Глава 21

Три граната на зеленой ветке. А вот их два… вот четыре. Я хмуро покосилась на Далилу — она улыбнулась.

— Видишь? Это же совсем просто!

С тех пор как Жинь очнулся и мы говорили с Ахмедом, прошла уже неделя, и всё это время Бахи с Далилой показывали мне разные фокусы. Как будто увидеть — значит научиться!

— Да что толку! — возмутилась я. — С чего вы взяли, что мой дар вообще связан с иллюзиями?

— Это самый распространённый дар джиннов… — пожал плечами Бахи.

— Ты просто попробуй, постарайся! — не отставала Далила.

— Угу! — хихикнула Хала, проходя мимо. — Сделай, чтобы их стало два, и можешь зарабатывать медяки на базарной площади в Измане.

Я мрачно уставилась на дерево, копаясь в себе. Если верить Хале, способность таится в голове, а Далила говорит, что в сердце. У меня ни там, ни там ничего не обнаружилось. Да ещё и лошади ржут неподалёку — никак не сосредоточиться.

Обернувшись, я увидела конный отряд, вернувшийся из набега на заставу в горах. Нам требовалось больше оружия. Мне Ахмед ехать с ними не разрешил — не стоит, мол, посылать демджи, не зная, в чём её сила. Можно подумать, когда-нибудь узнает… Нет, ни на что я не гожусь… и зачем тогда тут сижу?

Глядя на тюки с ружьями и револьверами, я скрипнула зубами от ярости. Хоть бы чему-нибудь научиться — но как? В лагере уже заключали пари, как скоро мне удастся раскрыть свои способности, но кое-кто уже шептался, что и раскрывать нечего.

Я снова перевела взгляд на ветку гранатового дерева, и тут один из трёх плодов лопнул, истекая чёрной гнилью. Всё ясно, работа Халы… Гнев охватил меня, и револьвер будто сам собой прыгнул в руку. Бах! Гранат взорвался фонтаном косточек и сока — ярко-красного. Наваждение исчезло.

— Вот! — сердито бросила я, возвращая оружие за пояс. — Получайте свои два!

Смех за спиной заставил меня обернуться. Жинь остановился с охапкой хвороста на плече, наблюдая за нами. Он быстро оправился от укуса нетопыря и вчера уже тренировался в рукопашной с Шазад, довольно успешно, хотя победить и не смог, как ни старался.

Мои щёки вспыхнули, я отвела взгляд. Всю неделю Жинь делал вид, будто ничего не случилось, а я старательно его не замечала. Такое непросто забыть — снял меня с поезда, чтобы затащить в свой лагерь… А я-то думала, спасти хотел! И с караваном нарочно придумал — наверняка были другие способы добраться до Измана. Нашёл легковерную дурочку! А самое обидное, что я поверила в его искренние чувства… Хорош друг, нечего сказать!

Я постаралась отмахнуться от злых мыслей. Всё это мелочи, в конце концов. Идёт война, и Жинь делал то, что должен был… Хотя, похоже, всё оказалось зря: никуда я не гожусь.

— Ты знаешь, что наводишь иллюзии даже во сне? — повернулась я к Далиле. — И ещё надеешься, что я научусь вот так просто, раз — и всё?

— Ладно, так или иначе придётся сделать перерыв, — вставил Бахи. — До темноты всего несколько часов: сегодня Шихаб.

Хала подняла глаза к небу. Солнце и впрямь уже клонилось к горизонту. На лице её мелькнуло выражение, непохожее на привычную усмешку.

Далила положила руку подруге на плечо.

— Не волнуйся, Имин уже возвращается.

Я вспомнила первый день, когда мы с Жинем явились в лагерь. Имин тогда послали к галанам в облике солдата, а вернуться она должна была как раз к Шихабу — самой длинной ночи в году.

— Откуда ты знаешь? — спросила я Далилу.

