Оно есть только в твоем мире, но надо спешить, — он горестно потряс головой, — я слишком поздно нашел дорогу.

— Ты показал им дорогу?

— Я не желал войны. Я всего лишь хотел жить. Обещаешь, что я буду жить?

Мне захотелось плюнуть в его защищенное силовым полем лицо, но интересы дела требовали от меня осторожных действий.

— Да. Обещаю. — Я решительно встал, и два охранника за моей спиной не посмели меня задержать. — Если те сведения, которые ты мне передал, помогут нам победить, ты будешь жить вечно. Твой друг Гло тоже получит шанс дотянуть до четвертой эпохи мегаколлективизма. Обещаю.

Я протянул руку Бартони, и моя ладонь зависла у мерцающей завесы. Старик засуетился. Он попытался подняться, но силы оставили его. Он что-то злобно пробормотал на незнакомом мне языке. Господин Гло поморщился, и столь сильно мешавшее мне силовое поле исчезло.

— Я знаю… — зашептал Бартони. — Я помню себя и точно знаю, что ты не обманешь меня. Я могу положиться на твое благородство и…

Прежде чем он успел договорить, я схватил его поперек туловища. Его тело было легким и гнулось во все стороны, будто принадлежало театральной марионетке.

Оно удобно расположилось у меня под мышкой, почти не стесняя движений. В самый последний момент я решил не убивать его. И вовсе не из-за того, что пообещал ему вечную жизнь. Я уже вырос из детских игр в честное слово. Просто я ясно увидел путь к спасению, и на этом пути мне до зарезу нужен был живой Бартони.

Я прыгнул с места назад. Обратное сальто через голову не совсем удалось. Ломакинское тело слушалось плохо, а у мордоворотов оказалась неожиданно хорошая реакция. Они слишком быстро вертели своими большими головами на толстых шеях. Пришлось метнуть в них тушкой Бартони, но меня все равно едва не сбили на лету. Огромный кулак просвистел в миллиметре от уха.

Мои мышцы сокращались слишком медленно для приличной драки. Я отставал от собственного графика уже на две пятых секунды! Еще одна задержка, и меня изрешетят выстрелами. К счастью, смертельно испуганный организм чуть-чуть ускорился, и я почти идеально поднырнул под локоть ближайшего громилы. Тот немедленно принялся душить меня левой рукой, но я уже накрыл ладонью его пальцы, сжимавшие лучемет. Выстрел. Второму охраннику снесло полголовы. Кровавый фейерверк славно забрызгал корешки старинных книг. Люблю, когда враги умирают красиво. Запаниковавший господин Гло сунул руку во внутренний карман. Курок еще раз упруго щелкнул. Знатоку мегаколлективизма разворотило грудную клетку. Бесценный прибор, умеющий смещать время, теперь был утрачен навсегда. Жаль.

Удар! В глазах потемнело, и я выпустил оружие. Следующий удар припечатал меня к стене. Кровь заполнила рот, хлынула из носа. Громила сделал шаг назад, готовясь добить меня ногой. Я швырнул себя вперед и вцепился ему зубами в кадык. Пульсирующий поток крови ударил мне в нёбо, хлынул в желудок и легкие. Не разжимая зубов, я отскочил назад. Кусок плоти свисал у меня изо рта.

Агонизирующее туловище рухнуло на Бартони. Пока старик скулил и дергался под центнером теплого судорожно сокращающегося мяса, я отплевывался и обыскивал карманы своих жертв. Почти сразу мне попался отличный нож. Стандартное мультилазерное лезвие было эффектно стилизовано под стальное. С помощью удобного ползунка у меня получилось изменить длину и ширину полотна, а также его энергонасыщенность.

Бывший владелец оружия знал толк в лазерных резаках.

На всякий случай я проверил лучеметы обоих охранников и убедился, что в моих руках, как и ожидалось, они совершенно неработоспособны.

