Книга: Слишком много щупалец
Назад: Глава 13 Галопом по Европам
Дальше: Глава 15 Реалити-шоу «Секта-2»

Глава 14
Нет цадика в своем отечестве

Незваный гость хуже татарина.
Чингисхан
Проснулся я в одиннадцать часов – без малейших признаков похмелья, выспавшийся и довольный жизнью. Бартоломью, делившего со мной здоровенную двуспальную кровать, в номере не обнаружилось, как и Ангелики, ночевавшей на том, что в прайсах отелей именуется «экстра бед».
Найдя на зеркале в ванной записку: «Мы ушли смотреть город, будем не раньше трех», я перестал тревожиться о том, что моих спутников похитили инопланетяне, по телефону заказал завтрак и отправился под душ.
Вымывшись и поев, я задумался, чем бы заняться, и тут ощутил крайне экзотическое для себя чувство – стыд. Нежданно-негаданно вспомнилось, что над статьей для родного журнала я последний раз работал чуть ли не в Польше.
Материалов мы собрали – три тонны, а обрабатывать их кто будет, Пушкин?
Сомневаюсь, что он ради этого выйдет из могилы и отправится в Святую землю.
Так что я посыпал голову метафорическим пеплом, вытащил ноутбук и принялся за работу. Погрузился в нее настолько, что поднял голову, только когда услышал, как открылась дверь номера.
– Что мы видим? Ты пишешь? – у перешагнувшей порог Ангелики поднялись светлые брови. – Неужели случилось чудо? Я ожидала застать тебя в компании парочки девиц или за пьянством, но никак не за делом.
– Работа прежде всего, – тоном записного трудоголика изрек я. – Как Хайфа?
– Ух ты! Здорово! – воскликнул Антон, вошедший в номер вслед за белокурой бестией, и принялся вываливать на меня впечатления – от монастыря Стелла Марис, от пещеры, где пророк Илия учинял разборки со жрецами Ваала, от немецкой колонии и какого-то музея японского искусства…
Спасла меня Ангелика, предложившая сходить пообедать.
Удивив официанта местного ресторана здоровым аппетитом, мы озаботились тем, чтобы найти машину, и около пяти вечера покинули Хайфу на взятом в аренду «Рено». Покатили сначала на север, к древней столице крестоносцев Акко, а от нее на восток, в глубь Галилеи, к озеру Кинерет.
Денек для Израиля был самый обычный – где-то под сорок в тени, и без кондишена в автомобиле мы бы скоро поняли, что чувствует тушенка, когда банку с ней бросают в костер. К тому моменту, когда дорожный указатель сообщил, что перед нами Цфат, жара немножко спала и стало полегче, но все равно постоять на солнце без кепки я бы не рискнул.
Сам городишко произвел странное впечатление: в центре холм, на нем парк, разбитый на том месте, где некогда стояла тамплиерская цитадель, вокруг холма кругом идет улица Иерушалаим – местный Бродвей, а от нее отходят другие, узкие, переплетающиеся, образующие настоящую паутину.
А в этой паутине запутались обитатели разных эпох – туристы в шортах и гавайках, хасиды, наряженные по моде восемнадцатого века, и чуть ли не крестоносцы в кольчугах.
Узенькие переулки, многочисленные мастерские, лесенки, арки, вывески, старинного вида уличные фонари – все это заставляло поверить, что мы в еврейском квартале какого-нибудь среднеевропейского города вроде Праги. И на каждом шагу встречались синагоги, сефардские и ашкеназийские, со всякими достопримечательностями типа могилы знаменитого ребе или особо древнего и почитаемого свитка Торы.
Такое ощущение, что мы, разыскивая жилище Ицхака бен Шломо, прошли мимо каждой раза по два.
– Так, вот оно, похоже, – сказал я, обнаружив на вывеске, украшавшей стену дома, нужное нам название улицы. – Только вот звонка нет и молотка тоже. Прикажете стучать кулаком?
Дверь, куда нам предстояло ломиться, выглядела на редкость непрезентабельно – маленькая, ребенку под стать, пыльная, с крохотной замочной скважиной. Дом мог похвастаться стенами из белого «иерусалимского камня» и маленькими окошечками, затянутыми плотными занавесками.
Открыли нам почти сразу. На пороге стояла крохотная сухонькая женщина в платке и темном платье.
– Добрый день, – сказал я по-английски. – Нам бы ребе Ицхака бен Шломо. Он дома?
Женщина посмотрела на меня так, словно я спел петухом, и пожала плечами.
Я перешел на русский – тот же результат, попробовал по-испански и опять ничего не добился. Антон предложил испытать в деле белорусский язык, но тут вмешалась Ангелика.
Она заговорила медленно, осторожно подбирая слова, и лицо женщины, до сего момента неподвижное, как маска, стало живым. Черные глаза блеснули, бледные губы раздвинулись, и выяснилось, что у тетеньки очень красивый, напевный голос.
– Удивительно… – сказала наша шпионка, когда женщина довольно дружелюбно кивнула и скрылась за дверью. – Никогда не думала, что знание идиш может пригодиться.
