Правление

Правление восьмого сёгуна ознаменовалось крупнейшей реформой общественной жизни за весь период Токугава. Всего таких реформ было три – в годы правления Кёхо, Кансэй и Тэмпо. Ёсимунэ начал с того, что изменил систему управления в самом замке. Огромные полномочия личных адъютантов сёгуна, вызывавшие недовольство в воинской элите, были резко сокращены, а скомпрометированная должность переименована с собаёнин на гоё торицуги. Теперь функции личных представителей сёгуна ограничивались чисто технической передачей ему запросов и рекомендаций советников и доведением до них его решений. Были изменены и принципы отбора кандидатов на эту должность – их стали набирать не среди даймё, как прежде, а из числа хатамото, мелкопоместных землевладельцев с годовым доходом менее десяти тысяч коку и правом личной аудиенции у сёгуна. В начале XVIII века их насчитывалось немногим более пяти тысяч. Кроме советников бакуфу право напрямую обращаться к представителям сёгуна получили руководители магистратов (бугё). Через них же они получали ответы Ёсимунэ. Принимать запросы от даймё и участвовать в решении их личных вопросов адъютантам было запрещено.

Первыми гоё торицуги стали вассалы восьмого сёгуна в ранге старейшин из замка Вакаяма – Огасавара Танэцугу (1657–1718), Арима Удзинори (1668–1736) и Кано Хисамити (1673–1748). Все они имели скромный годовой доход от одной до двух с половиной тысяч коку риса, оставшийся неизменным и после назначения. На этом этапе Ёсимунэ строго придерживался правила Токугава Иэясу «цветы и плоды в одни руки не давать». Старший по возрасту Огасавара через два года умер, а Кано и Арима ещё несколько десятилетий оставались ближайшими помощниками восьмого сёгуна и участвовали в его реформах. Со временем их доход несколько возрос, но даже отдалённо не приблизился к тому, что имели фавориты предыдущих сёгунов Янагисава Ёсиясу (сто пятьдесят тысяч коку) или Камбэ Акифуса (пятьдесят тысяч).

Схема работы бакуфу при Ёсимунэ

Основы управления, сложившиеся в эпоху Токугава, оказались очень живучими и кое-где сохранились до нашего времени. Их можно наблюдать сегодня даже в таких демократичных организациях, как японские университеты. Ректоры японских вузов, как правило, не входят в состав учёных советов и не участвуют в их заседаниях. Подобно сёгунам Токугава они получают протоколы заседаний с изложением обсуждавшихся вопросов и принятых решений. В этом отношении советы вузов ничем не отличаются от советников бакуфу эпохи Токугава – их решения имеют для ректора рекомендательный характер и могут быть им приняты или отвергнуты. Ректор же имеет право издать любой приказ, не советуясь с учёным советом, или может запросить его мнение, но в любом случае он стоит над ним и не принимает участия в его работе, так же как сёгун никогда не участвовал в заседаниях возглавляемого им правительства.

Ещё одним новшеством восьмого сёгуна стало создание Службы безопасности замка Эдо (онивабан, букв. «охрана двора»). Понимая, что при всей своей власти сёгун не может знать обо всём, что происходит в замке, Ёсимунэ перевёл из Вакаяма семнадцать проверенных вассалов, служивших у него агентами для особых поручений (ниндзя, букв. «тайный человек»), и поручил им охрану внутренней территории и помещений замка. Посты наблюдения перед Главной усадьбой и Центральной пагодой работали круглосуточно. Служба безопасности присматривала также за чиновниками и женской половиной замка, однако работы здесь было немного, поэтому со временем её сотрудникам стали поручать и другие дела, например, борьбу с пожарами или выезды с проверками в неспокойные районы.