Пока я разбирался с оружием, Бартони выбрался из-под умирающего телохранителя и, стоя на четвереньках, злобно поглядывал на меня. Очень хотелось пнуть его в бок, чтобы он залаял или заскулил. Бурча ругательства, я приподнял оскотинившегося двойника за шкирку, поставил на ноги и продемонстрировал ему все возможности ножа в непосредственной близости от его дрожащих губ. Лицо моего пленника вытянулось, посерело, а глаза слегка вылезли из орбит, однако он сумел удержать себя в руках и не запаниковал, чем вызвал у меня легкий приступ извращенного самоуважения.

— Зачем? — хладнокровно осведомился он. — Я же тебя и так отпускал.

— Зачем тебе меня отпускать? — ответил я вопросом на вопрос. — Я — это ты. Ты мог сам прийти к нам и получить все то, о чем сегодня у меня просил. За просто так. Не унижаясь и никого не предавая. До того, как началась война, тебе были бы только рады. Совсем небольшое усилие с твоей стороны, и тысячи людей остались бы живы. Почему ты не сделал этого усилия?

— Дурак, — его голос дрогнул от обиды. — Я не виноват. Меня заставили. Когда мы отправлялись в прошлое я, ну или ты… Ты должен помнить, как стрелял в Сашку и Борея, а на себя самого у меня… У нас… Пули, короче, не хватило. Микроволновый излучатель, который Борей делал, вообще не включился, а фреза лишь слегка повредила мозг, но не разрушила его. Я пятнадцать лет в коме провалялся, и все эти пятнадцать лет они пытались вытащить из меня наши секреты. Ты понимаешь, что я прожил целую жизнь, даже две, в настоящем аду. — Бартони покосился на труп господина Гло и поморщился.

— Но ведь был же способ умереть? — с горечью вопросил я. — Почему ты остался жить?

— Умирать еще труднее, чем жить. Ты не представляешь, каково мне было здесь жить, но я не смог убить себя. Я привык к тому, что вокруг меня одни уроды. Уроды поработили весь этот никчемный мир. Они перестали прятаться и уже ничего не боялись. Убивали всех лишних, стирали с карты целые страны. Те народы, которые осмелились сопротивляться, истребили полностью, как опасных животных. А остальных, не вошедших в число избранных, теперь разводят на специальных фермах.

— Разводят?

— Выращивают, как сексуальный и биологический материал. Ну и на мясо, само собой. Никогда не пробовал человечину? Довольно вкусно. Вначале из нее готовили дорогую собачью еду, а потом стали делать и обычное жаркое.

— И ты служил людоедам? — спросил я почти спокойно.

— Да. Служил. Служил и был счастлив, потому что страшнее смерти ничего нет, — печально ответил он, и мне показалось, что я услышал свой собственный голос, записанный на магнитофонную ленту.

— Как тебе удалось продержаться столько лет в одном и том же теле?

— Я кое-что значу в этом мире, — с непонятным высокомерием изрек он.

— Но как ты прожил столько? — Мне захотелось взять его за горло и хорошенько встряхнуть. — Никакая медицина неспособна столько времени поддерживать полноценное существование человеческого организма. Ты должен был разложиться лет сто назад.

— Почему же? — В его взгляде на секунду появилось и сразу же исчезло горделивое превосходство. — Наши врачи очень хорошо умеют пересаживать органы. Главное, чтобы донор был качественный.

— Донор? Качественный? То есть для пересадки вы клонируете людей, а не органы?

— Почему клонируем? Натуральные лучше и дешевле. Если тебе понадобится, то рекомендую косовский товар. Могу устроить. У меня там друг лесником работает…

Он осекся, потому что я зарычал. Кровь закипела на моем заледеневшем сердце. Мне стало страшно. Страшно за свой мир, который столкнулся с чем-то непостижимо чудовищным. Реальность, где даже я сам, не копия, не клон, а именно я продался дьяволу ради сохранения своей никчемной жизни, не должна была существовать. Моя рука дрогнула, и лезвие слегка изменило положение, готовясь вонзиться в беззащитную глотку старика. Одно движение, и этот мир исчезнет.

— Моя смерть уже ничего не изменит. Пожалуйста, не надо, — старик умоляюще сложил руки на груди.

Ну почему он не умер тогда, в доме Перцова?

— Помоги мне выбраться, — потребовал я.