Тревожные мысли о галанах и их оружии всю неделю не оставляли меня. Что будет, если они всё-таки доберутся сюда, в этот райский уголок, равного которому нет во всём Мирадже?

Аловолосая демджи смущённо опустила глаза.

— Я так ещё маленькая привыкла всё узнавать. Когда братья выросли и стали уходить в плавание, каждое утро говорила себе вслух, что они живы, в безопасности и плывут домой. И если не получалось сказать, что вернутся сегодня, значит, ждать было ещё рано… А сейчас я точно знаю: Имин возвращается. — В её глазах светилась уверенность.

«Мы не можем сказать неправду, — подумала я. — А вдруг это действует, и наоборот? Сказала же я тогда в ущелье, что галанский солдат нас не найдёт, он и не нашёл! Зато нашёл гулей».

— А если объявить, что завтра мои способности точно проявятся?! — выпалила я. — Или, например…

Далила испуганно вытаращила глаза, а Бахи поспешно зажал мне рот своей татуированной ладонью. От его пальцев пахло ладаном, словно в молельне.

— Нельзя объявлять истинным то, чего ещё нет! — строго произнёс он. — Может случиться такое… Никто не знает, что может тогда случиться!

— Например, — с горечью добавила Хала, — можно сказать, что Ахмед точно победит в состязаниях, но забыть упомянуть про трон…

Я глянула ей в глаза и поняла, что так всё и произошло на самом деле.

В сказках люди то и дело обращались к джиннам с глупыми, непродуманными просьбами, которые хоть и исполнялись, но счастья никому не приносили. Галану, который нас не нашёл, не посчастливилось уж точно.

Убедившись, что я всё поняла, Бахи убрал руку. Хала хмуро глядела себе под ноги. Неудивительно, что она так рассвирепела из-за убитой галаном демджи с красными волосами, — сама себя уже больше года не может простить.

— Думаю, что и сама на твоём месте не удержалась бы… — вздохнула я, но сочувствие к Хале в тот же миг испарилось: руки обожгло созданное ею иллюзорное пламя.

— Мало ли кто не удержался бы, но сделала-то я! — выкрикнула золотокожая. — А если бы удержалась, Ахмед, может, стал бы султимом, никакая война не понадобилась бы и люди остались бы живы! — Всхлипнув, она кинулась прочь.

Бахи хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание.

— Всё, хватит. В занятиях объявляется перерыв — скоро Шихаб!

Мы с Далилой неторопливо возвращались из рощи к шатрам, где уже готовились к праздничной ночи: развешивали гирлянды фонарей, жарили мясо и пекли лепёшки. Я много мечтала об Измане, но такого места вообразить себе не могла. Здесь каждый делает своё дело, но цель у всех одна — возвести Ахмеда на трон, чтобы весь Мирадж стал таким, как этот крошечный оазис.

— Как получилось, что Жинь не состязался на титул султима? — нарушила я неловкое молчание. После выпада Халы всем было немного не по себе.

В самом деле, на титул султима-наследника претендовали двенадцать старших принцев, а Жинь — шестой по счёту. Тем не менее он нигде не упоминался в связи с тем скандалом, так же как с бегством из дворца в ночь, когда родилась Далила.

— Почему ты не спросишь его самого? — откликнулась аловолосая демджи, нервно грызя ноготь.

Потому что не хочу с ним разговаривать, вот почему!

— У него дурная привычка никогда не отвечать прямо, — пробурчала я вслух.