Через пару минут дверь открылась вновь, и женщина замахала рукой, приглашая нас внутрь. Я пригнулся, чтобы не садануться кумполом о притолоку, и вслед за Ангеликой прошел в крохотную прихожую. Тут нас заставили разуться, выдали тапочки и повели вверх по дивно узкой, крутой и темной лестнице.
Я придерживался за стену и спотыкался через шаг. Позади сопел Бартоломью.
А затем мы оказались в комнатке, чьи стены были завешены черными коврами с серебряной вышивкой – сплошь звезды Давида, еврейские буквы и семисвечники, а из мебели имелся только круглый стол и расставленные вокруг него табуреты самого грубого вида.
Не успел я перевести дух, как наша провожатая исчезла, а ей на смену явился бородатый дедуган прохиндейского вида: черному лапсердаку не меньше ста лет, глазки блестят, пейсы свисают из-под шляпы.
– Ну, и что таки вам надо от старого ребе? – осведомился дядя, смерив меня недружелюбным взглядом.
Мне сильно хотелось спросить: «У вас продается славянский шкаф?», но я сдержался и тем самым, несомненно, заслужил медаль «За мужество». Вместо этого я солидно прокашлялся и проникновенным шепотом сообщил:
– Вам привет от Арнольда Тарасовича. Он должен был вам позвонить…
– Ах да! – старик всплеснул руками. – Он таки просил за серьезных молодых людей, которым нужна помощь Ицхака бен Шломо, и я по доброте своей не отказал. Так что садитесь, молодые, хотя и несерьезные люди, и мы побеседуем, и да избегнет зло наших разговоров.
И тут он сделал некий жест, словно что-то отбрасывал от себя, и мне показалось, что в комнате повеяло свежим ветром. Колыхнулись развешенные на стенах ковры, мигнули звезды Давида, качнулась занавеска на окне.
– Таки слушаю вас, – сказал ребе, когда мы разместились на табуретах.
Пришлось мне в очередной раз выступать в роли рассказчика.
Ицхак бен Шломо был слушателем не просто внимательным, а профессиональным – в нужных местах он сочувственно кивал, там, где необходимо, делал большие глаза или поглаживал бороду. Всем видом показывал, насколько ему интересно, но при этом не задавал вопросов и не выражал сомнений в моих словах, даже когда я повествовал об очень странных вещах.
А потом я выложил на стол Печать, и, увидев ее, ребе вздрогнул и нахмурился.
– Ох, горестные времена настали для живущих, – покачал он головой, – если падшие и их потомки, именуемые также Древними, зашевелились, а те, кто поклоняется им, обрели силу. Нам же остается только молить Всевышнего о милости и ниспослании мудрости… Я таки когда-то встречался с тем, кого вы видели в Кракове, еще до того, как Европу охватило безумие, и уже тогда он находился во власти чернокнижия, и разум его был помутнен.
Я сообразил, что под «безумием Европы» дедушка понимает деяния Гитлера и его своры, и задумался, сколько же нашему собеседнику лет – неужели тоже несколько столетий?
– Но о том, кто известен как Хаим Шоррот, я только слышал, – Ицхак бен Шломо задумчиво подергал себя за пейс. – Книга, содержащая знания о Древних, об их мощи и мерзости, именуется «Некрономикон», и мало кто отваживается читать ее. Она полна запретных Имен, древних Знаков вроде этого, – он брезгливым жестом указал на Печать. – Я заглядывал в нее и изучал ее, но каждый раз молился и каялся, и очищался, и отдавал себя во власть других, чтобы они проверили, не осело ли на мне зло, что старше древнейших гор… Молодой Арнольд просил вам помочь, но старый ребе не воин и не заклинатель, я не в силах отправиться с вами и встать рядом в битве с теми, кто мнит уравнять себя с Всевышним. Я могу лишь дать вам знания, таки попробовать объяснить некоторые вещи…
– Ну так объясните! – потребовал я. – Сколько можно Йонатана валять?
– Ой-вэй, не стоит спешить! – ребе глянул на меня сердито. – Было много торопливых, и где они? В постижении тайн нужно двигаться медленно. Вот Печать, одна из девяти, что некогда висели на статуе Кхтул-лу, стоявшей в главном храме мерзостного города Р’лайх, что ныне погружен в бездну моря…
И дальше он рассказал, что девять таких цацек образовывали нечто вроде подвески или пояса, и что в них содержалась часть силы того, кто именуется Пожирателем Душ или Великим Жрецом. Когда упомянул, что Печати обладают чем-то вроде собственной воли, и что их нельзя найти или украсть помимо их желания, Бартоломью нервно хмыкнул.
– Постойте, – сказал я. – Так эта хрень у меня потому, что ей это надо?
– Именно так. Она повинуется тебе, и я не очень понимаю, почему.
– Только не говорите, что дело в моей крови! – воскликнул я, вспоминая то видение, где я наблюдал за собственным предком, стоявшим на вершине храма Властителей Древности.
– А что с твоей кровью? – Брови Ицхака бен Шломо поднялись к самой шляпе. – Вторая группа, резус таки отрицательный, сахар, содержание лейкоцитов и прочих эритроцитов в норме.