Стиль правления восьмого сёгуна характеризовался ярко выраженным стремлением к реформированию всех сторон общественной жизни, с которыми он соприкасался. Своё понимание смысла власти он изложил в распоряжении от 27 мая 1719 года, адресованном правительству. В нём говорилось, что советники должны принимать к рассмотрению любые правила, привычные нормы или установления, если в них обнаружены какие-либо недостатки. Оправдывать негативные явления тем, что они прописаны в законах или сложились исторически, он считал недопустимым. Чиновники на его призыв никак не отреагировали, поэтому 5 августа следующего года Ёсимунэ повторил своё распоряжение. В том же году он издал основополагающий манифест под названием «Принципы политики» (сэйдзи кокороэ). В нём повторялась та же мысль: жизнь постоянно меняется, поэтому никакие нормы и правила не должны оставаться в силе, если перестают соответствовать потребностям времени. Документ был разослан наместникам бакуфу в главных городах страны с требованием довести его содержание до подчинённых и обеспечить претворение в жизнь. Эта инициатива восьмого сёгуна положила начало законодательному оформлению широко известного сегодня японского принципа «непрерывного усовершенствования» (кайдзэн), одобренного современной управленческой практикой. Понимая, что чиновники на местах не горят желанием усложнять себе жизнь, Ёсимунэ через год (в июне 1721 года) разослал им этот указ повторно. Считается, что именно с него начался второй, основной этап реформ Кёхо.

Через два месяца после указа главный информационный щит у моста Нихонбаси известил жителей Эдо, что отныне они имеют возможность лично доводить до сведения сёгуна любую общественно-полезную информацию. Это могли быть предложения по устранению каких-либо недостатков, улучшению городской жизни или факты злоупотреблений должностных лиц. Месячный календарь в то время измерялся не неделями, а десятидневками, поэтому жалобы и предложения принимались по такому же графику, трижды в месяц – по вторым, одиннадцатым и двадцать первым числам с девяти до двенадцати часов.

Жаловаться можно было на затягивание дела в суде, на замеченное за чиновником мошенничество или мздоимство, а также на любой другой общественный непорядок. Разрешалось обсуждать и критиковать работу советников бакуфу и вносить предложения по устранению недостатков, а вот делать предметом апелляции личные интересы, свои или чужие, запрещалось. Ящик для подачи заявлений назывался мэясубако (в то время слово мэясу означало стиль официального ходатайства или жалобы), поэтому писать нужно было ясно и коротко, по пунктам. И обязательно подписываться полным именем с указанием домашнего адреса; анонимные заявления к рассмотрению не принимались. Писать могли все, кроме тех, кто занимал должности в центральном правительстве или провинциальных администрациях, – горожане, крестьяне, безработные самураи. Авторы писем могли рассчитывать на один из трёх результатов: 1) написанное принималось к рассмотрению и изучалось; 2) текст признавался несостоятельным, и письмо с согласия автора уничтожалось; 3) заявление признавалось ложным, и тогда писавшего вызывали в Городской магистрат и объявляли выговор с сообщением по месту жительства.

Жалобы и предложения могли подавать не только жители Эдо, но и приезжие. Если появлялась необходимость вызвать автора в магистрат, ему выделяли деньги на дорогу. В положении о мэясубако особо подчёркивалось, что чиновник не имеет права уничтожать письмо, не сообщив об этом его автору. Если вызванный в столицу жалобщик не являлся, его письмо хранилось несколько месяцев, а затем возвращалось автору.

Ящик с письмами доставлялся непосредственно сёгуну и вскрывался его личным ключом, так что он читал их первым. Это новшество отменило давнее правило, введённое ещё Ода Нобунага и запрещавшее обращаться к правителю через голову непосредственного начальника. До Ёсимунэ некоторые даймё практиковали такой метод обратной связи в своих владениях, но на уровне правительства он был введён впервые.

Некоторые из высказанных горожанами идей были реализованы сразу же после появления новшества. Самая известная среди них – открытие бесплатной больницы для бедняков. Предложение внёс городской лекарь по имени Огава Сёсэн (1672–1760). Восьмой сёгун активно интересовался вопросами медицины и здоровья, поэтому его идею сразу поддержал, и в следующем 1722 году в Эдо открылась больница Коисикава ёдзёсё для одиноких бедняков, за которыми некому было присматривать. Семь штатных врачей из замка Эдо по очереди принимали больных, им помогали двадцать два санитара и сиделки. Для экономии средств младший персонал тоже набирали из числа одиноких пожилых горожан. Из казны бакуфу на больницу было выделено сначала семьсот, а затем восемьсот сорок рё в год; главным врачом стал автор идеи Огава Сёсэн.

