Глава 29

Хасидизм и его противники. – Притягательная сила хасидизма, всколыхнувшая весь еврейский мир. – Ортодоксальный иудаизм как система. – «Шульхан-арух». – Недостатки ортодоксального иудаизма. -- Хасидизм. – Бааль-Шем. – Доступность хасидизма всем слоям народа. – Реб Моше-Хаим Луццато. – «Путь праведных». – Демократизм в поведении хасидов. – Ребе и хасидские праздники. – Недостатки хасидизма. – Общий вывод.

Со смертью моей бабушки фактически завершается первая часть моих воспоминаний. Однако, я чувствую, что что-то должно быть сказано о хасидизме и его противниках. Как читатель заметил, в книге моей я часто касаюсь борьбы между хасидами и миснагидами. Эта борьба, которую я вынес на своём горбу, стоила мне немало здоровья, поэтому волей-неволей я должен раз навсегда разобраться – в чём притягательная сила хасидизма, что взволновало весь еврейский мир, что привлекло огромное число евреев в городах и местечках? В чём же всё-таки его сила? Как удалось хасидизму даже у самих ортодоксальных раввинов отнять детей и учинить подлинный разгром в семьях миснагидов? Постараюсь, в меру своих сил, ответить на эти вопросы. Поскольку не всем известна суть движений хасидов и даже миснагидов, попробуем как-то развить и прояснить эту тему

Миснагиды себя вели в соответствии с правилами книги «Шульхан арух», в которой излагались все правила письменной и устной Торы. Это всё были практические установления – что должен человек делать, и чего не должен; но «Шульхан арух» не писал, о чём должен человек думать и размышлять – как сказано в Гемаре, «Господь требует сердца». Об этом в «Шульхан арух» не упоминается. Также и после «Шульхан арух» мудрецы писали, что должен делать еврей, как он должен себя вести, и делали ещё труднее и без того трудные еврейские законы, которые стало невозможно выполнять.

Хотя известная книга «Обязанности сердец», составленная учителем нашим Бахьей старшим восемьсот лет назад, очень ясно и понятно объясняет необходимость для человека очищать сердце добрыми качествами, но несмотря на то, что книга эта поныне очень принята, высоко ценится и популярна среди евреев, однако «Шульхан арух», составленный намного позднее «Обязанностей сердец», ценится, несмотря на это, у евреев более высоко. «Шульхан арух» стал для них самой сутью иудаизма, указывая, как выполнять заповеди. То есть – как практически поступать и не задумываться. Заповеди, касающиеся души, таких человеческих свойств, как гордость, скромность, любовь, ненависть, ревность, гнев, лесть, мир и спор и т.п., по смыслу, содержащемуся в Торе и у Пророков, стали у евреев считаться чем-то мелким, второстепенным, на что можно смотреть с сожалением, с огорчением, но не заострять на нём внимания. Согласно «Шульхан арух» и другим мудрым книгам, еврей должен молиться и учиться, поститься и страдать и не иметь в жизни никаких удовольствий – как рассказывают о Виленском гаоне, очень воевавшем с хасидами: скитаясь с места на место в знак скорби о выпавшем на долю народа рассеянии, он не жевал хлеб, а глотал, чтобы не чувствовать вкуса еды.

Набожные миснагиды таки много молились и много учились, исполняли много предписаний, много мучились и много плакали. И после всего находились в большом страхе перед ангелами-мучителями, терзающими людей в загробном мире такими страшными муками, которые только можно представить.

Набожный миснагид всегда был мрачен, угрюм и забит: в этом мире он не смел радоваться, будущего мира боялся, а требованиям «Шульхан арух» и книгам других мудрецов всё равно угодить не мог. В вопросах веры он всегда отставал и из-за этого отставания жил в страхе.

А что сказать о миснагидах, не обладавших такой сильно набожной натурой? Те уж конечно страдали от слабости своего иудаизма и жили в постоянном страхе и ужасе перед высшим судом, грозившим страшной расправой за малейший проступок.

Так нёс каждый миснагид бремя своей веры, и даже искры радости в них не было видно. Страдающий народ, оплакивающий изгнание и беды, и кроме того - чей будущий мир, после смерти, обещает ещё большие муки, против которых муки этого мира покажутся каплей в море.

