Далее ставятся вопросы о свободном произволении. И относительно этого ставятся четыре вопроса:
1. Обладает ли человек свободным произволением?
2. Что есть свободное произволение – способность, действие или навык?
3. Если оно есть способность, то желательная или познавательная?
4. Если желательная, то та же самая это способность, что и воля (voluntas), или другая?
1. Кажется, что человек не обладает свободным произволением. Ведь всякий, кто обладает свободным произволением, делает то, что он желает. Но человек не делает то, что он желает, ведь говорится в Послании к Римлянам (7, 19): «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю». Следовательно, человек не обладает свободным произволением.
2. Кроме того, всякий, кто обладает свободным произволением, имеет в своей власти желать или не желать, действовать или не действовать. Но это не во власти человека: поскольку говорится в Послании к Римлянам (9, 16): «И так зависит не от желающего (то есть желать) и не от подвизающегося (то есть совершать), но от Бога милующего». Следовательно, человек не обладает свободным произволением.
3. Кроме того свободно то, что есть причина самого себя, как говорится в первой книге «Метафизики» (Аристотель, 982b 26). Следовательно, то, что приводится в движение другим, несвободно. Но волю приводит в движение Бог, как говорится в Притчах (21, 1): «Сердце царя – в руке Господа: куда захочет Он, направляет его» и в Послании к Филистимлянам (2, 13): «Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению». Следовательно, человек не обладает свободным произволением.
4. Кроме того, тот, кто обладает свободным произволением, есть господин своих действий. Но человек не господин своих действий: ведь говорится у Иеремии (10, 23): «Не в воле человека путь его, не во власти идущего давать направление стопам своим». Следовательно, человек не обладает свободным произволением.
5. Кроме того, в третьей книге «Этики» у Философа говорится (Никомахова этика, 1114а 32): «Каков каждый человек сам по себе, такова и его цель». Но не в нашей власти обладать неким качеством, поскольку оно пребывает в нас от природы. Следовательно, то, что мы преследуем некоторую цель, присуще нам от природы и, следовательно, мы не свободны в произволении.
Но этому противоречит то, что говорится в Екклизиастике (Сир. 15, 14): «Бог сотворил человека в начале, и отдал его в руки его собственного решения»; и глосса добавляет: «то есть в его свободное произволение».
Глосса – имеется в виду т. н. «Глосса между строк», анонимное толкование, написанное между строк Библии.
Отвечаю: следует сказать, что человек обладает свободным произволением, иначе советы, увещевания, приказы, запрещения, награды и наказания были бы тщетны. Чтобы сделать это очевидным, мы должны рассмотреть то, что некоторые вещи действуют без суждения; так, камень движется вниз и подобным образом движется все, лишенное познания. А другие действуют, исходя из суждения, но не из свободного – таковы животные. Ведь овца, видя волка, судит, что его нужно избежать, посредством природного, а не свободного суждения, потому что она судит не при помощи сопоставления, но от природного побуждения (instinctus). И то же самое верно относительно любого суждения животных. Но человек действует, руководствуясь суждением, потому что благодаря познавательной способности он судит, что чего-либо нужно избежать или что-либо преследовать. Но поскольку это суждение, в случае частного объекта действия, происходит не от природного побуждения, но из некоторого сравнения в разуме, то он действует посредством свободного суждения, имея возможность склоняться к различному. Ведь разум, в отношении случайного, имеет путь к противоположному, как ясно из силлогизмов Диалектики и из убеждающих приемов Риторики. Но частные объекты действия суть нечто контингентное, и поэтому суждение разума в отношении них может относиться к противоположному, а не определено к одному. И поскольку человек разумен, то необходимо, чтобы он обладал свободным произволением.
1. Относительно первого следует сказать, что, как сказано выше (q. 81, a. 3, ad 2), чувственное желание, хотя и повинуется разуму, все же иногда может сопротивляться, желая вопреки тому, что предписывает разум. Следовательно, благом может быть и то, когда человек не делает того, что он желает, – то есть когда желает не вожделеть того, что противно разуму, как там же говорит Августин.
Фома Аквинский имеет в виду, что Августин пишет об этом в глоссе к Посланию к Римлянам.
2. Относительно второго следует сказать, что эти слова Апостола не следует понимать так, что человек по свободному произволению не желает чего-либо или не заботится о чем-либо, но так, что свободного произволения недостаточно для этого, если оно не движимо Богом и не получает от Него помощи.