Я вытаращился на него – откуда он знает?
– Нет, тут дело в другом, – сказал ребе, не обращая внимания на мое удивление.
– Раз эта вещь содержит силу Кхтул-лу и обладает собственной волей, – вступила в разговор Ангелика, – может быть, от нее стоит избавиться? Может быть, то, что Пат ей пользуется, идет только во вред?
– Ой-вэй, сложные вопросы, очень сложные, – затряс головой цадик. – Лишь сам Всевышний может на них ответить, но только стоит ли его беспокоить по таким пустякам? Нет, я думаю, что избавиться от нее будет нелегко, да и не нужно этого делать. Все здесь может быть на самом деле не так, как кажется на первый взгляд…
Да, утверждение, конечно, мудрое, но несколько туманное.
– Сила зла явлена, открыта и очевидна, – продолжал Ицхак бен Шломо. – Силу же добра можно косвенно оценить по тому, что зло таки пока еще не победило. Древние давно мертвы и низвергнуты, но души их жаждут нового воплощения, рек крови и истовых поклонений. Если мы не будем противостоять, то Шуб-Ниххурат вернется в леса, Хастурр воссядет на трон среди звезд, а Кхтул-лу воцарится в поднявшихся со дна городах…
Похоже было, что ребе собрался потчевать нас исключительно баснями.
Но, с другой стороны, дареному ишаку под хвост не заглядывают, так что нам оставалось только слушать – вдруг дедуган скажет что-нибудь полезное или перейдет к делу?
– Ну, вот и все, – сказал Ицхак бен Шломо, прочитав нам лекцию о Древних, их облике и мерзостных привычках. – Теперь вы вооружены сверкающим мечом знания, и нет оружия сильнее.
– Все? – разочарованно спросил Антон. – А как же это, ну… это?
– Что «это»? – сдвинул брови дедуган. – Или вы надеялись, что я наделю вас мощью Непроизносимого имени? Или призову все десять Сефирот? Или заставлю ангелов прийти к вам на помощь?
Ну, ангелы не ангелы, а чего-либо конкретного я ожидал – какого-нибудь амулета супротив черной магии или красочного обряда с завываниями и прочими спецэффектами. Но хитрый ребе из Цфата собирался ограничиться консультацией и общими туманными заявлениями.
– Вы должны понимать, что любое чародейство бессильно перед духовной мощью! – патетически возгласил он и ткнул узловатым пальцем в потолок. – Всевышний приходит на подмогу тому, кто этого заслуживает! Ой-вэй, я таки буду молиться и призывать на вас его благоволение, ибо Древние угрожают всем, и народу Израилеву, и остальным тоже.
– Спасибо и на том, – сказал я, поднимаясь с табурета. – Если мы преуспеем, то пришлем вам открытку, а если потерпим неудачу, то вы об этом узнаете. Из Кинеретского озера всплывет харя со щупальцами и всех сожрет.
Ицхак бен Шломо мелко захихикал, сотрясаясь бородой и всем телом.
– Ой, шутник вы, молодой человек, – заявил он и погрозил мне тем же пальцем. – Но смейтесь, пока можете, а если обнаружите, что не можете, – значит, вы мертвы. Пойдемте, я провожу вас.
Покинув комнату с коврами, мы по похожей на орудие пыток лестнице спустились в прихожую. Тут ребе еще раз пообещал, что будет молиться за нас, и мы покинули этот странный дом, населенный чудными людьми.
В Хайфу мы въехали, когда солнце давно укатило за горизонт и над Израилем воцарилась лунная ночь. Ключи от машины сдали администратору «Дан Кармель», а сами поднялись в номер.
– Ну и дедуган, – сказал я, шлепнувшись на койку. – Трепался много, а толком ничего не сказал… Какой прок в том, что я в курсе, как выглядит Затогуа, кто такой Ньярлатхотет, и что сидящую где-то в демонических безднах меломанскую шишку зовут Азарот?
– Кто знает? – отозвалась Ангелика. – Может, это тебе пригодится?
– Может, и пригодится, – проворчал я тоном пятиклассника, интересующегося, на кой фиг ему эта математика, если он собирается стать пожарным. – Ну, что, ты в душ, а мы в бар?
Бартоломью заулыбался, вспомнил, поганец, как мы отрывались вчера вечером.
– Я думаю, что вам лучше подождать меня здесь, – мягко, но непреклонно заявила белокурая бестия.
Я собрался было сказать ей, что нам, дабы не скучать, нужно хотя бы отыскать в телике канал с порнухой, а сделать это в Израиле не так просто. Но тут у меня резко и очень сильно закружилась голова, все завертелось перед глазами, и восприятие странным образом раздвоилось.
Я осознавал, что нахожусь в Хайфе, в номере отеля «Дан Кармель», и при этом видел знакомый офис с аквариумом в углу и «портретами» Властителей Древности на стенах.
