Глава 8
Пуганая ворона летит за океан
Чем выше забрался, тем больнее падать.
Юрий Гагарин
Отступление прошло гладко – мы нигде не засветились, не наткнулись на полицию и спустя час были в гостинице.
– Ну что, что он тебе рассказал? – в двадцатый, наверное, раз спросил Бартломью, когда мы добрались до моего номера, и на этот раз я не смог отмазаться фразой: «Погоди, в отеле расскажу».
Пришлось поведать, что интересного наболтал мне плененный швед.
– Ай-яй-яй! – воскликнул Антон, услышав о том, что Пожиратель Душ, похоже, собрался проснуться опосля длившегося тысячи, если не миллионы лет отдыха. – Ты записал на диктофон? Пойдем в полицию?
– Записал, но мы никуда не пойдем, – я посмотрел на худреда осуждающе. – В чем ты их обвинишь? Каждый швед может молиться кому угодно, хоть Карлсону, хоть дедушке Ленину. «Мокрухи» на них, похоже, нету! Да и явись мы в полицию – менты тутошние заинтересуются, откуда запись.
Мой пламенный монолог прервал стук в дверь.
– Привет, – сказала вошедшая в номер Ангелика. – Как погуляли?
Прежде чем я успел ответить что-нибудь типа «неплохо», Бартоломью открыл рот и обрушил на белокурую бестию настоящий водопад хвастливых и очень неуместных слов:
– Да тут такое было! Ух ты! Мы нашли местное отделение Церкви Святой Воды и сходили к ним в гости! Пат придумал хитрый план, и мы многое узнали! И на диктофон записали!
Огонечки, зажегшиеся в голубых глазах Ангелики, мне очень не понравились.
– Рассказывай! – потребовала она.
Пришлось колоться, каяться и биять себя пяткой в грудь.
К тому моменту, когда я закончил, наша шпионка была готова рвать и метать и только изрядным напряжением истинно арийской воли удержалась от того, чтобы не придушить нас на месте.
– Идиоты, – сказала она после долгой паузы. – Иначе и не скажешь. Вас же точно видели – соседи, прохожие, еще кто-то, а пострадавший наверняка заявил в полицию. Плюс у ЦСВ есть свои способы добраться до тех, кто ей навредил. Вы это понимаете?
Я скромно потупился – хм, ну, видели, ну, полиция, ну, способы, и что с того?
Хотя мыслишка, что мы, и в первую очередь я, вели себя не самым разумным образом, все же появилась.
– Нужно немедленно убираться из Стокгольма, – Ангелика поднялась. – Счастье, что у нас тут нет больше никаких дел. Аэропорт и железная дорога отпадают – там слишком много полиции. Я возьму в посольстве машину, и мы рванем на ней в Осло. Не так далеко, но уже другое государство, и граница между Швецией и Норвегией существует только на картах.
В этот момент мне подумалось – какого ранга должна быть наша разведывательная валькирия, если она может запросто брать посольские автомобили? Не иначе эта красотка с золотыми волосами и рефлексами профессионального убийцы – полковник, а то и целый генерал.
– Собирайтесь, – велела Ангелика тоном, не оставлявшим сомнений в том, что возражений она не потерпит. – Через двадцать минут выходите из номера, я буду ждать на улице.
Оставленное нам время я использовал для того, чтобы побриться и помыться, а Бартоломью – дабы хорошенько поныть на тему «и почему красивые бабы всегда такие стервы?».
Ангелика обнаружилась у подъезда «Бест вестерн моргнингтон хотел» в компании черного «Мерседеса» с тонированными стеклами, явившегося словно прямиком из шпионских боевиков. Под ее свирепым взглядом мы забрались в салон, и белокурая бестия повела машину на запад, прочь из ставшего для нас опасным Стокгольма.
Ехали всю ночь, хотя ночь для этих широт в конце июня – понятие условное.
Останавливались дважды, первый раз за полночь, на автостоянке где-то между Вестеросом и Карлстадом, второй – ближе к рассвету, в крохотном поселке Орье уже за границей – размять ноги и перекусить. Коварный худред, оккупировавший заднее сиденье, большую часть пути благополучно продрых, а я хоть и пытался подремать, но не сумел.
К утру я чувствовал себя таким помятым, будто великаны играли мной в баскетбол. Самым обидным было, что Ангелика, просидевшая все это время за рулем, выглядела безупречно, словно только что побывала у стилиста.
– Осло – это, конечно, хорошо, – сказал я, когда мы после ланча в Орье вновь залезли в «Мерседес». – Но что дальше? Или мы попросим в Норвегии политического убежища?
Белокурая бестия посмотрела на меня и приказным тоном заявила:
– Вы отправитесь в Эквадор. На месте соберете информацию о сделках с оружием. А я – в Англию, там обнаружилась еще одна ниточка, ведущая к человеку по имени Хаим Шоррот.