— Ты можешь идти. Я гарантирую тебе жизнь.

— Мы пойдем вместе.

— Это невозможно, — он застонал. — Я слишком важен. Меня не выпустят.

— Тогда мы умрем вместе.

Из его глаз брызнули не по возрасту обильные слезы.

— Тут есть телепорт… — всхлипнул он, плаксиво растягивая слова. — Я планировал отправить тебя через межпространственный телепорт. Тебя бы высадили на плато Большой Сирт.

— Там нет городов!

— Тебя нашли бы по твоему мобильнику. — Он жалобно всхлипнул.

Я, наверное, пожалел бы старика, будь он не имеющим ко мне отношения посторонним человеком, но он был мною, а жалость к себе не в моих правилах.

— Веди!!

— Только не убивай!

Бартони дрожал. На его шее выступили крупные капли желтоватого пота. Мысленно я называл это существо Бартони. Он, конечно, я, и зовут его, как и меня — Петр Васнецов. И все-таки он — Бартони. Потому что его тело состоит из органов убитых людей и он ел человечину.

Я тоже ел человечину. И не раз. Жизнь длинна, и нельзя зарекаться ни от чего. Иногда приходится питаться чем попало. Однажды мы с моим напарником съели свои ноги, когда застряли на Ганимеде, а спасательный рейдер разбился в Поясе Астероидов, но мне никогда бы не пришло бы в голову жрать человеческое мясо ради развлечения. Хотя почему бы не пришло? Пришло. И именно в мою голову. Я с ненавистью пнул Бартони.

— Придется переодеться, — прохрипел он. — В скафандры…

— Где скафандры?!

Бартони неопределенно махнул рукой. Я слегка двинул его кулаком по скуле. Из его рта послушно брызнула слюна, а с уголка губы поползла бледная струйка розовой пузырящейся крови.

— Я покажу, — почти беззвучно всхлипнул он.

Мы двинулись к выходу. Бартони показывал дорогу.

Он опасно покачивался из стороны в сторону, приседал и изредка опирался на костяшки пальцев, как обезьяна.

Я шел за ним, борясь с искушением раскромсать ему затылок лазерным лезвием. Меня удерживало только то, что как только он умрет, этот мир исчезнет, а вместе с ним исчезну и я. Умирать не хотелось. Да и зачем умирать, если есть шанс выполнить миссию и остаться в живых? Я всегда стараюсь выжить, когда имеется такая возможность. Мы прошли несколько десятков метров по коридору, свернули под арку и оказались в широком холле с высоким потолком и мягким половым покрытием. Справа у стенки, рядом с разлапистой декоративной пальмой, уютно расположился круглый постамент поста охраны. На постаменте скучал солдат. Услышав шаги, он напрягся и вытянулся в струнку, но, заметив нас, снова уныло ссутулился, согнул ногу в колене и недружелюбно выпятил вперед нижнюю челюсть.

— Я попробую договориться с ним, чтобы нас пропустили, — пролепетал Бартони. — Но я не уверен, что меня послушают.

Если бы у этого старика был хвост, то сейчас он бы непременно им завилял.

— Давай. Договаривайся, — кивнул я и ткнул лезвием лазерного резака в сторону охранника.

Тот держал в руках великолепный двуручный лучемет с толстым стволом, безразмерным аккумулятором, системой автонаведения и двойной силовой подводкой.

Мне безумно захотелось завладеть этим волшебным инструментом.

— У вас какие-то проблемы, господин Бартони? — по-английски спросил охранник.

У него самого были серьезные проблемы с мозгами, если он после первого взгляда на нашу сладкую парочку не сообразил, что происходит. Нужно быть поосторожнее. Такой обалдуй и бабахнуть может сдуру.

— Не будь таким глупым, Джерри, — окрысился Бартони. — Слушай мой приказ и беспрекословно его выполняй, и тогда никто не пострадает. Положи оружие на пол и пропусти нас. Немедленно.

— Я не имею права. — Охранник неуверенно приподнял ствол своей большой красивой игрушки. — Мне нужен приказ командира.

— Твоему командиру приказываю я, — с грозной надменностью заявил Бартони. — Выполняй.