И посреди этого офиса, вскинув руки к потолку, стоял высокий сутулый старикан с голым черепом. Кожа его была смуглой, глаза – черными, глубокими и злобными, а золотые часы на запястье стоили больше, чем иной автомобиль. И он гулким раскатистым голосом произносил некие слова, грохочущие, тяжелые, вызывавшие шуршащее долгое эхо.
Я не мог понять их смысла, но осознавал, что они относятся ко мне.
Хаим Шоррот, он же Джаван Сингх, он же Ирге О’Дил, находился в амстердамской резиденции Церкви Святой Воды и, судя по всему, деловито и сосредоточенно проклинал меня.
Картинка сменилась, я обнаружил, что вишу в бескрайней черной бездне, и со всех сторон на меня пялятся огромные глаза. Только глаза, без голов или тел, исполинские светящиеся шары гнилостно-зеленого или леденяще-синего цвета, жуткие и пристальные.
Меня закрутило, завертело, как сухой лист в воздушной струе, но я остался на месте. Нечто вроде затянутого на поясе каната удержало меня, и я почти увидел его – тонкая серебристая нить, уходящая куда-то вниз, в бесконечность. Напор ветра усилился, и она задрожала, растянулась, стало ясно, что «нить» состоит из множества сцепленных между собой шестиугольников.
Пара синих глаз приблизилась вплотную, я напрягся, пытаясь разглядеть существо, которому они принадлежат, но не смог. А затем во тьме распахнулась пасть, гнилостно-белая, заполненная кипящей слизью, немыслимо зловонная.
Вот тут мне впервые стало страшно, захотелось ущипнуть себя за руку и проснуться.
Нечто замелькало перед моим лицом, закрутилось золотистое полупрозрачное колесо, исчерканное корявыми символами. Пасть захлопнулась, синие глаза отодвинулись, и я подумал, что колесо мне что-то напоминает.
Но мысль сбилась, в следующий момент я вновь увидел продолжавшего декламацию Хаима Шоррота, а затем обнаружил себя в номере отеля. Бартоломью хлопал меня по щекам, а Ангелика держала в руке стакан воды, и безупречно красивое лицо ее отражало беспокойство.
Не успел я сказать, что все в ажуре, как очутился на изрытой кратерами равнине.
Багрово-коричневое небо нависало низко-низко, а земля была черной, как уголь. Там и сям вздымались столбы кипящей воды, огня или лавы, каждый толщиной с небоскреб. И меж них бродили некие существа, гигантские, искореженные силуэты, похожие на людей, на жаб и на волков одновременно.
Тут пришла боль, сильная, давящая, разрывающая тело на куски.
Терпеть ее было трудно, очень хотелось закричать, но я понимал, что если подам голос, то меня заметят и вряд ли захотят преподнести мне в подарок букет и бутылку шампанского.
Серебристое облако окутало меня, смягчая муки, золотой диск возник под ногами…
Вновь Хаим Шоррот в офисе ЦСВ, наш номер в отеле, Антон и Ангелика…
Передо мной раскинулся город, выстроенный на морском дне, и совсем не людьми. Он напоминал жуткий Р’лайх, в центре которого укрыта гробница Кхтул-лу, но по всем признакам был возведен недавно. Здания выглядели целыми, водоросли росли небольшими пятачками, а не покрывали все сплошным ковром, на перекрестках торчали обелиски из белого камня.
И все же город казался даже не брошенным, а вымершим…
Я разглядел валяющий у одной из стен скелет, очень похожий на человеческий, рядом с ним другой, весь какой-то искореженный. Но тут навалилась неведомая сила, принялась мять меня и давить, и мне стало не до того, чтобы рассматривать «достопримечательности».
Видения являлись одно за другим, величественные и жуткие – город в пустыне, чьи башни были красны, словно кровь, замок на горной вершине, древний и черный, с изморозью на стенах, бурлящее зловонное болото, заполненное хищными тварями, ледяная пустыня и белые фигуры, бесшумно скользящие по сугробам, вонючая слюнявая пасть до неба…
Все это сопровождалось болью в теле и жутким шумом в голове.
Казалось, что «котелок» мой не выдержит и вот-вот взорвется.
Из иллюзорных передряг мне помогали выбраться две вещи – облако из серебристых шестиугольников, принимавшее самые разные обличья, и золотистый диск, остававшийся тем же самым, только менявший размеры. И с каждым разом я все сильнее чувствовал, что первое как-то связано с ребе Ицхаком бен Шломо, а второе – с Печатью, что вроде бы лежала у меня в кармане.
Время от времени я начинал видеть Хаима Шоррота: сначала одного, бормочущего какую-то муть, затем в компании ван Хоэйдонка и еще нескольких типов, отдающего приказы.
Затем меня вышвырнуло в реальность, и я обнаружил, что сижу на кровати в номере и мне жутко хочется блевать.
– Что с тобой? Вызвать врача? – спросил заглядывавший мне в лицо Бартоломью, и голос его прозвучал резко и неприятно.
– Не надо… – ответил я, морщась от эха в собственной башке. – Дайте-ка, я…
Я поднялся на дрожащие ноги и с помощью соратников кое-как доковылял до сортира. Там откинул крышку унитаза и принялся громко и мощно пугать крокодилов, причем меня обильно тошнило черной гадостью, подозрительно похожей на нефть. В какой-то момент даже возникла мысль – не пробурить ли в себе самом пару скважин, чтобы жить безбедно до скончания дней?
