Дмитрий Володихин. Все животные
Уолтер Перси опаздывал всюду и всегда. Не от беспамятности и не от анархических склонностей, а от раздумчивой натуры. Тело йотуна и лицо Портоса сочетались у него со склонностью к философскому созерцанию. А если человек готов двадцать минут с восторгом созерцать синицу как совершеннейшее творение природы, скажите на милость, куда он успеет к назначенному сроку?
Разумеется, Уолтер не имел ни единого шанса прибыть к отходу дирижабля «Фридом» вовремя. Тем не менее, охрана захлопнула двери пассажирской гондолы прямо за его спиной, а не задолго до его прибытия, как случалось многое множество раз.
Хорошо, когда твой старший брат — педант и скептик. Иной раз он тихонько залезет в твой айфон и переставит время на полчаса вперед, хотя ты вроде ничуть не задерживаешься и тревожиться абсолютно не о чем.
Старт Уолтер пропустил.
Легкое тело первого рейсового дирижабля на маршруте Дувр — Дюнкерк дрогнуло, освобождаясь от сцепки с причальной платформой. Все приглашенные глазели в окна, а Уолтер бродил между столиками, отыскивая свободное место. Дуврский
замок проплыл мимо, салютуя воздушному дредноуту фейерверком, а Уолтер все никак не мог сесть. Лишь когда небесный тихоход миновал линию прибоя и полетел над волнами Канала, он заметил незанятое кресло.
Собственно, целых три незанятых кресла. У иллюминатора — миниатюрная брюнетка с короткой стрижкой и оливковым загаром. Руки — тонкие, как у девочки, острый подбородок, тонкие губы и совсем не девичья грудь. Собственно, все, кроме груди, оставляло впечатление загорелого перочинного ножика. Место рядом с нею и еще два места напротив пустовали.
— Позволите?
Незнакомка повернула к нему лицо. Какие же у нее глаза! Огромные, темные. То ли глубоко–карие, то ли просто черные. Уолтер никогда не видел ничего подобного. Разве только в детских снах, грезя об эльфийской принцессе и тому подобной ерунде…
Женщина разглядывала Уолтера, не отвечая на его вопрос. Мгновение уходило за мгновением. Пауза стала неудобной. А потом и просто неприличной.
Рядом со столиком появился невысокий субъект в идеальном старомодном пиджаке.
— Все нормально, господин Дракон. Я ничего не имею против.
Субъект дематериализовался.
— Прошу вас.
Уолтер сел. Посмотрел в иллюминатор. Море как море, очень красиво. Нда.
Незнакомка продолжала неотрывно смотреть на него. Вид за иллюминатором утратил всякую привлекательность, толком не набрав ее… Уолтер медленно перевел взгляд из заоконья на странную брюнетку. Это ничуть ее не смутило.
Какое–то время они боролись взглядами.
— Да, у меня превосходная грудь. Кстати, я вас знаю. Ваш сетевой ник — «sirknight_111». Вы написали книгу «Война с китобоями», и ее даже издали — большая редкость по нынешним временам. Уолтер Перси, не так ли? Не понимаю, когда это писателей, да еще «зеленых», стали приглашать на презентации новых транспортных средств? Вы что, написали книгу о дирижаблях?
— Я вас не знаю, прекрасная дама, я ничего не знаю о дирижаблях, и я написал две книги, а не одну. Пять лет назад, в 2025–м, я выложил в сеть главный мой труд — «Интеллект китов». Но его оценили только специалисты. А заметили почему–то вторую книгу: там мало сказано дельного, зато много — о потасовках с китобоями, с полицией и с бугаями из служб безопасности рыболовецких компаний. Должно быть, людям не хватает мордобоя, и им становится не так горестно, когда они узнают, что мордобой не ушел из нашей цивилизации навсегда. И — да, ваша грудь мне нравится. Жаль, что значительная ее часть скрыта под платьем.
Тут она смутилась первый раз. На лице ее, почти непроницаемом, появилась тень… не то чтобы стыда, а, скорее, непонимания.
— Что вам от меня надо? Скажите честно. Я терпеть не могу как бы случайных знакомств.
— Ничего. У мужчины я потребовал бы извинений за бестактность, но у женщины не стану.
— Вы сексист?
— Если хотите, да.
— Ваше вызывающее поведение вам не поможет. Я уже твердо решила: чего бы вы ни попросили, это вам не достанется.
— Отлично! Теперь давайте выпьем по чашечке покоя с ломтиком хрустящего молчания.
Она улыбнулась.
