III
Мир Петры

14

Кондиционер был сломан, и в гостиничном номере на пятом этаже стояла удушающая жара. Широко открытое окно не спасало. Очередной душный, изнуряющий день. В центре комнаты, на полу, обнаженная женщина делала упражнения на растяжку. Ее кожа блестела бисеринками пота, разум был сосредоточен на дыхании. На тумбочке, рядом со стаканом воды, лежали часы. Она взглянула на них.

Закончив упражнения, на минуту закрыла глаза, в большей степени ощущая жар внутри тела, нежели тот, что царил снаружи. Ее короткие густые волосы были темными; пропитанные по́том, они казались почти черными. В открытое окно доносилась какофония транспорта – вой сирен, рокот моторов, гудение клаксонов. Ее ноздри вдыхали удушливый запах выхлопных газов, вносивших свою лепту в постоянную горчичную дымку, что висела над городом. Встав с пола, она поймала свое отражение в зеркале. Рельефные мускулы и сухожилия – человеческие кабели – двигались под кожей, словно живые. Она с удовлетворением отметила отсутствие жира. От нее в буквальном смысле исходила животная сила.

В полдесятого утра температура подобралась к отметке плюс тридцать пять градусов, неуклонно приближаясь к максимуму предыдущего дня – сорока градусам. Влажность была почти стопроцентной. В Бразилии – в Рио-де-Жанейро – приход зимы обычно бывает ознаменован сильной жарой.

* * *

Синее с желтым такси петляло по дороге, то и дело выскакивая из-под носа других автомобилей. Казалось, что каждый водитель в Рио воображал себя Айртоном Сенной, хотя все вели машины как пьяные. Сидя на потрескавшемся заднем сиденье, Петра Рейтер смотрела в окно на залив Гуанабара и пыталась не обращать внимания на моторизованный хаос вокруг нее. Они миновали Сантос-Дюмон, городской аэропорт. Вчера, когда Петра была на вершине Сахарная Голова, она наблюдала за тем, как самолеты взмывают оттуда в небо. Она видела, как солнце садится за горы, как в сумерках мерцают пляжные огни; видела статую Иисуса Христа на вершине Корковадо, его силуэт на фоне кровавого неба. Вчера она была американской туристкой.

В конце пляжа Фламенго такси свернуло в Сентро, финансовый и торговый район Рио. Петра велела водителю остановиться на авениде Президента Антонио Карлоса. Оттуда до улицы Араужо де Порто-Алегре было всего несколько минут ходьбы. Если проезжая часть была забита машинами, то тротуары – людьми. Тут были потные бизнесмены в легких костюмах, продавцы еды в киосках на каждом углу, мальчишки – чистильщики обуви, предлагающие свои услуги, потеющие полицейские с нависшим над ремнем брюхом и пистолетом на боку, девушки, поштучно продающие сигареты или пластинки жевательной резинки. Знойный воздух мерзко провонял дизелем.

В офисном здании расположились представительства пятнадцати различных компаний. Петра на медленном лифте поднялась на шестой этаж. В лобби фирмы «Боа Виста Интернасиональ» стоял едва ли не мороз, этакая машинная разновидность мачизма – наверное, только в Бразилии кондиционер считает необходимым доказать свою мужественность. Петра спросила Эдуардо Монтейру. Вскоре ее провели в просторный офис с тонированным стеклом, образующим заднюю стену. Она могла заглянуть в дряхлеющие офисные здания на другой стороне улицы. Человек, который вошел в комнату через минуту, был невысокого роста и как будто засушен – его кожа походила на коричневую оберточную бумагу. А еще у него был крючковатый, как у орла, нос – этакая идеальная подставка для маленьких очков в проволочной оправе. Бежевый костюм был весь в складках, как и его лоб. Петра спросила, не сеньор ли он Монтейру.

Незнакомец улыбнулся и покачал головой:

– Нет. Сеньор Монтейру сейчас занят. Он просил меня побеседовать с вами от его имени.

– А где Марин?

– Его нет в городе. Он в своем доме в Бузиосе с семьей и друзьями.

– Я приехала сюда, поскольку мне была обещана встреча.

– Если его все удовлетворит, так и будет. У него есть вертолет, который перенесет его в город. Но только при необходимости. Вот почему он и сеньор Монтейру поручили мне поговорить с вами.

– И кто вы?

– Мое имя Феррейра. – Крючконосый коротышка сел за стол перед окном. – Не желаете кафезиньо?

Петра покачала головой.