По представлениям миснагидов, еврей необразованный, не способный учиться, уж конечно не может быть достойным евреем. Достойный еврей должен учиться и знать все законы, он вообще должен учиться и учиться. Понятно, что поскольку необразованный не ценится никем, то его презирают, а если он к тому же бедняк, из-за чего следовало бы быть снисходительным к его необразованности - тут уж его сочтут совсем презренным существом. Такой еврей сам чувствует свою униженность, поскольку он просто человек, тогда как другие – ангелы.

На этой низшей ступени постоянно находились ремесленники. Ремесленники происходили от бедных родителей. Бедные родители рано отдавали детей работать. Дети поэтому не могли учиться, оставались необразованными, и к тому же бедняками! У миснагидов ремесленник считался презренным существом. Понятно, что от такого отношения к простому еврею, вынужденному по бедности прервать ученье, у миснагидов сильно развивалось чувство гордости.

И действительно, чувство гордости у миснагидов очень развито. Шутка сказать – уважение! Уваженья добивались всеми средствами. Каждый миснагид имел свою меру ихуса и ихуса ближнего. Ихус был двух родов: по богатству и по учёности. Шло это так: способный лучше учиться или имеющий тысячу рублей считались важнее тех, кто имел сто рублей, а имеющий десять тысяч рублей ценился больше, чем имеющий тысячу, и т.п.

Понятно, что низшая и самая жалкая ступень, в которой находились в шулях и бет-ха-мидрашах бедняки (в конечном счёте позор необразованности падал только на бедняков, а необразованность богача забывалась из-за его денег). С ними стеснялись разговаривать, им выделялись места у дверей, в их сторону не смотрели.

Миснагидам не достаёт также солидарности и миролюбия. Каждый из них – за себя, никто не хочет знать, что делает другой. И поскольку чувство гордости сильно развито, развито также и чувство зависти: не могут у миснагидов примириться ни с богатством ближнего, ни с его положением, ни с его происхождением. И вечно у них война и раздоры и в городских делах, и в частной жизни, и в бет-ха-мидраше.

Бет-ха-мидраш у евреев – единственное место, где собираются вместе. Когда-то люди проводили большую часть времени в бет-ха-мидраше. Три раза в день молились, занимались и просто беседовали, и бет-ха-мидраш был у евреев единственным «клубом». Но у миснагидов принята система, что у каждого есть определённое место, которое он покупает за деньги, и приходя в бет-ха-мидраш молиться, становится на своё место, так называемый «штот». Каждый имеет в бет-ха-мидраше свой «штот», переходящий по наследству к детям. «Штот» – даже важнее, чем положение и происхождение. Миснагид готов себя подвергнуть величайшим лишениям, лишь бы иметь в бет-ха-мидраше место выше, чем у знакомого, или хотя бы не ниже.

Помню, что в мои детские годы в местечках цена места у восточной стены бет-ха-мидраша была такой же высокой, как цена дома. Места эти испортили немало крови миснагидов, и тот, кто когда-нибудь напишет их историю, получит такой материал, который ему скорее напомнит мелочную, уродливую войну, чем что-то, имеющее отношение к вере и к синагоге.

Бедняки, как говорилось, стоят у самой двери. Нет у них места, чтобы сесть, будто бы они какие-то камни, а не люди. И ни один миснагид наверное себя не спросит – хоть на минуту – подобает ли божьему дому, чтоб люди там делились на «чистых» и «нечистых», на богатых и бедных.

Даже при вызовах к Торе играет роль вопрос престижа. Читать вызывают хозяев, но и в вызовах есть свои уровни: быть вызванным третьим и шестым – наиболее почтенно; седьмой, последний и завершающий – чуть пониже, а четвёртый и пятый – ещё ниже. Стоящий у Торы и распределяющий вызовы габай взвешивает престиж каждого хозяина и напряжённо морщит лоб: подходит ли та или иная глава из нашей святой Торы, где каждое слово – сокровище, для того или иного хозяина – как всё это странно! В большинстве случаев, конечно, не подходит, и начинается война и даже драка, и атмосфера миснагидского шуля насыщается ненавистью и завистью.

Приглашений бывает всего до восьми, но среди нескольких сот молящихся в каждом шуле имеется по несколько десятков богачей, крупных домохозяев и «хороших» евреев, желающих непременно быть приглашёнными к Торе. Тогда у миснагидов распределяют стихи из Торы и читают субботнюю главу не по разделам, а по строчкам.