Диагностика по пульсу

Для XVIII века больница была уникальной: пациентов принимали на казённое довольствие и выдавали пачку бумажных носовых платков, а в летнее время – защитную сетку от комаров. Лечение и питание предоставлялись бесплатно. Усилиями главного врача условия в стационаре постепенно улучшались, и вскоре число пациентов возросло с первоначальных сорока до ста шестидесяти человек. Сначала лечебница состояла из одного терапевтического отделения, но вскоре добавились хирургическое, глазное, женское, и больница превратилась в госпиталь. Благодаря дотациям из казны площадь плантаций, на которых выращивались лекарственные растения, была увеличена в десять раз.

Поначалу пациенты в больницу не шли. Испокон веков врачи сами приезжали к больным и лечили на дому; о том, что может быть наоборот, никто не знал. В городе распространились слухи, что в больнице не лечат, а проверяют на пациентах новые лекарства, получаемые из растений на плантациях бакуфу. Да и процедура записи на лечение была непростой: пациент должен был представить ходатайство от домоправителя или старшего городской десятидворки, заверенное квартальным старостой, в котором говорилось, что человек действительно болен и не имеет родственников.

Однако первые отзывы больных помогли преодолеть предубеждение, а организаторы провели несколько экскурсий для квартальных старост и авторитетных горожан, убедив их, что в больнице всё серьёзно и без обмана. По настоянию главного врача Городской магистрат упростил процедуру обращения – теперь с личным заявлением можно было идти сразу на осмотр, без предварительных согласований. Максимальный срок нахождения в больнице составлял невероятные по сегодняшним меркам двадцать месяцев, впоследствии его сократили до двенадцати.

Вскоре желающих попасть на лечение стало слишком много, и казна перестала справляться. А затем в ней случился очередной кризис, финансирование сократилось. В 1726 году пятидесятичетырёхлетний Огава Сёсэн передал дело своему сыну и ушёл в отставку. В дальнейшем первая в Японии бесплатная больница для бедняков жила то лучше, то хуже, тем не менее благополучно просуществовала до конца XIX века. С наступлением новых времён она закрылась, а плантация лекарственных растений была преобразована в ботанический сад Токийского императорского университета. В этом качестве она существует и сегодня при факультете естественных наук.

Первая организованная попытка помочь населению в борьбе с болезнями вызвала рост интереса к медицинским знаниям, источником которых служили китайские трактаты. Восьмой сёгун с молодых лет сам занимался приготовлением лекарств, поэтому всячески этому содействовал. После 1630 года в связи с запретом на ввоз иностранной литературы поступление в Японию новых знаний из-за рубежа резко замедлилось. Пятый сёгун Цунаёси этот запрет немного смягчил, разрешив в 1685 году ввозить трактаты по конфуцианству, но с медицинскими знаниями всё осталось по-прежнему. Перелом наступил в 1720 году, когда Ёсимунэ разрешил ввозить любую иностранную литературу, кроме христианской. Более того, распорядился начать изучение голландского языка и поручил учёным конфуцианцам Аоки Конъё и Норо Гэндзё составить первый голландско-японский словарь. Благодаря этому указу Япония сделала первый шаг к знакомству с европейскими знаниями, которые впоследствии стали называть «голландской наукой» (рангаку).

Врач с ящиком лекарств на вызове к больному

Вскоре после того, как Токугава Иэясу поселился в заброшенном провинциальном замке на берегу залива Эдо, стало ясно, что в географическом смысле выбор оказался не самым удачным: на город регулярно обрушивались тайфуны, извергались расположенные поблизости вулканы и время от времени происходили землетрясения. Но главной бедой всё же оставались пожары, наносившие городскому хозяйству колоссальный ущерб. По статистике, один средний по ущербу пожар происходил каждые два месяца, и эта проблема требовала постоянного внимания. В 1718 году в дополнение к пожарным патрулям, за организацию которых поочерёдно отвечали прибывавшие на службу даймё, Ёсимунэ распорядился создать постоянные отряды пожарных из горожан (матибикэси). Число пожарных станций в Эдо увеличилось до сорока восьми и продолжало расти в дальнейшем. При каждой станции был сформирован отряд огнеборцев со своим собственным обозначением в виде знака слоговой азбуки ироха и униформой, отличавшей его от других отрядов. Всем пожарным был выдан одинаковый инвентарь – лестницы, багры и сигнальные вымпелы (матои). При обнаружении огня старший отряда первым делом определял зону его дальнейшего распространения и дома, предназначенные к обрушению. После этого «лестничные» взбирались на крыши и разбивали черепицу. Следом за ними шли носильщики сигнальных вымпелов. Они забирались на крышу с двадцатикилограммовым грузом (примерно столько весил один вымпел) и устанавливали его там. Этим очерчивалась зона пожаротушения и полномочий данного отряда. Затем в дело вступали «багорные» – валили стены домов, лишая пищи наступавший огонь. Новшества, введённые Ёсимунэ в противопожарном деле, получили дальнейшее развитие и продолжали совершенствоваться в последующие десятилетия.

