44

Легкая вибрация стен заставила охранников переглянуться. Сержант Глазго прислушался к затихающему гулу и взялся за телефон, однако ответили ему не сразу.

– Это дежурный смены сержант Глазго. Мы услышали какой-то гул, сэр… Что? Да, сэр. Понятно.

Сержант положил трубку и посмотрел на четверых солдат своей смены.

– Кто-то обстрелял хранилище из орудия, – сказал он.

– Вот это ни хрена себе, – отозвался рядовой Фрай Гольдинг.

– Вокруг пустыня, откуда здесь взяться орудию? – удивился старый солдат Рейнбоу. – Разве что с воздуха. А я думал, над таким объектом и воробей не пролетит… – И Рейнбоу покачал головой.

– Фрай, послушай стенку еще раз, – приказал сержант.

Солдат неохотно поднялся и подошел к бронированной перегородке. Затем приложил ухо к холодной поверхности и замер, ловя еле заметные скрипы – словно какая-то большая масса наваливалась на перегородки.

«Скрип-скрип, хр-р-р» – и тишина. Гольдинг чувствовал, как под действием могучей силы металл напрягался, но давление пока сдерживал.

Иногда скрип прекращался, и тогда Гольдинг слышал шаги по коридору. То медленные, то, наоборот, быстрые. Как будто кто-то играл в коридоре в футбол.

Однако никаких шагов там не должно было быть. Коридор был перегорожен десятком бронированных плит, и никто не мог так запросто по нему гулять.

– Ну что, ходят? – спросил сержант.

– Да, сэр, шаги я слышу отчетливо, – кивнул Гольдинг.

Рейнбоу поднялся со своего места и, подойдя к перегородке, сказал:

– Ну-ка, парень, отойди в сторонку, а то, может, ты бредишь. – Рейнбоу поставил автомат к стене, пригладил усы и осторожно приложился ухом к металлу.

Все замерли и даже перестали дышать, надеясь, что старый солдат развеет все опасения. Однако Рейнбоу сказал:

– Нет, братцы, он не бредит. Действительно слышны шаги.

– А может, им удалось поднять перегородки в коридоре? – предположил белобрысый Сааринен.

– Как это можно сделать? Каждая из них весит по десять тонн, да еще закрывается на четыре ступора, – возразил сержант. – Скорее всего, это галлюцинации.

– У всех, что ли? – спросил Рейнбоу.

– Конечно, у всех. Вот я, например, какую-то тошноту чувствую, а раньше у меня такого никогда не было.

– Вот-вот, и у меня тоже! – вмешался в разговор Франц Беккер.

– Тоже тошнит?

– Нет, мочевой пузырь так и режет, так и режет. – И Франц дотронулся до живота. – Вот и теперь. Пойду схожу в туалет.

Когда Беккер вышел, Сааринен пояснил:

– У нас пиво испортилось – половина коробки. Хотели выбросить, а Франц забрал коробку и все выпил…

– Ну тогда все ясно, – кивнул Рейнбоу. – Вот он, бедняга, и бегает… Эй, Фрай, ты чего там опять услышал? – спросил Рейнбоу, видя, что Гольдинг снова припал ухом к двери.

– Мне кажется, что я слышу голос Ширака, – сказал Гольдинг. Он стоял и слушал, а чей-то голос продолжал нашептывать: «Фрай, я курить хочу… Фрай, дай закурить… Фрай…»

Голос журчал, как вода, наполняя Гольдинга сонливостью и полной апатией. Фрай отчетливо представлял Ширака, который стоял по ту сторону бронированной стены и просил сигарету. Неожиданно он почувствовал непреодолимое желание помочь другу – только как? Бронированные перегородки поднять было невозможно – Гольдинг знал это наверняка.

– Я не могу поднять эту стену, Ширак, – сказал Гольдинг.

– Эй, да он свихнулся, – произнес кто-то из солдат.

«Я сам открою… Сам выйду…» – прошептал голос, и Фрай Гольдинг ему сразу поверил. Воображение нарисовало ему яркое пламя текущего металла и фейерверк огненных брызг.

Вот вспыхивает изоляция и оплывают провода, металл смешивается, шипит, а внизу, возле стены бетонного саркофага, бегают люди. Они кричат, размахивают руками и указывают пальцами на вонзившийся в бетон снаряд. Если бы он не пролежал без дела столько лет, он рванул бы яростным огнем, оставив на стене воронку. Однако сейчас он только тлел, словно отсыревший бенгальский огонь, и этого тления хватало, чтобы расплавить металл.

Гольдинга повалили на пол, но он не сопротивлялся. Его били по щекам и кричали: «Фрай! Приходи в себя, сукин сын! Фрай!..» Но он ничего не слышал, поскольку все его сознание было занято только одной яркой картиной, где дорожки расплавленного металла медленно, но верно текли в одну точку. Секунда, две, три – и они соединились…