Я потерял дар речи, а вот проснувшийся Бартоломью его обрел.
– Куда? В Эквадор? – спросил он с воодушевлением сладкоежки, дорвавшегося до коробки с тортом. – Ну надо же! Здорово! Там есть вулканы, я знаю! А визу где будем получать?
Да, энтузиазма у Антона хватит на пятерых неофитов.
– Виза не нужна, – буркнул я. – У них безвизовый режим. Только это, елки-палки, далеко.
– Ничего, – безмятежно отозвалась Ангелика. – Чем дальше вы сейчас окажетесь от Европы, тем лучше.
Больше я спорить не стал ввиду полной бессмысленности этого занятия.
Через час мы увидели море, уже не Балтийское, как в Стокгольме, а Северное, а еще через пятнадцать минут запиликал телефон в моем кармане. Вытащив его, я обнаружил на экране незнакомый номер, судя по всему – российский, стационарный, да еще и не столичный.
– Кто это? – спросил Бартоломью.
– Сейчас узнаем, – я прижал мобилу к уху. – Але?
– Доброе утро, – раздался из динамика тихий голос. – Приятно слышать, что ты жив, Пат.
– О, шеф! – обрадовался я. – Пат-пат-патрясающе! А чего не со своего сотового?
– Я подозреваю, что его прослушивают. Как и телефоны в редакции. Ты понимаешь? И поэтому вынужден пользоваться помощью друзей из ФСБ. Перезванивать на этот номер не пытайся, его на самом деле не существует.
– Да, хреновенько… – Радость мою точно ветром сдуло. – А как наша родная «Вспыш. Ка»?
– Проблемы есть, но в целом все в норме. – Арнольд Тарасович кашлянул. – Очередной номер вышел три дня назад, работаем над следующим. Но это рутина. Ты лучше расскажи о том, что творится в твоей компетенции. Удалось раздобыть что-нибудь?
– Целый вагон! – Я принялся в красках расписывать наши злоключения, начиная с Кракова.
Кое-какие вещи, конечно, утаил – нечего шефу знать о том, что его особого корреспондента терзают видения, да и услышав про магию и древних богов, он скорее всего покрутит пальцем у виска.
Мне и самому, чтобы поверить во все это, понадобился не один удар реальностью в морду.
– Очень занятно, – сказал Арнольд Тарасович, когда я поведал ему про убийство в Турции. – Значит, это не единичное жертвоприношение? Мы будем отслеживать подобные события во всем мире, и если где произойдет нечто похожее, немедленно дадим тебе знать.
«Мы» – это, наверное, те друзья из ФСБ, что перед шефом по струнке ходят.
– Я рад, что Ангелика вам помогает, – продолжил он. – Делайте то, что она говорит. Отправляйтесь в Эквадор. У меня есть там один контакт, сегодня же пришлю по нему данные и его самого извещу. Новые материалы мне не присылай – есть подозрение, что и электронная почта под приглядом. Пока Джаван Сингх не знает, что нам о нем ведомо, мы всегда будем на шаг впереди. Сегодня он, кстати, отправляется в Стокгольм. Вовремя вы оттуда слиняли.
Я уныло подумал, что все обстоит несколько не так – скорее всего глава Церкви Святой Воды узнал о нашей выходке в столице Швеции и решил разобраться с негодяями на месте.
Но вслух ничего не сказал.
– Пока все. – Шеф вновь кашлянул. – Если что – звони себе домой, тамошний аппарат под нашим присмотром. Твой звонок зафиксируют, а затем мы перезвоним из безопасного места.
И, как всегда, не прощаясь, он дал отбой.
Ангелика посмотрела на меня с легким торжеством, и я понял, что ее очаровательные ушки уловили весь разговор. Бартоломью завозился на заднем сиденье и принялся закидывать меня вопросами. От необходимости отвечать меня избавило то, что мы приехали.
– Осло, – объявила наша валькирия. – Я сейчас вас высажу, пока погуляйте, а сама отправлюсь в здешнее посольство, сдам машину и заодно узнаю насчет билетов до Эквадора. Встречаемся ровно в полдень у ратуши. Только не угодите в неприятности, ладно?
И она посмотрела на меня почти с мольбой.
– Хорошо, дорогая, – ответил я тоном мужа, совершенно угнетенного своей половиной.
Мы выбрались из машины, и черный «Мерседес» умчался прочь.
– Куда пойдем? – спросил Антон. – И что тебе шеф сообщил?
– Надо поесть. – Я вынул из кармана телефон, перевел часы. – А затем я покажу тебе Осло. Времени у нас не очень много, так что в музей «Кон-Тики» мы не попадем, но по центру прошвырнемся.
Для того, чтобы утолить голод, мы выбрали первую попавшуюся пиццерию – искать в Осло изысканный дорогой ресторан бессмысленно, поскольку изысков тут нет, а дорогие все до единого. Заказали громадную пиццу «Моби Дик» – без китового мяса, но с креветками, мидиями и всякой прочей морской ботвой, которой в Норвегии фьорд пруди.