Бедняки почти никогда не приглашаются к Торе. Как евреям, к тому же набожным, причиняет им это, конечно, много боли и огорчения. А отсюда, конечно, проистекает то, что большинство бедняков и ремесленников организуют свои миньяны, где и они удостоятся приглашения к Торе и свободно вздохнут, избавившись от оскорблений, испытываемых ими в шуле и бет-ха-мидрашах.

Итак, в бет-ха-мидрашах у миснагидов нет никакой солидарности и никакой радости. Как на неделе, так и в субботу и в праздник. Каждый миснагид идёт после молитвы домой, поест со своей семьёй и ложится спать. Не поёт, не танцует. Либо молится, либо учится, либо что-то делает, либо ест, либо спит. Чего-то кроме молитвы, ученья, еды и сна, быть не должно. Понятно, что ото всего этого миснагид впадает в страшную сухость, в какую-то пустыню, где радость, экстаз и душевный подъём совсем неизвестны.

Вкратце, недостатки миснагидов следующие: обособленность, отсутствие солидарности, страх перед загробным миром при отсутствии всякого удовольствия в этом, ненависть и подозрительность по отношению к ни в чём не повинным необразованным людям, которые падают только на бедных, так как богатому невежде прощается. Ненависть и подозрительность к бедным вообще, как таковым, гордость, вражда, зависть, раздоры, гордость своим происхождением и вообще – сухость, жизнь без радости, без счастья, без экстаза – всего, что близко сердцу демократических слоёв народа. Естественно, что при таком положении у евреев должен был произойти переворот, возникнуть какая-то новая система, которая таки и возникла.

Возникла она сто семьдесят лет назад вместе с Бааль-Шемом, которому удалось стать отцом переворота. Бааль-Шем действовал по двум пунктам: с одной стороны, он облегчил бремя веры, которое стало невозможно нести, при том, что даже и тот, кто всё соблюдал и всё выносил, не мог быть уверен в будущем мире; с другой стороны, он также старался укрепить еврейство в том смысле, что европейское просвещение, которое тогда уже начало проникать ко всем народам, не повредило бы евреям как народу. Мудрый Бааль-Шем Тов тогда уже понимал значение талмудического выражения, которое он обновил и распространил среди своих последователей: «Тремя вещами спасён Израиль: тем, что не менял своей одежды, языка и имён».

Бааль-Шем Тов также распространил свою систему на Тору, Пророков, Писания и Талмуд.

Прежде всего Бааль-Шем Тов сломал чёрную стену, возведённую миснагидами между еврейством и радостью, между верой и жизнью. Он сказал, что Господь получает удовольствие от радости, от жизни, поэтому даже еда и питьё – тоже богоугодное дело. Коэны, например, должны были вкушать от жертвенного мяса в святом месте, в скинии Завета. Еврей поэтому должен служить Богу с радостью, как сказано в Торе в книге Дварим, Также мы находим у Шмуэля, который сказал Шаулю: (Шмуэль-алеф, 10,5; в русской традиции «Первая книга царств», 10,5): «…встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и впереди них арфа, и тимпан, и свирель, и киннор; и они пророчествуют». Отсюда следует, что пророки не могли пророчествовать, иначе как играя. В книге «Диврей ха-ямим» ( Т.е. Хроники, в русской традиции 1 и 2 книги Паралипоменон) также имеется: когда Давид пожертвовал много золота и серебра для Храма, он сказал в своей молитве: «…и народ Твой, находящийся здесь, с радостью жертвует Тебе» (1-я книга, 29,17), есть и в Псалмах, 43,4; 70,23): «И приду к жертвеннику Божию, к Богу радости, веселия моего, и на кинноре буду славить Тебя, Бог, Бог мой!… Петь будут уста мои, когда восхвалю Тебя, и душа моя, которую выручил Ты» (71,23). Также имеется и в Псалмах, 68,4: «А праведники радоваться будут, ликовать перед Богом и торжествовать в радости». И об этом говорит Мидраш :[Став молиться, пусть будет у тебя на сердце радостно, что ты молишься Господу, которому нет подобного. Ибо это – настоящая радость. На сердце у человека пусть будет весело, ибо божественное присутствие проявляется лишь в радости исполнения заповеди». Большинство приводимых здесь цитат взято из книги Луццато)]. В Псалмах 100,2: “Служите Господу в радости, предстаньте перед ним с пением”. В Псалмах 104,34: “Да благоволит Он к словам моим; радоваться буду я Господу”. В Псалмах, 149,2: “Да радуется Израиль Создателю своему, сыновья Сиона да возликуют о Царе своём”. В Песне песней: “Влеки меня, за тобой побежим . Привёл меня царь в покои свои – возликуем и возрадуемся с тобою” (1,4).