По мере усиления борьбы с пожарами число их жертв неуклонно снижалось, но материальные потери были по-прежнему велики. После каждого крупного пожара правительство выдавало погорельцам займы на постройку жилья; эти деньги возвращались с разной скоростью. А иногда и вообще не успевали вернуться до следующего пожара. Пожирающий кварталы огонь выжигал заодно и казну, поэтому предупреждение пожаров было для бакуфу постоянной головной болью. Инициатива Ёсимунэ с подачей заявлений оказалась очень кстати: два безработных самурая внесли предложение – чтобы ограничить распространение огня, нужно создать в черте города систему площадок, свободных от застройки (хиёкэ акити). После катастрофического пожара 1657 года, уничтожившего две трети Эдо, усадьбы «трёх великих домов» (госанкэ) и дома фудай даймё были вынесены за внешнюю крепостную стену замка, и на их месте было запрещено что-либо строить. Здесь разбили сады-огороды, площадки для верховой езды и т. п. Авторы идеи предложили расширить эту практику и создать в городе полноценную сеть противопожарных пустошей для минимизации ущерба от огня. Предложение было принято и стало одной из мер профилактики пожаров наряду с заменой соломенных крыш черепичными и рытьём погребов, в которых горожане в критический момент могли сохранить хотя бы самое ценное.

Пожар. На крыше с сигнальным вымпелом

Создание противопожарных пустошей в эпоху Токугава

Источник: Оиси Синдзабуро. Бакухансэй но тэнкан // Нихон но рэкиси. Дайнидзюкан = Переломный период в развитии системы бакухан // История Японии, т. 20. Сёгакукан, 1978, с. 162.

Наибольший ущерб наносили пожары, возникавшие в зимний период, когда город насквозь продувался северо-западными муссонными ветрами. Поэтому больше всего пустошей было создано с подветренной стороны, к северо-западу от замка. Примыкавшие к крепостной стене улицы тоже были перепланированы. На территории современных районов Канда и Нихонбаси появились земляные валы, а на месте выбранной земли устроили подземные склады для хранения зерна. За годы правления восьмого сёгуна в Эдо было создано наибольшее количество противопожарных пустошей, ещё много десятилетий помогавших бороться с огнём.

Ещё один крупный правительственный проект, реализованный по предложениям горожан, был связан с освоением пустующих земель в соседних провинциях Кодзукэ и Симоцукэ. Благодаря ему доход казны увеличился на пятьдесят тысяч коку риса.

Идея Ёсимунэ о сборе предложений от населения прижилась и закрепилась. В середине XVIII века мэясубако появились в Осака, Сумпу, Нагасаки и других крупных городах. Потомки восьмого сёгуна эту практику расширили; столетие спустя правительство принимало письма горожан уже не три раза в месяц, а ежедневно. Например, в 1858 году было подано двести двадцать восемь таких заявлений и ходатайств, в среднем по девятнадцать писем в месяц (Фукаи, 2012). Введённая Ёсимунэ форма обратной связи прочно вошла в жизнь японского общества и сохранилась до наших дней: в большинстве публичных предприятий и организаций Японии и сегодня на видном месте стоит или висит небольшой ящик с надписью нидзи но коэ (букв. «разноцветные голоса»), куда любой желающий может опустить своё послание руководству этого учреждения.