Пока нам готовили это «литературное» блюдо, я вытащил ноут и полез в Сеть – глянуть почту.
– Хо-хо, – сказал я, обнаружив в ящике послание от Даши, состоявшее всего из двух слов: «Козел лживый!»
– Что у тебя там такое? – заинтересовался Бартоломью.
– Личная трагедия, причем не моя.
Я удалил письмецо и полез в следующее – от девицы по имени Лиля, слезно жаловавшейся на то, что я ее бросил, и не звоню, и не пишу.
Несколько секунд напряженных размышлений не помогли мне вспомнить, кто она такая, и эта эпистола также отправилась в корзину. А я вскрыл следующее послание, пришедшее с одного из редакционных ящиков – то ли из рекламного отдела, то ли из информационного.
Открыл и удивленно вытаращился на вложенную картинку – квадрат из косых крестиков, а в середке – свитый из темно-зеленых и иссиня-черных нитей круг. Мне показалось, что он пульсирует, белизна в центре круга манит к себе, и я понял, что падаю вперед.
В ушах возник мерзкий шепот: «Йог-Согот… Йог-Согот… Йог-Согот…»
Меня тянуло куда-то, волокло, точно козла на аркане, а я изо всех сил сопротивлялся, понимая, что вряд ли меня приглашают в райские обители. Волны жара и холода прокатывались по телу от макушки до пят, меня трясло, и сердце билось тяжело и неровно.
Давление все усиливалось, и в какой-то момент я понял, что сопротивляться больше не могу. Шепот превратился в громоподобный рык, на сознание обрушились волны ярких и жутких образов: потоки крови хлещут с затянутого тучами неба, вулканы извергают отрубленные головы, исполинский город, весь заросший водорослями, стоит в свете двух лун, и меж уродливых зданий ковыляют перекореженные сутулые фигуры…
И тут кровь моя будто замерзла.
Ледяное онемение поползло от сердца вниз и вверх, по рукам и шее, усмиряя панику, растворяя испуг. Ему на смену явилась спокойная уверенность, а рычание вновь сделалось шепотом.
А затем я просто отвел глаза в сторону, и все стало как обычно.
Двое американских туристов за соседним столиком сосали кока-колу из высоких стаканов, еще дальше, у окна, пожилой норвежец ковырял пиццу. Бартоломью смотрел на меня слегка озадаченно, и ровным светом сиял экран ноута, на котором виднелся тот же рисунок.
Не глядя туда прямо, я закрыл письмо, а затем удалил его.
– Все в порядке? – осведомился Антон.
– А что со мной было? – по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил я. – Ты что-нибудь видел?
– Ты уставился на экран, побледнел и… хм, начал мелко дрожать, а на лбу капли пота выступили. Потом дернулся, как от пощечины, заморгал нервно, и все… ну, как всегда.
– Ясно, – я поднял руку и отер лоб, и в самом деле мокрый. – Словил «письмо счастья» от наших приятелей из ЦСВ, и оно меня чуть не утянуло куда-то. Если бы утянуло, то на стуле рядом с тобой остался бы либо труп, либо слюнявый идиот.
О том, что послание пришло с одного из редакционных ящиков, а значит – враг взломал защиту сервака журнала «Вспыш. Ка», я говорить не стал – незачем излишне пугать нашего худреда.
– И ничего себе! – воскликнул Антон, вовсе даже не собираясь пугаться или переживать за меня. – Но ты ведь справился? Ты молодец, Пат! Так что, ты теперь веришь в магию?
Хороший вопрос, и если бы я знал, как на него ответить, то непременно ответил бы. Не верить в моем положении глупо, а против того, чтобы поверить, до сих пор восставала вся моя циничная, рациональная и упрямая натура.
Вот и болтался я, точно какашка в проруби – ни туда, ни сюда.
– Считай, что она в меня верит, – буркнул я и тут завидел приближавшегося к нам официанта с подносом. – О, вот и наш «Моби Дик» плывет. Готовь вилку с ножом и место в желудке.
К тому моменту, когда мы вышли из пиццерии, я пришел в себя и вполне качественно сыграл роль гида при Бартоломью. Мы прогулялись по центру Осло, посмотрели на крепость Акерсхус, на Королевский дворец, заглянули в Вигеланд-парк, забитый жутким количеством скульптур. Потаращились на туристов, на фонтаны, на норвежских девиц, среди которых хоть редко, но попадаются красавицы, и к полудню вернулись на площадь, к ратуше.
Ангелика опоздала на пять минут.
Выйдя из такси, она помахала нам рукой и сказала:
– Рада видеть, что вы в порядке. Садитесь, мы едем в аэропорт «Осло-Гардермоен».