– Вроде бы все, – сказал я, когда «извержение» закончилось. – Минералка в баре есть?
Видения больше меня не смущали, в голове не шумело, но чувствовал я себя крайне паршиво. Одолевала слабость, какая бывает, когда отходишь от высокой температуры, башка кружилась, и при малейшем напряжении выступал холодный пот. Плюс что-то не так было со слухом – на самой грани слышимости я улавливал басовитое негромкое бормотание, непонятно откуда исходившее.
– Ты отравился? – спросила Ангелика, когда Антон притащил пузырь с минеральной водой, и я опустошил его чуть ли не одним глотком.
– Не думаю, – сказал я. – Уф, спасибо… Это наш лысый «друг» попытался меня погубить… Уж не знаю, откуда он проведал, что я был в амстердамском офисе ЦСВ, разве только от той щупальцеватой хари, что из аквариума торчала. Но в общем и целом он меня проклял.
– Ну надо же… – протянул Бартоломью. – А почему нас не проклял?
– Я думаю, что магически наследил там только я – размахивал Печатью и все такое. Кроме того, Шоррот запомнил меня еще по Москве, а вас обоих он никогда не видел. Поэтому и решил расправиться с главным врагом, – я попытался гордо распрямиться, хотя сделать это, сидя на краю ванны и дрожа от слабости, не так просто. – Но у него ничего не вышло!
– Почему, интересно? – тихо спросила наша шпионка, разглядывая меня с таким любопытством, словно она была энтомологом, а я – пришпиленной на иголку и готовой к засушиванию редкой бабочкой.
– Могу ответить совершенно точно, – сказал я. – Это помог ребе, чтобы никогда не вылезла его борода… Он обещал молиться за нас, и слово сдержал. И еще потому, что я таскаю при себе цацку с мерзкой физиономией на одной стороне. Спасибо одному худреду с фотоаппаратом, некогда отыскавшему ее в прибрежных кустах.
И я продемонстрировал кругляш из бледно-желтого металла.
– И ты думаешь, что силы того и другого хватило на то, чтобы уберечь тебя от проклятия Шоррота? – Ангелика, судя по скептическому виду, вовсе не была убеждена.
– Чтобы уберечь – нет… – я встал и картинно пошатнулся. – Но чтобы сохранить мне жизнь и ясность рассудка – да. Если хочешь, можешь поискать другое объяснение, а я пойду, часиков на пять приму горизонтальное положение.
Я добрел до кровати, разделся и вырубился, едва успев натянуть на себя покрывало.
Разбудили меня самым жутким образом – что-то запиликало в самое ухо.
Еще не открыв глаз, я подумал, что злобный лысый колдунец изобрел для меня новую пытку, но затем сообразил, что это всего-навсего зазвонил сотовый. Понятно, что вчера ночью я и не подумал о том, чтобы выключить его или перевести в бесшумный режим.
– Пат-пат-патрясающе, – пробормотал я, нащупал зловредный аппарат и приложил к уху. – Да?
– Привет, Пат, – сказали из мобилы по-английски приятным мужским голосом.
– Привет, – ответил я. – А ты кто?
– Это Харальд Иверсен. Помнишь меня?
– А, конечно… – тут я начал потихоньку просыпаться, и в мозгу зашевелились первые жиденькие утренние мысли. – Как такое забыть? Рыбалка в Тронхейм-фьорде и все такое.
Харальд Иверсен – наш человек в Норвегии, он журналист, работает на местные издания, на европейские и заодно выполняет поручения журнала «Вспыш. Ка» и лично нашего шефа.
Познакомились мы с ним два года назад, когда я проводил отпуск в стране фьордов. На рыбалку тогда съездили отлично, не поймали ничего, но зато выпили три бутылки привезенной мной водки, перемежая ее жутким местным пивом. Тут выяснилось, что Харальд – мужик что надо, что он даже пьяный может управлять катером и внятно разговаривать с полицейскими.
– Ну да, рыбалка, – несколько натянуто подтвердил норвежец. – Я с позавчерашнего дня работаю над вашим проектом. Мистер Арнольд прислал мне материалы, дал задание и велел ждать тебя. Так вот я хотел узнать, когда ты будешь? Я сейчас в Бергене, и тебе лучше лететь прямо сюда.
– Так… – Я разлепил веки и оценил обстановку: за окном светло, «экстра бед» Ангелики заправлена, а из душа доносится плеск воды. – Наш маленький революционный отряд имени Арнольда Тарасыча сейчас в Хайфе, но тут нас вроде бы ничего не держит. Думаю, что доберемся до вас сегодня, в крайнем случае – завтра. Давай, я тебе перезвоню.
– О'кей, – сказал он, и на этом разговор закончился.
– Эй, Антон! – позвал я замогильным голосом. – Ты спишь?
– Нет, ваш разговор слушаю. Что, пора вставать?