— Забавно…
Уолтер вышел с айфона в блог. «Обещал рассказать, как полечу на «Фридоме», — быстро набрал он, — но не ждите, я не стану лепетать о прекрасных видах Дуврского замка с высоты в полмили. И про волны Канала тоже ни полслова: вблизи они интереснее. Но все–таки есть, есть у дирижаблей одно преимущество перед самолетами. Сидения расположены в них так, что попутчик может быть не только сбоку, но и напротив. И если попадется очаровательная идиотка, то яркие впечатления обеспечены».
Он уже хотел было выйти из блога, но под постингом выскочил коммент: «Сам ты идиот. Никак не могу понять, что у тебя под одеждой: жир или мышцы? Выглядишь как бугай из службы безопасности рыболовецкой компании». Ник: princess2005.
Уолтер оторвал взгляд от экрана. Очаровательная идиотка держала в руках… не пойми что. Уже не айфон, а какое–то еще ай-, не поступившее пока в массовую продажу. Она вызывающе улыбалась.
«Нравятся крупненькие?» — отписался sir_knight_111.
— Допустим, — ответила она в офлайне. — Теперь я знаю, как вы сюда попали. Блогер–пятитысячник. Один ваш постинг с упоминанием «Фридома» тянет на десять тысяч фунтов.
— А знаете что? Вы до сих пор не представились.
Наглая попутчица смутилась во второй раз.
— Мэри Уинтворт. Извините меня. Обычно рядом со мной оказываются люди моего круга, либо просители, всеми правдами и неправдами приблизившиеся на расстояние разговора.
Он все еще не понимал.
— Мэри Уинтворт… И что? Кто это — люди вашего круга?
Ее глаза сделались еще больше, хотя это, признаться, противоречило природе человеческой.
— Вы живете в каком–то другом мире, на другой планете, наверное. Или со своими любимыми китами в пучине морской… Мне это даже нравится. Экзотично.
Уолтер вздохнул. Ну вот опять все то же самое. Или еще хуже.
— Если вы поп–звезда, то не обижайтесь, я не интересуюсь современной музыкой. Мои музыкальные интересы не забредают позже «Дайр Стрэйтс». Если вы кинозвезда, опять–таки не обижайтесь, я не любитель современного кино. Все, что появилось позже «Билли Эллиота», меня не волнует. Если вы звезда журналистики, то…
— …не обижайтесь, я не читаю газет, не смотрю телевизор и никому не верю, — перебила его Мэри Уинтворт. — Так. Мне нравится альбом «Братья по оружию». Это музыка навсегда. И… для ясности: компания «Дуврская аэронавтика» со всеми ее дирижаблями в какой–то степени принадлежит моему отцу. Точнее говоря, им контролируется, но это уже частности.
Уолтер погладил подбородок, почесал за ухом, пригладил волосы… Не напрасно брат иногда называет его идиотом.
В конце концов он протянул принцессе руку:
— Мир. Кстати, у меня там, под одеждой, мышцы. Я много тренируюсь.
— Верю.
Она крепко пожала ему руку. Не отпуская ладонь Мэри, Уолтер перевернул ее и, склонившись над столиком, поцеловал.
— Вы хоть понимаете, сколько снимков вашего поцелуя было сделано невидимыми умельцами три секунды назад?
В ответ он пожал плечами:
— У меня и без того дурная репутация. От такой малости она хуже не станет.
Мэри рассмеялась.
— А этот «господин Дракон», стало быть, ваш телохранитель?
— Его обязанности несколько шире… Хотя, в общем и целом, — да, он занимается моей безопасностью во всех смыслах. Но это скучно. Извините, раз уж мы помирились… насчет мордобоя… четыре года назад, когда вас захватила семья исландских китобоев, как вам удалось бежать? В книге этот эпизод подан очень уж лаконично. Между прочим, я ваша поклонница…
— Это долгая история… И не слишком аппетитная. Вы уверены, что…
— Я уверена.
И тогда он принялся рассказывать о побеге из Акюрейри.
В Дюнкерке, на причальной платформе, Мэри Уинтворт сказала Уолтеру:
— Знаете что, сэр Рыцарь? У меня есть время, и я хочу продолжить знакомство. Надеюсь, вы не возражаете?
Еще бы он возражал! Посмотрел бы он на того идиота, который захотел бы возразить, глядя в темные эльфийские глаза…
— …Барри, я звоню тебе, братец, чтобы выложить сногсшибательные новости.
— Китам дали гражданские права? «Зеленые» побили консерваторов на выборах в парламент?
