Перстень Луизы

Только что закончилась экстренная операция, на которую хирургическая бригада была вызвана в полном составе.

Анестезиолог уже собирался домой, когда дверь ординаторской открылась, и в нее вошел фельдшер скорой помощи Андреич, опытный медик, прошедший всю войну.

– Множественные ранения и побои, – меланхолично произнес он.

– Чего?

– Да всего! Крепко парню досталось.

Андреич словно не видел раздражения анестезиолога. Всю неделю того вызывали на операции почти каждую ночь, и диагноз этот – «множественные ранения и побои» – надоел ему хуже горькой редьки.

– И, конечно, пьяный? – иронично осведомился врач.

– Не пьяный, а странный! – в тон ему ответил Андреич. – Больше тридцати ран на руках и ногах, но все неглубокие. Кроме того, уйма синяков и ссадин.

– Кто ж его так отделал? – вмешался хирург. – Он в сознании?

– Да. Но молчит, как партизан.

– Ладно, давайте на осмотр, – скомандовал хирург, заканчивая писать протокол предыдущей операции.

Когда он вошел в перевязочную, обнаженный пациент лежал на столе, а его окровавленная одежда валялась у входа, в углу.

«Да на нем живого места нет! – удивился видавший виды хирург. – Такое ощущение, что кто-то намеренно нанес множество болезненных, но не смертельных ударов». Однако лицо пострадавшего с заплывшими от ударов глазами и разбитыми губами было безучастно.

– Что с вами случилось? – произнес хирург.

Молчание.

– Как ваша фамилия? Где вы живете?

Наконец пострадавший разлепил опухшие губы:

– Я Виктор Иванович Федотов, кладоискатель.

– Во дает! – восхитился анестезиолог. – Хватит сказки рассказывать! Ночь на дворе, а тут с тобой возись, водкоискатель! Сколько принял на грудь, герой?

Однако перегаром от пострадавшего не пахло.

– Звони в милицию, Саша, – остановил расходившегося анестезиолога хирург.

– Не надо, – прохрипел избитый. – Пишите: Федотов, 1928 года рождения. Постоянного места жительства не имею, хотя прописан в Калининграде по улице Каштановая Аллея 10, квартира 4. Я кладоискатель, не вру. Нас таких в области всего восемь, и говорить можем не все.

– Почему?

– А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось на трубе? И – работник КГБ… – Федотов попытался улыбнуться разбитыми губами. – Дайте воды.

– Какая тебе вода? – прервал его анестезиолог. – Может, тебе не воду, а наркоз сейчас давать придется!

– Не придется, – отозвался хирург, заканчивая осмотр. – Перевязка и наблюдение. А все же, кто вас так?

Пострадавший отвечать не торопился. Наконец выдавил:

– Проклятое кольцо! Напарник правду говорил…

И снова замолчал.

Заговорил он на следующий день, когда хирург Вадим Николаевич, осматривая послеоперационных больных, зашел и в палату, где лежал Федотов. На вопрос о самочувствии тот ответил просьбой позвонить по телефону.

– У нас телефон не работает, – соврал Вадим Николаевич.

Федотов только улыбнулся в ответ – понимаю, мол, пограничная зона, и посмотрел выразительно на приоткрытую дверь, через которую из ординаторской доносились обрывки явно телефонного разговора.

Вечером врач снова зашел к Федотову. Осмотрел повязки, подсчитал пульс. Тот принял эти манипуляции с улыбкой.

– Не впервой! Заживет как на собаке. А домой чего не идете? Любопытство мучает?

– Грешен.

– Увы, пока могу только сказать, что недругов моих ищут. И найдут!

Вадим Николаевич недоверчиво покачал головой.

– Не верите? Тут не только во мне дело. Пропал мой товарищ, из-за которого всю Калининградскую область перевернут вверх дном. А, ладно!.. – Федотов махнул рукой. – Пойдемте куда-нибудь, где лишних ушей нету.

И вот что услышал Вадим Николаевич в пустынной ординаторской.

Я действительно кладоискатель и начал заниматься этим делом еще в конце войны. Я потерял родителей и в пятнадцать лет убежал на фронт. Попал к разведчикам, которые меня приняли как родного сына. Правда, я хорошо знал немецкий язык и был для них находкой… Наша часть перешла с боями реку Неман, разместилась в старинном городе Тильзите, после чего началась подготовка к штурму Кенигсберга.