– Ты на диво догадлив, юный падаван, – я откинул покрывало и спустил ноги на пол. – Подъем!
Слабость, как быстро выяснилось, никуда не делась, но я был рад и тому, что меня не тошнит и в черепушку не лезут дурацкие видения. Я быстренько залез в Сеть и забронировал три билета до Бергена – не на прямой рейс, а с пересадкой все в том же Франкфурте.
Перезвонил Харальду, велел ему встречать нас с оркестром и цветами.
– Мы куда-то летим? – спросила Ангелика, появившаяся из душа как раз в тот момент, когда я положил трубку.
– Туда, куда мы и намеревались, – в Норвегию. В «Бен-Гурионе» нам надо быть через два с половиной часа, так что собирайтесь и вызывайте такси, – и, поднявшись на подрагивающие ноги, я отправился в ванную.
Отражение в зеркале повергло меня в ступор: бледная вытянувшаяся физиономия, темные круги под глазами, на лбу и висках – мелкие царапины, волосы торчат клочьями, на носу – большой прыщ.
Не иначе его наколдовал злобный Хаим Шоррот.
«И это я?» – подумал я уныло и потянулся к бритве.
Бритье помогло примерно так же, как мертвому – клизма, но после завтрака с большим количеством кофе я стал выглядеть немного лучше и почувствовал себя бодрее. Мы погрузились в такси с водилой-арабом и под аккомпанемент льющихся из магнитолы заунывных мелодий типа «палка-палка, два струна, я хозяин вся страна» помчались на юг, к Тель-Авиву.
В «Бен-Гурионе» с нами вновь обошлись довольно немилосердно, и в этот раз больше всего досталось мне. Увидев мою бледную и слегка перекошенную физиономию, погранцы решили, что перед ними либо наркоман, либо террорист, и принялись радостно меня досматривать.
К их большому разочарованию, не удалось обнаружить ни грамма кокаина, ни килограмма тротила.
– Счастливого полета, – без всякого дружелюбия пожелали мне напоследок.
– А вам счастливо оставаться, – ответил я, чувствуя себя как после визита к проктологу.
Надежды подремать в самолете разбились вдребезги, едва мы уселись в кресла. В салоне обнаружилось множество еврейских мам и пап с не менее еврейскими детьми в возрасте от года до пяти. Дети эти принялись дружно орать, плакать, хныкать и канючить, и мне в голову закралась мысль о том, что ночные видения были не такими уж и кошмарными.
Куда мерзким древним богам и их шизанутым поклонникам до избалованных киндеров?
– О боги, я больше не могу, – с чувством сказал Бартоломью, когда где-то над Грецией ребенок на сиденье позади нас заверещал так, словно ему в зад воткнули спицу. – Жаль, что на борт не дают пронести хотя бы баллончик с нервно-паралитическим газом!
– Детей надо любить, – ханжеским тоном заявил я. – Они – цветы жизни, и все такое… Особенно если ты собираешься завести семью. Семья без детей – деньги на ветер и перевод продукта.
Антон посмотрел на меня, точно принципиальный девственник на рекламу публичного дома, и гордо отвернулся.
Да уж, про семью чья бы корова мычала, а моя бы молчала…
В прошлом году я едва не женился, но, к счастью, одумался за неделю до свадьбы и поспешно все отменил. Результатом стало несколько истерик моей неудавшейся половины, разрыв отношений, некоторые финансовые потери, а также стойкое убеждение, что Александру Патриарших еще стоит пожить холостяком.
Дети орали, мамы и папы не особенно ретиво их успокаивали, самолет летел.
Во Франкфурте мы вмазали по паре кружек пива рядом с памятником Гёте и пересели на рейс до Бергена. Тут публика оказалась иной – сплошь немецкие туристы, решившие поглядеть на фьорды – седовласые бюргеры с фотоаппаратами и их толстомясые фрау.
Ангелика в такой компании должна была чувствовать себя как дома.
Ну а я получил возможность немного подремать.
В аэропорту «Флесланд», что расположен неподалеку от Бергена, мы приземлились в шесть вечера по местному времени. На выгрузку и паспортный контроль ушло еще полчаса, а затем мы оказались в зале прилета. И почти тут же я увидел Харальда Иверсена – не увидеть его сложно.
По виду коллега – типичный норвежец, два метра ростом, спортивный, белобрысый, с розовым добродушным лицом и голубыми глазами. По характеру – типичный скандинав, спокойный, выдержанный и на наш, русский взгляд, немного заторможенный.
– Эй, Харальд! – завопил я. – Мы здесь!
Но тут он и сам нас заметил, приветливо взмахнул ручищей и двинулся навстречу.
– Привет-привет, – пробасил Харальд и застенчиво улыбнулся. – Рад встрече.
– Это Антон, а прекрасную даму зовут Ангелика, – представил я спутников. – А где оркестр и цветы?
Коллега нахмурился, пытаясь сообразить, о чем речь, потом уловил, что это все шутка, и заулыбался вновь.
– Извини, не смог организовать, – сказал он виновато. – Но машина ждет, и места в гостинице я забронировал, как ты и просил.