— Перед тем как положишь оружие на пол, не забудь отключить систему распознавания, — вежливо попросил я.

— Что выполнять? Что отключить? — Туповатый Джерри был не в силах осознать и проанализировать сразу две вводные.

— Я приказываю тебе, — медленно, почти по буквам, произнес Бартони, — опустить красный флажок на правой стороне приклада, положить оружие и отойти на два Шага назад.

— Вы не имеете права мне приказывать, — с просветленной улыбкой воскликнул солдат. — Я не имею права выпускать из рук оружие, но могу не задерживать вас, так как ваше имя есть в списке наивысшего приоритета Вы можете идти туда, куда вы хотите.

— Дегенерат, — простонал Бартони и с надеждой покосился на меня.

Может быть, я соглашусь просто пройти мимо часового и получить выстрел в затылок? Я не согласился и кровожадно взмахнул лезвием над головой Бартони, уповая на то, что его скальп хоть немного ценится в этом мире.

Оказалось, что ценится. Охранник немедленно получил необходимую инструкцию. Оружие безоговорочно легло ему под ноги.

— Лицом в пол! — я слегка охрип от напряжения, но мой крик прозвучал достаточно убедительно.

Джерри безропотно подчинился. Мои пальцы немедленно вцепились в вожделенный лучемет, и я сразу же испытал его, расстреляв ни в чем не повинный потолочный плафон. Оружие работало великолепно и по параметрам превосходило мои самые смелые ожидания. Окрыленный легким успехом, я с удвоенной прытью погнал вперед несчастного Бартони. Мы почти бегом миновали еще один коридор, повернули направо и остановились. Новых противников было трое. Они стояли в ряд, надежно перегораживая проход своими закованными в силовую броню телами. Меня без лишних разговоров взяли на мушку. Хорошо подготовленные ребята. Очень спокойные и рассудительные, прекрасно умеют обращаться с тем оружием, которое держат в руках.

Я понял, что через долю секунды они отстрелят мне голову, а я не успею даже поцарапать заложника. О применении трофейного лучемета думать не стоило. Мне из него не дали бы даже застрелиться. Честно говоря, в тот момент я приготовился к смерти. Именно так, наверное, и умирают многие воины. За мгновение до нулевой точки осознают ее неотвратимую неизбежность. Однако трагичная торжественность момента была нарушена Бартони, который внезапно заверещал:

— Назад, кретины! Не стрелять! Оружие на землю! «Это должны были быть мои слова», — с недовольством подумал я.

Бойцы беспрекословно послушались и очень аккуратно сложили лучеметы на пол, после чего, повинуясь моему жесту, повернулись носами к стене. Я уже не боялся, что кто-то попробует напасть на меня с тыла, и мы спокойно двинулись дальше. Бартони продолжал разоряться. Кричал о том, чтобы освободили проходы и ни в коем случае не применяли оружие, иначе плохо будет всем. Я согласно мотал головой и угрожающе хмурился.

В помещении, предваряющем внешний шлюз, всё уже было готово к нашему прибытию. Пять человек из обслуживающего персонала лежали на животах, закинув руки на затылок, и не смели поднять головы.

— Оденьте его, — приказал я и оттолкнул от себя Бартони.

Двое медленно поднялись с пола. Они с опаской поглядывали на меня. Я поощрительно помахал стволом, и они вытянули из стенного шкафа герметичный комбинезон, похожий на большую надувную куклу.

— Положите на место. Я возьму его себе, — распорядился я.

Один из служащих побледнел от страха, другой покраснел от ярости, но, ни тот, ни другой ничего не могли поделать. Они безропотно вернули скафандр обратно в шкаф и достали другой. Пусть считают меня самодуром, однако теперь я буду уверен, что, когда выйду на поверхность Марса, в моей дыхательной смеси не будет ничего, кроме дыхательной смеси. Техники работали слаженно и быстро. Уже через пять минут на голову моего пленника надели шлем, а его скафандр слегка раздулся от внутреннего давления.

— Все вон, — приказал я.

