Девятый сёгун Иэсигэ
(1711–1761, правление 1745–1760)
Девятый сёгун Иэсигэ – старший сын Ёсимунэ – родился 21 декабря 1711 года в Эдо, в городской усадьбе княжества Кисю. Его мать, наложница главы дома по имени Сума, через два года умерла, и отец поручил воспитание первенца её двоюродной сестре, которая вскоре тоже стала его фавориткой. Таким образом, с двух до пяти лет мальчика воспитывала тётя, а позднее, после переезда в замок Эдо, ей стали помогать советники бакуфу Андо Нобутомо (1671–1732), Мацудайра Нориката (1693–1746) и конфуцианец Муро Кюсо (1658–1734). Мальчик рос слабым и болезненным, от рождения страдал церебральным параличом в лёгкой форме. Болезнь затронула мышцы рук, шеи и лица, из-за чего говорил он очень невнятно. Во второй половине XX века состоялось перезахоронение останков нескольких сёгунов Токугава, и врачи дополнительно их обследовали. У девятого сёгуна был обнаружен несоразмерный возрасту износ зубной эмали, характерный для людей, страдающих бруксизмом (в просторечии зубовный скрежет). Это заболевание вызывается неконтролируемым спазмом лицевых мышц. Болезнь сделала юношу замкнутым и нелюдимым, большую часть времени он проводил в одиночестве во внутренних покоях замка и постепенно привык к такому образу жизни. Он рано пристрастился к алкоголю, что ухудшило и без того слабое здоровье будущего сёгуна. Болезнь, однако, не повлияла на его умственные способности – согласно семейной хронике, он хорошо играл в сёги, прилично рисовал и с удовольствием смотрел театральные постановки. В тринадцать лет юноша прошёл обряд совершеннолетия и получил взрослое имя Иэсигэ, первый компонент которого присутствовал в именах четырёх из пяти последних сёгунов.
Несмотря на физический недостаток старшего сына, Ёсимунэ с детства начал готовить его к правлению. Конфуцианский канон мальчику преподавал лучший учёный того времени Муро Кюсо, а обращению с оружием учили общепризнанные мастера своего дела. Для развития мышления и расширения кругозора отец приводил мальчика на заседания Судебного присутствия, а чтобы укрепить его физически и преодолеть врождённый недостаток – брал с собой на охоту. На окраине Эдо он выстроил для сына отдельную усадьбу и дважды в год – весной и осенью – отправлял его туда на несколько дней, чтобы он пожил в другой обстановке и посмотрел, как живут люди за пределами замка. Однако эти усилия не увенчались успехом – Иэсигэ крайне неохотно покидал замок и не проявлял интереса к внешнему миру. Учеба, новые знания и навыки его тоже не привлекали; не в последнюю очередь из-за слабого здоровья.
Помимо мышечных спазмов он страдал уремией и не мог долго обходиться без туалета. Позднее, уже в ранге сёгуна, ему приходилось часто выезжать в городскую семейную усыпальницу Токугава, расположенную в храме Канъэй. Пять километров Иэсигэ несли в паланкине, это занимало около полутора часов. С учётом особенности девятого сёгуна на этом маршруте было выстроено двадцать три туалета. Знавшие об этом жители Эдо за глаза называли Иэсигэ «писающим сёгуном» (сёбэн кубо).
В декабре 1731 года ему исполнилось двадцать лет, и отец женил сына на семнадцатилетней дочери наследного принца Наминомия Масуко. Судя по некоторым сведениям, невеста была не в восторге от жениха, речь которого совершенно не понимала, но внешне брак поддерживался и выглядел вполне нормально. В семейной хронике говорится о том, что Иэсигэ, нуждавшийся в близком человеке, старался облегчить молодой жене привыкание к новой жизни и часто устраивал для неё совместные ужины, пикники на природе и речные прогулки. Однако супруги прожили вместе недолго – через полтора года после свадьбы у Масуко начались преждевременные роды, во время которых она умерла вместе с ребёнком. Через некоторое время Иэсигэ сблизился со служанкой жены по имени K° и сделал её своей наложницей. В 1737 году она родила ему сына и на какое-то время стала самой влиятельной женщиной в Западной усадьбе замка. Как и его отец, вторично Иэсигэ не женился, но активно интересовался женщинами и проводил в их обществе большую часть времени. Он оставался в ранге наследника до тридцати четырёх лет и всё это время жил исключительно личной жизнью; о реформах отца и его делах знал, но интереса к ним никогда не проявлял.