– Учитывая прошлые заслуги, мы тебя прощаем, – смилостивился я. – Но в следующий раз чтобы без цветов и оркестра не появлялся. А для Антона еще и хлеб-соль обеспечь. В смысле, селедку с овсянкой.
Подобный юмор оказался для Харальда непосильным, но он решил на нем не заморачиваться. Мы залезли в черный «Лендровер» и поехали на северо-восток, в сторону Бергена.
Пока добирались, коллега поведал о своих проблемах и достижениях.
Получив от шефа материалы и задание по поводу Церкви Святой Воды и Ирге О’Дила, Харальд несколько озадачился – о первой он никогда не слышал, со вторым пару раз сталкивался, но ничего толком не знал. На то, чтобы изменить ситуацию, пришлось потратить сутки напряженной работы и задействовать связи в самых разных учреждениях Норвегии.
– Представь, мне пришлось разыскать одноклассника, что ныне служит в пограничной охране, – рассказывал коллега. – Потревожить министерство внутренних дел, министерство экологии и туризма, ассоциацию импортеров промышленных товаров и даже бизнес-гильдию Тронхейма.
Зато узнал Харальд много интересного.
К собственному удивлению, он выяснил, что Ирге О’Дил является фактическим хозяином целого острова в одном из фьордов – ситуация, совершенно непредставимая в столь демократическом государстве, как Норвегия! Понятное дело, что наш лысый «друг» его не купил и не захватил силой, но сумел каким-то хитрым образом получить кусок земли в долгосрочную аренду.
– Представь, у него там своя охрана, причал, даже вертолетная площадка. Официально это оформлено как «исследовательский центр», и юридически все сделано аккуратно и грамотно. Там бывали правительственные комиссии, все проверили и ничего предосудительного не нашли.
– Представляю, – мрачно отозвался я. – А оружие ему нужно для экспериментов. Комплекс береговой обороны, минометы, винтовки, патроны и всякая прочая «научная» шняга.
– Ну, точно, – кивнул Харальд. – Но на этот остров, Фьярой, мы позже взглянем. А Церковь Святой Воды имеет отделения по всей стране, от Кристиансанда до Тромсё, и главное – тут, в Бергене. Конечно, напрямую к ним я не пошел, однако кое-какую информацию раздобыл…
Но тут мы переехали мост Пуддерфьордс, оказались непосредственно в Бергене, и коллеге пришлось сосредоточиться на вождении. Улицы в столице Западной Норвегии узкие, так что водиле, если он не местный, запутаться и свернуть не туда проще, чем высморкаться.
Пара-тройка поворотов, и мы остановились у четырехэтажного красного здания с вывеской «Ambasseduer Hotel».
– О нет, только не это, – сказал я.
– Что, плохая гостиница? – насторожилась Ангелика.
– Нет, хорошая, да только на первом этаже – бар, где тусуются местные футбольные фанаты. И орут они так, что в номерах, расположенных на втором, по уик-эндам тихо не бывает.
Харальд нашего разговора, ведшегося на русском, не понял, но мои сомнения уловил.
– Сейчас сложно место найти, ты же знаешь, – сказал он, разведя могучими ручищами.
– Знаю, – отозвался я. – Пойдем поселяться, а ты никуда не уходи.
Номер нам, к счастью, достался на четвертом этаже, под самой крышей, так что вопли норвежских фанов нам не грозили. Бросив вещи, мы спустились обратно и отправились на поиски какого-нибудь заведения, где можно спокойно посидеть, поесть и поговорить.
Японский ресторан под названием «Сохо-суши», что на Хаконсгатан, оказался в самый раз.
– Не люблю я это модное извращение, – сказал я, когда мы заняли столик, и девочка-официантка, похожая на японку так же, как я – на масаи, принесла меню. – Но не могу не признать, что закусывать этой хренью водку – самое то.
– Водки тут нет, – с сожалением вздохнул Харальд, понявший мое замечание слишком буквально.
Мы заказали всяческих ролов и продолжили «калякать о наших скорбных делах».
– Помещение у них на Ханс-Хаугесгатан, это неподалеку от Палат Хакона, – рассказывал коллега, – я внутри не был, но нашел парня, который у них там софт настраивал. Так он мне все рассказал: молельная комната с коврами на полу, отдельно – офис, самый обычный…
– И аквариум с зеленой мутью в углу, – закончил я.
– Как ты догадался? – удивился Харальд.
– Плавали, знаем, – прозвучало это так уныло, что мне самому не понравилось. – Что еще?
– Еще я выяснил, что адепты ЦСВ несколько раз в год собираются на полуострове Корснес. Это километров двадцать к югу от Бергена. Места там не особенно людные, зато имеются пещеры с обычными входами и подводными. По слухам, в одной из них находили следы большого кострища и обугленные кости.
– Скорее всего это правда, – сказала Ангелика.
– Да? – коллега посмотрел на белокурую бестию с сомнением. – Еще я должен сказать, что сейчас в Берген съезжаются последователи Церкви Святой Воды со всей Норвегии. По всей видимости, нечто важное должно произойти послезавтрашней ночью…
– А люди у вас не пропадали? – спросил я. – Эти парни любят приносить жертвы, причем человеческие.