Мы забрались в такси, и оно помчалось сначала на восток, а затем по трассе на север. На этот раз Антон, наученный горьким опытом, промолчал, но я рассказал все сам: белокурая бестия – наш союзник, и держать ее в неведении не просто глупо, а еще и неразумно.
– Проклятие в письме? – переспросила она. – Засасывающая картинка? Как сказал Брокдорф, Йог-Согот сам есть врата. Похоже, твой рассудок должно было унести в иное измерение и оставить там. Но ты не поддался, смог воспротивиться. Не из-за той ли крови, что течет в твоих жилах?
Тут мне сказать оказалось нечего, так что я неопределенно хмыкнул и пожал плечами.
– Ладно, с этим сам разберешься, – сказала она и передала мне большой конверт. – Тут два билета на полет по маршруту Осло – Мадрид – Кито. Прямых рейсов не бывает, так что придется пересаживаться.
Да, наша шпионка сильна, что и говорить – приобрела билеты, не имея ни наших паспортов, ни кредитных карточек. А это значит, что она давно знает все, что для этого нужно, включая пин-коды – либо просканировала все «рентгеновским» взором, либо нас сдал шеф.
С него станется.
– Хорошо, – покорно сказал я и забрал билеты. – Где потом встречаемся в Европе?
– Я думаю, мы созвонимся через пару дней и решим. Вот еще распечатки файлов по эквадорским сделкам Ирге О’Дила. Изучите, пока будете лететь – они наверняка вам пригодятся.
После этой фразы Ангелики я стал обладателем синей пластиковой папки с бумажками.
Мы приехали в аэропорт, белокурая бестия проводила нас до регистрационных стоек, и только когда мы получили посадочные талоны, помахала нам ручкой. Ну а мы без проблем прошли досмотр и сели в аэроплан, летевший на юг, в Мадрид.
Тамошний аэропорт, «Бадахос», один из самых больших, какие я когда-либо видел.
Мы провели в нем несколько часов, выпили в баре испанского пива, поглядели по висящему над стойкой телику, как тореадор тычет острыми штуковинами в здоровенного черного «теленка». Тут же мне на мобилу пришла эсэмэска, отправленная хитрым конспиратором шефом неведомо откуда, и в ней обнаружился номер телефона и в придачу к нему – имя.
Хуан Антонио Лопес Мантойя.
Наш человек в Эквадоре.
Перед посадкой на рейс до Кито я, откровенно говоря, предвкушал двенадцать часов скуки. Трансатлантический перелет – тяжелая штука, даже с учетом всех удобств современного лайнера.
Но когда мы поднялись на борт, выяснилось, что не все так плохо.
Черноглазая стюардесса, на бейдже которой красовалось столь любимое нашим народом имя «Мария», заулыбалась, едва увидев мою в меру мужественную и безмерно привлекательную физиономию. А уж когда выяснилось, что по-испански я говорю достаточно хорошо и вообще – мужчина общительный во всех отношениях, то радости девушки не было предела.
Бартоломью только завистливо кряхтел, глядя, как я оживленно болтаю с этой смуглой изящной брюнеткой.
В общем, должен сказать одно – найти на борту самолета место, где можно без помех и посторонних советов заняться сексом, сложно. Но мы его отыскали и без угрызений совести предались утехам плоти.
Когда под тобой двенадцать или около того километров пустоты, а еще ниже океан, это основательно возбуждает. Хотя мне дополнительное возбуждение не требуется, достаточно увидеть красивую женщину, услышать ее голос, заглянуть в глаза и уловить запах…
В общем, пару раз Мария завопила так, что я испугался, как бы нас не услышали.
Наградой за мои труды стала бутылка «Мартини Росато», доставленная нам во время второй кормежки. Принесшая ее Мария игриво подмигнула мне и покатила тележку дальше, пошевеливая задком, чью упругость я оценил совсем недавно.
– Ух ты? Это что? – выпучил глаза Антон.
– Вермут. Иначе говоря – полынное вино, хотя при его приготовлении, помимо полыни, используют еще кучу всяких трав.
– А почему он розовый? Должен же быть прозрачный.
Пришлось объяснить, что если классический «Мартини Россо», сухой «Мартини Драй» и ароматизированный «Мартини Бианко» изготавливают только из белого вина, то в поданном нам напитке используют купаж белого и красного. После первого бокала я слегка воодушевился и продолжил лекцию, сообщив, что в этом пузыре имеется фиалка из Пьемонта, горечавка из Франции, гвоздика с Мадагаскара, корица из Шри-Ланки, розы из Марокко и кассия с Ямайки.
– Короче, Склифосовский, – сказал я в завершение. – Пей в оба горла и наслаждайся.
Когда мы прикончили бутылку, я обнаружил в себе достаточно бодрости духа, дабы полезть в те документы, что вручила нам Ангелика. С тяжким вздохом вытащил папку и извлек из нее толстую пачку листков.
