Глава 6
— Отстань, Фазим! — оттолкнула я его. Выбрался-таки со стрельбища… и узнал. — Пошёл вон! — Он отпустил меня и отступил в тень, сунув руки в карманы. В самом деле, куда я теперь сбегу? — Решил отомстить за свою возлюбленную, да? Ну давай, бей! — Я устало прислонилась к глиняной стене.
— Выходи за меня замуж! — вдруг выпалил он. Я смотрела на него, изумлённо приоткрыв рот, потом расхохоталась, не в силах удержаться. Фазим выглядел таким самодовольным, будто и в самом деле рассчитывал на согласие.
— Быть мне огненным джинном, если слышала что-нибудь глупее! — Я откинула со лба окровавленную прядь.
Он всё ещё тупо ухмылялся.
— У тебя красивые глаза, Амани, и кто-то точно с такими же стрелял вчера вечером в Шалмане. Синеглазый Бандит — так его называли. Не так уж много у нас в Захолустье таких глаз.
Как же некстати этот тупица решил напрячь мозги!
— Хочешь сказать, у меня есть пропавший брат?
— Ты знаешь, что я хочу сказать, Амани. — Он подался вперёд, и я вдруг ощутила страх. Сутолока вокруг буракки продолжалась буквально в двух шагах, но сейчас в мире будто остались лишь мы с Фазимом. — Ты выйдешь за меня, и никто ничего не узнает.
— Ну-ну, продолжай… — Я покосилась на улицу, где мелькнул знакомый халат. Хорошо бы, кто-нибудь сюда заглянул. — Небось заявишь, что всегда любил меня, а за Широй ухаживал только для виду, пока длится траур по моей матери?
Он снова криво ухмыльнулся, словно ждал моих слов.
— Пока ты не поймала буракки, Шира была для меня единственным шансом разбогатеть.
— Твой шанс станет ещё лучше, когда дядя продаст коня.
Не потому ли сестра кинулась в драку? Надеялась подтолкнуть этого придурка к женитьбе? Любовью его не проймёшь.
— Я всё рассчитал! — Фазим гордо постучал пальцем по лбу, отчего стал выглядеть ещё тупее. — Если я женюсь на Шире, то от этих денег мне мало что достанется, а вот если на тебе… Тогда твоему дядюшке не видать этого буракки.
Точно. Буракки будет принадлежать моему мужу.
Фазим дурак, но тут он прав. Хуже того, он убийственно серьёзен. Мало мне дядиных на меня планов, так ещё и этот…
— Да я скорее застрелюсь! — вспыхнула я. Или застрелю его.
— Можешь не трудиться. — Он оскалил лошадиные зубы. — Солдаты застрелят тебя сами, когда я скажу им, что ты якшалась с тем чужаком. — Его взгляд плотоядно обшаривал меня от синих глаз до пяток. — Ну, разве что помучают сначала.
Подавив желание вбить ему зубы в глотку, я вежливо улыбнулась:
— Пусть лучше так, чем всю жизнь терпеть тебя!
Его рука с силой упёрлась в стену рядом с моим лицом.
— Да я… Если на то пошло, мне вообще незачем начинать с женитьбы, — заговорил он тихо и вкрадчиво, угрожающе прищурившись. — Просто сделаю тебя никому не нужной, тогда выбора просто не останется. Пойдёшь за меня или на виселицу — по стопам своей мамочки. Шейка у тебя как раз подходящая. — Он издевательски провёл пальцем по моему горлу.
Будь у меня с собой револьвер, я бы ему показала! С оружием в руках я не боялась ни одного мужчины в наших песках, но сейчас оказалась совсем беспомощной.
— Фазим! — Окрик Ширы спас меня. — Чем это ты там занимаешься?
Он резко отстранился. Сестра заглядывала в просвет между домами — губы сжаты, лицо искажено в гримасе точно как в детстве, когда она старалась сдержать слёзы.
Я скользнула вдоль стены и поспешила на улицу. Возле Ширы замедлила шаг, готовая к бурным объяснениям, но она лишь молча отступила в сторону, опустив глаза в землю.