Известный раввин Моше Хаим Луццато, живший ещё до Бешта, писал в своей книге “Путь праведных”, что еврей должен лишь очищать своё сердце перед Богом. Уже в предисловии он говорит: “ Большинство людей считают, что благочестие выражается в частом повторении напевов, в очень длинных исповедях, тяжёлых постах – во всех этих противных разуму вещах. Но настоящее, желаемое и приятное благочестие далеко от этого представления». В главе 18, рассуждая о степени благочестия, он говорит о том, какой причиняется вред духу благочестия в глазах народа и образованных людей, считающих, что благочестие занимается такими глупостями, такими противоречащими здравому смыслу вещами. Им кажется, что всё благочестие заключается в обращении со многими просьбами, в плаче, в поклонах и в абсурдных мучениях, которыми себя стараются до полусмерти изнурить. Нет, не в этом благочестие! И он перечисляет степени добра, которые человек должен достигнуть, при том, что слово “хасид” – высшая степень, выше, чем “цадик”, и проявляется в сердечном веселии, в одушевлении. Как сказано нашими мудрецами, благословенна их память: “Божественное присутствие проявляется не в грусти”.

А Бааль-Шем углубил и расширил мысль о том, что еврей должен служить Господу только с радостью. Не следует человеку предаваться тоске и грусти. Он всегда должен быть радостен и весел, и в этом истинная служба Господу. Кроме того, еврей должен чуждаться всяких дурных свойств, в особенности гордости, которая есть мать всех пороков. Евреи должны жить в мире и согласии. Не должно быть великих и малых – и тогда настанет Спасение.

Но поскольку евреи пока ещё не живут в своей стране и разбросаны по разным странам и городам, следует в каждом месте каждой группе евреев выбрать себе ребе, который бы неоспоримо стоял во главе группы и чьё слово было бы свято для всей группы! Чтобы ему нельзя было противоречить ни на волос. Как говорит Гемара в трактате Рош ха-Шана – Срок), 25 – 72: “Иерубавель в своём поколении – как Моше в своём, Дан в своём поколении – как Аарон в своём, Йифтах в своём поколении – как Шмуэль в своём, откуда – учёный муж, будь он самый простой, назначенный главой общины становится самым могущественным».

Каждая мысль евреев той группы должна быть направлена на этого человека, ему они должны доверять все свои тайны, ему они должны открывать свои беды и радости, свои сердце и душу, и только так может быть у евреев единство и мир. А мир – основа всего.

Понятно, что слова эти точно подходили к иссушенному, тоскливому миснагидскому времени. Были они – как хороший дождь для высохшего поля. И евреи бросились к хасидизму. Та же вера, та же религия, тот же «Шульхан-арух», но полегче: легче жизнь, полегче религиозное бремя – и с радостью, восторгом и экстазом. А главное – все равны, все равны, никакого ихуса!

Не надо теперь себя истязать до смерти, не надо мучиться, наоборот – кушать самые лучшие блюда, пить самое лучшие вина – лишь бы были. Кушая и выпивая лучшие вина, можно так же хорошо служить Богу, как молитвами и ученьем, лишь бы кушать во славу Господа, с весёлым сердцем, с радостью, с удовольствием. Еврей всегда должен быть веселым и бодрым, не должен ощущать себя униженным в своём еврействе, даже если он не учён. Богу можно служить мыслью, чувством, даже стоном.

У миснагидов даже учёные бывают унижены в делах еврейства. Они придерживаются того, что сказал талмудист р. Зеера: «Если первые – сыны ангелов, то мы – сыны человеческие, а если первые – сыны человеческие, то мы – ослы, и не такие ослы, как осёл Ханины бен-Доса и р. Пинхаса Бен-Яира, а просто ослы».