Повторять дважды не пришлось. Обслуга испарилась с похвальной прытью. Стараясь смотреть сразу во все стороны, я поспешно облачился в свой комплект, не забыв положить трофейный нож в наружный карман.

Скафандр оказался очень неудобным. Очевидно, он не был предназначен для ведения боевых действий или для серьезной работы в почти безвоздушном пространстве.

Дешевый, гражданский образец для непродолжительных экскурсий по поверхности. Держать лучемет рукой в толстой перчатке было почти невозможно. Я даже случайно сделал выстрел, когда пропихивал указательный палец под защитную скобу. Лазерный импульс, к счастью, пришелся на пустую стену и не причинил никакого вреда моему драгоценному заложнику.

Стальная створка внешнего люка упала вниз. Операторы не потрудились предварительно стравить воздух, и нас с Бартони выстрелило наружу, словно пробки из подогретых бутылок шампанского. Я сумел среагировать и аккуратно приземлился на три точки, а вот моей ипостаси повезло меньше. Будучи более легким, он пролетел дальше и по более высокой траектории. Судя по вою в наушниках и неестественно вывернутой вбок верхней конечности, Бартони сломал руку или вывихнул локтевой сустав. И то и другое было неприятно, но не смертельно, если, конечно, перелом закрытый. В ином случае острые осколки костей могли запросто повредить материал скафандра. Я помог Бартони встать на ноги.

— Моя рука… Мне очень больно… Отпусти меня, — услышал я его скрипучий голос.

— Чем раньше мы окажемся на месте, тем раньше ты сможешь получить медицинскую помощь, — соврал я.

— Нужно пешком пройти тысячу метров по направлению к радиомачте, — он мотнул головой, указывая направление. — Я не дойду. Я очень стар.

— Дойдешь!

К счастью, грунт под ногами был твердым. Идти по скалистой чешуе оказалось легко, несмотря на неудобные сапоги, которые почему-то не облегали ступни, а болтались на ногах, мгновенно сдирая кожу с пяток.

Сам скафандр ерзал, цеплялся за одежду и даже царапал спину чем-то острым. Шлем всю дорогу приходилось придерживать рукой, потому что он пытался съехать набок или повернуться вокруг своей оси. Несмотря на все эти неудобства, мы довольно быстро доковыляли до места. Бартони подгоняла дикая боль, меня страх и близость к цели, в достижение которой я все еще не очень верил. Совершенно невероятно, чтобы мне дали уйти. Я гнал от себя надежду, но с каждой секундой вера в спасение становилась все сильнее.

Целью нашего короткого марш-броска оказалась трехсотметровая ажурная вышка, служившая, судя по всему, не только местным ретранслятором, но и системой беспроводной передачи энергии. У подножия конструкции сиротливо приткнулись три ангара и красная будка, опутанная проводами. Я толкнул заложника вперед и перехватил оружие поудобнее. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то впереди меня ждет теплая встреча.

— Скажи им, чтобы открыли переход, — потребовал я.

Он что-то пробубнил по-английски, и прямо перед нами замерцала радужная завеса перехода. Не может быть, чтобы все было так просто. Здесь какая-то ловушка! Вполне вероятно, что это не межпространственный, а самый обычный географический телепорт и на другом конце меня ждет тщательно подготовленная засада. Как проверить? Меня осенило. Переход уже работает, и мобильник у меня в голове исправен, значит, можно кого-нибудь вызвать.

«Диспетчер!» — мысленно позвал я.

Тишина. Я приложил ствол к шлему Бартони.

— Твои люди пытаются обмануть меня. Ты труп.

Старик опять что-то быстро залепетал. Завеса промигнула, слегка изменила цвет, и я впервые за долгое время плена ощутил присутствие несущей частоты.

— Откуда вы взялись, рядовой Ломакин? — строго произнес в моей голове незнакомый голос. — Вы пропали без вести в боях за Ленинград. Немедленно объяснитесь, или будете уничтожены.

Вот так! Сразу засекли, опознали и пообещали грохнуть. Свои!

— Не стреляйте! — попросил я, стараясь как можно четче формулировать мысли. — Я совершаю побег из плена. Имею ценную информацию. Нужна помощь.