Барри всегда был язвой выдающегося качества. Дайте ему какую–нибудь святыню, он произнесет десяток фраз, после чего имя этой святыни вы постесняетесь начертать на помойном контейнере.
— Завтра Мэри показывает меня отцу. А потом мы едем в одну маленькую приятную гостиницу на побережье Корнуолла, близ Тинтагеля.
Драгоценный брат не промедлил с ответом:
— Надеюсь, чары не спадут, и леди Мэри так и не поймет, от какого гоблина получила маленького Артура себе в животик.
— Ты редкая свинья, Барри, но я к тебе уже привык. Надеюсь, когда–нибудь отыщется добрая женщина, которая тоже к тебе привыкнет.
— Странное это будет существо. Возможно, не вполне человек.
Уолтер готов был с ним согласиться. По правде говоря, все мыслимые варианты его старший брат уже исчерпал, стало быть, пришло время принимать заявки от инопланетянок, русалок и привидений женского пола… Но, пожалуй, Барри не обрадуется, если его правоту подтвердит сторонний наблюдатель.
Оставалось переменить тему:
— Знаешь, братец… не упомню, когда испытывал нечто столь же сильное, как с нею. Более того, испытывал ли вообще…. Меня раздражает только одно: за ней повсюду таскается этот «господин Дракон».
— Не стоит беспокойства. По старым добрым сказочным правилам, дракон не помешает принцессе завоевать рыцаря, если она к этому рыцарю весьма расположена.
В разное время Уолтер посетил одиннадцать стран, не считая доброй старой Англии. Но ему никогда не приходилось жить в номерах из восьми комнат. Притом одна из них, по словам Мэри, служила спальней для прислуги, а еще одна — ванной и уборной для прислуги. «Не все легко переносят чужие запахи», — пояснила Мэри.
Больше всего поразил Уолтера шоколадный набор, дожидавшийся их на столе. Очень большой набор. Тут тебе и шоколад с перцем, и шоколад с макадамией, и шоколад с абсентом… На фоне шоколадной роскоши бутылка шампанского и ваза с фруктами выглядели тускло. Можно сказать, обыденно.
— Все это можно есть, или… или… оно для красоты?
Мэри посмотрела на Уолтера смущенно.
— Сэр рыцарь… Есть тут можно все, что захочешь. Но ты, пожалуй, воздержись. Во всяком случае, прямо сейчас.
— Почему, милая?
— Видишь ли, я устала соблюдать приличия. А если мы примемся их не соблюдать, то движения челюстями будут несколько сбивать нас и…
— И… что? — спросил он почти риторически, обнимая Мэри за ягодицы.
— И отвлекать, — пояснила она, ловким движением сцепляя ноги в замок у него за спиной.
…Полчаса спустя оба уничтожали шоколадный набор, выдергивая друг у друга самые необычные конфеты. Когда никто не хотел уступать, приходилось делить их пополам.
— Они, там, внизу, даже не спросили у тебя документы.
— В номер такого уровня можно вселяться инкогнито.
— Но… медовая, они не спросили и кредитную карточку…
— Видишь ли, медвежонок, я в какой–то степени владею этой гостиницей.
— То есть?
— Она моя. Подарок двоюродного брата на шестнадцатилетие. Но все это скучно. Лучше расскажи мне, как вы сражались с фарерскими китобоями за гринд. Я смотрела в сети: у тебя целых три рейда! Последний раз вы, кажется, отогнали гринд с помощью какого–то излучателя, и половина островитян остались без своей традиционной добычи…
Уолтер почувствовал гордость. Это были самые счастливые дни в его жизни. О них писали в газетах, сеть кипела репортажами с архипелага. И еще… им наконец–то удалось сделать то, что срывалось на протяжении многих лет.
— Мэри, у нас все получилось два раза. Просто про первый никто не любит вспоминать: фарерцы остались без зубатых китов, которых они называют гриндами, Мо Чалмерс — без левого глаза, Тэд Абрахамсон — без двух резцов, а мне сломали ребро. Лежа в больнице, я и начал писать книгу «Война с китобоями».
Мэри смотрела на него во все глаза. Во взгляде ее посверкивал тот драгоценный камень, который так ценится мужчинами — восхищение. Уолтер придвинулся и поцеловал ее в правую щеку, а потом в грудь, чуть выше соска, оставляя шоколадные кляксы. Маленькая эльфийка! Оказывается, тебе нравится то неистовство, которое позволено гоблинам и запрещено твоему племени…
— Ты ведь здорово рисковал…
Ее голос дрожал от нарастающего желания.