Домой, скорее заскочить домой и бежать из посёлка! У Фазима не хватило бы мозгов для пустых угроз: он непременно донесёт военным, что я знакома с преступником. Вот теперь Жиню точно придётся взять меня с собой, уж я его как-нибудь заставлю!
В дверях дядюшкиного дома я задержалась и прислушалась. Никого, все на улице, вернуться ещё не успели.
Я шла и молилась под звук своих шагов, чтобы никогда больше не переступать этот порог. Осмотревшись в хаосе спальни, покидала в сумку всё, что мне принадлежало, и кое-что ещё, затем бросилась в комнату мальчишек. Беспорядок там был невообразимый, одежда валялась неопрятными кучами вдоль стен. Едва я успела выбрать более-менее чистую рубашку, как из коридора донёсся стук входной двери, и тётушкин голос окликнул меня. Скорее, пока она не заглянула сюда! Я метнулась к окну и через мгновение уже стояла на песке.
На улице царила праздничная суета. Вешали фонари, накрывали столы, а музыканты настраивали инструменты в гаснущих лучах заката. Такого не было с последнего Шихаба, когда отмечают самую долгую ночь в году, вспоминают приход тьмы и Разрушительницы, а затем празднуют возвращение света. С тех пор прошёл почти год, и люди истосковались по веселью. Да, сегодня будет весело… Только на этот раз без меня.
Никто не заметил, как я проскользнула в лавку и притворила за собой тяжёлую дверь. Никого, тишина, лишь половицы скрипят под ногами да между полками в сумеречном свете из окна танцуют пылинки.
— Жинь! — окликнула я, чувствуя себя глупее некуда.
Поздно, он давно ушёл.
Да и с какой стати ему меня ждать? Рука с принесённой рубашкой уныло опустилась. Глупо было рассчитывать на помощь: он мне ничего не должен. Здесь, в пустыне, каждый за себя.
Сбегать, что ли, к молодому тысячнику, пока Фазим не успел первым? Нет уж, выдавать кого-то властям — до такого я ни за что не опущусь!
Я сунула рубашку в сумку к остальным вещам. Придётся найти другую возможность выбраться из Пыль-Тропы, и как можно скорее, пока за мной не явились.
Когда я вышла из лавки, солнце уже село. Посёлок сиял праздничными огнями. От дома к дому тянулись гирлянды масляных фонариков, на стенах горели факелы, освещая жалкие остатки съестных припасов на столах. Спиртного, однако, хватало, и возбуждённая толпа вовсю приплясывала под музыку и подпевала хриплыми голосами. Ещё немного — и начнутся пьяные драки.
На улице теснилась добрая половина жителей посёлка: всем хотелось притронуться к буракки, привязанному к столбу. Он яростно вскидывал голову, бил копытом, и дядюшка Азид, не в силах успокоить коня, уже уводил его, пока дело не кончилось новыми проломленными черепами.
Проталкиваясь сквозь пьяную танцующую толпу, я крутила головой, чтобы не наткнуться на Фазима. Что-то деревянное просунулось под ноги, и я, больно ударившись лодыжкой, машинально ответила пинком, но ни в кого не попала. Обернулась — и увидела перед собой Тамида, который стоял как ни в чём не бывало, опираясь на костыль.
— Нехорошо пинать калеку, — ухмыльнулся он задорно, но у меня не осталось сил даже ответить на шутку приятеля. Веселье Тамида тут же растаяло. — Я это… искал тебя, хотел… — У меня ёкнуло сердце. Вот так сбежала бы и даже не попрощалась. Всегда знала, что этот день наступит, но не думала, что так внезапно. — Вот, — продолжал он, сунув мне что-то в руку, — тебе изрядно досталось, когда возилась с буракки.
В стеклянном пузырьке перекатывались крошечные белые пилюли. Обезболивающее — на нём неплохо зарабатывал отец Тамида, продавая рабочим, пострадавшим на фабрике или подстрелившим друг друга в драке.
— От них засыпаешь, да? — Действие лекарства было хорошо известно и мне самой — к сожалению. Шкуру за дерзкий язык с меня спускали не раз. — Нет уж, спасибо… — Я тяжело вздохнула, потом выпалила: — Хочу забрать буракки и удрать отсюда! Поедешь со мной?