– Кола? Минеральная вода?

– Ничего не надо. Спасибо.

Она села напротив Феррейры

– Надеюсь, – сказал тот, – вы поймете осторожность сеньора Марина. Он не знал, что имеет дело с вами. И у него нет желания закончить, как Леманс.

– Лионель Леманс умер от остановки сердца.

– Мы тоже это слышали. Но в нашем мире ни в чем нельзя быть уверенным.

– Можете поинтересоваться у его врача. Для человека со слабым сердцем он почти не заботился о себе. Слишком много жирной пищи, слишком много мальчиков – рано или поздно если не первое, то второе сделали бы свое дело. В конце концов его свел в могилу пятнадцатилетний грек, а вовсе не фуа-гра.

Феррейра пожал плечами:

– Почему вы настаивали на том, чтобы приехать сюда? Вы могли бы подождать, пока сеньор Марин вернется в Европу.

– У меня график. Я думала, Леманс объяснил это вам.

– Нет. Об этом не было сказано ни слова.

Петра знала: ее собеседник лжет.

– Поэтому теперь об этом говорю я.

– Он говорил о поставке через два-три месяца. Причин для спешки нет. По крайней мере, у нас.

– Но мне нужны гарантии. И я нуждаюсь в них сейчас. Так что, если есть проблема, у меня еще есть время обратиться в другое место.

– И ради этого вы вышли из тени?

Петра нахмурилась:

– Я бы советовала вам не пытаться угадать мои мотивы.

Феррейра выдавил улыбку:

– Разумеется. Тоже верно.

– Отлично. Тогда давайте сделаем это.

– Сегодня?

– Сейчас.

– Прямо сейчас?

– Я поняла, что смогу проверить все, что было в заказе. Леманс поступил бы точно так же, будь он сейчас здесь.

* * *

Уникальная возможность, которую Александер никак не мог упустить, родилась благодаря двум отдельным событиям, одно из которых было спланировано, а второе стало просто удачей. В первом случае к успеху привел строгий расчет; второй инцидент случился в течение шестидесяти часов после первого.

В 1967 году, в возрасте двадцати одного года, Лионель Леманс дезертировал из бельгийской армии и стал наемником в надежде встретить сиамских близнецов – деньги и вооруженные конфликты – в Заире, Анголе, Эфиопии, Сомали и Чаде. Однако к 1987 году он устал проливать кровь – и чужую, и свою собственную. Список ранений удлинялся, выносливость ослабевала, аппетит к войне постепенно уступил место другому – аппетиту к красивой жизни. Не желая больше ограничиваться шлюхами и барами зачуханных африканских городишек, Леманс решил отказаться от кровавой стороны военного бизнеса ради более мягкой, финансовой. Используя контакты, которыми он обзавелся более чем за два десятка лет, бельгиец занялся торговлей оружием. В отличие от Густаво Марина, бразильца, с которым он познакомился в 1994 году, у Леманса не было прямых контактов с производителями. Все его источники были покупателями. Марин, со своей стороны, знал всех и за хорошую цену играл роль кого угодно; поставщика, получателя, отправителя конечному покупателю, посредника, гаранта. Поговаривали, что даже производителя.

Леманс вернулся в родной город, Брюссель, где взялся заключать сделки, выдавая себя за посредника и забирая себе долю от всего, что проходило через его руки. Постепенно создав себе репутацию, он расширил деятельность за пределы Бельгии, но именно в Брюсселе судьба свела его с Григорием Исмаиловым. Исмаилов был грузином и служил в Советской Армии на протяжении всей ее обреченной кампании в Афганистане. После отступления из Кабула он был демобилизован и вскоре стал преступником. Убийство – единственная профессия, которой обучил его афганский опыт. Какое-то время Исмаилов подвизался в преступных группировках в Свердловске и Перми на Урале, а в 1994 году вернулся в родную Грузию.

В Тбилиси он сделал себе имя человека, для которого не существовало понятия «грязная работа» – при условии, что ему платили за это хорошие деньги. В 1996 году он начал время от времени выполнять задания орудовавших в Москве чеченских бандитов, желавших анонимно мстить русским за их зверства в Грозном. Не имея ни семьи, ни совести, которые могли бы его остановить, Исмаилов был идеальной кандидатурой для выполнения таких заданий. Большинство их сводились к убийствам – полицейских, политиков, журналистов, – но, постепенно войдя в доверие к заказчикам, Исмаилов пошел «на повышение». Ему была доверена масштабная программа террора. Что привело его в Брюссель и в конечном счете привлекло внимание к его фигуре со стороны Александера в Лондоне. Леманс находился под колпаком у людей из Маджента-Хаус по причине его связей с Густаво Марином. Марин тоже был под наблюдением, ибо, как известно, имел связи с Марком Серра, французом, подозреваемым в ведении бизнеса от имени Халила.