В замке об этом прекрасно знали, поэтому многие в правительстве считали, что преемником следует назначить второго сына Мунэтакэ (1716–1771), здорового, честолюбивого и любознательного юношу, который с удовольствием учился и занимался боевыми искусствами. В 1729 году тринадцатилетний Мунэтакэ на церемонии совершеннолетия удивил отца и советников бакуфу, безошибочно продекламировав по памяти двадцать параграфов из классического трактата «Луньюй» («Беседы и суждения»). Разумный и рационально мыслящий Ёсимунэ прекрасно знал своих сыновей и понимал, что второй гораздо больше подходит на роль преемника, но, как человек порядка и дисциплины, не решился нарушить конфуцианский принцип старшинства.
В сентябре 1745 года, после двадцати девяти лет правления, он объявил, что уступает старшему сыну свой пост и Главную усадьбу в замке Эдо. В начале ноября прошла традиционная церемония вступления в должность, и Иэсигэ стал девятым сёгуном Токугава. Однако вся власть осталась в руках отца. Смена поколений всегда проходила сложно, поэтому Ёсимунэ постарался максимально облегчить сыну начало правления: отправил младшего брата-конкурента под домашний арест, а его главного покровителя в бакуфу Мацудайра Норисато уволил и лишил земельных владений. После изгнания Норисато передал семью на попечение старшему сыну и ушёл в монастырь.
Ещё год после назначения Иэсигэ отец продолжал править в ранге отставного правителя огосё, но в ноябре 1746 года он тяжело заболел, и молодому сёгуну пришлось взять на себя роль первого лица. Впрочем, на его образе жизни это никак не отразилось: большую часть времени он по-прежнему проводил на женской половине замка и делал то, что ему нравилось, – рисовал пейзажи, смотрел театральные постановки, а по вечерам устраивал долгие трапезы с возлияниями. В отличие от дисциплинированного и аскетичного отца Иэсигэ вёл крайне неупорядоченный образ жизни и отличался многими странностями, например, очень не любил брить лоб и бороду, терпеть не мог смазывать волосы маслом, из-за чего большую часть времени ходил небритым и непричёсанным. Однако перед официальными церемониями поддавался на уговоры адъютантов, и они приводили голову сёгуна в порядок, поэтому во время ритуала Иэсигэ имел вполне приличный вид и держался достойно.
Единственный человек, который понимал его нечленораздельную речь, – Оока Тадамицу (1709–1760) – служил при сёгуне личным переводчиком в ранге младшего советника (вакадосиёри). Это понимание было результатом многолетней службы при Иэсигэ в качестве адъютанта. Постоянно находясь рядом с девятым сёгуном, Тадамицу доводил до приближённых смысл его высказываний, поэтому был совершенно незаменимым и очень влиятельным человеком в замке.
Через пять лет после смерти Ёсимунэ, в 1756 году, Иэсигэ восстановил отменённую отцом должность собаёнин, существовавшую при предыдущих сёгунах, и первым, кто её получил, был, конечно, Оока Тадамицу. Соответственно повышению ранга ему был увеличен и годовой доход – с пятнадцати до двадцати тысяч коку риса. Появление у сёгуна адъютанта в ранге собаёнин не оказало большого влияния на работу бакуфу, однако подготовило почву для будущих проблем с коррупцией и злоупотреблением властью в ближайшем окружении сёгуна.
Трапеза аристократа (гравюра)
В день смерти отца Иэсигэ шёл уже сорок первый год; его интересы, приоритеты и образ жизни к тому времени полностью сформировались. Вникать в дела бакуфу он не хотел, советников поручениями не загружал и не возражал против того, чтобы подчинённые всё делали сами. К счастью, его личный переводчик Оока Тадамицу оказался человеком здравомыслящим, добросовестным и умеренным в желаниях. Во многом благодаря ему десять лет правления Иэсигэ прошли без особых потрясений. Состояние казны тоже не внушало опасений: с 1751 по 1761 год бюджет бакуфу сводился с профицитом от 0,8 до 1,2 миллиона рё золотом. Правда, с поставками риса дело обстояло хуже – его не хватало, поэтому приходилось докупать на рынке (Фудзита, 2012).