По системе же Бааль-Шема, евреи – очень важный народ, и, в сущности, не нужно никакой гениальности и необыкновенной одарённости. Есть они – конечно хорошо, а нет – тоже не беда. Все евреи могут быть праведниками –неучёные так же, как и учёные, довольно и доброго сердца. Миснагиды держались высказывания: «Неучёный не может быть благочестивым». Это неправильно. Необразованный человек с добрым сердцем может быть лучшим евреем, более благочестивым, чем величайший знаток Ученья.

Как сказано, евреи бросились к хасидизму. Для простого еврея хасидизм был истинным счастьем - акции его сейчас чрезвычайно поднялись. Кроме того, раньше в бет-ха-мидраше он не был человек – ни для себя, и ни для других. А тут, в хасидском штибле, как называли хасидский бет-ха-мидраш, он – на равных с самым большим знатоком. Также и бедняки – на равных с самыми богатыми. Учёные миснагиды, которых хасидизм также радовал тем, что освобождал от тоски, становились шумными, живыми и глубоко думающими, на что прежде они были неспособны. Для них также открывалась новая сфера - мистики и кабалы, как поэзия выпивки, когда пьёшь хорошее вино. И всех привлекал и притягивал хасидизм своей атмосферой свободы. Миснагид всегда озабочен. К празднику он должен справить себе новую одежду, так как в бет-ха-мидраше очень смотрят на одежду. Не имея новой одежды, он стыдится того, кто ходит хорошо одетый. У хасидов забота об одежде совсем исчезла, как заботы вообще. Там, в хасидском штибле, красивые вещи не играют никакой роли. Никто не смотрит, в каком кафтане ходит тот или иной хасид. Все равны.

В хасидском штибле никто не владеет никаким местом, вообще нет никаких мест, каждый молится, где хочет, и вообще, у хасидов не стоят на одном месте во время молитвы, крутятся, кидаются – темперамент не даёт стоять, нужно двигаться. Хасиды таки расхаживают во время молитвы. Постоят у восточной стороны, потом у двери, потом с южной стороны, с северной – одним словом, крутятся.

Также они не заботятся об общей молитве: одни читают «Благословен Тот, Кто лишь молвил», другие – «Хвала…», те – «восемнадцать благословений», а тот курит трубку. Курить у них – тоже мицва. А там в углу – собрались несколько хасидов. У одного - бутылка водки с рюмкой, он пьёт «ле-хаим» со всей кампанией евреев. Те уже помолились ещё раньше остальных. Коцкие хасиды могут пить «ле-хаим» даже ещё до молитвы, подходит, напевая, ещё один, несколько мальчиков ему подпевают – стоит веселье.

Гордость у хасидов вообще отсутствует, словно её вообще нет в мире. Все равны, бедные с богатыми, необразованные с учёными, молодые со взрослыми. Большинство друг с другом «на ты», терпеть не могут «выканья». «Выканье» для них – вроде анти-хасидизма.

Лишь тот, кто может хорошо, с рвением говорить, имеет приятный, душевный голос, будет высоко цениться у хасидов. Также и тот, кто имеет в себе много веселья, может выпить и станцевать, будет сильно любим. И если он пожелает танцевать, то потянет за собой хасидов, и они откликнутся. Он может быть молодым, бедным или совсем простым человеком – неважно. Он потянет за собой самого большого богача, самого большого знатока, старейшего старика, и будут танцевать даже и в будний день. А если ленится иной раз старый богач, что фактически бывает редко, его похлопают по плечу и потянут за бороду, пока он не затанцует. Также он должен выпить, а уж опьянев, затанцует на чём свет стоит.

У хасидов – всегда праздник, всегда веселье. Если у кого-то йорцайт, хасидам в штибле с него уже причитается водка. Если он бедняк – водку ему дают богачи. А если йорцайт у богача – он должен обеспечить водки побольше, общество пьёт после молитвы - и идёт веселье. По сути, у них каждый день – вроде праздника. Тут - йорцайт у раввина, устраивают трапезу и пьют, едят и поют; там – гость, и снова то же; а тут просто захотелось кому-то покутить – и т.д.