— Был долгий спор… — призналась она, помолчав. — Шазад настаивала, чтобы Жинь участвовал, тогда у Ахмеда был бы союзник среди претендентов. Хала возражала: никто, мол, не поверит, если вернутся сразу двое пропавших принцев… И Жинь тоже, он ведь ни капельки не похож на старого султана — весь в мать. А Бахи сказал, что это, наоборот, отвлечёт внимание от Ахмеда. Шазад его высмеяла, заявила, что святые отцы привили ему вкус к интригам… Начали ругаться… — Далила смущённо потупилась. — Так или иначе, Жинь сам не хотел, а заставить его невозможно, он с детства такой… Он вообще никогда не хотел иметь ничего общего с Мираджем. — Она на ходу сорвала с ветки апельсин и стала чистить. — Ахмед совсем другой: он просто влюбился в наши пустыни, когда попал сюда. Сказал, как будто потерянный кусочек души встал на место. А Жинь понять его не мог, да и я не могла, пока не увидела своими глазами — здесь всё такое родное… Короче, когда Ахмед решил тут остаться, они поссорились, и Жинь вернулся на корабль один. Потом всё ждал, что брат передумает, но… А когда Лин, наша мать… — Далила опять смутилась. — То есть мать Жиня, но и наша тоже… В общем, когда она умерла, мы сами нашли Ахмеда. До состязаний оставалось несколько месяцев. Жинь хотел взять его домой, но Ахмед уже собирал сторонников. Когда мы наконец нашли его по компасу, они чуть не подрались, но вмешалась Шазад и разбила Жиню нос…

Ах вот оно что! Я-то думала, история с носом случилась в каком-нибудь портовом кабаке. Ну, хоть тут не соврал — и впрямь мираджийская девица виновата.

Далила между тем продолжала:

— Жинь надеялся, что брат хотя бы уцелеет в поединках и тогда мы все уедем в Сичань… — Она обвела рукой лагерь. — И вот чем всё закончилось.

— А почему Жинь сам остался здесь?

— Он всегда защищал Ахмеда, ещё с детства. Когда того дразнили… — Далила замялась, переводя с сичаньского. — Ну вроде как грязным иностранцем… Жинь тут же кидался в драку. Вот и теперь… Хотя мне кажется, он так и не простил брату любви к чему-то вне нашей семьи… Впрочем, сейчас он, наверное, лучше понимает Ахмеда. — Она бросила на меня лукавый взгляд, и мои щёки вспыхнули.

— Мы с Жинем не… — запинаясь, пробормотала я. — У нас не…

— Даже не пытайся вы-ы-ыговорить, — насмешливо протянула она, — лгать грешно! — Расхохоталась и убежала, перепрыгивая через костры.

Начинало смеркаться. Шазад должна была уже покончить с воинскими занятиями, и я направилась к нашему шатру — вернее, её шатру. В первую ночь, когда выяснилось, что я демджи, сопротивляться уговорам Ахмеда не было никаких сил, и я отправилась спать к Шазад, а потом так и осталась. Она пока меня не выгоняла и даже поделилась одеждой, которая теперь валялась грудой на полу, отгораживая мой угол от идеального порядка в жилище воительницы. Я чувствовала себя почти как дома.

Поднырнув под полог шатра, я едва успела увернуться от комка ткани, летевшего в лицо.

— Лови! — запоздало бросила Шазад.

Я нагнулась и развернула шикарный халат из золотистого шёлка с алым шитьём.

— Зачем?

— Как это — зачем? — удивилась она. — Сегодня редкий случай, когда надевают всё своё самое лучшее.

Воительница уже успела нарядиться к Шихабу. Она была само совершенство: чёрные волосы уложены тугими кольцами, золотые заколки на халате, затмевающем своей сочной зеленью деревья оазиса, сверкают в багровом сиянии заката.

— Моё самое лучшее пришлось бросить… — вздохнула я, в восторге гладя пальцами роскошное шитьё. Не халат, а настоящее волшебное оперение райской птицы!

— Значит, не своё, а своих друзей, — улыбнулась Шазад. Друзья… Я снова вздохнула, вспомнив о Тамиде. — Если этот не нравится, у меня есть другие, — спокойно добавила она, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

— Имин ещё не вернулась? — Как бы ни уверяла Далила, я тревожилась за желтоглазую демджи, отправленную в стан врага. Не постигла бы её судьба той красноволосой.

— Нет, — нахмурилась Шазад. — Подождём до конца Шихаба, а завтра пойдём выручать.