Я схватил Бартони за сломанную руку и рванул к себе.

Почти сразу из ангаров и из-под вздыбившегося грунта появились люди с оружием. Я направил ствол лучемета в небо. Пока враги не знают, кто из них выбран в качестве мишени, они будут вести себя осмотрительно. А стоит мне прицелиться, как все остальные сразу же примут меры. Заложник визжал и вырывался, пока я усердно отгораживался его тщедушным тельцем от преследователей и целеустремленно пятился к переходу.

— Рядовой, продержитесь семь минут. Мы уже идем к вам.

— Через семь минут будет поздно, — процедил я. — Обложили, сволочи.

До грани между мирами осталось всего несколько шагов, когда первый меткий выстрел впился в ляжку Бартони. Всё! Они получили разрешение действовать жестко. Сейчас отключат телепорт и загасят меня, не сильно заботясь о целостности заложника. Я прыгнул. Неуклюже. Боком вперед. Волоча за собой непрерывно верещащего Бартони. Мой утративший защитные свойства талисман еще находил в себе силы материться и упираться. Сразу два удачных выстрела почти одновременно разорвали плотный материал моего скафандра. Одна дыра появилась на рукаве. Луч слегка опалил кожу, не причинив особого вреда. Второе попадание оказалось более серьезным. Боль полоснула по ребрам. Дышать стало трудно. Скафандр автоматически зарастил все дыры, но воздуха все равно не хватало. Внезапно оказалось, что я лежу на грунте. Перед глазами плыли какие-то цветные пятна, пахло жженой резиной. Я встал и пошел. Во всяком случае, я думал, что иду. На самом деле я полз.

«Врача. Я ранен», — в отчаянии подумал я.

— Держись, — сочувственно отозвался мобильник. — Три десантника идут с орбиты. Будут через пять минут, если не расшибутся, конечно, — обнадежил голос, олицетворяющий для меня всю Солнечную Систему, ради которой я жил и умирал.

Я почти вернулся домой. Только вот пять минут и вечность понятия для меня сейчас абсолютно тождественные. Не прожить мне этих пяти минут. Меня снова кинуло на грунт, межпространственная завеса мерцала в трех шагах слева. Радиомачты и фургонов не было видно. Значит, я сумел перебраться в свой мир. Ничего не соображающий Бартони корчился рядом. Он прижимал к груди и нежно гладил сломанную руку. Из сквозной дыры в его ноге шел дым. За завесой колыхались грозные силуэты преследователей. Ничто не мешало им перейти зыбкую границу между мирами и прикончить меня. Не спешат, значит, боятся. Пока они там будут собираться с духом, мне на выручку придут десантники, которые запросто порвут на тряпочки целую армию.

— Стреляйте! — заверещал Бартони и бросился к завесе. — Стреляйте в него!

Я прицелился в спину старика и нажал на курок. Лучемет ответил жалобным писком. На рукояти латиницей замигало гадкое красное словцо: «блокед». Я отшвырнул кусок пластика, бывший недавно оружием, и настиг беглеца уже по ту сторону перехода. Два солдата бросились к нам. Я схватил Бартони за шею и начал пятиться назад, отгораживаясь от врагов невесомой тушкой заложника. Мне удалось снова пройти через завесу.

Солдаты, не особенно спеша, но и не медля, преодолели переход вслед за мной. Их догнали еще двое. Вчетвером они легко окружили меня. Теперь я вынужден был крутиться на месте, и все равно моя спина была не защищена.

— Что у тебя, Ломакин? — участливо поинтересовались по мобильнику.

Только его мне не хватало для полного счастья. Уж лучше бы молчал, скотина, если помочь не может.

— Подыхаю, — честно ответил я.

— Береги голову. Тебя уже засекли. Идут по прямой. Через сто десять секунд начнут стрелять.

Враги двинулись в атаку. Получив приказ, они одновременно убрали лучеметы и, выставив вперед руки, пошли на меня. Похоже, их хозяева все еще рассчитывали отбить Бартони. Их тщетным надеждам не суждено было сбыться. Я выхватил нож и зигзагом три раза рассек голову старика. Луч легко разрезал железный шлем, с шипением испарил твердые кости черепа и неощутимо мягко раскромсал мозг. Всё закончилось раньше, чем я успел досчитать до одного. Обмякшее тело, внутри которого я когда-то впервые осознал себя, осело на грунт. В моей руке остался только кусок шлема, внутри которого, как капустный кочан в кастрюльке, болтался обрезок головы.