— Самую малость.
— А в чем смысл? В чем генеральный смысл?
— Если я примусь объяснять, мы сможем перейти к действиям очень и очень не сразу…
— А ты попробуй в двух словах…
Голос Мэри сделался призывно низким, грудным, объяснять ей ничего не хотелось. Но… ладно. Пусть будет такая игра: кто дольше вытерпит.
— Видишь ли, Мэри… Все животные равны между собой. А что такое люди? Да те же животные, только очень конкурентоспособные. В нас нет ничего особенного, ничего мистического. Ни бога, ни дьявола. Мы точно так же нуждаемся в пище, сне и маленьких порциях серотонина, как и они. Они равны между собой, а мы равны любому из них, поскольку ничем не отличаемся. Надо ли позволять убийство равных тебе созданий?
Мэри спрыгнула со стула, поцеловала его в шею, примерилась к губам и… отпрянула. Уолтер уперся ей ладонью в грудь, не подпуская к губам.
— Ничего не выйдет, милая.
— А? — Мэри посмотрела на него, как на «Титаник», добравшийся до гавани со всеми пассажирами на борту.
— Положительно, ничего не выйдет. А ну–ка пойдем со мной, и ты полюбуешься на себя в зеркало.
Он подвел ее к зеркалу и показал три больших коричневых пятна: на щеке, над соском и на нижней губе.
— Разве можно целоваться с такой чумазой девочкой.
Мэри глянула на него ошалело.
— Ты победил, Уолтер Перси. Но учти, если ты сейчас отправишь меня в душ, я разорву тебя на месте. Знаешь, что такое ирландский бокс?
— Ты со мной не справишься, милая. На одного меня двух тебя мало. Предлагаю компромисс: продлим игру еще немного. Я слизываю маленькие безобразия с тебя, а ты слизываешь то, что нашкодничала, с меня. Начинай с шеи. Не так быстро! Учти, пока мы меряемся силами, учтивейшая беседа продолжается. Поняла?
— Да, господин… О чем будем разговаривать? — Она присосалась к шее Уолтера.
— Ну, например, о твоем отце. Когда ты нас друг другу представила, он вел себя очень вежливо… Это что, засос? Мы иначе договаривались! Ты…
— М–м–м, — ответила Мэри, не отрываясь.
— А впрочем, ладно. Пусть будет засос. Так вот, он, разумеется, сказал, что видел спутника своей дочери иным, но поскольку ты имеешь право на все, что пожелаешь, то он рад познакомиться со знаменитым писателем… Стоп! Теперь я. И, кстати, кто тут знаменитый писатель?
Мэри отдышалась и рефлекторно поправила волосы.
— Ну, мне пришлось сказать: «Мой медвежонок — большая знаменитость и очень добродушный человек. Вреда от него ни мне, ни семье не будет, а одна только польза»… Милый, зря ты так стараешься со щекой. Щека — не шея, не та чувствительность. Давай–ка опять я.
Кажется, он начинает проигрывать. Пока — по очкам. Еще не все потеряно.
— Я, кстати, так и не понял, кто он такой. Какой–то большой предприниматель, связанный с банком Барклайс… Но что конкретно? Ай, это не честно! Мы договаривались слизывать, а не покусывать! Стоп, стоп, иначе я тебя сейчас дисквалифицирую! Балл долой.
Мэри улыбнулась ему, как святая епископальной церкви. Сама невинность!
— Медвежонок, из–за своего спортивного азарта ты многое потерял. Ладно, мой папа… Барклайс владеет пятью сотнями фирм в сорока странах. Так вот, мой папа — вроде короля ста шестидесяти компаний, действующих в Северной Европе. Или, если хочешь, вице–короля… Он контролирует финансовые потоки, снимает и набирает правительства, выступает как верховный арбитр в серьезных конфликтах, воюет с другими финансовыми домами… Ой! Так, теперь тебе балл долой. То, что ты делал, это, конечно, очень приятно, но целовал ты меня шоколадными губами выше соска, а теперь добрался точнехонько до него. Не годится, сэр рыцарь, обманывать прекрасную даму. Если бы ты не жульничал, я бы сейчас сдалась.
— А разве правительства не ставятся по закону, у них там избирательная систе… Ты победила, — хрипло резюмировал Уолтер, увлекая ее на кровать.