Реформы восьмого сёгуна Ёсимунэ наполнили казну, но увеличили нагрузку на крестьян – при нём рисовый налог возрос с сорока до пятидесяти процентов. В последующие годы число крестьянских выступлений постоянно росло, и это стало главной проблемой периода правления Иэсигэ. В 1748 году произошёл крупный мятеж в провинции Харима, в 1753 году – в провинции Бинго, в следующем году – два бунта в провинции Тикуго и т. д. Положение крестьянства ещё больше усугубилось неурожаем 1755 года. Таким образом, при девятом сёгуне правительство пожинало плоды реформаторской деятельности его отца – как положительные, так и отрицательные.
Борьба с крестьянским движением не могла обойтись без участия чиновников, и это привело к резонансному расследованию, изменившему расклад сил в верхнем эшелоне власти. Всё началось с трудового конфликта в уезде Кудзё провинции Мино, которым владел чиновник бакуфу Канамори Ёриканэ (1713–1763), занимавший сразу две должности: главного церемониймейстера замка и начальника Магистрата по делам религий (дзися бугё). Конфликт, известный в японской истории как «мятеж Кудзё» (Кудзё икки), имел сложную фабулу и длился четыре года. Он начался с того, что хозяин уезда решил изменить методику расчёта налогов с крестьян. В свою пользу, конечно. Для этого требовалось разрешение бакуфу, и влиятельный Канамори с помощью личных связей легко его получил. Возмущённые крестьяне начали писать жалобы – сначала самому Канамори, а затем в правительство с просьбой разобраться. Использовав всё своё влияние, чиновник полтора года блокировал рассмотрение дела, и отчаявшиеся крестьяне взбунтовались. Хозяин уезда арестовал тридцать зачинщиков и предал их суду, а главного руководителя приговорил к смертной казни. Однако осуждённый сумел бежать из-под стражи, добрался до Эдо и через мэясубако обратился с жалобой непосредственно к сёгуну. Волнения в уезде Кудзё к тому времени охватили уже около пяти тысяч человек. На волне всеобщего возмущения там произошло ещё одно крупное восстание против местного храма, и это привлекло внимание бакуфу к беспорядкам в провинции Мино.
Получив доклад, Иэсигэ поручил своему адъютанту Танума Окицугу провести расследование и наказать виновных. Но поскольку делами сам не занимался, то нарушил при этом сразу два бюрократических правила. Во-первых, потребовал от правительственного судебного органа разобраться в конфликте между землевладельцем и его крестьянами, чего никогда прежде не делалось. Во-вторых, назначил руководителем следствия своего личного адъютанта, не имевшего в правительстве никакой формальной должности. Между тем в процессе разбирательства ему предстояло принимать решения о судьбе высших чиновников в ранге бугё и родзю, что, безусловно, не соответствовало правилам субординации.
По итогам расследования было установлено, что Канамори Ёриканэ незаконно изменил систему расчёта налогов, а коллеги-чиновники прикрыли это нарушение. Из правительства были уволены советник Хонда Масаёси, младший советник Хонда Таданака, начальник Службы тайного надзора Магарибути Хидэтика, начальник Финансового магистрата Охаси Оми. Впервые в истории сёгуната Токугава группа высших чиновников лишилась своих мест именно за нарушение закона.
Были наказаны также обе стороны конфликта в провинции Мино. В соответствии с принципом «чем ниже статус, тем строже спрос» Канамори Ёриканэ был уволен с обеих правительственных должностей, лишен земельных владений и до конца жизни отправлен под домашний арест. Его признали виновным в нарушении закона о налогообложении, неправомерном смертном приговоре крестьянскому предводителю, плохом управлении своим хозяйством и злоупотреблении служебным положением. Двое старейшин, помогавших Канамори скрывать нарушения, были сосланы в ссылку на острова.