— А то! — Тамид весело подмигнул мне. — Когда в путь? — Ну конечно, принял мои слова за шутку. Я молча приподняла сумку, и лицо его потемнело. — Амани… — выдавил он с ужасом, которого хватило бы на нас обоих. — Тебя же повесят!
— А я здесь и так умру. — Я взяла его за руку и потащила в сторону, подальше от толпы, к зданию школы. Решимость моя копилась годами, и ничто больше не могло её развеять. — То, что меня ждёт здесь, хуже смерти.
Под шум гуляющей толпы я выплеснула всё разом: про дядины планы, про Жиня, который меня бросил, и про грязный шантаж Фазима. О выборе, идти к нему в жёны или на виселицу. Никогда я не стану ничьей женой — ни его, ни дядиной! Убегу — и всё!
В глазах Тамида сверкнула боль.
— А меня, значит, в свой блестящий продуманный план ты посвящать не собиралась?
— Я не думала… — Меня кольнуло чувство вины, к горлу подступил комок. Правда, не подумала, некогда было думать: все мысли были о побеге. — Ты бы всё равно не захотел, Тамид, да ещё и отговорить меня попытался бы… Но я не могу остаться. Слишком много всего, понимаешь?
— Ничего бы не было, послушайся ты меня и не попрись на то дурацкое стрельбище! Надо было рассказать — что-нибудь придумали бы вместе. Ты всегда… — Он тяжело дышал от волнения. — Ты всегда так усложняешь! — Повисло долгое молчание: всё уже было переспорено тысячу раз. — Я знаю, что делать! — воскликнул он наконец, опустив глаза. Здесь, вдали от фонарей, его лицо казалось непроницаемым. Я снова покрутила головой, высматривая Фазима. — Ты могла бы… могла бы выйти за меня.
— Что?! — Я вытаращила глаза, на миг забыв об опасности.
— Фазим ничего не сможет сделать, если у тебя уже будет муж, — объяснил Тамид. Он был так серьёзен, что мне захотелось его обнять. — Я могу защитить тебя, Амани… от Фазима, от властей, от твоей семьи. Тебе не придётся больше жить у дяди. Вообще-то я давно собирался поговорить с ним. — Он смущённо отвёл взгляд. — Но твой возраст… траур по матери… Я хотел дать тебе время, но ни за что не позволил бы ему жениться на тебе! Если бы ты мне сказала…
Хотел жениться на мне? Вот это новость! Такое мне в голову не приходило. Знал же, что я собираюсь уехать. Или никогда всерьёз не верил, что решусь?
— Тамид… — тихо начала я и запнулась, не находя слов.
Как объяснить ему свои мечты? Нет, слишком уж мы разные.
В свете фонарей мелькнуло лицо Фазима. Он был не один. Следом, разрезая толпу гуляк, двигались белые с золотом мундиры.
С колотящимся сердцем я забилась в тень, прижавшись к стене. Тамид обернулся, потом взглянул мне в глаза и всё понял. Он не в силах был защитить меня.
— Беги! — шепнул он.
— Тамид…
Не хотелось оставлять его в недобрых чувствах, но зла мне он точно не хотел.
— Беги!!!
Наверное, первый раз в жизни я послушалась его.
Протискиваясь сквозь суматоху праздничной толпы, я едва не сбила с ног старого Рафаата, который ковылял, опершись на руку внучки, миновала какого-то чужака, фальшиво тренькавшего на ситаре, и оказалась у боковой стены дядюшкиного дома. Конюшня в двух шагах, там буракки…
— Ах вот ты где! — Тётушка Фарра крепко ухватила меня за руку и развернула к себе.
Впервые в жизни её свирепая гримаса не произвела никакого действия. Ожидавшая меня выволочка за дерзость, драку с сестрой и отсутствие помощи по хозяйству ещё утром испугала бы, но не сейчас.
— Пусти! — крикнула я, пытаясь освободиться, но пальцы тётки вцепились в руку, как клещи.
— Куда ты собралась?