В субботу перед слихот, когда все миснагиды впадают в самый большой мрак, готовясь к Йом-Киппуру, когда в бет-ха-мидрашах читается в сумерках со стенаниями «Ле-менацеах», тут, в хасидском штибле, царит истинное веселье. В те же субботние сумерки у хасидов допоздна поют, ещё позже, чем каждую субботу, а на исходе субботы варят крупник с мясом, приносят водку и пиво (крупник варят в хасидском штибле или у соседа), и разные песнопения слышатся весь вечер до глубокой ночи. Тогда все хасиды снова собираются, коротко и с подъёмом читают слихот, и через полчаса уже с ними кончают. Потом накрывают на стол. Если крупник готов – идут кушать, а если нет – поют и от души танцуют. И так кутят до рассвета. Ночью договариваются ехать к ребе, решают, сколько надо фур, и т.п. Бедные присоседились к богатым. Каждый бедняк придерживается какого-то богача для поездки. И интересно – бедняк выбирает богача, а не богач – бедняка. И если бедняк выбрал, скажем, Хаима, то Хаим не может ему отказать. Напротив, богач его похлопает ещё по спине, бедняк даст сдачи, и все посмеются. К большему богачу прибьются двое бедных хасидов, а к ещё большему – трое, четверо. Мой отец имел «своих» хасиделех: Аврама, Гирша и Мотеле, ездивших с ним вместе каждую Рош-ха-Шана к ребе.

К ребе на Рош-ха-Шана ездило больше трети хасидов. А остальные, кто не ездил, приходили проводить отъезжавших. Давали листочки с просьбами к ребе, в которых тот или иной обращался к Господу.

А как хасиды жили весь год я, думается, описал в соответствующих местах своих воспоминаний.

Как я уже сказал, хасидизм подошёл для всех частей и классов народа: для бедного и богатого, для неучёного и учёного, для старого и молодого. Богатым хасидом быть – завидная доля, лучше, чем самым большим богачом из миснагидов. И не только в глазах евреев – богатый и набожный христианин конечно, не знал удовольствий, которые были уделом богатого хасида. У последнего дом полон пенья, экстаза и большой радости.

Только я хасидом стать не смог. Не лежала моя душа к хасидизму. Прежде всего меня отталкивал от хасидизма вопрос насчёт ребе, страшно чуждого характеру миснагида. Ребе самого по себе ещё можно выдержать. Но суматоха вокруг, его невероятное значение и то, что должность ребе передаётся по наследству, как у царей – отталкивало совершенно. Я ни в коем случае не мог поверить, что должен быть человек, да ещё не выбранный, а наследованный, которому было бы можно высказать то, что есть на сердце, доверить все ошибки, происходящие от природы или привычки. И чтобы этот человек тебя научил, как усовершенствоваться, победить свою дурную природу, дурные привычки и т.п. И его послушаться.

От хасидизма меня в юности также оттолкнуло то, что я много видел у бедных хасидов, как плохо живут их жёны. Мужья, хасиды, были всегда веселы и бодры, ели, пили, танцевали и пели вместе с другими хасидами, а их жёны и дети сидели дома в холоде и голоде.

Бывало, что рабочий-хасид зарабатывал всего десять злотых или два рубля в неделю. Они мыли бараньи кожи зимой в реке, а их жёны и дети терпели голод и холод. Но мужчины после работы шли в штибль, веселились, кутили и пели и, как видно, мало сокрушались о том, что жена и дети сидят в холодной квартире голодные.

Мне это портило радость. Психологически можно нищего понять: что за польза от того, что и он будет сидеть дома с тоскующей женой и с детьми? Что, он их этим согреет, развеселит? Но на меня это сильно влияло, и мне больше нравились хмурые миснагиды, которые не радуются, не танцуют и не поют, зато больше находятся со своими жёнами и детьми, неся на себе тяжкое бремя содержания семьи.

Против хасидов я имел, естественно, также и теоретические аргументы, как я уже писал, но тут важно упомянуть практическую сторону, из-за которой я, как видно, в особенности не мог согласиться с системой. И вот ещё что: надо было уметь забыть о реальной жизни и полностью предаться пению и беззаботности. Я этого не умел, и из меня никакой хасид получиться не мог.

Ещё один недостаток хасидизма я должен упомянуть, который на меня тогда плохо повлиял. У хасидов не может появиться больших учёных. Способный хасидский мальчик с хорошей головкой – пропадёт. Он не учится, тратит время впустую, и это очень удручало.

Зато миснагидские дети много занимались, действительно много знали, и с ними много возились. Миснагидский мальчик трудился. И мне тоже хотелось трудиться и знать. И так я совсем отдалился от хасидизма…