– Серьезно? – Харальд недоверчиво моргнул. – Насчет пропавших можно выяснить… Да, мне не совсем понятно, что делать дальше. Для того чтобы начать атаку через прессу, материала хватает. Как только власти узнают, что Ирге О’Дил приобретал оружие и незаконно ввозил его в страну, у него начнутся очень большие неприятности.
Что делать дальше – хороший вопрос.
Если бы мы имели дело с обычным богатым моральным уродом, то информационного удара было бы достаточно.
Статьи разогреют общественное мнение, власти получат компромат, и гражданин Норвегии Ирге О’Дил будет вынужден либо оправдываться перед судом, либо бросить насиженное место и бежать из страны.
Но дело в том, что тот, кто прячется под этим именем, вовсе не обычный урод, а настоящий черный маг, поклонник Властителей Древности, и режет людей он не потому, что свихнулся, а потому, что этого требуют его дохлые покровители. Шумиха в прессе и нападки со стороны властей будут для него лишь незначительными помехами и не заставят отступить от претворения в реальность замысла всей долгой жизни Хаима Шоррота – оживления дрыхнущего в гробнице Кхтул-лу.
А уж когда тот вылезет из Р’лайха, сходит в туалет, почистит зубы, умоется и решит всерьез заняться накопившимися за тысячелетия делами, то всякие мелочи вроде судебных исков быстро потеряют значение.
Тот момент, когда Пожиратель Душ должен то ли проснуться, то ли ожить, близок, и нужно сделать все, чтобы он никогда не наступил. Сорвав ритуал на пляже в Схевенингене, мы слегка спутали планы нашему лысому «другу», теперь надо повернуть дело так, чтобы он в принципе не мог больше их разрабатывать.
Самый лучший вариант – прибить засранца, самим или чужими руками.
Да только с помощью одной лишь информационной атаки этого не сделаешь.
– Статьи запускай, – сказал я. – Но это так, отвлекающий маневр. Нам надо, во-первых, узнать, что эти нехорошие люди будут творить в пещере на полуострове Корснес. И, во-вторых, проникнуть на тот островок, что принадлежит Ирге О’Дилу, осмотреться там и взорвать все к чертовой бабушке.
Наверняка именно на Фьярое находится главное святилище Великого Жреца Древних, спрятаны какие-нибудь пыльные книжки с черными знаниями, всяческие артефакты вроде Печати.
Если уничтожить все это, Шорроту придется несладко.
– Что? – услышав мое предложение, Харальд на несколько мгновений впал в ступор.
– Ты не ослышался, – подтвердил я. – Взорвать. Иначе наш мир ждут большие неприятности.
– Э, хм… – коллега взял стакан с яблочным соком и сделал большой глоток. – Ну, если ты так уверен, и учитывая приказ мистера Арнольда, это может быть здравой идеей. Но ты понимаешь, что мы нарушим закон?
Понятно, что шеф хорошо подбирает людей и что к сотрудничеству он привлекает не просто компетентных и опытных специалистов, а еще и тех, кто в состоянии при необходимости пойти наперекор стереотипам и шаблонам. Но для европейца закон – это такая священная корова, которую нельзя тронуть даже в мыслях, и для скандинава, немца или англичанина очень тяжело смириться с тем, что на нее придется посягнуть.
– Понимаю, – сказал я. – Еще как. Но лучше я прокукую в вашей тюрьме тридцать лет, чем позволю этому Ирге О’Дилу добиться того, чего он хочет. Ангелика, ты с нами или как?
И я вперил испытующий взгляд в белокурую бестию.
– С вами, – сказала она после недолгого колебания. – Этого человека надо остановить любой ценой.
Бартоломью, не принимавшего участия в беседе в силу слабого знания английского, можно было не спрашивать. Понятно, что худред-фотокор будет рад пойти туда, куда я его поведу, и сделать то, что я скажу.
– Хорошо, – согласился Харальд. – Я обдумаю это… Но сначала надо решить, как проникнуть в пещеру на Корснесе. В то время, когда там собираются адепты ЦСВ, ее наверняка охраняют…
– Шпионская видеокамера с передатчиком, – сказала Ангелика. – Или несколько. Их можно установить так, что никто не заметит. Я готова сделать это и подсказать, какие модели приобрести. Ты сможешь доставить нас к этой пещере в ночное время?
– На машине туда не проехать, но можно арендовать катер.
– Так арендуй! – воскликнул я. – Сегодня вряд ли что получится, время к вечеру, магазины, торгующие шпионскими камерами, наверняка закрылись. Завтрашнего дня должно хватить на подготовку, а где-то через сутки отправимся. Мы с Антоном днем можем сплавать на разведку, если надо.
Коллега на несколько минут завис, точно компьютер, обрабатывающий слишком большой файл.
– Хорошо, – сказал он после паузы. – Сейчас давайте поедим, а затем все обсудим в деталях.
Назад: Глава 13 Галопом по Европам
Дальше: Глава 15 Реалити-шоу «Секта-2»