— Подальше отсюда! — Я глянула на неё в упор. — От этого места и от тебя. Ты сама не хочешь, чтобы я оставалась и чтобы твой муж заглядывался на меня! — Фарра злобно оскалилась, усиливая хватку. — Мне он без надобности, да и другие тоже. — Я бросила взгляд через плечо: мундиров в толпе пока не видно, но народу у нас немного, найдут. — Отпусти, говорю! Дай мне уехать… — Лицо тётушки чуть смягчилось, она понимала, что я права. В отношении дяди мы были союзницами. — Пожалуйста!
Её пальцы разжались, но слишком поздно. Жёсткие лапы, обтянутые рукавами мундира, приподняли меня, заставив невольно вскрикнуть, и потащили на улицу.
Шум празднества сменился криками паники: солдаты оттесняли жителей к обочинам и всматривались в лица, высоко поднимая фонари.
— Обыскать все дома: он где-то здесь!
Я узнала надменный голос давешнего офицера, который вышагивал с таким видом, будто владел тут каждой песчинкой.
Странно, снарядили такое войско ради поимки одного-единственного преступника, пусть даже шпиона. Нет, либо они ищут не Жиня, либо он больше чем простой наёмник.
Молодой тысячник смерил меня холодным взглядом с головы до ног и обернулся к Фазиму, который выглядывал у него из-за плеча.
— Это она?
— Да, я видел её с чужеземцем в Шалмане. — В свете качающегося фонаря ухмылка Фазима выглядела особенно гнусной. От ужаса у меня перехватило дыхание. — Она работает на него, там её называли Синеглазым Бандитом.
Солдат с фонарём прыснул со смеху.
— Вот эта вот девчонка — Синеглазый Бандит со стрельбища?
У меня наконец прорезался голос.
— Не слушайте Фазима, он идиот! — поспешно вставила я, ни на что, впрочем, не надеясь. Что стоит слово девчонки против слова мужчины?
Нагиб схватил меня за подбородок и придвинул фонарь вплотную к лицу, обдав палящим жаром.
— Красивые глаза! — воскликнул он. Притворяться дальше было бессмысленно. — Ну и где же твой чужеземный дружок?
— Если бы я знала, то не отвечала бы сейчас на дурацкие вопросы! — выплюнула я.
Удар по щеке был настолько сильным, что едва не свернул мне шею. Вспышка страшной боли отдалась во всём теле.
— Где он? — пробился сквозь звон в ушах голос тысячника.
Я не упала только потому, что солдат продолжал меня держать и ноги мои болтались в воздухе, тщетно ища опору.
Нагиб снова сжал мой подбородок.
— Говори! — В висок упёрлось дуло револьвера. — Говори, или я вышибу тебе мозги!
— Это было бы неразумно, — ответила я, едва ворочая челюстью, которая горела огнём, — так вы ничего не узнаете.
Щелчок взведённого курка громом отдался в черепе. Я знала этот звук не хуже собственного голоса, но впервые слышала над самым ухом.
— Так её не напугаешь, — встрял Фазим, — лучше через калеку.
Прихлынувший гнев мгновенно вытеснил страх, и я рванулась что было сил. От неожиданности солдат выпустил меня, и мои пальцы сомкнулись на горле мерзавца. Ему повезло, что меня успели оттащить.
Последовала новая пощёчина. Когда муть перед глазами немного рассеялась, я увидела Тамида на коленях в песке. Его кривая нога беспомощно торчала в сторону, а к затылку был приставлен ствол револьвера.
Теперь я ненавидела себя ещё больше, чем Фазима. Предупреждал же Тамид, что всё кончится плохо, просто мне не приходило в голову, что плохо придётся не мне одной.
— Итак, — произнёс офицер со своим аристократическим выговором, — ты скажешь нам, была ли в Шалмане с нашим гостем с Востока?
Я проглотила готовый вырваться резкий ответ: он не стоил жизни Тамида.
— Не с ним, — выдавила я сквозь зубы. — Мы были там вместе.
— И где же он сейчас?
— Не знаю.
Я думала, он меня снова ударит, но тысячник лишь слегка надул губы, словно учитель, разочарованный ответом ученика. Затем он повернулся к Тамиду, и сердце у меня замерло от ужаса.