Эту часть работы журналиста я не люблю и стараюсь ее избегать, но это не всегда получается, да и не всегда возможно.
Документы были большей частью на английском, а меньшей – на испанском языке: счета, транспортные накладные, сопроводительные листки, еще какие-то бумажки, хитро задуманные и сложные для понимания, доклады информаторов, аналитические записки…
В общем, вся та требуха, из которой черпают сведения настоящие шпионы.
Ковыряясь в ней, я заскучал, а затем и сам не заметил, как уснул. Продрых несколько часов, а когда проснулся, то внизу виднелась зеленая шкура амазонской сельвы, а впереди вставала иззубренная и грозная стена Анд. Самолет наш слегка побултыхался над вулканами, а затем открылась долина, на дне которой уютно устроилась столица Эквадора.
Я разбудил Бартоломью, чтобы он пристегнул ремни, и мы пошли на посадку.
Когда выгружались из аэроплана, черноглазая Мария подмигнула мне и пожелала удачно провести время. Я подмигнул ей в ответ и подумал: как бы на обратном пути попасть в самолет к этому же экипажу?
Хуан Антонио Лопес Мантойя объявился, когда мы прошли досмотр и выбрались в зал прилета. Не успел я оглядеться, как рядом точно из-под земли вырос коротышка в потрепанном пиджаке и с сигаретой в углу рта.
– Привет, сеньоры! Рад приветствовать вас на земле Эквадора! И вообще рад безмерно, не сомневайтесь! Готов предоставить себя в ваше распоряжение! Сеньор президент велел помогать вам, и я оправдаю его доверие! Вот вы, наверное, – длинный палец с желтым от никотина ногтем указал на меня, – сеньор Алехандро, славный остротой пера и длинным списком побед над сеньоритами. Ну а вы, – палец переместился на Антона, – сеньор Антонио, кудесник «Фотошопа», повелитель цветов и шрифтов. Меня же можете называть просто Лопес.
Он ухмыльнулся, показав острые зубы.
Болтливости этого парня хватало на целую команду диджеев с радио, но чувствовалось в нем и обаяние, и деловая хватка. В черных волосах поблескивала седина, кожа лица была дубленой, словно у носорога, и темно-красной, как кирпич. Хитро блестели глубоко посаженные темные глаза.
– Меня зовут Пат, – сказал я, протягивая ладонь. – Наш друг Антонио по-испански ни бум-бум, но он тоже рад тебя видеть.
– Я в этом уверен, – наш новый знакомый заухмылялся вновь. – Я работаю на пару местных газет и на десяток международных, так что проведу вас всюду, отыщу что угодно и сведу с нужными людьми. Сеньор президент останется доволен, не сомневайтесь.
Ясно теперь, отчего я почуял в нем родственную душу: удод удоду глаз не выклюет. А «сеньор президент» – это не иначе наш шеф, бывший для Ангелики «просто» генералом.
Кем он станет, если мы заявимся куда-нибудь в США? Господом Богом?
– Мы и не сомневаемся, – заверил я Лопеса. – Для начала нам нужно устроиться в отеле.
– О, не проблема!
Через пять минут мы втиснулись в машину Лопеса – раздолбанный джип зеленого цвета и неопределенной марки – и понеслись к городу. Некоторое время потратили на то, чтобы прорваться через обычный для латиноамериканских городов хаос дорожного движения, и оказались у входа в отель «Каса Бланка».
Ну а если по-русски, то «Белый дом».
Над столицей Эквадора сгущался вечер, далеко на востоке, в Европе и России, успевший превратиться в глухую ночь, а то и в утро дня следующего. Там наступило двадцать шестое июня, а мы все продолжали существовать в двадцать пятом, точно герои какого-нибудь «Дня сурка».
– Хороший отель, один из лучших и не самый дорогой, не сомневайтесь, – сообщил Лопес, не закрывавший рта всю дорогу. Пока ехали, я успел узнать, что он разведен, что у него двое детей и куча родичей на побережье, редактор «ПанАм Ньюс» изрядная сволочь, с боливийскими наркоторговцами проще иметь дело, чем с перуанскими полицейскими, и еще сотню вещей…
– Как скажешь, – проговорил я, испытывая легкий гул в башке, и перешел на русский. – Двинули, Антон.
– Я буду ждать вас в баре! – сообщил Лопес, выпрыгнув из джипа. – Устроим боевой совет!
И подмигнул так, словно мы собирались затеять в Эквадоре военный переворот.
Когда мы вошли в отель, выяснилось, что назвали его «Белым домом» не просто так, а с умыслом: на стенах холла висели карикатуры на американских президентов, от Франклина Рузвельта до Рональда Рейгана, а над стойкой ресепшена располагалось настенное панно с изображением их резиденции.
Все чин чином, Овальный кабинет и все такое, вот только флаг над логовом Обамы вился красный.