— Кто? — Я начала переодеваться.

— Мы с Жинем… и ты, если хочешь.

Мои руки застыли на полах халата.

— Вообще-то, — робко заметила я, — мне велено оставаться в лагере, пока не овладею своими способностями.

Шазад насмешливо фыркнула:

— Ты что, так и собираешься вечно от него бегать? Жизнь коротка, особенно в нашем положении…

— Думаешь, стоит рискнуть?

Последний луч солнца скрылся за горизонтом, и наступила священная ночь Шихаба, напоминание о самой первой ночи, когда Разрушительница принесла с собой тьму. В прошлом году в Пыль-Тропе веселились до упаду. Тамид кружил меня на месте, и под конец мы оба едва держались на ногах от танцев и выпивки. Так продолжалось до полуночи, когда мир, как всегда, погрузился в полный мрак, а потом луна и звёзды вернулись, и мы молились до самого рассвета. Но всё это не шло ни в какое сравнение с празднованием здесь, в лагере мятежного принца. Гирлянды фонарей исчертили рощу так густо, что ветви и листья терялись в их радужном сиянии. От фиников и прочих сладостей, наваленных на широких блюдах, слипались пальцы. Воздух был пропитан ароматами приправ и жареного мяса, и даже ночной ветер из пустыни был напоён какой-то особенной жизнью.

Новый халат, перепоясанный платком, приятно освежал кожу прохладой тонкого шёлка и муслина, я не могла налюбоваться его изящными складками, которые так удачно подчёркивали фигуру. Конечно, такими формами, как у красотки Шазад, я похвастаться не могла, но и за мальчика меня в этом наряде никто бы не принял, особенно когда Шазад расстегнула мне три верхние пуговки. Я пыталась было сопротивляться, но врождённых бойцовских качеств не хватило, и пришлось сдаться на милость воительницы. Думала, она хочет превратить меня в такое же ухоженное чудо, как сама, но, когда потом взглянула в зеркало, просто обомлела.

Полурастрёпанные волосы ложатся волнами на плечи, будто их треплет песчаная буря, губы кроваво-красные, сверкающие синие глаза густо подведены чёрным — даже страшно становится за того, кто угодит под их огонь. Настоящая мятежница!

Мы переходили от костра к костру, обмениваясь приветствиями и болтая о том о сём. Медовые лепёшки, сладкое вино… Невдалеке я заметила Жиня с сестрой. Они играли в какую-то игру, и он с хохотом поднимал руки, сдаваясь. У одного из костров я увидела двух больших кошек, голубую и серую с синими кисточками на ушах. Наклонилась, чтобы погладить… и испуганно отдёрнула руку: кошка вмиг обернулась голым мальчишкой с синей кожей. Я смущённо отвела глаза.

— Весёлого Шихаба, генерал! — бодро отсалютовал он воительнице.

— Изз, — кивнула Шазад, — познакомься с Амани. — И повернулась ко мне: — Это и есть наши близнецы, они только утром вернулись из похода за продовольствием.

Я всё ещё не могла прийти в себя от изумления, тем более что вместо другой кошки передо мной оказался ещё один мальчишка и тоже совершенно голый, только темнокожий и с синей шевелюрой.

— А это Мазз, — представила его Шазад.

Синеволосый расплылся в улыбке и добавил:

— Единственный в своём роде!

— А ты точно посчитал? — Я с усмешкой покосилась на другого близнеца.

— Значит, ты и есть новая демджи? — Изз поднялся на ноги, окидывая меня взглядом и совершенно не стесняясь своей наготы. — Мы очень хотели с тобой познакомиться!

— Мы сразу подумали, что ты наша сестра, — подхватил темнокожий, — из-за твоих глаз. — Он показал на свои синие волосы.

Оттенок и в самом деле был похож. Кто знает, как наследуется цвет от джиннов? Может, у нас и общий отец… Удивительно было бы в семнадцать лет вдруг обрести братьев, да ещё сразу двоих.