— Что у тебя с ногой? — спросил он.
— Оставь его в покое! — выкрикнула я, но никто не обратил на меня внимания.
— Врождённый вывих, — спокойно ответил Тамид.
Пара дюжин солдат и сотня-другая обитателей Пыль-Тропы жадно ловили каждое слово. Ужас в их глазах смешивался с любопытством.
— Ну тогда… — Офицер зашёл ему за спину. — Думаю, такая нога особо и ни к чему.
Грохнул выстрел — пуля пробила Тамиду колено. Крик боли утонул в моём визге, и калека скорчился на песке. Возмущение толпы прорезал новый вопль — в руках бело-золотых билась мать Тамида.
— Ну что скажешь, Бандит? — злобно ощерился Нагиб, перекрикивая общий гвалт. — Где одна нога, там и другая… — Он прицелился Тамиду в здоровое колено.
— Нет! — завопила я.
— Тогда признавайся, и быстро! Где он?
— Не знаю! — всхлипнула я. — Правда, не знаю! Он был здесь, приходил, но ушёл.
— Когда? — Ко мне приблизилось надменное лицо с горящим от бешенства взглядом.
— На закате… пару часов назад.
— Куда ушёл?
— Я не знаю!
Рукоятка револьвера врезалась мне в лоб, кровь залила глаза. Свет качающихся фонарей расплывался алыми пятнами.
— Где он?
— Не знаю! — повторила я, не в силах ничего выдумать, кроме правды.
— Я выстрелю снова, — прошипел Нагиб, — и на сей раз уже не в ногу!
— Не сказал он куда! — выкрикнула я ему в лицо. — Зачем ему со мной делиться?
— В какую сторону побежал?
— Не знаю!
Горячий металл револьвера обжёг мне висок.
— Лгать грешно, и тебе это известно…
Мир вокруг с грохотом раскололся в огненной вспышке.
Звон в ушах… Ничего, кроме звона.
Тамид… Что с Тамидом?
Я лежала уткнувшись лицом в песок. Приподнялась на локтях, огляделась.
В той стороне, где на моей памяти всегда маячил силуэт закопчённых кирпичных стен, теперь вздымалось слепящее огненное зарево. Оружейная фабрика пылала, как один гигантский факел.
Слух отпустило, и голова взорвалась от воплей. Жители Пыль-Тропы припадали к земле в молитве, разбегались куда попало или просто тупо таращились на зарево. Тысячник Нагиб суетился, раздавая приказы, солдаты ловили перепуганных лошадей и скакали во весь опор к горящей фабрике. Про нас с Тамидом, казалось, все забыли.
— Тамид!
Он лежал неподвижно, скорчившись на песке посреди улицы, но на мой оклик приподнял голову и встретился со мной взглядом. В тот же миг я услышала его имя ещё раз. Плачущая мать, спотыкаясь, спешила к сыну.
Среди ржания коней вдруг послышался знакомый протяжный крик. Буракки! Волшебный конь нёсся по улице прямо к нам, а на спине его сидел Жинь! Солдаты растерянно пятились, перекрикиваясь и целясь во всадника. Он выстрелил на ходу, кто-то повалился на землю.
Я снова повернулась к Тамиду, разрываемая на части жалостью к другу и жаждой бегства. Остаться здесь означало верную смерть, но сердце обливалось кровью.
Копыта буракки взрыли песок совсем рядом, Жинь склонился ко мне, протягивая руку. Послышались выстрелы, рядом просвистела пуля.
Повинуясь больше инстинкту, чем рассудку, я вскочила и уцепилась за руку чужеземца. Ещё миг — и мои руки обхватили его сзади за пояс, а подо мной оказался широкий круп коня. В толпе мелькнуло пепельно-бледное лицо тётушки Фарры.
Нагиб с искажённым яростью лицом перезаряжал револьвер. Сейчас он был беззащитен: один выстрел — и тысячнику конец. Жинь глянул на него, но почему-то опустил руку с револьвером и пустил буракки вскачь. Волшебный конь взметнулся песчаным вихрем и понёсся вперёд, оставляя далеко позади улицу, солдат и толпу.