– Ай-яй-яй, – только и сказал Антон, разглядев этакое непотребство. – Происки Чавеса?
– Или китайского коммунистического интернационала, – хмыкнул я.
Переговоры с администратором не заняли много времени, и мы стали счастливыми обладателями двух ключей от номеров на втором этаже. Щуплый «бой», собравшийся отнести наверх наши чемоданы, расстроился, увидев, что их нет. Пришлось для утешения сунуть ему бумажку в десять шведских крон, обнаруженную мной в кармане.
Чего он с ней сделает – не знаю, но я «на чай» дал, и моя совесть чиста.
Бросив вещи в номерах, мы спустились в бар, в соответствии с имиджем заведения называвшийся «Первая поправка». Наш приятель Лопес сидел за столиком у стены.
– Эй, друзья! – завопил он. – Идите сюда! Выпьем за ваш прилет!
Подойдя ближе, я увидел, что на столе красуется бутылка «Хосе Куэрво Голд», а рядом имеются полагающиеся к текиле «асекссуары» – блюдечко с солью, тарелка с нарезанным лаймом, три широких бокала.
– Выпьем, – ответил я, думая, что этот сорт текилы выбрал бы либо профан, либо человек с оригинальными пристрастиями.
«Хосе Куэрво» – вещь специфическая, при брожении ей с помощью особого сорта дрожжей придают намеренно резкий и грубый вкус, что делает ее похожей на банальный самогон.
Лопес не заставил себя упрашивать, и мы вмазали по первой, потом заказали поесть и шандарахнули по второй. Бартоломью, утомленный перелетом и измученный мартини, слегка осоловел, а я вступил с коллегой в деловой разговор.
– Да, конечно. Я все понимаю, не сомневайся, – заверил меня эквадорец, когда я описал ситуацию. – Я слышал о человеке, о котором ты говоришь. Ирге О’Дил. У нас его знают как Пабло Эмилио Диаса.
Да, наш лысый «дружок» определенно обладает страстью к коллекционированию имен!
– Завтра мы пойдем в Министерство обороны, – сказал Лопес и залихватски подмигнул. – Там у меня работает друг. Он мне обязан многим, так что не сможет отказать. Потом есть еще генерал Орельяно, он вел дела с Эмилио Диасом и наверняка много знает. Понятное дело, что он не будет говорить просто так, но мы и к нему отыщем ключик.
В моем слегка затуманенном алкоголем и усталостью сознании возникла картинка: смуглый человек в военной форме, а сзади к нему приближается громадный ключ, и блестит его заостренная бородка…
И тут я решил, что только новых видений мне не хватало.
– Так, давай еще по одной, и баиньки, – решительно сказал я. – Эй, Бартоломью, очнись!
Так что мы допили текилу и отправились на боковую.
С самого утра у меня зверски болела голова – началась чертова акклиматизация.
Холодный душ помог немного прийти в себя, а окончательно вернули меня в тонус две чашки крепчайшего кофе, выпитого за завтраком.
– Выше нос! – сказал я унылому, как английская погода, Бартоломью. – Ты ныне фотокор, а не плакальщица!
Появился Лопес, как и обещал – ровно в десять, в том же жеваном пиджаке и с неизменной сигаретой в углу рта. Разве что сегодня он повязал ярко-красный галстук и нацепил панаму с орлиным пером.
Вышло нелепо, но в чем-то стильно.
– Привет, друзья! – замахал рукой коллега. – Доброе утро, не сомневайтесь! Вперед, нас ждет Министерство обороны! А еще я покажу вам кое-какие достопримечательности нашей великолепной столицы!
Каждый эквадорец – безумный фанат своей крохотной страны, и все, что есть в ней уникального, яркого или просто заметного, является для него предметом гордости и восхищения.
Поэтому наша пешая прогулка от «Белого дома» до Министерства обороны шла не по прямой. Она напоминала траекторию движения пьяной змеи, которую мотает туда-сюда и водит кругами.
Естественно, мы поперлись в исторический центр – на площадь Независимости. Затем прошлись по улице Семи Крестов, чуть ли не самой древней в городе, где имеется шесть церквей и еще каменный крест, торчащий на постаменте у богадельни Сан-Ласаро.
Лопес поведал нам байку о том, что Кито был последней столицей инков, когда испанцы уже взяли Куско (скорее всего псевдопатриотические выдумки), и что в те времена улица, еще не носившая название Семь Крестов, соединяла языческий храм Солнца, что на холме Явирак, и храм Луны на возвышенности Уанакаури (похоже на правду).
Зашли в очень кстати встретившийся банк, где я запихал «Визу» в банкомат и обналичил некоторое количество денег – здесь не цивилизованная Европа, где можно всюду заплатить карточкой.
Затем мы заглянули на Пласа-де-Сан-Франсиско, где находится рынок.