— То–то же. В наказание за упрямство ты получишь меня, только когда я отвечу на твой дурацкий вопрос. В Финляндии, Латвии, Эстонии, Польше, Люксембурге и Бельгии правительства ставит папа. В Голландии, Дании и Литве — с некоторыми оговорками, но тоже папа. Самая прочная власть — та, что не выставляет себя напоказ, почти невидимая… Чехию, Венгрию, Украину и Россию мы делим с другими финансовыми домами, там сложности. Только в Швеции с Норвегией, да еще в Белоруссии — местные кое–что решают сами. Пока… Ты должен был лежать, не двигаясь и покорно внимать мне, а ты… ты… ой… а ты проделываешь незаконные операции у меня внизу… Эй, я не договорила. Эй, я же победила, твое сопротивление сломлено. Эй… Ладно, ты тоже победил.
Папа выключился со всей своей Северной Европой.
Минут на сорок вообще все выключилось, кроме рук, губ и антигравитационного инструментария.
Потом они прикончили шампанское, а вместе с ним и фрукты. Мэри попросила его лечь рядом, обнять и полежать с ней, как с обычной девчонкой из рода эльфийских князей. Уже задремывая, она сказала:
— Знаешь, ты прав, Уолтер… насчет зверушек и нас. Всем нужны маленькие порции серотонина.
А лучше большие. Очень большие. Просто огромные! Я, например, получаю от тебя ураган серотонина… и чувствую себя счастливой зверюшкой.
— …Ты представляешь, Барри, я рассказал ей про животных. Ну, то, что нам с тобой отец говорил. И ей понравилось! Она сразу все приняла, ничуть не стала спорить.
— А? Отец? Не возьму в толк, о чем это ты.
— До чего же ты непонятливый, Барри! Вспомни: все животные равны между собой, а мы равны с ними, поскольку мы такие же животные…
Из трубки раздалось обидное всхрюкивание. Смех Барри это вообще большое испытание для психики окружающих. Иногда хочется взять его на лопату и отшвырнуть подальше…
— Что тебя так развеселило, Барри?
Ну вот! Второе всхрюкивание. И прозвучало оно гораздо обиднее первого. Первое могло быть случайностью. А второе — уж точно злонамеренное.
— Ты агрессивно ведешь себя в моем личном пространстве, Барри!
— Не обижайся. Просто ты ведешь себя как ребенок. Кошки иногда едят мышей, ты об этом знаешь, я полагаю? Сначала играют с ними. Ласково покусывают. А уж потом… Все животные, конечно же, равны, но некоторые…
Уолтер перебил его:
— Может, ты уймешься, наконец, со своими поучениями? У меня все мысли о другом. Ты только представь себе: завтра она везет меня в замок Рэдчэпел. Собственный замок отца принцессы, а стало быть, королевский, Барри. И вот я туда приеду, а на полу — медвежья шкура, а на стенах — головы лосей. Или, еще того хлеще, пригласят поучаствовать в тайной охоте на лис… Это ж замок, Барри. Там должны быть шкуры и головы. Как мне себя вести? Я очень переживаю, Барри…
В трубке откашлялись перед произнесением торжественных слов. Барри любил сказать что–нибудь торжественное.
— Существуют вещи, по поводу которых у честного человека двух мнений быть не может. Ты не должен мириться с подобными безобразиями даже ради своей любви.
Ответом ему был протяжный вздох и негромкое всхлипывание.
В тот вечер Уолтер никак не мог насытиться ею. После первого раза он утомленно лежал на ковре, рядом с разгромленной постелью, пил виски и старался понять: хватит ли его на второй заход? И если да, то в какой момент надо перестать надираться? Прямо сейчас? Нет, не годится. Ему слишком хорошо, чтобы отказываться от трети стакана ради мечты о еще более блистательном будущем.
Мэри сидела на нем, пила то же самое и беспричинно хихикала точь–в–точь как он сам. Легкая женщина, сущая пушинка. Он — шесть футов и два дюйма поверженной плоти, безжалостно давящей на ковер всем своим центнером, и она — птичка, невесомое райское создание весом в полтора ланча.