Когда Григорий Исмаилов явился к Лионелю Лемансу со списком «особых просьб», тот обратился к Марину, так как знал: тот в лепешку разобьется, но достанет любое оружие. Как только линия связи была установлена, Александер смог проследить заказ до его источника. В то время Исмаилов планировал «домашнюю» – то есть чисто российскую – кампанию терактов против учреждений «Аэрофлота». Ведь, как гласила местная шутка, учитывая их никуда не годную систему безопасности, какой смысл подкладывать бомбы в их самолеты?

Но Александера тревожило не столько предполагаемое нападение на «Аэрофлот», сколько новая программа убийства, которую также планировал Исмаилов. Три человека в списке, составленном чеченцами, находились в Лондоне; в их числе был и сам российский посол. Именно это соображение побудило Александера санкционировать казнь Исмаилова. В исполнение ее привел оперативник из Маджента-Хаус, чей визит в Грозный совпал с приездом в столицу Чечни Исмаилова для встречи с работодателями. Оперативник использовал автомобильную бомбу, приводимую в действие ртутным выключателем. Взрыв унес жизнь Исмаилова и его водителя-чеченца. Как и следовало ожидать, вина за убийства была возложена на соперничающую чеченскую банду. Кровопролитное возмездие не заставило себя ждать. В свою очередь, это привело к хаосу и путанице, в которых потерялись все следы реального преступника.

Это был первый случай. Вторым был сердечный приступ, ставший причиной смерти Лионеля Леманса. Тот узнал о смерти Исмаилова через шесть часов после того, как это случилось. Пытаясь разорвать заключенную Исмаиловым сделку, Леманс попробовал связаться с Марином, но потерпел неудачу. Бразилец тогда находился на своей яхте и нарочно оборвал всю связь с внешним миром. Неизменно сентиментальный, когда дело касалось его семьи, Марин не терпел никакого вмешательства извне, когда был вместе с ними. Удрученный Леманс утешал себя тем, что сделке все еще можно дать задний ход и что предстоящие выходные будут не без греческих удовольствий. Увы, в воскресенье вечером Леманс лежал мертвый на полу спальни. Остановка сердца была единственным признаком того, что оно у него когда-либо было.

Внезапно Александер увидел замечательную возможность. Ему было известно: в том, что касалось Марина, сделка была заключена между ним и Лемансом; то, кому именно предназначался заказ, касалось только бельгийца, равно как и размер его комиссионных. Александер также знал, что Леманс работал один. Вероятность того, что кто-либо другой был в курсе его сделки с Исмаиловым, была минимальной. Когда Марин узнал о смерти Леманса, он наверняка начал поиски того, кто выступит в качестве наследника этой сделки. Либо так, либо ему придется отказаться от нее и понести убыток.

По своей природе Александер был человек осторожный. Операция, которую он курировал, была небольшой, но у него никогда не возникало желания ее расширить. Своих оперативников он пускал в дело лишь в крайнем случае, да и то с большой неохотой. Что касается Петры, то она была для него постоянной головной болью.

Начать с того, что ее ему навязали. Будучи вынужден принять Петру, он воспринимал ее как расходный материал и не хотел готовить на роль ассасина, поэтому решил сделать из нее тайного оперативника. К сожалению, это не входило в задачи организации и стало для него еще одним источником головной боли. Теперь же он столкнулся с самой серьезной дилеммой. После ликвидации Исмаилова и смерти Леманса возникло пространство, которое могла бы заполнить Петра, но окно возможностей наверняка будет ограниченно. Марин не станет ждать. Если только он найдет кого-то, кто взял бы на себя эту сделку, то просто откажется от нее. Петра же еще не завершила курс подготовки.

В иных обстоятельствах Александер не стал бы цепляться за этот момент. Будь на то его воля, она провела бы еще один год – возможно, дольше, – переезжая из города в город, следуя разработанным им схемам и как бы невзначай демонстрируя себя избранным зрителям. Но в данном случае возник шанс внедриться во внутренний круг Густаво Марина и, возможно, выстроить прямую линию к Марку Серра. Эти двое доверяли друг другу так же, как Марин доверял Лемансу. Появилась возможность втереться в доверие, прикрываясь именем Леманса, чего никак нельзя было добиться со стороны. В конце концов именно это соображение и перевесило серьезные опасения по поводу готовности Петры.

