Глава 19

В оазисе стемнело неожиданно быстро. Пока мы шли с караваном через Песчаное море, я как-то об этом не думала, но Шихаб, самая длинная ночь в году, уже приближался. Сумерки приглушили пестроту шатров и зелёной листвы. Среди деревьев замерцали костры, вокруг которых ужинали, болтали и смеялись. У нас в Пыль-Тропе ели за закрытыми дверями, жадно цепляясь за каждый кусок. Здесь пища была разложена на большом ковре в центре лагеря рядом со стопкой разномастных тарелок.

Мы с Шазад устроились вдвоём у крошечного костерка. Она наполнила две тарелки лепёшками и фруктами и протянула одну мне.

— Откуда пришли все эти люди? — спросила я, наваливаясь на еду и только теперь осознав, насколько проголодалась.

Шазад рассеянно окинула взглядом поляну, освещённую кострами.

— Да кто откуда… Когда мы бежали из Измана после состязаний, нас десяток всего было, остальные пришли потом. За последний год много народу прибыло. Кого-то выгнали из дома за разговоры про Ахмеда, кто-то сбежал из-под ареста, а некоторых мы сами освободили. Фарук и Фазия — сироты из Измана. — Она кивнула на пару подростков, которые утром возились с бомбой, а теперь забавлялись, строя что-то из лепёшек. — Мы наняли их, чтобы они устроили взрыв, но военные узнали, и теперь деваться ребятам некуда. Вообще, полезное умение — если однажды не взорвут нас всех случайно.

— А ты?

— Я могла бы сделать большую карьеру, если бы родилась мужчиной. — Шазад отломила кусочек лепёшки. — А так… Вот и всё, что остаётся. Мать подозревает, что я просто от замужества увиливаю.

У меня из памяти всё не выходило, как запросто Шазад справилась с давешним гулем и как утром гоняла по плацу два десятка бойцов с таким уверенным видом, что могла бы вести за собой и целую армию. Если даже она не сумела выбить для себя достойное место среди мужчин в Измане, то на что надеяться мне?

— Это она скромничает! — хмыкнул Бахи, плюхаясь на подушку рядом с нами и пристраивая тарелку с едой на скрещённые ноги. — Шазад рождена для великих подвигов, она дочь самого Хамада.

Я перевела вопросительный взгляд с него на девушку.

— Он двадцать лет командовал армией султана, — объяснил Бахи. — Сын у него вырос слабым, а дочь — сильной. Хамад — известный мастер неожиданных стратегий, вот и воспитал её своей наследницей.

— Мой брат не слабый, — нахмурилась Шазад, — он просто болезненный.

Бахи оскалил зубы в мрачноватой ухмылке.

— Другой бы загонял сына до полусмерти, чтобы сделать солдатом, как пытался первое время мой отец.

— Отец Бахи служит сотником в армии султана, — ответила Шазад на мой незаданный вопрос. — Мой отец — его командир, так что мы знаем друг друга с шести лет.

— Не только знаем, но и дружим, — поправил Бахи. — Это потому что я такой обаятельный.

— Ну, пожалуй, не такой осёл, как твои братья! — фыркнула девушка, и Бахи приосанился с довольной улыбкой. — У сотника Резы шестеро сыновей, вот он и решил, что одному можно дать поблажку… хотя страшно гордится своим потомством, ведь у самого Хамада всего один сын, да и тот…

— Ещё и дочь, — напомнила я.

— Дочерей Реза за потомство не считает! — снова фыркнула Шазад.

— И очень зря, — вставил Бахи.

— А знает твой отец, — повернулась я к девушке, — что… ну, что ты воюешь против него?

— С чего ты взяла, что мы противники? — рассмеялась она. — Отец тоже за Ахмеда, это он рассказал нам, что у вас в Захолустье делают новое оружие — такое секретное, что султан даже моего отца держал в неведении. Но у того есть свои осведомители.

Вот это да! А наши-то дураки в Пыль-Тропе верят, что мятежники Ахмеда — просто кучка романтических юнцов. Теперь понятно, почему галанам пришлось уйти из Дассамы, уничтожив её напоследок. Принц Ахмед — настоящая сила, если его поддерживает даже командующий армией!

— Значит, у вас есть сторонники и при дворе? — округлила я глаза.

Шазад расплылась в улыбке, от которой её ослепительная красота стала немного зловещей.

— Есть кое-кто… А как бы иначе Ахмед смог исчезнуть из дворца вместе с Далилой, не в облаке же дыма, как джинн? Или, думаешь, потом он и впрямь появился в Измане только в день султимских состязаний, как верят простаки?

Я вспомнила слова принца о том, как их с Жинем матери задумывали побег, — про это в байках у костра не говорилось ни слова.

— Он тогда жил в столице уже полгода, — продолжала Шазад, — приплыл на корабле с купцами, и вокруг него стали собираться горячие головы вроде моего братца — болтали о философии, политике, о будущем страны… Почти все — из семей придворных. — Она закинула в рот ещё кусочек лепёшки. — Однажды на базарной площади в Измане я увидела своего брата с Ахмедом и ещё несколькими парнями — в колодках, как преступников. Они вздумали агитировать за право женщин выбирать женихов. — У меня по спине пробежал холодок. — Ну, я же дочь Хамада, у меня с солдатами разговор короткий — сразу кинулись и всех освободили. Знали бы власти, что выпускают на свободу блудного принца! Ахмед в то время снимал угол в каких-то трущобах под чужим именем.