Дознание. Допрос свидетеля
Крестьян наказали гораздо строже. Более трёхсот участников мятежа были доставлены в Эдо и четыре месяца, пока шло следствие, содержались в тюрьме; шестнадцать человек за это время умерли. Четырнадцать зачинщиков были казнены, а несколько десятков наиболее активных участников приговорены к ссылке, домашнему аресту и другим видам наказания.
Небывалый процесс, на котором в числе прочих судили и членов правительства, вызвал в Эдо большой ажиотаж. После его окончания осуждённые чиновники стали главными героями театральных пьес и уличных представлений, в которых высмеивались лицемерие и жадность представителей власти.
При девятом сёгуне работой бакуфу руководили советники Мацудайра Такэтика (1714–1779), Хотта Масасукэ (1712–1761) и Нисио Таданао (1689–1760). В годы правления Иэсигэ наметились некоторые тенденции, проявившиеся в полную силу несколько десятилетий спустя. В частности, усилиями Хотта Масасукэ, большого любителя этикетных подношений, в бюрократической среде стала распространяться коррупционная схема решения вопросов. Боровшийся с ней Оока Тадамицу уговорил девятого сёгуна издать в 1759 году указ о запрете советникам бакуфу принимать на службе подарки, но документ остался не более чем благим пожеланием.
При Иэсигэ появились первые ростки новой идеологии, противостоявшей доминировавшему конфуцианству. Одним из первых её адептов стал городской врач по профессии и философ по складу ума Андо Сёэки (1703–1762). Критикуя конфуцианское учение, он утверждал, что все люди от рождения равны и не должны делиться на группы по богатству и происхождению. Главным занятием человека он считал работу на земле и выступал за создание однородного крестьянского общества, отстаивал идею предоставления женщинам равных прав с мужчинами и т. д. В начале XX века учение Андо Сёэки с элементами анархического социализма было взято на вооружение участниками демократического движения, требовавшими социальных преобразований.
Другим заметным явлением стало усиление национальной научной школы кокугаку (букв. «отечественная наука»). Её основоположником считается монах буддийской школы Сингон по имени Кэйтю (1640–1701), доказывавший, что японцы в первую очередь должны знать и изучать собственные литературные памятники, такие как Манъёсю, а не китайские трактаты. После его смерти работу в этом направлении продолжил Када Адзумамаро (1669–1736), у которого учился Камо Мабути (1697–1769). На работах Кэйтё и Камо вырос один из крупнейших учёных отечественной научной школы Мотоори Норинага (1730–1801). Примерно в одно с ним время изучением японской литературной классики занимался менее известный путешественник, фармацевт и филолог Сугаэ Масуми (1754–1829).
Рост интереса к национальному культурному наследию естественным образом привлёк внимание грамотной части населения к императорской династии, единственному институту, который не менялся в течение веков и оставался краеугольным камнем национальной самоидентификации. В XVIII веке у императорского дома появились горячие поклонники за пределами аристократического сословия, призывавшие восстановить былой статус «сына неба» и тем самым вернуть стране величие эпохи Нара.
Одним из ярких представителей этого течения стал сын городского лекаря Такэноути Сикибу (1712–1768). В юности он служил в аристократическом доме Токутайдзи и глубоко впитал культуру и идеологию этого сословия. Выступая перед горожанами, он говорил о величии национальной культуры, о превосходстве японской религии синто над заимствованным в Китае конфуцианством, о первичности императорской власти по отношению к воинской и т. д. Проповеди Такэноути пользовались в Киото большой популярностью, и в 1756 году он был удостоен небывалой для простолюдина чести – выступить перед юным императором Момодзоно (1741–1762).
Появление новой идеологии раскололо высшую аристократию на два лагеря – одни вдохновились идеями Такэноути и были готовы требовать у воинского сословия большего уважения, а другие испугались, что потеряют и то, что имеют. Принадлежавшие ко второму лагерю главы домов Итидзё, Такацукаса и Кудзё в 1758 году донесли наместнику Киото о провокационных речах новоявленного защитника. Такэноути вызвали в Городской магистрат и допросили, но не обнаружили в его мыслях ничего вредного. Однако инициировавшие расследование аристократы настояли на принятии мер, и проповедника выслали из императорской столицы. Семь самых горячих его сторонников были отправлены под домашний арест, а двенадцати менее активным последователям запретили появляться во дворце. Места единомышленников Такэноути Сикибу при дворе заняли ставленники противоположного лагеря, в чём, собственно, и заключалась главная цель операции «по раскрытию заговора».