— Я всегда хотел иметь сестрёнку! — воскликнул синекожий Изз. — Ты Имин видела? У них с Халой один отец, а матери жили на одной улице в Измане.

Выходит, из-за меня рискует жизнью в лагере галанов не кто-нибудь, а родная сестрица Халы, золотоглазая Имин! Где уж тут Хале пылать ко мне любовью.

— Нет, Амани нам не сестра… — произнёс Мазз и печально поник. — Будь оно иначе, я бы этого сейчас не выговорил.

— Ну и что? — махнул рукой Изз. — Всё равно она может оказаться такой же, как мы, — кто знает?

— Ладно, пойдём выпьем, — потянула меня за рукав Шазад, уводя от голых близнецов.

Вскоре начались танцы. Прежде я ни разу не танцевала на праздниках по-настоящему: у Тамида больная нога, а бросать его одного не хотелось. Однако очень скоро я вошла во вкус и самозабвенно кружилась в искрах костров то с одним партнёром, то с другим. Отпустив Бахи, которого подхватила Шазад, повернулась… и оказалась лицом к лицу с Жинем.

Мы оба замерли посреди веселящейся толпы, глядя друг на друга. Я ощущала тепло его рук сквозь тонкий шёлк халата. После долгих недель, проведённых в мужской одежде, я оказалась в объятиях Жиня как женщина. Его взгляд медленно скользнул по моему телу, остановился на алой куфии, подпоясывающей халат, — той самой, что он добыл для меня в Садзи.

— Ты такая… — проговорил он, — как будто рождена из огня.

— Жинь… — произнесла я, но закончить не успела.

Полночь укутала нас словно чёрным плащом. Костры, фонари погасли, исчезли звёзды в небе и лунный свет. На землю опустилась тьма.

Пускай буракки появлялись всё реже, а джинны больше не жили рядом с людьми, пускай повсюду вырастали дымные фабрики, загрязнявшие всё вокруг дымом, железом и ржавчиной, магия Шихаба уцелела: она сохранилась в памяти самого мира. Частица той самой первородной тьмы, не позволявшей ни разжечь огонь, ни увидеть звёзды и луну.

Я больше не чувствовала рук Жиня и не могла различить его в толпе. Каждый остался один — там, где застигла его тьма. Все стояли, с надеждой ожидая возвращения света.

Наконец в небе замерцала первая звёздочка, за ней стали появляться другие, но на праздничной поляне по-прежнему царило молчание. Время веселья кончилось. Часы после полуночи по традиции посвящались молитвам и воспоминаниям. Вспыхнул огонёк единственного костра, и люди потянулись к нему, словно мотыльки. Я искала глазами Жиня.

На камне у костра стояла молодая девушка, сегодняшняя рассказчица. Вокруг неё в тесный кружок собрались демджи, дальше разместились простые слушатели.

— Первым был создан свет… — начала рассказчица. Истории могли различаться, но начинались всегда одними и теми же словами. — Потом пришла тьма. Она таилась там, куда не достигал свет, и из тьмы явилась Разрушительница…

Заметив наконец Жиня, я стала тихонько выбираться вслед за ним из толпы, опускавшейся на колени в молитве. Голоса за спиной слышались всё тише, огонёк костра исчез за деревьями, а небо впереди чуть светлело, зажигая над пустыней звезду за звездой. Я огляделась, потеряв Жиня из виду.

— Эй, Бандит! — Мужской силуэт был едва различим в призрачном звёздном сиянии.

Жинь подошёл ближе, прихлёбывая из бутылки. Для храбрости? Протянул бутылку мне:

— Хочешь выпить, Синеглазый Бандит? Я знавал одну девчонку в Захолустье, так ей как-то раз даже удалось меня перепить.

Это с помощью пилюль Тамида, что ли? Тогда в «Пьяном джинне», возле разрушенных копей в Садзи, сидела и пила не демджи с принцем, а наивная девчонка с револьвером и лживый чужеземец.