Сначала она пыталась объяснить Уолтеру, до чего же его тут ценят и уважают — даже шкуру медвежью заменили ковром, снисходя к его убеждениям. И Уолтер на мгновение захотел попробовать, приятно ли будет голой заднице от медвежьей шкуры… судя по легкой ностальгии на рожице ее птички, отличная была шкура… но лежать на биологической одежде убитого животного было бы, разумеется, стыдно… нет, никуда не годится… о чем это ты, милая? А? Не о шкуре уже? Уже о другом разговор? Хи–хи–хи… Нуда, если бы как в Дюнкерке, то мы бы точно поехали за новой бутылкой и точно убили бы машину по второму разу… А? Просто позвать? Кого? И принесут нам виски? Хи–хи–хи… Отличная идея. Только она не годится совершенно, милая… То есть она только по внешень… по вншев… по внешней видимости хорошая идея, а по внутренности она… у–у–у… просто никуда. А? Да почему–почему… ты сидишь на мне, я лежу под тобой, а пришлось бы… пришлось бы, я говорю, расцепиться… нам… вывод какой? А какой тут вывод… никакого вывода. Просто мне с тобой так хоршо… Жутко хорошо. А? Ты чего ты… это… Хи–хи–хи… Чего?
Мэри выплеснула остатки из своего стакана в камин, затем вырвала стакан у собеседника и решительно отправила последние капли по той же траектории. Затем окинула взглядом тело гиганта, уложенного ею на обе лопатки — так, словно видела первый раз.
— Ну, насмотрись, насмотрись, моя птичка…
— Птичка? Кем ты меня назвал?
— Птичка. Не нравится?
— Готовься к долгой и мучительной казни! — произнесла Мэри и занялась им всерьез…
Потом она научила его курить сигары. Потом он рассказал ей, как дрался с полицейскими на Фарерских островах, в Торсхавне. Потом откуда–то взялась еще одна бутылка. Кажется, сама собой вынулась из воздуха. Или они кого–то звали? В замке Рэдчэпел прислуга так вышколена, что выполняет свои обязанности, оставаясь совершенно невидимой.
Потом они лежали обнявшись. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, попавшим в волшебную сказку. И Мэри, кажется, тоже.
Он точно не мог пойти на третий заход. Внутри него бултыхался добрый бочонок виски. Да и просто — никаких сил. Но если Мэри опять всерьез поработает… И, кажется, она поглаживает его, примериваясь: с чего бы начать.
Примеривается, улыбается, как младенец, бормочет какие–то приятные слова… что?., так чувствует себя, будто знает Уолтера лет десять… а он?, да, и он тоже… о, смотри–ка, она уже не хочет с ним расцепляться… это ты о женитьбе и все такое, птичка?, не называй меня птичкой… ладно, принцесса… ну, да, о женитьбе, это я поясняю для бестолковых и непонятливых… по–детски, конечно, милая, я ж не из того теста… я, моя птичка, из совсем другого текста… в смысле, теста… Хи–хи–хи… У меня отец работал на верфи, а мать… А? Ну да, ты знаешь. И вот как ты это себе… ты… ты! Охренеть! Ты — и я. Принцесса и… А? Не так уж и… Свежей крови, говоришь… Со знаменитым писателем? А кто тут знаменитый писатель? Я? Если надо мной поработать, говоришь? Милая, делай со мной, что хочешь, только не отпускай на волю…
И вот она уже гладит его особенно. Чудо третьего захода уже катит на колеснице по горным дорогам, выбирая себе все более рискованные пути, еще чуть–чуть, и двинется по вертикали. А Мэри все еще сладко бормочет ему на ухо: «Хочешь девочку? Устроит тебя маленькая девочка? Или тебе подавай мальчика?» — «Девочка сойдет. От тебя сойдет даже ведро с яблоками, а не то что девочка…» — «У нас с тобой будет красавица. Вся в тебя и в меня тоже. Будет учиться в той же школе, где и я училась, станет еще и умницей…» — «Да нет, лучше там, где я… Ты пойми: есть такая особая школа под Йорком, с зеленым, видишь ты, уклоном. Там аж три поколения Перси…» — «В элитной школе ей дадут больше. В конце концов, ты понимаешь, с кем ей придется жить». — «Но, милая, у нас там все свои. И самые пргри… прегро… самые прогрессивные взгляды… экологические… эй! Эй! Ты чем там занимаешься? Мне больно!» — «Ох, Уолтер, прости меня, я немножечко погорячилась… Сейчас посмотрим, я там ничего тебе не…» — «Ты там мне ничего не… Только настрой сбился. Давай сначала».
Тут Мэри встала и потянулась за куревом. Лицо у нее сделалось такое, словно две трети выпитого испарилось из ее желудка неведомо каким манером.
Уолтер и сам начал стремительно трезветь. Надеясь на самое лучшее продолжение изо всех возможных, он принялся гладить ее по бедру. Мэри улыбнулась:
— Я не сержусь на тебя. Сейчас у нас все будет. Только скажи мне, эта ерунда насчет школы под Йорком… ты ведь несерьезно?