Я понятливо кивнула. Такие подробности редко попадают в легенды: народным героям не положено спать на блохастой подстилке в углу сарая.

— Ну вот, — снова улыбнулась девушка, — тогда я и познакомилась с Ахмедом, привела его вместе с братом к нам домой, ещё и выругала за неосторожность: могли бы и головы потерять! Тут же стали обсуждать учение Атауллы об управлении государством, заспорили… а кончилось тем, что я стала тренировать Ахмеда к поединкам на султимских состязаниях.

— А я тогда корпел над книгами у святых отцов, — пробубнил Бахи с полным ртом, — иначе бы сразу вам всю философию растолковал.

— А за что тебя оттуда потом вышибли, не поведаешь?

Бахи смущённо опустил глаза в тарелку:

— Не помню уже.

— Зато я хорошо помню! — буркнула Шазад. — За то, что напился пьяный и орал песни под моим окном.

— Что за песни? — полюбопытствовала я.

— Не помню, — снова буркнул он.

— Наверное, про Руми и принцессу? — В глазах девушки мелькнули насмешливые искорки.

— Нет, — надулся Бахи, — про джинна и дэва.

Шазад расхохоталась, за ней и я, а Бахи заявил, что готов спеть и сейчас, но для этого должен сначала как следует выпить.

У меня самой и без всякой выпивки кружилась голова. Ночная тьма с заревом костра, шелест листвы, смех и говор вокруг… Люди, уверенные в себе и в правоте своего дела. Легенда, берущая начало в прошлом и устремлённая в будущее. Благодаря стараниям и борьбе этой горстки храбрецов мир никогда уже не станет прежним, даже если они в конце концов проиграют. Их выдернули из прежней жизни и поставили туда, где они нужнее, словно фигуры на доску в великой игре, цель которой — спасение родной страны, а риск невероятно высок. Опасность их затеи пьянила меня, и я понимала, что могу тоже стать одной из них, если захочу. Впрочем, отступать было поздно: я уже стала неотъемлемой частью этой легенды.

— Эй, куда ты запропал, святоша? — оборвал мои размышления женский голос, и к нашему костру подсела ещё одна девушка, вида не менее странного, чем Далила или Имин. Всё тело её от ресниц до кончиков ногтей казалось отлитым из чистого золота, только волосы и глаза были чёрными. — Не посмотришь? — Она вытянула к Бахи руку, всю в ожогах и запёкшейся крови.

Целитель поморщился, втянув воздух сквозь зубы.

— Что это с тобой приключилось?

— Да так, небольшой взрыв…

— Ну, ничего особо страшного, — с облегчением сказал он, присмотревшись. — Для дочери джинна, созданного из чистого огня, любые ожоги — ерунда.

— Кстати, ты давно вернулась, Хала? — спросила Шазад.

В ответ девушка с золотой кожей молча кивнула на свою одежду, грязную и окровавленную. Глупый вопрос: ясно, что только что, не успела даже переодеться.

— Мы опоздали… — вздохнула она. — Она уже арестована. Странно для оборотня, должна была продержаться дольше. Та же Имин целых две недели протянула, а этой, должно быть, хитрости не хватило. По слухам, её держат в Фахали и будут судить. Я за подмогой вернулась — если поторопиться, можно успеть до того, как её повесят, покопаться в их мозгах, и…

— Это не та, с багровыми волосами? — перебила я. Хала только теперь удостоила меня взгляда. — Демджи… — Слово до сих пор странно ощущалось на языке. — У неё ещё лицо всё время менялось…

— Ты видела её?! — Глаза девушки вспыхнули, она подалась вперёд, сверкнув золотом в свете костра.

Однако следующие мои слова заставили её застыть на месте.

— Галаны прострелили ей голову.

Общее радостное настроение тут же потухло. Блестящее металлическое лицо Халы окаменело.

— Почему же тогда ты вернулась живая? — сухо процедила она.

Я должна оправдываться? Ещё чего!

— Потому что мне голову не прострелили.

Презрительный оскал демджи напоминал драгоценный гребень матери Тамида из золота и слоновой кости. Хала сделала мне жест продолжать, и я невольно впилась взглядом в её руку, на которой не хватало двух пальцев.

— Таращиться нехорошо, — заметила она, и рука приобрела нормальный вид. Рядом из песка вылез большой чёрный жук, забрался на мою ногу и пополз вверх. — А ещё нехорошо бросать друзей, спасая собственную шкуру!

Я брезгливо прихлопнула жука, но вместо него тут же возникло ещё несколько, потом каждый из них тоже размножился, и вскоре назойливые копошащиеся насекомые облепили всё моё тело. Вскочив, я принялась вертеться на месте, стряхивая их с покрасневшей и зудящей кожи.

— Хала, прекрати сейчас же! — Голос Шазад прозвенел как стальной клинок.

Жуки мгновенно исчезли, будто их и не было. Я вспомнила, что она говорила про демджи, способных насылать наваждения. Очевидно, Хала как раз из таких. Жуть, да и только!

— У нас принято выручать своих, — угрюмо буркнула золотокожая, внимательно рассматривая свои ногти.

— Она старалась, — раздался за спиной тихий голос Жиня.