Мне пришлось участвовать в подготовке макета города для личного состава штурмовых групп, которые в последующем на учебных полях, где в точности воспроизводилась оборонительная система гитлеровцев, проводили тактические учения с целью уменьшения потерь личного состава. Макет Кенигсберга мы делали в небольшом городке Лабиау, в старинном графском замке. Много говорили о самом городе, но только в последующем я доподлинно узнал, что представлял собой город-крепость Кенигсберг…

Еще накануне Первой мировой войны, в 1913 году, Кенигсберг получил наименование крепости первого класса. Система его обороны включала два пояса – внешний и внутренний с многочисленными укреплениями долговременного и полевого типа, а также приспособленные к обороне кварталы и отдельные здания. Протяженность внешнего пояса обороны города составляла сорок пять километров и включала в себя пятнадцать фортов. Немцы называли их «ночной рубашкой» Кенигсберга. Он включал в себя также широкий и глубокий противотанковый ров длиной около пятидесяти километров, свыше четырехсот дотов, две линии траншей, проволочные заграждения и минные поля, убежища, кирпично-земляные и прочие сооружения. Толщина каменной кладки фортов достигала семи – восьми метров. Со всех сторон форты опоясывались рвами шириной в десять – пятнадцать метров, наполненными водой. Передние стенки рвов опускались отвесно, что делало невозможным их форсирование танками. Задняя стенка переходила в земляной вал. Все форты были надежно связаны между собой огневой системой, шоссейными дорогами, а некоторые и подземными ходами сообщения, по которым пролегала узкоколейка.

Внутренний пояс обороны имел более пятисот дотов, а также множество укрепленных домов и наблюдательных пунктов. Все это создавало огромные трудности при штурме Кенигсберга, многие мои однополчане погибли или были ранены. Получил ранение в левую руку и я.

Меня откомандировали в распоряжение вновь организованной комендатуры города. Думаю, что здесь не последнюю роль сыграло то, что я хорошо знал немецкий язык, и то, что у меня феноменальная память. Я могу увидеть документ или рисунок всего один раз и потом воспроизвести их практически один в один или с незначительными ошибками. Я самостоятельно тренировал память еще в школьные годы, хотя она никогда не подводила меня. И все это перешло ко мне от моего отца, которого все за великолепную память называли ходячей энциклопедией…

В комендатуре мне выдали удостоверение сотрудника контрразведки, карточки на продовольствие и определили на проживание в доме, который располагался на углу Штайндамм и Врангель-штрассе.

– Мы сегодня собрали вас сюда, чтобы обговорить ряд серьезных вопросов, – так, без предисловий, начал совещание в комендатуре секретарь обкома партии. – Содержимое сегодняшней беседы не должно выйти из стен этой комнаты. Сейчас вы должны знать только одно: в Кенигсберге создается поисковая бригада Комитета по делам культпросветучреждений при СНК РСФСР по розыскам художественных ценностей, вывезенных гитлеровцами. В последующем будет создана специальная комиссия, которую возглавит товарищ Давыдов Александр Иванович. Он будет вашим непосредственным начальником, – секретарь показал на вставшего из-за стола плотного мужчину в гражданской одежде и продолжил: – Обстановка в Кенигсберге сложная. Город в руинах, не работает водопровод, люди мерзнут в нетопленых комнатах, получают небогатый паек. Но главная беда в том, что местные жители, одурманенные гитлеровской пропагандой, с ненавистью относятся к русским и вряд ли добровольно будут помогать нам в поисках наших художественных ценностей. Ваша основная задача – войти к ним в доверие. Постоянно общаясь с людьми, вы должны будете добывать любую информацию, касающуюся всех художественных ценностей и информировать об этом только одного человека, координаты которого вам будут даны в личной беседе с вашим куратором. Не должно быть никаких записей по этому поводу. Только составление рапорта в присутствии куратора. Вечерами вам будет разрешено пользоваться архивами…

Я сразу же включился в работу, которая увлекла меня. Днем участвовал в составе поисковых групп в различных мероприятиях по изысканию художественных ценностей, а вечера просиживал за изучением документов в архиве.