Не успели сделать тут и пары шагов, как нас атаковали женщины в национальных костюмах, жаждущие выступить в качестве «фотомоделей» и срубить за это бабла. Вслед за ними в атаку на потенциальных клиентов ринулись чистильщики обуви. Через мгновение вокруг нас стало людно и шумно, от всеобщего ора у меня зазвенело в ушах, а Бартоломью и вовсе ошалел.
Крики стихли так же резко, как и начались, и рядом с нами остался лишь старикан индеец, похожий на червивый гриб.
Кожа его была очень темной, лицо пересекали глубокие морщины, но глаза смотрели зорко и цепко. С белой широкополой шляпы свешивались какие-то чешуйчатые ленты, а одежда состояла из невообразимых лохмотьев.
– Тебе чего? – спросил его Лопес. – Денег?
Старик даже не поглядел на него. Он покачал головой, и я сообразил, что ленты – это оставшиеся после линьки шкурки змей. А потом он улыбнулся, обнажив беззубый зев рта, и заговорил, очередями выплевывая совершенно непонятные слова.
– Что он несет? – осведомился я.
– Это наречие племени саласака… – Лопес хмыкнул. – Я попробую перевести, хотя это похоже на бред. Так… Древние отметили тебя, они были, есть и будут… Запах с тобой… Нечистое с тобой, сила с тобой… Владеешь ли ты словом Древних, чтобы справиться с этим? Или ты беззаконный захватчик, покусившийся на знание? Древние карают жестоко… Ну, я же говорю, бред. Он безумец!
Нет, тут я с коллегой согласиться не мог – старик был кем угодно, но не сумасшедшим. Он поминал «Древних, что были, есть и будут», почти теми же словами, как и Ежи Твардовский в Кракове. Выходит, и тут, на другом материке, живут люди, обладающие нечеловеческим знанием, старым, как само время.
Хотя чего удивительного, если учитывать, что Кхтул-лу, Хастурр и прочая братия наверняка объявились на Земле еще в ту эпоху, когда Южная Америка составляла одно целое с Африкой?
– Держи его! – рявкнул я и бросился на старика.
Но старый гриб проявил неожиданное проворство. Мне удалось ухватить лишь край лохмотьев, а ринувшийся мне на подмогу Лопес вовсе споткнулся и едва не упал. Бартоломью вообще не понял, что происходит, а дедуган в широкополой шляпе метнулся в сторону и пропал.
– Мать шлюх! Кровь Христова! – выругался коллега, восстанавливая равновесие. – Куда он делся?
– Не знаю, – сказал я. – Думаю, что мы его не догоним. Но мне хотелось бы этого деда найти и серьезно с ним потолковать. Он знает нечто очень важное, и не только для меня, а для самого президента.
Глаза Лопеса истово сверкнули:
– Приложу все силы! Клянусь пятками святого Франциска, подниму на ноги весь Кито!
Он немедленно вытащил сотовый, принялся названивать разным людям и общаться с ними в столь высоком темпе, что даже моего знания испанского не хватало, чтобы понять все. В речи, повторявшейся с небольшими вариациями, я разобрал только отдельные слова: «старый», «саласака», «рынок», «немедленно».
И это происходило на ходу, в то время, пока мы шагали от Пласа-де-Сан-Франсиско к Министерству обороны.
– Все, друзья! – с торжеством воскликнул Лопес, оторвав, наконец, мобилу от уха. – Он не уйдет, не сомневайтесь! Я раскинул такую сеть, что мимо нее не проскочит самая мелкая рыба!
Любые сомнения обидели бы нашего проводника, посему я сказал что-то типа – да, ты крутой перец, товарищ, партия и Ленин одобряют тебя, продолжай в том же духе. Коллега просиял, мы прибавили шагу и вскоре оказались у крыльца оплота эквадорской обороноспособности.
Здание, выстроенное еще в колониальные времена, выглядело внушительно и мощно – полуколонны, портик, решетки на окнах первого этажа, внушительные двери с золочеными ручками.
Зато внутрь мы попали с удивительной легкостью.
Лопес поболтал с дежурным офицером о какой-то их общей знакомой, недавно выскочившей замуж. Они посмеялись, затем офицер попросил наши паспорта и быстро вернул их, добавив к каждому пропуск.
– Добро пожаловать, – сказал он так, словно мы явились в музей.
Представляю, сколько геморроя пришлось бы испытать тому, кто решил бы пробраться в наше Минобороны. Проще изловить лох-несское чудовище и сделать из него бифштекс.
Внутри все выглядело так же, как в любом крупном учреждении – деловитые люди с папками и бумажками, двери с табличками «Управление кадров», «Бухгалтерия», «Отдел 1», «Отдел закупок»…
Именно в последнем работал друг Лопеса, огромный, усатый и невероятно толстый.
– О, ха-ха! – басовито заорал он, едва увидев моего коллегу. – Работа закончена, начинаем сиесту!