— Хотя, — продолжал он, снова отхлебнув вина, — та моя знакомая не стала бы уходить, не дослушав сказку…

Бутылка, выбитая из его руки, покатилась по песку, который жадно впитывал содержимое. Жинь отшатнулся, ожидая нового удара.

— Сказки бывают лживыми… — Я сглотнула комок в горле, едва сдерживая слёзы. — Теперь я в них верю меньше… Только всё твоё враньё, чтобы затащить меня сюда, оказалось ни к чему. Не слыхал ещё? Хороша находка — единственная на свете демджи без магических способностей… Или, может, расскажешь, чего от меня ждал?

Жинь пьяно уставился на меня. Я чувствовала жар его тела и запах спиртного, в темноте едва проступали черты лица и татуировка под расстёгнутой рубашкой.

— Ты хочешь об этом поговорить? — удивился он. — Сейчас?

— Почему бы и нет? — пожала я плечами. — Интересно, какой у тебя был план? Что бы ты сделал, будь с Дассамой всё в порядке? Связал бы меня и доставил в лагерь? А может, враньё какое-нибудь новое выдумал?

— Я не заставлял тебя сюда идти! — Он бросил на меня колючий взгляд, но я не опустила глаз. Раз уж они предательские, пускай тонет в них сколько угодно. — Не обманывал и даже не просил!

— А что мне оставалось делать — бросить тебя в песках умирать?

— Могла бы.

— Нет.

Жинь вздохнул.

— По правде говоря, Амани, я с самого начала понятия не имел, что с тобой делать. Хотел оставить тебя в Пыль-Тропе, чтобы не втягивать в мятеж, который поднял мой брат, но потом всё-таки вернулся, иначе бы тебя убил другой брат. Либо то, либо другое, пришлось выбирать. — Он потянулся было ко мне, но тут же убрал руку. — Когда ты сбежала тогда в Садзи, я обрадовался, что ты пойдёшь своим собственным путём, но в то же время радовался предлогу тебя догнать — вернуть компас. А ехать в Изман отговаривал, потому что боялся: распознают в тебе демджи — и выдадут султану. Вот и повёл с караваном к Дассаме. Там и море уже недалеко, хотел посадить на корабль и вывезти из этой страны, пока она не убила тебя…

Лицо его приблизилось, взгляд всё так же был устремлён на меня. Вспомнилось, как он сравнивал с морем цвет моих глаз.

— Ты не имел права ничего решать за меня! — Я с силой отпихнула его.

Лжец! Пусть убирается из моей жизни!

— А кто имеет право — мой брат? — крикнул Жинь, кивая в сторону лагеря. — Или ты решила, что быть демджи на службе у мятежного принца почётнее, чем просто Синеглазым Бандитом?

Я резко отвернулась, взметнув волосы.

— А может, я не хочу остаться бесполезной песчинкой среди пустыни? Не каждому везёт родиться богатым и значительным! Тебе ли меня судить, принц?

— Да что ты знаешь о принцах! — Он сердито шагнул вперёд. — В один год со мной родилось ещё десять братьев и дюжина сестёр! Происхождение само по себе никого не возвышает. А вот ты… Сама научилась стрелять, мечтала о лучшей доле и делала всё, чтобы мечты исполнились. Никто тебе не помогал, ты сама строила свою жизнь — и такой мне нравилась. Что такое случилось, что всё это потеряло для тебя значение? Неужели теперь для тебя важны лишь похвалы моего брата и эта непонятная пока магия, без которой ты раньше вполне обходилась? Вот потому я и не хотел впутывать тебя в его дела: ты больше не принадлежишь сама себе, а между тем Синеглазый Бандит нисколько не хуже принца без трона!

Мне очень хотелось возразить, но язык будто налился свинцом, не желая повиноваться. Значит ли это, что Жинь прав?

