Глава XXV
Они снова остались в тишине и темноте, на этот раз вдвоем. С неба крупными хлопьями сыпался снег. Идеальная рождественская погода, когда хорошо делать снеговиков или наслаждаться праздничным ужином в теплой светлой гостиной, где жарко пылает камин, а дети ждут не дождутся подарков.
Грейс села на землю, положив отрезанную голову себе на колени. Ей уже было плевать, испачкает она куртку или нет. Уши Александра были холоднее, чем ее пальцы. Она стянула с себя шапку, накинула вместо нее капюшон, а шапку натянула на отрубленную голову. Потом размотала шарф и прикрыла им Александру нос.
– Спасибо, – сказал Александр. Вышло слегка приглушенно из-за шарфа.
– Что мы теперь будем делать? – спросила Грейс.
– Ждать Дикую Охоту, – ответил он невозмутимо.
– Это долго?
– Понятия не имею.
Рядом что-то воняло. Гнилостный сладковатый запах распада, казалось, впитывался в одежду. Грейс почувствовала, как желудок судорожно дернулся, но она не ела больше пяти часов и была уверена, что ее не вывернет.
– От чего так несет?! – Она огляделась.
– От моего тела, – мрачно ответил Александр. – Магия перестала действовать, и оно принимает тот вид, какой приняло бы на земле.
– А ты давно умер? – уточнила Грейс.
Судя по запаху, давненько.
– Перестань морщиться! Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Ладно, – выдохнул Александр. – Раз уж я персонаж глубоко трагический и, как в шекспировской пьесе, буду умирать целый акт – давай, спрашивай.
Грейс поежилась. Самым простым решением было бы оставить отрубленную голову на горе и вернуться в дом Вивиан. Может быть, тетка уже там? Может, ей удалось в этот раз договориться с королем троллей? Но не бросать же тут Александра одного. Разговоры с ним, по крайней мере, отвлекали от насущных проблем.
Надо залезть в машину. Грейс кликнула на брелок – мигнули фары и раздался двойной сигнал, отвлекая Александра от рассказа. Схватив голову поудобнее, она с трудом открыла примерзшую дверь и, со второго раза попав ключом в зажигание, заставила двигатель зажужжать. Отлично, можно согреться. Тут было так же холодно, как на улице, только без ветра.
– Кто соединил маму и Рауля? – спросила она наконец.
– Я, – весомо ответил Александр и замолчал ненадолго, выдерживая паузу, как положено хорошему рассказчику. – Гидеон всегда был, скажем так, влюбчивым, как все фэйри. Они не слишком-то разборчивы в связях, но, к счастью, не отличаются плодовитостью.
– Чем? – тупо переспросила Грейс.
– Редко делают детей, – пояснил Александр. – Люди на них западают, потому что они симпатяги, но такие союзы почти всегда обречены.
– Потому что фэйри и людям запрещено быть вместе? – догадалась Грейс.
– Потому что у фэйри память, как у комара, – фыркнул Александр, – а у их потомства-полукровок не все дома. Твоя бабка, Марджори, только-только вышла замуж за твоего деда и успела от него забеременеть. А потом встретила Гидеона и…
– Влюбилась? – спросила Грейс, растирая ладони.
– Для того чтобы в кого-то влюбиться, нужно хотя бы немного с ним поговорить, – пренебрежительно заметил Александр. – Или я слишком старомоден. Словом, будучи уже в положении, она забеременела во второй раз.
Глупость какая, подумала Грейс, устраиваясь в салоне. А затем вспомнила, как читала, что такое случается. Зачатие близнецов может произойти с разницей в несколько дней, но это огромная редкость, медицинский феномен.
– Это практически невозможно, – сказала она вслух.
– Марджори тоже так думала. Но семени фэйри плевать, есть уже кто-то на его месте или нет, – хмыкнул Александр. – Она узнала о второй беременности потому, что плод оказался болтливым. Фэйри начинают чесать языками еще во чреве матери. А уж когда ребенок родится, вовсе нет шансов выдать его за обычного. Марджори потребовала, чтобы Гидеон что-нибудь придумал. Но с придумками у него так себе, как ты успела заметить.
Грейс хотелось сказать, что, будь у Гидеона так себе с придумками, это его голову она бы сейчас держала на коленях. Но она прикусила язык. Как-то нехорошо смеяться над тем, кто только что лишился туловища.
– Гидеон попросил меня решить проблему любым способом, – продолжил Александр. – Наверное, ждал, что я убью Марджори, но я, по собственной глупости, пытался уладить дело миром. Ребенка нужно было куда-то спрятать, и тогда я пообещал Марджори, что помогу ей, но предупредил, что за это надо будет заплатить. За все волшебные подарки надо платить – посмотри хоть на свою тетку!
– Что она должна была сделать? Какое было условие? – поторопила его Грейс.
Салон прогрелся, и конечности защипало. Интересно, на сколько хватит бензина? И как ей спускаться с горы потом?
– Я пообещал Марджори, что ее муж никогда не узнает о чужом ребенке. А взамен она будет любить мальчишку-полукровку больше всех на свете.