— Хм. Как раз очень серьезно. Там учились лучшие люди… совесть Британии. Туда Опра приезжала, правда, совсем уже старая. И Брижит Бардо… один раз.
Мэри поцеловала его в лоб с нежностью. Как мать целует непослушного ребенка.
— Милый, я надеюсь тебя переубедить… Но сейчас мы, кажется, слишком пьяны для серьезного разговора. Отложим до завтра?
Уолтер колебался. Ему не хотелось спорить с Мэри, сердить Мэри. Однако, в конце концов, существуют вещи, по поводу которых у честного человека двух мнений быть не может.
— Я пытаюсь тебе рассказать о самом лучшем месте на свете. О месте, где преподают самые правильные люди. И выпускники тоже становятся самыми правильными людьми. Тут не о чем спорить и нечего выбирать. Все могу тебе уступить, Мэри. Все! Только не школу.
Его рука оказалась немедленно и бесповоротно сброшенной с ее бедра. Словно штурмовая колонна, отбитая артиллерийским огнем от стен крепости…
Они поспорили еще немного. Вдруг Мэри замолчала. Уолтер еще говорил, доказывал, объяснял, а у нее уже как–то неуловимо изменилось лицо. Похоже, его слова уже не добирались до ее ушей. Осознав это, замолчал и он.
Тогда Мэри, глядя в сторону, холодно произнесла:
— Ты не понимаешь, Уолтер. Как жаль, что ты не понимаешь…
Опоздал. Раньше надо было отступить, а сейчас некая тонкая ниточка оказалась порванной.
Понимая это, Уолтер все–таки выдавил из себя:
— Я думаю, ты права. Нам лучше поговорить утром. Спокойной ночи, медовая.
— Что ж, спокойной ночи…
Горничная, образцово улыбаясь, передала Уолтеру записку.
— Мисс Уинтворт уехала…
— Давно?
— Боюсь, давно, мистер Перси.
— Куда?
Горничная в ответ улыбнулась еще образцовее.
— Куда, черт побери?!
— Полагаю, Вам стоит прочитать записку, мистер Перси.
Уолтер видел на ее лице полную безмятежность. А мгновение спустя уже спина горничной, прямая балетная спина, чистая вертикаль, удаляясь, отвечала на его разозленный взгляд полной безмятежностью.
Ну, разумеется… Эсэмэски для плебеев.
«Милый друг, я не имею ни малейшего желания обсуждать с тобой что–либо и, тем более, видеть тебя. Отныне мы существуем порознь. Для нас обоих будет очень хорошо, если ты не станешь упорствовать. Нам не следует причинять друг другу излишние неудобства. Но если у тебя возникнет желание поступить по–иному, как–либо восстановить наше общение, что ж, полагаю, тебе следует обратиться к господину Дракону: ему велено дать тебе исчерпывающие объяснения. Но я все же советовала бы тебе не проявлять упрямства и усвоить раз навсегда: Мэри и Уолтер расстались. Прощай, сэр Рыцарь. Я столько в тебя вложила, а ты не захотел понять меня! Печально».
Скомканная бумага полетела на пол.
Уолтер стоял на открытой площадке второго этажа, огороженной невысокою балюстрадой. Перед ним простирался старинный парк, больше похожий на лес. Пели птицы, вовсю жарило августовское солнце, газоны у входа в дом источали запах недавней стрижки. На небе — ни облачка. Тишина и красота. Ветер дремлет под кустом роз. У всех все хорошо.
Господи, ну почему она такая ведьма? Неужели нельзя было поговорить, обсудить? Подумаешь, чуть–чуть рассорились! Он был прав, разумеется, он был прав… но, в конце концов, он готов извиниться. Все так делают. Если ты твердо знаешь, что женщина не права, но она тебе очень нужна, извинись — и дело в шляпе. А это… это как–то не по–человечески. Взрослые люди так не поступают. Девчонка! Глупышка…
Написала ему какой–то вздор. Непременно надо отыскать ее и объясниться. Вся их ссора — чушь. Не стоит выеденного яйца.
— Как вы поступите, мистер Перси?
Господин Дракон стоял в десяти шагах от Уолтера с учтивой миной на лице. Откуда он взялся? Мы не в горячей точке и не в шпионском фильме, так что за дурацкая манера оттачивать на плохо знакомых людях искусство бесшумной ходьбы!
Принудив себя к вежливости, Уолтер ответил:
— Легкая размолвка. Полагаю, к вечеру мы помиримся.
