Длительный бесписьменный период накануне расцвета древнегреческой архаики побуждает признать как очевидную истину, что и до этого периода также письменности не было там, где ее не нашли археологи.

Действительно, можно было полагать, что крито-микенская цивилизация была бесписьменной, пока на Крите, в Пилосе, в Микенах не были найдены глиняные таблички. Аргумент о том, что ненайденная письменность не существует, достаточно сильный. Но есть и обратный аргумент: если соседствующие цивилизации имели письменность (Египет, Вавилон), то почему бы достаточно крупной и культурной цивилизации что-то не заимствовать у соседей?

Если крито-микенская цивилизация охватывает приметно XIV–XIII вв. до н. э., то за столь обширный временной промежуток что-то заимствовать у соседей, конечно же, пришлось. Вряд ли микенские владыки исключали для себя возможность пользоваться папирусом, пергаментом, деревянными пластинами с нацарапанными на них знаками. Но все эти материалы подвластны времени. Что не начертано на вечном камне, превращается в пыль. Почему бы не предположить, что в Трое была письменность, но ее носители давно истлели?

Такое предположение входит в противоречие с установками тех, кому поручено представить Трою как межевую территорию — не Европу и не Азию, а какое-то периферийное захолустье, в котором почему-то оказались несметные богатства, разграбленные «по праву» пришедшими с Запада очень культурными ахейскими народами.

Обнаружение, а потом и расшифровка глиняных табличек, прежде всего, на Крите в Кносском дворце и в Пилосе — это огромная удача, подарок для тех, кто занимается предысторией европейских цивилизаций. В Трое такие таблички не найдены. И, якобы, это свидетельствует как о периферийности города, так и о низком уровне его культуры. Но посмотрим на Микены, которые в течение немалого времени были столицей ахейского мира. Там табличек в цитадели не найдено. Они обнаружены при раскопках большого дома, который был, скорее всего, складом и находился за пределами стен крепости. Именно там и велся учет хранящимся товарам. А в цитадели записи на сырой глине не обнаружены. Хотя там также был масштабный пожар, который мог обжечь сырую глину и дать нам письменные артефакты. Почему бы не предположить, что хранилище аналогичных табличек в Трое также оказалось за пределами крепости?

В Пилосе таблички были найдены в одном лишь месте — в своеобразной библиотеке при входе в пилосский дворец. Как и в Кноссе на Крите, дворец был одновременно и деловым центром, и крепостью. В Микенах мы видим разделение — деловой центр (или один из центров) оказался за пределами стен. Того же следует ожидать и в Трое.

Позволим себе гипотезу о том, что и дворцы троянской знати могли оказаться за пределами цитадели. Ведь до культуры, соответствующей археологическому слою Троя-6, крепость здесь была заселена совершенно другим народом. Пришельцы не имели привычки бросать себе под ноги обглоданные кости, умели разводить лошадей, пользовались боевыми колесницами, имели более совершенную и совершенно другую по форме керамику. Троя была застроена этим народом по единому плану: дома имеют трапецивидную форму, сужаясь к центру крепости, чтобы сохранить неизменной ширину улиц. Тем не менее, малая площадь за крепостными стенами не позволяла возвести более просторные помещения для знати. Вполне возможно, крепость использовалась только на случай крайней опасности. Именно поэтому население Трои-6 не погибло при разрушении города землетрясением, а тут же восстановило его, впрочем, еще более уплотнив застройку — о чем свидетельствует археологический слой Трои-7а, который следует отнести к периоду Троянской войны (этот город был разрушен масштабным пожаром).

Искать троянские дворцы и деловой центр, конечно, стоит за пределами Илиона — скорее всего, в Нижнем городе, который был прикрыт от грабительских набегов менее масштабными стенами, но позволял жить более просторно, а главное — иметь возможность строить обширные помещения для товаров, которые следовали с запада на восток и в обратном направлении. Подобных складов за стенами крепости разместить было негде. Здесь был своего рода «спальный район». Поэтому археологические открытия в Трое, как мы предполагаем, еще впереди.

Гомеровские поэмы, как мы знаем, написаны на ионийском и эолийском диалектах, а не на архаическом языке, который существовал до разделения протоязыка. Это объясняется тем, что протоязык был уже невозможен для понимания, и поэмы были отредактированы — что было весьма важно для странствующих певцов, рассказывающих о подвигах героев.

Само разделение на диалекты — прямое следствие глубокого упадка, резко сократившего общение между территориально разделенными группами. Именно поэтому язык микенских греков распался на группы, соотнесенные с обособленными территориями — включая фракийский диалект, который прижился не только на побережье от Халкидики до Геллеспонта и прилежащих островов, но и в Троаде. И это подтверждает фракийскую гегемонию над этой территорией после Троянской войны.

Ионийский диалект, близкий к аттическому, хорошо воспринимался в большей части греческого мира — на пространстве прежней микенской цивилизации. И это давало рапсодам заработок. Сведения же о Троянской войне они могли черпать и из письменных источников, ибо проще носить при себе свиток папируса, чем хранить в голове тысячи строк песен.

Мы, конечно, надеемся, что когда-нибудь обнаруженные глиняные таблички или надписи на керамике или камне, что-то скажут нам о Троянской войне. Какие-либо односложные цитаты на глине, прошедшей затем случайный или осознанный обжиг, вполне могли быть оставлены в какой-нибудь школе для обедневшей знати. Но обнаружение таких записей возможно только при масштабнейших археологических раскопках во всех центрах микенской цивилизации, включая не самые крупные, а также при определенной удаче. Ведь письменность основной массой населения Греции «темных веков» была не востребована в течение многих поколений.