Отец мой, у меня появился новый союзник. Я был прав: Мишель Монтур действительно выкрала зеленую папку у меня из дома, а потом бессовестно лгала и разговаривала со мной сквозь зубы, когда тем вечером я попытался припереть ее к стенке.

Но это еще не конец сказки. По всей видимости, Мишель велела сыну сторожить исповедь Нарсиса, но в тот же вечер злополучная папка неким образом из его комнаты исчезла. Мишель, естественно, подозревает меня – словно я мог одновременно и разговаривать с ней на пороге ее дома, и шарить наверху в комнате Янника, куда забрался, видимо, в окно и выкрал украденную ею папку, – а потому и послала сына выведать, где папка может теперь находиться.

Но у Янника имеется одна слабость, которой я с удовольствием не преминул воспользоваться. Он стал моим за кусок шоколадного торта – хотя, если честно, это был далеко не один кусок, но наше знакомство стоило каждого потраченного на угощение сантима. К концу беседы он успел слопать четыре mendiants, два ломтя баварского торта и целый пакет шоколадных яиц в хрустящей сахарной скорлупе, раскрашенных так искусно, что их было не отличить от настоящих яиц воробья-завирушки, после чего он пообещал, что первым делом сообщит мне – именно мне, а не своей матери! – где находится та зеленая папка, если, конечно, сумеет ее отыскать.

Он что-то знает. Я в этом уверен. Впрочем, рассказ его мне показался правдивым. Видимо, это максимум той правды, которую он может себе позволить. За долгие годы, проведенные на посту священника, я научился неплохо отличать откровенную ложь от лжи частичной. Просто Янник еще недостаточно мне доверяет и не готов поделиться со мной своими подозрениями. Но это пока что. Хотя его дружба с Розетт означает, что он горит желанием ей помочь, а я – да простит меня Господь! – достаточно хитер и попытаюсь этой его слабостью воспользоваться.

– Твоя мать считает, что с помощью содержимого зеленой папки ей удастся опротестовать завещание Нарсиса, – сказал я. – А если она сумеет доказать, что в момент составления завещания ее отец страдал душевным расстройством, попросту говоря, был не в своем уме, тогда она, пожалуй, попытается отменить и его решение оставить дубовый лес Розетт Роше.

Янник осторожно на меня глянул, уплетая очередной кусок баварского пирога.

– Это действительно очень вкусно, – похвалил он. – А мама совсем не разрешает мне есть торты и пирожные.

– Ну, один-то кусок особого вреда никому не принесет, – утешил его я.

– Но ведь мне всегда есть хочется! Мама говорит, таким уж я уродился. Ем и ем без конца, но никогда не чувствую себя сытым. Хотелось бы мне научиться так же строго соблюдать пост, как это делаете вы.

Я улыбнулся.

– Моя способность поститься несколько преувеличена. Вианн Роше, например, могла бы рассказать тебе парочку интересных историй на сей счет.

Но Вианн Роше сегодня, похоже, никакого интереса к разговорам не проявляла. И, честно говоря, выглядела весьма озабоченной; Розетт дома не было – скорее всего, она исследовала свои новые владения. Янник, похоже, был несколько разочарован ее отсутствием, но все же остался в chocolaterie, соблазненный шоколадом и пирогами. Он ел осторожно, маленькими кусочками, низко наклонив лицо, наполовину скрытое длинной, свисающей на глаза прядью волос.

В глаза мне он старался не смотреть и вообще почти не отрывал взгляда от тарелки, однако мое первое впечатление о нем – мне он тогда показался несколько заторможенным – существенно изменилось; я понял, что мальчик просто немного неуклюж и совершенно непривычен к разговорам со взрослыми людьми. Правда, я и сам не очень-то умел устанавливать с детьми дружеские отношения. Но сегодня мне повезло: я неожиданно обрел помощницу в лице Майи Маджуби, которая явилась в chocolaterie во главе целого отряда ребятни с того берега реки, из Маро.

Я заметил их, когда они были еще на той стороне площади – заглядывали сквозь стеклянную витрину в тату-салон, а затем двинулись в сторону chocolaterie. Майя, самая младшая, шла впереди, а следом тащились еще два мальчика лет двенадцати-тринадцати и девочка примерно того же возраста, одетая в хиджаб. На Майе, разумеется, никакого хиджаба не было; на ней было веселенькое яркое платьице в зеленых и оранжевых тонах.

– Месье кюре! – закричала она, заметив, что мы с Янником сидим за столиком возле двери. – А я думала, что священники шоколад не едят!

Я улыбнулся и объяснил, что иногда это делают даже священники, хотя сам я предпочитаю так сильно не грешить, особенно во время Великого поста.

Она засмеялась и с любопытством уставилась на Янника, которому стало явно не по себе: по-моему, он боялся, что и его мать может в любой момент сюда войти.

– Меня зовут Майя, – церемонно представилась девочка.

Янник совсем встревожился, и мне пришлось пояснить:

– Майя – подруга Розетт.

– Я тоже ее друг, – сказал Янник.

– А я знаю: ты Янник Монтур! – выпалила Майя. – Я слышала о тебе от моей Оми.