Мотоори Норинага
Этот инцидент ослабил позиции императора Момодзоно и усилил верхушку придворной аристократии. Для поклонников императорского дома он стал ещё одним примером унижения со стороны сёгуната, хотя главную роль в «инциденте годов Хорэки», как его называют в Японии, сыграло ближайшее окружение императора. Через сто тридцать лет, когда воинское сословие вернуло власть императорскому дому, потомки семи пострадавших аристократов были реабилитированы и получили повышение на один придворный ранг.
Ещё одним заметным событием годов правления девятого сёгуна стало возвышение Танума Окицугу (1719–1788), одного из самых ярких политических деятелей второй половины XVIII века. При Иэсигэ его восхождение только началось, а пик деятельности пришёлся на годы правления следующего, десятого сёгуна.
Сын обедневшего хатамото, Окицугу с юных лет служил при Иэсигэ адъютантом. Приехав со своим отцом из Вакаяма, он вслед за Иэсигэ поселился в замке Эдо и прошёл все ступени служебной карьеры. Взлёт Танума начался в 1758 году, когда сёгун поручил ему расследование громкого дела о мятеже в провинции Мино (Кудзё икки), о котором уже говорилось. Иэсигэ остался доволен результатом и добавил оправдавшему доверие адъютанту десять тысяч коку риса, по доходу приравняв его к удельным князьям. Через два года после расследования «мятежа в Кудзё» девятый сёгун ушёл в отставку, попросив Танума служить своему сыну так же, как ему самому, а сыну Иэёси рекомендовал полностью доверять Танума и прислушиваться к его советам.
В марте 1760 года в замке отметили пятидесятилетний юбилей Иэсигэ, а через месяц после церемонии умер Оока Тадамицу, единственный человек, хорошо понимавший речь девятого сёгуна. Здоровье Иэсигэ тоже оставляло желать лучшего, и он решил, что пришло время передавать дела преемнику. К тому моменту у девятого сёгуна было двое рождённых наложницами сыновей – двадцатитрёхлетний Иэхару и пятнадцатилетний Сигэёси. Появлению на свет старшего Иэхару в своё время очень радовался дед Ёсимунэ; одно время он даже подумывал о том, чтобы на несколько лет сделать сёгуном проблемного Иэсигэ, сохранив за собой все властные полномочия, а когда старший внук подрастёт, передать высший пост ему. Но из-за болезни не успел реализовать этот план. Младшего внука Сигэёси он тоже включил в структуру династийной иерархии, присвоив ему ранг основателя третьей семейной ветви (Симидзу) с правом наследования сёгунской должности. Так что и с передачей власти Иэсигэ ничего не пришлось придумывать самому – за него всё сделал отец. Так же как Ёсимунэ в своё время, он уступил свой пост и Главную усадьбу замка старшему сыну Иэхару, а сам принял ранг огосё и переехал в Западную усадьбу, традиционную резиденцию отставных сёгунов.
Десятилетнее правление Иэсигэ на этом закончилось. Официальная хроника семейства Токугава дзикки написана в комплиментарном стиле и всячески подчёркивает любые личные достоинства и общественные достижения сёгунов, но даже в ней ничего не сообщается о том, как правил девятый по счёту представитель династии по имени Иэсигэ.
После сорока лет его здоровье стало быстро ухудшаться, сёгуна всё реже видели на публичных церемониях. Через год после выхода в отставку у него произошло обострение уремии, от которой он страдал всю жизнь. Старший сын Иэхару ежедневно навещал отца и как мог старался облегчить его состояние. Однако, несмотря на лечение, болезнь быстро прогрессировала, и 11 мая 1761 года девятый сёгун Токугава скончался в возрасте пятидесяти лет. Наиболее вероятной причиной смерти считается инфекционный цистит.