Работать было очень сложно не только потому, что город был в руинах, а четкий план поиска художественных ценностей отсутствовал, но и, главное, из-за того, что было создано много различных комиссий, экспедиций и групп, занимающихся поисковой деятельностью, которые нередко только мешали друг другу…

С середины апреля по август 1945 года в Кенигсберге работали представители МГУ во главе с Иваненко; с июня – бригада Комитета по делам искусств во главе с Сергиевской и Цирлиным; с мая по июнь – группа от института истории Академии наук СССР под руководством профессора Сказкина; с мая по июнь – комиссии из города Воронежа под руководством профессора Петрусова и представители Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева и прочие, и прочие, и прочие… Куратор под любым предлогом старался внедрить меня в эти комиссии и экспедиции, чтобы быть в курсе всего, что происходило в них. Я выполнял работу шофера, рассыльного, чернорабочего и даже писаря. Но ни одна из этих групп не добилась каких-то положительных результатов. В том числе и на след Янтарной комнаты не вышли. А ведь могли бы! Но почему-то даже начальника кенигсберского гарнизона Лаша не смогли допросить как следует. Он-то наверняка знал немало. Но ничего не сказал. Хотя с Лашем работали долго наши контрразведчики. Я знаком с протоколами его допросов, где указывалось, что Лаш всячески подчеркивал свое недовольство, капризничал, желая досадить следователям. Когда же его попробовали причислить к военным преступникам, он обиженно ответил:

– Я никогда не был в России, не разорял ваши хижины и не могу быть поэтому причислен к военным преступникам. Я начальник гарнизона Кенигсберга. Это – не Россия.

Генералу напомнили о том, что он командовал дивизией, солдаты которой по его приказам принесли неисчислимые бедствия жителям Луги, Волхова, Любани и других городов и селений Ленинградской области.

Но он все равно молчал.

Говорят, для его «раскрутки» использовали даже бывшего командующего шестой армией Фридриха Паулюса, которого попросили переговорить с Лашем о судьбе музейных ценностей, вывезенных из Минска, Киева, Вильнюса, Ростова и других городов Советского Союза. Но делового разговора у них не получилось. Лаш вел себя вызывающе, обвинив Паулюса в том, что из-за таких вот генералов Германия проиграла войну.

Многое знал и гауляйтер Восточной Пруссии Кох. Шеф гражданских властей оккупированного Белостокского округа, рейхскомиссар Украины, глава всех гитлеровских органов, в том числе гестапо и полиции на этих территориях. Его называли «Отцом города Кенигсберга», «Коричневым царем Восточной Пруссии». Кох, как и Геринг, был крупным землевладельцем и домовладельцем. Только в Кенигсберге он имел четыре огромные виллы в зеленой части города и несколько дач на берегу моря. Владел крупными имениями: Гросфридрихсберг, Эрнстфилде вблизи Людвигсорта, Нойтиф на Вислинской косе и другими. Я там побывал. И не раз… Честно говоря, мечтал отыскать следы украденного янтарного чуда. Увы, здесь вопросов больше, чем ответов. Начиная с того, почему не вывезли его вовремя из Пушкина? Объективная причина есть: янтарные панели были наглухо прикреплены к стенам. И когда пробное снятие одного узкого панно показало, что мозаика отваливается от деревянной основы, решили провести работы по консервации и защите янтарного убора комнаты на месте. Что и было сделано.

А вот немцы ко всему готовились заранее. Ведь еще до начала Великой Отечественной войны по приказу Гитлера в западных областях СССР шла интенсивная разведывательная работа по выявлению содержимого музеев, архивов, культовых зданий. Этой работой занимались кадровые разведчики совместно с СС и ведущими экспертами по вопросам искусства в Союзе. Ими же были составлены специальные справочники для поиска культурных ценностей во время боевых действий. Так вот, в сфере действия группы армий «Север» в справочнике находилась информация о семнадцати музеях, двенадцати архивах, шести церквях и библиотеке. И все равно произвести демонтаж Янтарной комнаты всего за тридцать шесть часов… Фантастика!

Я не сомневаюсь, что Янтарная комната и часть других культурных ценностей находятся на территории Калининградской области в специальных тайниках бывших орденских замков, кирх, башен, бастионов и фортов. Почему не нашли? Бездарно упустили время! Ушли из жизни многие свидетели, очевидцы и участники перемещения культурных ценностей. Не был использован в интересах поисковой работы и такой шанс, как трехгодичное пребывание (до 1948 года) немецкого населения на территории Калининградской области и многое другое. Даже закрытость Калининградской области и запрет на пребывание в ней иностранных граждан сыграли в этом определенную роль…