После этих слов тревога Янника не только ничуть не уменьшилась, а, напротив, усилилась. И он осторожно, тихим голосом спросил:

– Это кто?

– Оми! Она всегда все знает, – засмеялась Майя. – Она прямо как Йода. – И меня в очередной раз поразило, до чего уверенно и естественно держится эта девочка. Янник, большой и неуклюжий, с маленькими настороженно-испуганными глазками, выглядел сейчас менее взрослым, чем Майя, которая была наверняка лет на пять моложе, чем он.

– Моя Оми говорит, что твои родители хотят отнять у Розетт ее лес и продать дубы на пиломатериалы. Это правда?

Янник опасливо пожал плечами, словно говоря: Кто же может знать, что взбредет в голову моей матери?

– Но ведь ты же не позволишь им это сделать, правда? – Майя заглянула ему в глаза. – Моя Оми говорит, что они очень жадные. Нарсис оставил этот лес Розетт, и они не имеют никакого права его у нее отнимать.

Янник искоса глянул на меня, ища подсказки. Я слегка улыбнулся ему и сказал:

– Завещание было официально оформлено, и я как душеприказчик Нарсиса отвечаю за то, чтобы все было исполнено согласно его воле. Не беспокойся, Майя. Ни у кого нет абсолютно никаких шансов отнять у Розетт ее лес.

И тут я снова вспомнил о зеленой папке. До сих пор я думал о ней исключительно в собственных интересах, стремясь защитить себя самого. Но если Мишель Монтур действительно рассчитывает с помощью исповеди Нарсиса опротестовать завещание, тогда пострадают и Розетт с Вианн…

Тогда ее тем более отыскать совершенно необходимо! Вот и заставь своего нового ученика потрудиться, раздался у меня в ушах знакомый голос.

Но будет ли любви Янника к сладкой выпечке достаточно, чтобы он смог противостоять сильному характеру матери? И потом, правильно ли я поступаю, используя его слабость?

Майя с воодушевлением закивала, глядя на меня; значит, с ее стороны по крайней мере, вопрос о наследстве Розетт был закрыт.

– Ты бы как-нибудь зашел в наш магазин, – пригласила она Янника. – Я умею готовить очень вкусные самосы. Даже месье кюре сказал, что они лучшие из всех, какие он пробовал. А моя мама печет кокосовые «макарунз» и просто замечательные «бхайиз». Зашел бы к нам да попробовал!

Янник застенчиво улыбнулся.

– Спасибо, может, и зайду.

Один из мальчиков, его звали Николя, вдруг спросил, возбужденно сияя глазами:

– А правда, будто в старом цветочном магазине тату-салон открылся?

– Ну, тебе-то рано даже мечтать об этом, – сказал я. – Все вы еще слишком малы, чтобы делать себе тату.

Дети тут же загалдели – то ли от возбуждения, то ли от возмущения, – а Майя сказала:

– Та дама говорит, что тату – это haram. Но мы все равно можем туда приходить и беседовать с ней, если у нее нет клиента.

– Ты с ней разговаривала? – удивился я.

– Она к нам в магазин заходила. Мне она нравится. Ее Моргана зовут.

Не могу сказать, что я в восторге от подобных посиделок детей в тату-салоне. Да и родителям их вряд ли понравилось бы, если б они узнали, что дети там крутятся. Все-таки есть в этом салоне нечто неприятное, некая особая, таинственная замкнутость, ощущение чего-то темного – несмотря на обилие зеркал, ярких цветов и светильников. А может, такое ощущение возникает только у тех, кто чувствует себя виновным? Может, эта кажущаяся тьма вообще связана лично со мной?

Я заметил, что за стойкой появилась Вианн Роше. Пока в магазин не вошли дети, она возилась где-то в заднем помещении, но сейчас стала внимательно прислушиваться к нашему разговору. Уж не имя ли Морганы Дюбуа привлекло ее внимание? Или же дело в чем-то ином? Однако я чувствовал, что ей не по себе.

– Ну, Майя, что ты будешь покупать сегодня? – спросила она, как всегда дружелюбно, но мне – я все-таки знаю ее уже много лет – показалось, что чего-то в ее голосе не хватает. – У меня есть пряничные замки с кардамоном, и mendiants, и кокосовые трюфели, и хрустящие хлебцы с зеленым миндалем. А может, ты предпочтешь cornet-surprise – это целый пакет с разным шоколадом: пасхальными яйцами, цыплятами, кроликами, уточками, а также с маленьким подарочком для каждого?

Дети решили разделить один cornet. Вианн вручила им упакованное лакомство, и они высыпали на площадь, возбужденно болтая.

– Мне тоже пора идти, – спохватился Янник. – Спасибо за шоколад, месье кюре.

Я улыбнулся и напомнил:

– Надеюсь, наш договор остается в силе? Ты сразу же мне сообщишь, как только… как только сам что-нибудь узнаешь.

Он кивнул.

– Ну и прекрасно. Спасибо за компанию, Янник. Наде-юсь, мы с тобой скоро снова увидимся.

– Да, – поддержала меня Вианн, – ты обязательно к нам заходи. Розетт очень расстроится, что сегодня вы с ней разминулись.