3. Относительно третьего следует сказать, что свободное произволение – причина собственного движения, потому что посредством свободного произволения человек движется к тому, чтобы действовать. Но не всегда необходимым образом к свободе относится то, что нечто свободное есть первая причина себя, подобно тому как причине другого не требуется быть его первой причиной. Ведь Бог есть первая причина, движущая и природные, и волевые причины. И подобно тому как, придавая движение природным причинам, Он не лишает их того, чтобы их действия были природными, так, придавая движение волевым причинам, Он не лишает их того, чтобы их действия были волевыми; но скорее Он действует в них, поскольку Он действует в них согласно их собственной природе.
4. Относительно четвертого следует сказать: говорится, что «не в воле человека путь его» в отношении к осуществлению его выбора, в котором можно препятствовать человеку – желает он или не желает. Однако сам выбор в нашей власти, но предполагая помощь Бога.
5. Относительно пятого следует сказать, что человек обладает двоякими свойствами: одно – природное, а другое – добавочное. Но природное свойство может рассматриваться либо относительно интеллектуальной части, либо относительно тела и к нему относящихся достоинств. Таким образом, из того, что человек такой-то по природному свойству, которое находится в интеллектуальной части, он по природе желает предельную цель, то есть блаженства. Таковое желание природно и не подлежит свободному произволению, как ясно из того, что сказано выше (q. 82, a. 1). Но со стороны тела и относящихся к нему достоинств человек может быть таким-то на основании природного свойства, согласно тому что он имеет такой-то склад или расположение из-за какого-либо влияния, произведенного телесными причинами, которые не могут запечатлеваться в интеллектуальной части, так как она не есть некое действие тела. И, таким образом, каков тот или иной человек по телесному качеству, таковой и его цель кажется ему, потому что из-за такого рода расположения он склонен что-либо выбирать или отклонять. Но эти склонности подчинены суждению разума, которому повинуется более низкое желание, как сказано (q. 81, a. 3). Поэтому свободному произволению никоим образом не наносится ущерб.
Дополнительные свойства, навыки и страсти суть те, согласно которым некто склонен к одному более, чем к другому. И все же даже эти склонности подчинены суждению разума. И поскольку такого рода свойства также подчинены ему, то в нашей власти, приобретать ли такого рода качества посредством причинения их или расположения себя к ним или же отклонять их от себя. И, таким образом, в этом нет ничего, что бы противоречило свободному произволению.
1. Кажется, что свободное произволение – не способность. Ведь свободное произволение есть не что иное, как свободное суждение. Но «суждением» именуется не способность, а действие. Следовательно, свободное произволение – не способность.
2. Кроме того, свободное произволение называют «возможностью воли и разума». Но возможность именует расположенность силы, которая существует благодаря навыку. Следовательно, свободное произволение есть навык. Ведь Бернард (Бернард Клервоский. О благодати и свободе воли. 1, 2) говорит, что свободное произволение есть «навык души распоряжаться собой». Следовательно, оно – не способность.
Бернард Клервоский (1091–1153) – богослов и церковный деятель, автор трактата «О благодати и свободе воли», в котором он выделяет три типа свободы: свобода от необходимости, или по природе, свобода от греха, или по благодати, и свобода от страданий, или свобода славы. Это деление имеет в виду Фома Аквинский в ответе на третий аргумент данной главы.
3. Кроме того, никакая природная способность не утрачивается через грех. Но свободное произволение утрачивается через грех, ведь говорит Августин в тридцатой главе «Энхиридиона», что, пользуясь свободным произволением ко злу, человек погубил и себя, и его. Следовательно, свободное произволение – не способность.
Но этому противоречит то, что субъект навыка, по-видимому, есть не что иное, как способность. Но свободное произволение – субъект благодати, с помощью которой оно избирает то, что благо. Следовательно, свободное произволение – способность.
Отвечаю: следует сказать, что хотя свободное произволение, согласно собственному значению этого слова, именует некое действие, но в обычном словоупотреблении мы называем свободным произволением то, что есть основание действия, а именно то, посредством чего человек судит свободно. Но основанием действия в нас бывает и способность, и навык, ведь мы говорим, что мы знаем нечто и посредством знания, и посредством интеллектуальной способности. Следовательно, свободное произволение должно быть или способностью, или навыком, или способностью вместе с навыком. То, что оно не есть ни навык, ни способность вместе с навыком, проясняется из двух оснований. Во-первых: если оно – навык, то оно должно быть природным навыком, поскольку человек от природы обладает свободным произволением. Но в нас нет природного навыка относительно тех вещей, которые подлежат свободному произволению: ведь мы по природе склоняемся к тем вещам, относительно которых мы имеем природный навык, например навык соглашаться с первыми основаниями, в то время как те вещи, к которым мы склонны по природе, не подлежат свободному произволению, как сказано относительно желания блаженства (q. 82, a. 1). Поэтому то, что свободное произволение есть природный навык, противоречит его собственному понятию. Так же противоречит его природе то, что оно неприродный навык. И, следовательно, остается последняя возможность, что оно никоим образом не навык.