— А ты сам разве не за Ахмеда дерёшься? — спросила я, помолчав. — Хочешь отвоевать для него страну, которую не понимаешь и недолюбливаешь, потому что…

— Верно, — перебил Жинь, — никогда я её не понимал… и брата тоже. Не понимал, как можно всё бросить и остаться в дикой пустыне… Пока не встретил тебя. — От его слов я едва не пошатнулась — так они были неожиданны. Он серьёзно кивнул. — Ты и есть эта страна, Амани… В тебе вся её жизнь, весь её огонь. Ты сама как порох, как заряд револьвера, и палец всегда готов нажать на спуск.

Мы стояли вплотную друг к другу, охваченные жарким волнением. Сердце моё отчаянно колотилось. Или это было его сердце? Не знаю. Дыхание наше смешивалось в душной тьме.

Только он и я.

Меня так не трясло, даже когда мне сказали, что я демджи. Мои кулаки сжимались и разжимались, руки будто сами тянулись к нему.

— Жинь! — Голос Бахи разорвал магическую связь. Лицо целителя было непривычно мрачным и обеспокоенным. — Тебя ищет Ахмед: появились сведения о новом оружии султана.

— Оно движется к нам! — Имин жадно отхлебнула воды. Она, точнее, он, всё ещё в теле галанского солдата, бежала всю дорогу из Фахали почти без отдыха.

— Ты его видела? — спросила Шазад.

Золотоглазая демджи покачала головой. Вокруг собрались все приближённые Ахмеда: Шазад, Жинь, Бахи, Хала — и сам мятежный принц. Теперь в их число попала и я.

— Нет, пока одни слухи, — переведя дух, выговорила Имин. — В Измане от него случилось несколько пожаров, их постарались свалить на нас, а в порту сгорели три корабля… Но сегодня утром стало известно, что к нам отправили принца Нагиба, чтобы уточнить условия военного союза с галанами.

— Да, похоже на то, — кивнула Хала, ласково обнимая сестру-брата за плечи. — Оружие против нас поможет султану заключить сделку повыгоднее.

— Они уже знают, где мы? — спросил Жинь.

— Нет, — ответила Имин, — но подбираются, скоро узнают.

— Надо уходить.

— Куда? — растерянно взмахнул руками Бахи. — На севере — галаны; на западе — Амонпур, и то если только горцы пропустят; на востоке поджидает армия Мираджа; а на юге — Песчаное море, которое как бы не хуже. Да и нас теперь уже не десяток, как после бегства из Измана, так просто лагерь не перебазируешь.

— Да, всё непросто, — согласилась Шазад.

Пальцы Ахмеда, сжимавшие край стола, побелели от напряжения.

— Перехватим оружие по пути, — задумчиво предложил Жинь, перебрасывая компас из руки в руку. Стрелка металась туда-сюда, указывая на Ахмеда. — Они едут поездом?

Желтоглазая молча кивнула, тряхнув копной светлых галанских волос.

Ахмед молчал, мы ждали его решения.

— Они не знают, что мы в курсе, — проговорил он наконец. Взгляд его был обращён на брата. — Пусть думают, что на поезд напали обычные грабители. Жинь, возьмёшь…

— Меня! — выпалила я не раздумывая.

Слова Жиня были ещё свежи в памяти. Он прав: пока проявится магия, можно ждать всю жизнь, а от меня и с револьвером будет толк.

— Ты пока не готова… — начал Ахмед нерешительно.

— Ничего, — перебил Жинь, — она пригодится не как демджи.

— Амани стреляет лучше всех, — подтвердила Шазад, — и легко сойдёт за обычного человека — всю жизнь им была.

— Я справлюсь, — решительно кивнула я.

Ахмед посмотрел мне в глаза. Это был взгляд не чьего-то брата или друга, а правителя. Я выпрямилась, стараясь выглядеть как можно воинственнее. Наконец он кивнул:

— Отправляйтесь на рассвете.