Кипа бумаг была отодвинута в сторону, и на ее месте появился здоровенный кувшин с сангрией – прохладительным напитком на основе красного вина. Что-то подсказало мне в этот момент, что проблем с получением нужной информации у нас не будет.
В кабинете, где обитал наш новый друг, майор Суарес, имелся кондиционер, но майор все равно потел. Он поминутно вытаскивал из кармана огромный носовой платок цветов бразильского флага и промокал им лоб.
Мы выпили по стаканчику сангрии, обсудили последние новости – урожай бананов, облаву на браконьеров в заповеднике Куябено и драку в баре «Красный нос» – после чего перешли к делам. Суарес изучил предоставленные мной документы, покачал головой и сделал большие глаза:
– Пабло Эмилио Диас? Все, связанное с ним, имеет второй гриф секретности.
– Но это же мои друзья! – с негодованием воскликнул Лопес.
– И мои! – Майор гордо ткнул пальцем в потолок. – Не будь эти почтенные сеньоры моими друзьями, я бы вышвырнул вас всех за порог! Но ты сам пойми, чем я рискую, выдавая подобные сведения!
Разговор неспешно сводился к тому, что в моих родных краях называют «дать на лапу». Суарес намекал, что он не прочь оказать нам помощь, но ему нужна некоторая плата за риск.
Начали торг с трех тысяч долларов, но в результате переговоров сошлись на одной.
Я отсчитал деньги, и майор преспокойненько скопировал мне на флешку сверхсекретные файлы. Мы допили сангрию, и только после третьего стакана я понял, что в ней помимо красного вина был еще какой-то крепкий напиток.
В моих членах появилась гибкость, а глаза на покрасневшей физиономии Бартоломью слегка заблестели.
– Теперь обедать! – провозгласил Лопес, когда мы оказались на улице. – Вы должны узнать, что такое настоящая эквадорская кухня!
Для демонстрации сего феномена он выбрал небольшой шумный ресторанчик, забитый народом и запахом подгоревшего мяса. Нам, как почетным гостям, дружелюбные аборигены очистили столик у самой стойки. На нем объявился кувшин чичи – кукурузной бражки, закуски и главное местное блюдо – жареная морская свинка.
И даже не одна, а три – по штуке на брата.
– Ешьте, друзья! – пригласил коллега.
– Это что такое? – спросил Бартоломью, ткнув в свинку. – Это надо есть?
– Ага, – жизнерадостно отозвался я. – И если ты откажешься, то эти радушные парни тебя линчуют.
Антон тяжко вздохнул, огляделся и принялся за еду.
Чича после сангрии пошла на ура, свинка оказалась прожарена в меру, и я посреди всеобщего гвалта и чавканья нашел минутку, чтобы вытащить ноут и заглянуть в Сеть. Новых «писем счастья» от Церкви Святой Воды не обнаружил, как и любовных эпистол, зато увидел послание от шефа.
– Так, – сказал я, прочитав его. – Нам сообщают, что вчера у берегов Ливии была обнаружена яхта «Солар», порт приписки – Брест. На борту – никаких признаков людей, имеются следы борьбы. Пиратов в Средиземном море не видели давно, поэтому полиция считает, что трое людей, находившихся на «Соларе» в момент ее выхода из Мессины, стали жертвами ссоры…
– Трое? А потом сами вырезали себе селезенку, сняли скальп и улеглись звездой где-нибудь на бережку, – уныло добавил Бартоломью. – Да, они приносят жертвы по всему миру, и мы должны это остановить.
– Остановим, – уверил его я, добавляя чичи в свой стакан. – Вот только дообедаем сначала.
Вскоре от морских свинок остались кости, от бражки – запах из кувшина.
– Ну что, друзья? – сказал Лопес, губы которого блестели от жира, и так же блестела торчавшая из угла рта сигарета. – Пора отправиться в Сан-Антонио-де-Пичинча, к мемориалу, что посвящен экватору. Там обязан побывать каждый гость нашей благословенной страны.
Пришлось мне напомнить коллеге, что мы не туристы, а явились сюда по делу и терять время на развлечения не можем.
– Ладно-ладно, – примирительно забормотал он, выставив ладони. – Тогда навестим генерала Орельяно. Он сейчас на военной базе неподалеку от Санто-Доминго. В путь, друзья!
Для начала мы завернули в ближайший магазин, торгующий спиртным, где приобрели ящик текилы марки «1921 Репосадо». Оплатил это дело я, а Лопес объяснил, что без такой «смазки» к Орельяно лучше вообще не соваться – расстреляет, не спросив фамилии. Зато после стакана-другого (или бутылочки-другой) замечательного во всех отношениях напитка генерал заметно добреет.
Ящик погрузили в такси и на нем доехали до стоянки, где коллега бросил свой джип. Перебрались в него и покатили сначала к западной окраине, а затем и прочь из Кито.