– Вроде ничего страшного.
– Марджори сказала в точности то же самое! – почему-то обрадовался Александр и доверительно добавил: – Она хоть и была красивая, но, честно говоря, умом Гидеону под стать. Если вся любовь переходит к кому-то одному, другим ничего не остается. Когда у Марджори родилась младшая дочь, твоя бабка возненавидела ее лютой ненавистью, – закончил Александр торжественно.
– Бред, – отрезала Грейс. – К моей-то маме она нормально относилась.
– Это вряд ли. – Если бы у Александра было тело, он бы сейчас точно пожал плечами. – От нее она тоже была не в восторге. Просто Лора была вместилищем для ее любимчика. Матери приходилось мириться с ее существованием.
Есть дети, которые рождаются больными, и тут уж ничего не поделаешь. Но миру неизвестен ни один ребенок, который родился бы жестоким. Может, если бы Марджори любила сына чуть меньше, а ему не пришлось делить тело с сестрой, все вышло бы иначе…
«Насильника нельзя оправдывать», – одернула себя Грейс. Но гнев на Марджори стал почти таким же сильным, как злость на Рауля.
Где-то прямо над ухом загрохотали копыта и залаяли собаки. Грейс подпрыгнула от резкого звука, который пробился даже через стекло автомобиля. Собакам ответил вой снизу, и из-за поворота серпантина показался здоровенный черный пес, который прыжками понесся к Грейс с Александром.
– Голод!
Грейс выскочила на улицу, зажимая под мышкой голову Александра. Температура упала еще на несколько градусов, и от мороза ее стал бить озноб. Пес не выглядел злым, лишь слегка оглушенным. Он подбежал к Грейс, виляя хвостом и с удовольствием подставляя голову под ее руку.
– Я думала, он разбился!
– Собак Дикой Охоты не так легко убить, – усмехнулся Александр.
Грейс была рада, что пес не погиб, хоть он совсем недавно бросался на Лору. Но если собаки нападают на людей, виноваты в этом те, кто отдает им команды.
Голод тоже учуял запах тухлятины от мертвого тела, но ему, в отличие от Грейс, он очень даже пришелся по душе. Пес подпрыгивал, обнюхивая разлагающегося покойника, и радостно лаял, будто удивлялся, что никто больше не выражает восторга по поводу такой чудесной находки. Кажется, Голод даже намеревался поваляться на трупе. Грейс пришлось отойти подальше. Даже когда ничего нет в желудке, от такого зрелища все равно может стошнить желчью.
Снова раздался собачий лай. Голод дернулся и возбужденно повел ушами. Грейс показалось, что на этот раз лай звучал тише.
– Они что, проехали мимо нас?
– Нет, – ответил Александр, глубже зарываясь в шарф. – Чем дальше лай, который ты слышишь, тем ближе Охота. Ты что, даже сказок не читала?
Грейс попыталась припомнить – и не смогла. Впервые в жизни она не могла точно сказать, слышала ли о чем-то подобном или нет. Даже память, ее вечный союзник, начала подводить.
Голод вскинул голову и навострил уши. Должно быть, он уловил звук, уже недоступный человеческому уху. Над головой заклубилось небо. Туча затянула звезды, наползла плотным туманом на макушку горы.
Снова раздался лай, на этот раз совсем далеко, на краю слышимости. Александр глянул в сторону и облегченно прикрыл глаза.
– Скачут, – сказал он. – Ничего не бойся. Не смотри ему в глаза. Не…
«Не вздумай», – сказала мама. Она не успела закончить, и Александр тоже не успел.
Копыта обрушились сверху, дробя камень, сотрясая гору – на сей раз не изнутри, как тролли, а снаружи. Все вокруг вскипело мохнатыми телами, шорохом плащей, возней стальнозубых собак и возбужденным лошадиным храпом.
Они превращают тебя в кролика перед лисой, в мышонка, которого нагоняет сова. Они шепчут, что всегда будут на шаг позади – загонять черными псами, грохотом копыт, яростными воплями. Ты будешь бежать, пока не выдохнешься, не рухнешь навзничь, позволяя собачьим зубам хватать тебя и нести хозяевам. Твоя шкура пойдет на воротник, твое мясо – на жаркое, а хвост оставят на трофей…
Такова Дикая Охота. Таковы охотники, которые ловят человеческие души.
– Дыши, – напомнил Александр.
Грейс моргнула и заставила себя снова дышать. Вокруг толпились лошади: высокие, черные, с горящими красными глазами и хищными ртами. Зубами они перемалывали жесткие трензели, дергали головами. Собаки лаяли и крутились под копытами, обозленные, что их остановили и не дали броситься на дичь. Голод, радуясь возвращению стаи, скрылся в разгоряченной толпе сородичей.
Она уже видела троллей, разве кому-то удастся напугать ее сильнее? Хотелось закричать, вскочить, немедленно разорвать этот круг. Должно быть, примерно так чувствуешь себя, оказываясь в толпе футбольных болельщиков. Секунду назад ты видела их на соседней улице и вот уже захвачена врасплох волной пестро разодетых, агрессивно настроенных людей.