— Кажется, вы не понимаете, мистер Перси. — Он продолжал говорить с учтивостью, но голос его неуловимо изменился: в нем зазвучали нотки наставления, обращенного к нерадивому ученику. — Очень жаль. Мне даны четкие инструкции. Я вынужден…
— Это вы не понимаете! — взбесился Уолтер. — Идиотская манера: лезть в чужие дела! Мы разберемся сами, нам не требуются советы со стороны!
— Я хотел бы вам помочь.
— Еще меньше нам требуется чья–либо помощь!
С языка Уолтера едва не слетело «убирайтесь!». Его останавливало одно: здесь, в чужом доме, такого позволять себе нельзя.
Неожиданно голос господина Дракона вновь потеплел. Из него исчезло все учительское.
— Мистер Перси, понимаю ваши чувства. Что ж, вы в своем праве. Хотел бы попросить вас лишь об одной услуге: подарите мне три минуты вашего драгоценного времени. Выпьем кофе, я объясню кое–какие обстоятельства, оставшиеся для вас неизвестными, а потом, если пожелаете, летите за Мэри. Никто вам препятствовать не станет, уверяю вас. Я даже подскажу, где ее отыскать. Для вашей же пользы, всего–навсего три минуты.
Где она? Как далеко она? По здешней дороге минута езды — миля или чуть менее того… Три минуты — много. Но если он получит подсказку, быть может, беглянка найдется весьма скоро.
Уолтер, едва сдерживая раздражение, сел за столик.
— Вы ведь, насколько я знаю, любите со сливками?
— Что угодно, только быстрее.
Господин Дракон сделал знак служанке, и та сейчас же доставила на подносе две чашки.
— Я позаботился об этом заранее. Во вкусах мы с вами расходимся, я предпочитаю черный…
Уолтер сделал глоток–другой и отставил чашку.
— Что вы хотели мне сообщить?
— Две вещи. Первая касается вашей биографии на ближайшее время. Вторая объясняет, почему узор вашей судьбы сложится подобным образом.
Уолтер взглянул исподлобья, показывая, до какой степени сейчас неуместны витиеватые словесные аттракционы.
Господин Дракон неожиданно рассмеялся.
— Люблю подобные моменты, мистер Перси. Очень, очень люблю подобные моменты. Минут через десять вы умрете. Минут через пять утратите способность передвигаться. А минуты через три не сможете связно выражать свои мысли.
— Что? Как? То есть…
— Как именно? Кофе, мистер Перси. Ни убежать, ни позвать на помощь, ни сообщить… — Он ловким движением вырвал у собеседника ай–фон. — А выглядеть все будет как сердечный припадок. Сосредоточьтесь. У вас осталось время помолиться, если верите во что–нибудь, либо задать мне один–единственный вопрос.
«Ударить его? Убить его? Он сам убьет меня одним ударом. Надо… надо срочно найти какое–нибудь решение. Нонсенс! Шутка, розыгрыш. Поверить невозможно. Пугает. Глупая игра. Неприятное покалывание в позвоночнике и в ногах… Глупости. Я сам себя убеждаю, что отравлен. Мы же цивилизованные люди. У нас же не век рабовладения. У нас же не фашизм какой–нибудь! Но это покалывание… Надо выглядеть достойно, сейчас он объяснит суть своего фокуса…»
— Почему?
— Лучший вопрос из всех возможных! Поздравляю, мистер Перси, вам удалось выбрать главное. Собственно, в этом и заключалась вторая вещь, которую я планировал вам сообщить. Объясняю. Вы ведь человек левых убеждений?
— При чем здесь это?
Господин Дракон продолжал, не обратив на его фразу ни малейшего внимания:
— А стало быть, должны помнить давно сказанные слова: «Все животные равны, но некоторые животные равнее других». Вы стали причинять неудобство одному из тех животных, что равнее прочих. Хотите что–нибудь сказать в свое оправдание?
— Я… люблю тебя… Мэри… — захрипел Уолтер.
— Я ей передам. Мисс Уинтворт получит удовольствие. — Палач перегнулся через столик и дружески похлопал Уолтера по плечу. — Рад был с вами познакомиться, мистер Перси. Вы достойнейший человек. А то ведь, знаете ли, чаще попадается всяческая дрянь — не люди, а сущие отбросы! С вами мне приятно было работать.
Он удалялся, насвистывая «All you need is love». На ходу бросил служанке: «Вызовите врача, парню нездоровится».
Уолтер почувствовал, что ему трудно дышать.