В том же 1721 году Ёсимунэ в рамках сельскохозяйственной реформы распорядился провести инвентаризацию всех посевных площадей и переписать трудоспособное население, которое их обрабатывало. Всего получилось 26 650 425 человек. На основе этих данных впоследствии удалось подсчитать примерную численность населения страны в начале XVIII века – около тридцати миллионов человек. Особое значение имела перепись жителей Эдо. За сто с лишним лет его население выросло с пяти тысяч человек до полумиллиона. Столица воинского сословия стала крупнейшим городом страны, обойдя по числу жителей Киото и Осака. Причём мужчин в ней было почти в два раза больше, чем женщин, – в процентном соотношении шестьдесят пять к тридцати пяти. Каждый год сюда из всех провинций прибывали для несения службы удельные князья со свитой, что увеличивало городское население на двадцать-тридцать тысяч человек. Свой вклад в этот дисбаланс вносили и регулярные трудовые мобилизации. Вероятнее всего, до переписи 1721 года диспропорция была ещё больше, поскольку весь XVII век город рос преимущественно за счёт притока мужского населения. Этот перекос отрицательно сказался на общественных нравах: в городе процветала проституция, постоянно росло число связанных с ней преступлений. Правительство никогда не ставило задачу полностью искоренить это зло, но старалось держать его под контролем. В Эдо существовало пять кварталов с чайными домиками и общественными банями, в которых на постоянной основе работали жрицы любви. Самый крупный из них – отстроенный ещё в 1617 году квартал Ёсивара – занимал площадь в 4,7 гектара. Эти заведения имели соответствующие разрешения и платили налоги, но процедура регистрации для их клиентов была довольно сложной, а сами услуги не дешёвыми, поэтому на фоне огромного спроса в городе расплодилось несметное количество нелегальных домов (окабасё), где те же услуги предлагались гораздо дешевле и без особых формальностей.

Пожарный отряд XVIII века

Противопожарная городская пустошь (гравюра)

Воспитанный на конфуцианстве Ёсимунэ и без переписи знал, что творится в городских кварталах Эдо, поэтому решил твёрдой рукой навести порядок. Полностью разделявший его взгляды легендарный начальник Городского магистрата Оока Тадасукэ (1677–1751) разработал комплекс мер: 1) помещение, в котором будет зафиксировано нарушение закона о сексуальных услугах, подлежит конфискации; 2) нарушители закона на трое суток выставляются к позорному столбу, после чего высылаются из города; 3) наказанию подвергаются все члены городской пятидворки, в которую входит нарушитель.

Подача данных переписи в бакуфу

В 1718 году Городской магистрат провёл серию облав в злачных кварталах, по результатам которых были приняты административные меры. В одном из районов выявили квартального старосту по имени Дохати. Сам он притонов не держал, но закрывал глаза на нарушения и властям о них не докладывал. Его крупно оштрафовали и обязали написать рапорт с перечислением своих провинностей, а затем лично обойти всех квартальных старост города (на тот момент двести шестьдесят – двести семьдесят человек) и под роспись ознакомить их с рапортом, после чего представить его в Городской магистрат.

Вступив в должность, Ёсимунэ сразу же столкнулся с проблемой нехватки средств для оплаты труда чиновников, число которых за последние десятилетия сильно возросло. В 1724 году их только в Эдо насчитывалось двадцать две тысячи человек. Проблему можно было решить двумя способами: раздавать чиновникам землю или платить жалованье рисом; ни того, ни другого не хватало, поэтому Ёсимунэ пришлось сократить объём служебных поручений. Он предложил удельным князьям выкупить половину срока службы в столице (шесть месяцев из двенадцати) за один процент годового дохода. Другими словами, отдав правительству по сто коку риса с каждых десяти тысяч, даймё получали возможность отслужить шесть месяцев, а потом полтора года жить дома. Плату можно было вносить дважды в год (весной и осенью) рисом или деньгами. Указ был опубликован в июле 1722 года и дал казне прибавку в сто восемьдесят семь тысяч коку риса – больше половины того, что уходило на содержание всех чиновников. Через девять лет казна пополнилась и указ был отменён – удельные князья снова стали нести службу по двенадцать месяцев.

Самый известный начальник Городского магистрата Оока Тадасукэ

Население трёх главных городов Японии в первой трети XVIII века