VII

Если такое общее свойство влечений действительно заключается в том, что они стремятся восстановить прежнее состояние, то не приходится удивляться, что в психической жизни так много процессов осуществляется независимо от принципа удовольствия. Это свойство передается каждому парциальному влечению и в каждом случае связано со стремлением вернуться к определенной точке на пути развития. Но все, над чем принцип удовольствия еще не властен, не обязательно должно из-за этого находиться в противоречии с ним, и задача, состоящая в том, чтобы определить отношение инстинктивных процессов навязчивого повторения к господству принципа удовольствия, пока не разрешена.

Мы установили, что одна из самых ранних и самых важных функций душевного аппарата заключается в том, чтобы «связывать» поступающие к нему импульсы влечения, заменять господствующий в них первичный процесс вторичным, превращать их свободно подвижную катектическую энергию в преимущественно бездействующую (тоническую). Во время этого преобразования о развитии неудовольствия говорить нельзя, однако принцип удовольствия этим не упраздняется. Преобразование служит скорее принципу удовольствия; связывание – это подготовительный акт, благодаря которому устанавливается и обеспечивается господство принципа удовольствия.

Разграничим функцию и тенденцию более строго, чем мы это делали до сих пор. В этом случае принцип удовольствия будет тенденцией, служащей функции, которой надлежит сделать так, чтобы душевный аппарат вообще был лишен возбуждения, или поддерживать количество возбуждения в нем постоянным и на как можно более низком уровне. Пока еще мы не можем с уверенностью выбрать ни одну из этих формулировок, однако заметим, что определенная таким образом функция стала бы частью всеобщего стремления всего живого вернуться к покою неорганического мира. Все мы знаем, что величайшее из доступных нам удовольствий – удовольствие от полового акта – связано с моментальным угасанием сильнейшего возбуждения. Связывание же импульса влечения было бы подготовительной функцией, которая должна подводить возбуждение к окончательной разрядке в удовольствии, получаемом при отводе.

В этом же контексте возникает вопрос, могут ли ощущения удовольствия и неудовольствия равным образом создаваться как связанными, так и несвязанными процессами возбуждения. Не подлежит сомнению, что такие несвязанные, первичные процессы дают гораздо более интенсивные ощущения в обоих направлениях гораздо более интенсивные, чем связанные, ощущения вторичного процесса. Первичные процессы также более ранние по времени; в начале психической жизни других процессов и не бывает, и мы можем сделать вывод, что если бы принцип удовольствия не действовал уже в них, то он вообще не мог бы возникнуть в процессах более поздних. Таким образом, мы приходим к непростому, по сути, выводу, что в начале психической жизни стремление к удовольствию выражается гораздо сильнее, чем впоследствии, но не столь безудержно; очень часто бывают прорывы, с которыми ему приходится мириться. В более зрелый период господство принципа удовольствия обеспечено гораздо надежнее, но обуздать его столь же мало возможно, как и другие влечения в целом. Во всяком случае то, что вызывает ощущения удовольствия и неудовольствия в процессе возбуждения, во вторичном процессе, должно быть, присутствует точно так же, как и в первичном процессе.

Здесь было бы уместно продолжить исследования. Наше сознание сообщает нам изнутри не только об ощущениях удовольствия и неудовольствия, но и о своеобразном напряжении, которое само по себе опять-таки может быть приятным или неприятным. Какие это энергетические процессы – связанные или несвязанные, – которые мы должны разграничивать на основе своих ощущений, или же ощущение напряжения связано с абсолютной величиной, возможно, уровнем катексиса, тогда как ряд удовольствие – неудовольствие указывает на изменение величины катексиса в единицу времени? Нам также бросается в глаза тот факт, что влечения к жизни гораздо больше связаны с нашим внутренним восприятием, нарушая покой, непрерывно принося с собой напряжение, избавление от которого ощущается как удовольствие, тогда как влечения к смерти, скорее всего, выполняют свою работу незаметно. Похоже на то, что принцип удовольствия прямо-таки находится в услужении у влечения к смерти; но вместе с тем он оберегает от внешних раздражителей, которые обоими видами влечений расцениваются как опасности, особенно же от усиления возбуждения, исходящего изнутри и мешающего справляться с задачами жизни. К этому добавляются бесчисленные другие вопросы, ответить на которые сейчас невозможно. Надо набраться терпения и дождаться новых средств и поводов для исследования. Надо быть также готовым оставить тот путь, по которому какое-то время шел, если, похоже, он не ведет ни к чему хорошему. Только такие верующие, которые требуют от науки замены упраздненного катехизиса, поставят в вину исследователю развитие или даже изменение его взглядов. Впрочем, по поводу медленного продвижения нашего научного знания, пусть нас утешит поэт (Рюккерт в «Макамы Харири»):

«То, к чему не долететь, надо достичь хромая.

Как говорится в Писании, хромота не грех».