Опасный для Человечества мозг был уничтожен. Человечество спасено, атавистический мир, неряшливо оставленный нами в параллельном пространстве, исчез. От него остались только четыре солдата, которые застыли на месте, будто я приласкал каждого хорошим милицейским парализатором. Я с радостью подсчитывал выигранные у судьбы секунды. Все равно не хватало. Я — один. Без оружия. И у врагов больше нет причины медлить.

Через завесу переправилось еще четыре бойца. Титов ошибся! Враждебный мир не исчез! От ужаса у меня остановилось сердце. Когда оно забилось вновь, мне почудилось, что сейчас у меня треснут ребра, так сильны были его удары.

— Свет? — испуганно-радостный голос Туманы прозвучал в моих ушах как живой.

Прошла очень долгая доля секунды, пока до меня дошло, что я всего лишь принял вызов по обычному мыслетелефону. Глупая девчонка! Она же мертва! Совсем мертва. Я ясно помню, что ее убили.

Оправившиеся от потрясения враги начали сжимать кольцо.

— Свет, ты где?

Мистика. Почему она появилась именно сейчас? Не могла подождать пару минут, пока меня убьют, и тогда уже на законных основаниях поприветствовать меня в загробном мире?

— Свет, у меня не срабатывает определитель координат. Ты где? Тебя спасли из плена?

Понятно. Тэн надул наивного простачка Светозара. Никакую Туману они, конечно же, не искали, не ловили и не пытали. Эти твари просто просканировали мозг Ломакина, отыскали в нем самый дорогой для него образ и сгенереривали картинку жестокой казни, а для того чтобы он поверил в фальшивку, они по-настоящему, расправились с Татьяной Грозной.

— С тобой все в порядке? — буднично и спокойно спросил я, прекрасно зная, что по сравнению со мной с ней все абсолютно нормально. — Как малыш?

Окружившие меня враги на время перестали существовать, они словно вернулись в иное пространство. Сейчас для меня не было ничего важнее Туманы, последнего живого человека, с которым мне суждено было говорить.

— Растет, Свет. Растет. Это будет мальчик. А ты где? Вначале меня уверяли, что ты погиб при защите Ленинграда. Потом сказали, есть шанс на твое спасение, что ты будто бы в плену, — Тумана захлебывалась от счастья.

— Я в плену, крошка, — мне совсем не хотелось ей врать. — В плену. Эти олухи не сообразили, что иногда связь срабатывает и отсюда. Сейчас я отключусь, но ты не волнуйся. Все будет хорошо.

Я не сводил глаз с черных дыр лучеметных стволов. Они смотрели мне прямо в лицо и казались такими огромными, будто засасывали в себя весь мой мир. Если бы я упал или встал на колени, то у меня было бы еще несколько лишних секунд, чтобы закончить разговор, чтобы дать десантникам самый последний шанс открыть огонь и успеть спасти меня. Мне безумно хотелось прожить эти секунды, но я физически не мог унизиться перед теми, кого ненавидел и с кем воевал всю жизнь. Я стоял в полный рост и не пытался бежать.

— Ты не волнуйся, крошка. Главное, не волнуйся. Береги малыша.

— Свет, ты вернешься?

— Я постараюсь, Тумана. Я очень постараюсь.

Первый же выстрел разворотил мне грудь. Я немедленно отключил связь, чтобы девушка не услышала предсмертного бормотания умирающего мозга. Все перевернулось. Перед тем как тьма поглотила мое сознание, я увидел три Бэ-Эм-Дэшки, рушащиеся с рыжего марсианского неба. Весьма рискованный маневр, но пилоты боевых машин очень спешили. Спешили мне на помощь, и я подумал, что ранение в грудь не повод, чтобы умирать. Особенно если живешь в мире, где можно вообще не умирать.