Только цветом этой команды был черный.
К ней наклонилась лошадь, резко выдохнула. Грейс обдало жаром так, что мигом согрелись даже окоченевшие пальцы ног. Она подняла голову и судорожно сглотнула.
Лицо всадника было в тени, и от этого было жутко. Но вот от чего по-настоящему кровь стыла в жилах, так это от ветвистых оленьих рогов, которые росли у Дикого Охотника прямо из головы.
– Доброй ночи, мой господин, – сказал Александр почтительно.
Дикий Охотник молчал.
«Еще один «господин», – несмотря на страх, мрачно подумала Грейс. – До демократии им, похоже, далеко».
Другой юноша спрыгнул с лошади. Так Грейс впервые увидела вблизи кого-то из Охоты. И куртка, и штаны, и даже сапоги у него были белыми – странный дресс-код… У него были темные с медным отливом длинные волосы, заплетенные в опрятную косу и перехваченные шнурком. Странно было видеть такую прическу у парня. Лицо у незнакомца оказалось неожиданно открытым и приятным.
Он подошел к Грейс, протягивая руки:
– Вы позволите?
Грейс не сразу поняла, чего он хочет, а догадавшись, смутилась.
– Да, конечно, – она торопливо отдала голову.
– Привет, дружище! – Медноволосый нахмурился, скосил взгляд на разлагающееся в стороне тело. Кажется, это зрелище его опечалило.
Повернувшись к рогатому, он предупредил:
– Боюсь, господин, править лошадью он сейчас не сможет.
Александр заволновался, собирался что-то сказать, но его прервал голос одного из охотников:
– А где Гидеон?
Голова Александра сдвинула брови:
– Он предал Охоту. Гидеон больше не один из нас.
Ветер взвихрил снег, и все вокруг зарябило. Но лошадь рогатого всадника продолжала дышать на Грейс, и снежинки таяли, не долетая до куртки. Было жарко.
История подходит к концу, вдруг подумала Грейс, и тоска сжала ее внутренности.
– Нам нужен другой всадник, – озабоченно произнес длинноволосый. – Мы не можем дальше ехать без него. Гидеона нужно кем-то заменить.
Не произнося ни слова, рогатый всадник повернул к нему темный капюшон.
– Как тебя зовут? – мягко спросил длинноволосый, обращаясь к девушке. Он был единственным, кто говорил с ней, хотя она чувствовала на себе взгляды других охотников.
– Грейс. Меня зовут Грейс, – тихо ответила она.
– Отлично, Грейс, – улыбнулся он и взял ее за руку. Теплая сухая ладонь казалась очень надежной. – Я знаю, как ты напугана сейчас. Живые люди редко видят Дикую Охоту так близко.
«О нет, – подумала Грейс. – Ты понятия не имеешь, что я сейчас чувствую». Но вслух она этого не сказала.
Темноволосый вздохнул, перекладывая голову поудобнее. Лошадь Дикого Охотника беспокойно переступила с ноги на ногу.
– Мы потеряли одного из всадников, – продолжил он. – А охотников всегда тринадцать. Мы не можем продолжать путь в неполном составе. Поэтому…
– Грейс, у тебя нет выбора, – нетерпеливо перебил его Александр. – С этого мгновения ты – одна из Дикой Охоты.
«Подождите! – хотелось ей крикнуть. – Я не могу никуда ехать! Я никого не зову «господином»! Я вообще против охоты, я даже мяса не ем, меня чуть не вывернуло, когда я увидела баранью голову. Я не умею скакать верхом! У меня никогда не было собаки, я даже не знаю, как с ними обращаться! И я не доверяю незнакомцам, а тут их целых одиннадцать, и один из них с оленьими рогами. Я совершенно не умею ориентироваться в лесу, я…»
Но у нее больше не осталось дома, куда стоило возвращаться. Не было друзей или родных, кто ждал бы или беспокоился.
Когда этот день только начинался, больше всего на свете Грейс хотелось зарыться в одеяло и читать. Или включить радио, найти рождественские песни, сидеть в ванне в очень горячей воде, с пеной до подбородка. Чтобы мама ходила по дому, фальшиво подпевая. Чтобы Крис пришел со своей семьей. Может, они бы отметили Рождество вместе, за большим столом, шумно и весело.
Этого больше никогда не будет. Нет больше Лоры. Нет Криса. Нет даже Вивиан, и неизвестно, отпустят ли ее тролли. И – нет Томаса. Грейс вдруг поняла, как сильно ненавидит Рауля за то, что он отнял у нее единственного друга, которого удалось здесь завести.
Там – на освещенной стороне нормальности – остались социальные службы и приемные семьи. Там была обыкновенная до зубовного скрежета жизнь без троллей, отрубленных голов, волшебных близнецов и Дикой Охоты…
Грейс больше не собиралась ждать. Она не хотела бояться.
– Хорошо. Только у меня нет лошади, а водить машину я не умею.
Александр глянул на нее из-под шапки:
– Зато у тебя есть велосипед.