Во-вторых, это ясно потому, что о навыках говорится как о том, в силу чего мы расположены благим или злым образом по отношению к своим страстям и действиям, ведь в отношении вожделения мы расположены благим образом посредством сдержанности, а злым образом из-за несдержанности, и в отношении знания мы расположены благим образом к действию интеллекта, когда мы познаем истинное, а противоположным навыком расположены злым образом. Но свободное произволение равным образом относится к избранию благого и злого; следовательно, невозможно свободному произволению быть навыком. Следовательно, остается только одно, что оно – способность.
1. Относительно первого следует сказать, что обычно способность обозначается по имени действия. И, таким образом, от того действия, которое есть свободное суждение, называется та способность, которая есть основание этого действия. Иначе если бы «свободным произволением» именовалось действие, то оно не всегда имелось бы в человеке.
2. Относительно второго следует сказать, что возможность иногда называют силой, готовой к действию, и в этом смысле «возможность» полагается в определение свободного произволения. Но Бернард использует слово «навык», не отличая его от способности, но обозначая некоторую способность, посредством которой некто относится, некоторым образом к действию. И это может быть и посредством способности, и посредством навыка, коль скоро посредством способности человек может совершать действие, а посредством навыка он склонен действовать во благо или зло.
3. Относительно третьего следует сказать, что о человеке говорится, что он утрачивает свободное произволение, впадая в грех, не относительно природной свободы, которая есть свобода от принуждения, но относительно свободы от греха и от страданий. К этому мы обратимся ниже в трактате об этике во второй части этой работы (I–II, q. 85 и далее; q. 109).
1. Кажется, что свободное произволение – не желающая, но познавательная способность. Ведь Дамаскин (О православной вере, II, 27) говорит, что свободное произволение непременно сопровождается действием разума. Но разум – познавательная способность. Следовательно, и свободное произволение – познавательная способность.
2. Кроме того, свободное произволение называется как бы свободным суждением. Но судить – действие познавательного достоинства. Следовательно, свободное произволение – познавательная способность.
3. Кроме того, выбор преимущественно принадлежит свободному произволению. Но выбор, как кажется, принадлежит познанию, потому что он подразумевает некоторое сравнение чего-то одного с чем-то другим, что принадлежит познавательному свойству. Следовательно, свободное произволение – познавательная способность.
Но этому противоречит то, что говорит Философ в третьей книге «Этики» (Никомахова этика, 1113а 11), что выбор есть стремление к тем вещам, которые в нашей власти. Но стремление – действие желающей способности, следовательно, таков и выбор. Но свободное произволение – то, согласно чему мы выбираем. Следовательно, свободное произволение – свойство желающей способности.
Отвечаю: следует сказать, что собственное действие свободного произволения – выбор. Ведь мы говорим, что есть свободное произволение, когда мы можем принимать нечто одно, отказываясь от другого, это и значит «выбирать». Поэтому надлежит рассмотреть природу свободного произволения, исходя из выбора. Но в выборе сходятся две части: одна со стороны познающей способности и другая – со стороны желающей. Со стороны познающей требуется размышление, посредством которого мы выносим суждение, что нечто следует предпочитать другому, и со стороны желающей требуется, чтобы желанием принималось то, о чем вынесено суждение посредством совещания. Поэтому Аристотель в шестой книге «Этики» (Никомахова этика, 1139b 4) оставил в сомнении, принадлежит ли выбор первично к желающей или к познающей силе, ведь он говорит, что выбор есть или желающий интеллект, или интеллектуальное желание. Но в третьей книге «Этики» (1111b 27) он более склонен к тому, что выбор – интеллектуальное желание, именуя выбор стремлением, способным к размышлению. И причина этого в том, что собственный объект выбора есть то, что для цели, и оно как таковое, имеет смысл благого, которое называется полезным; и поскольку благое как таковое есть объект желания, то следует, что выбор – первичное действие желающего свойства. И, таким образом, свободное произволение – желающая способность.
«То, что для цели, – то есть средство», – Фома Аквинский часто использует такой оборот, следуя Аристотелю.
1. Относительно первого следует сказать, что желающая способность сопровождается познающей, и поэтому Дамаскин говорит, что свободное произволение непременно сопровождается действием разума.
2. Относительно второго следует сказать, что суждение есть как бы заключение и завершение совещания. Но совещание завершается прежде всего мнением, к которому пришел разум, а затем принятием со стороны желания; поэтому в третьей книге «Этики» (1111b 27) Философ говорит, что, вынося суждение при совещании, мы получаем устремление в соответствии с совещанием. И, таким образом, сам выбор называется неким суждением, от которого именуется и свободное произволение.
3. Относительно третьего следует сказать, что сравнение, которое подразумевается в слове «выбор», принадлежит предшествующему совещанию, которое есть действие разума. Ведь хотя желание и не осуществляет сравнение, все же оно имеет некоторое сходство со сравнением, предпочитая одно другому, поскольку оно приводится в движение постигающим свойством, которое сравнивает.
1. Кажется, что свободное произволение есть способность, отличная от воли. Ведь говорит Дамаскин во второй книге (О православной вере, II, 22), что thelesis есть одно, а boulesis – иное. Но thelesis – воля, в то время как boulesis, как кажется, свободное произволение, потому что boulesis, согласно ему, есть воля, которая происходит относительно чего-то, как бы посредством сравнения одного с другим. Следовательно, кажется, что свободное произволение – способность, отличная от воли.
Согласно Дамаскину, «Должно же знать, что иное есть thelesis, а иное – boulesis… Ибо thelesis есть самая простая способность желания. Boulesis же – желание по отношению к чему-либо».
2. Кроме того, способности познаются по их действию. Но выбор, который есть действие свободного произволения, отличен от действия воли, потому что, как говорится в третьей книге «Этики», воля направлена на цель, выбор же – на то, что для цели. Следовательно, свободное произволение – способность, отличная от воли.
3. Кроме того, воля есть интеллектуальное желание. Но со стороны интеллекта существуют две способности – активная и возможностная. Следовательно, и со стороны интеллектуального желания должна быть помимо воли другая способность. И ею, по-видимому, может только быть свободное произволение. Следовательно, свободное произволение – способность, отличная от воли.
Но этому противоречит то, что говорит Дамаскин в третьей книге (О православной вере, III, 14): свободное произволение есть не что иное, как воля.
Отвечаю: следует сказать, что желающая способность должна быть пропорциональна познающей способности, как сказано выше (I q. 64, a. 2; q. 80, a. 2). Но как со стороны интеллектуального познания имеются интеллект и разум, так со стороны интеллектуального желания имеются воля и свободное произволение, которое есть не что иное, как избирающая сила. И это ясно из их отношения к их объектам и действиям. Ведь действие «понимания» подразумевает простое приятие некоторой вещи, поэтому мы говорим, что нами понимаются собственно основания, которые познаются сами по себе, без какого-либо сравнения. Но «рассуждение», в собственном смысле, есть переход от познания одного к познанию другого, поэтому, в собственном смысле, мы рассуждаем относительно выводов, которые становятся известны благодаря основаниям. Сходным образом со стороны желания «воление» подразумевает простое желание некоторой вещи, поэтому о воле говорится, что она направлена к цели, которая желательна ради самой себя. Но «выбор» есть желание чего-либо ради преследования чего-либо другого, следовательно, в собственном смысле он относится к тому, что для цели. Но как в познавательной сфере основания относятся к выводу, с которым мы соглашаемся из-за оснований, так в желательной сфере цель относится к тому, что для цели, которое желается из-за цели. Поэтому очевидно, что, подобно тому как интеллект относится к рассуждению, так и воля к избирающей силе, которая есть свободное произволение. Ведь, как указано выше (q. 79, a. 8), к тому же самому свойству относится и понимание и рассуждение, так же как к той же самой способности относится пребывание в покое и нахождение в движении. Следовательно, к той же самой способности относится желание и выбор; и на этом основании воля и свободное произволение – не две способности, но одна.
1. Относительно первого следует сказать, что boulesis отличается от thelesis на основании различия не способностей, но действий.
2. Относительно второго следует сказать, что выбор и воля, то есть действие воления, – суть различные действия; и все же они относятся к той же самой способности, так же как «понимание» и «рассуждение», как уже сказано (в этой главе).
3. Относительно третьего следует сказать, что интеллект относится к воле, как нечто движущее ее. И, следовательно, нет необходимости различать в воле активную и возможностную части.