Из Лондона, через Брюссель, Александер под личиной Петры вошел в контакт с Марином и тем самым раскрыл ее личность, что гарантировало интерес к ней бразильца. Последнему было сказано, что теперь именно она держит в своих руках другой конец его сделки с Лемансом. Марину дали понять, что Петра якобы желает как можно скорее завершить их бизнес и, по причине собственных обстоятельств, готова встретиться с ним лично в Бразилии. Александер считал, что этого стимула будет достаточно – имя Петры Рейтер было известно, в отличие от ее лица, – и оказался прав. Марин согласился встретиться с ней в Рио-де-Жанейро и завершить не доведенную до конца сделку.

Функция Петры была предельно ясна: прилететь в Бразилию и договориться с Марином о цене. Затем снова вернуться домой. Александер позаботится обо всем остальном. Главное – завязать отношения с бразильцем. Затем, исходя из них, разработать подход к Марку Серра.

Физически Петра пребывала в лучшей своей форме; сила и выносливость дополнялись владением приемов самообороны, которым научил ее Иэн Бойд. Психологически она тоже казалась сильнее, чем раньше, – Александер не заметил в ней признаков слабости. Чего ей не хватало, так это опыта и знаний. Легенда, которую ей придумали, была хлипкой, в ее образовании все еще зияли дыры. А как насчет выдержки и стойкости? Тех качеств, что проходят проверку только опасностью? Вот такие мысли одолевали Александера, когда он был готов разрешить бумажной террористке стать реальной.

* * *

Припарковав машину на пирсе, они вышли на палящее солнце, которое теперь было прямо над головой. Его зноя хватило бы, чтобы испепелить даже их тени. Петра посмотрела на воду, что плескалась о пирс: грязная, в хлопьях темной пены поверх масляного пятна, растекавшегося вокруг ржавых трюмов стоявших на приколе кораблей. Она пробежала глазами порты приписки судов: Осака, Ванкувер, Роттердам, Магадан. Портовые краны застыли без дела. Слева от нее под поднятым пролетом Нитеройского моста медленно полз огромный нефтеналивной танкер. На противоположной стороне залива Гуанабара сам Нитерой был скрыт дрожащей знойной дымкой.

Феррейра привел ее в огромный склад, над входом в который желтой и зеленой облупившейся краской было выведено «Боа Виста Интернасиональ». Воздух внутри был спертым. По земле тянулись старые железнодорожные рельсы, а над головой – скрипучие галереи. Слева какие-то мужчины складывали ящики в штабеля, другие без дела шатались между ними, куря сигареты, чтобы убить время. Ощутив на себе их взгляды, Петра тотчас узнала в них похоть.

В офисе в задней части здания их ожидали двое мужчин в мешковатых костюмах с пятнами от пота под мышками и щетиной на подбородках, глаза скрывали солнцезащитные очки. Стол был накрыт куском брезента, на котором были разложены куски белесого пластика и черная металлическая коробочка. Один из мужчин вручил Феррейре толстую папку с бумагами и закрыл дверь.

– Надеюсь, вы понимаете, что мы еще не собрали или не произвели изделия, которые заказал сеньор Леманс, – сказал он.

– Разумеется.

– Но мы можем показать вам нечто подобное. А вот здесь, – Феррейра постучал пальцем по папке, – мы можем показать вам альтернативные варианты с конкретными характеристиками.

Густаво Марин предлагал широкий ассортимент орудий разрушения: взрывчатку и огнестрельное оружие всех видов и в любом количестве, какое только можно вообразить, с гарантированной доставкой. По словам Феррейры, невозможного для них просто не существует. Если же у клиента специфические запросы – из разряда того, чего нет в каталоге, – то они в лепешку разобьются, но выполнят и их тоже. Совсем недавно, например, в одной из лабораторий Марина для иракского клиента были произведены две пачки сигарет «Кэмел», фильтры которых обработали спорами сибирской язвы. Эта методика была разработана в Южной Африке в рамках программы подготовки биологических войн и с тех пор пользовалась популярностью. По утверждению Феррейры, при необходимости они могут поставить даже радиоактивные материалы.

– Но сначала, – сказал он, протягивая Петре лист бумаги, – вот список, который мы получили от Леманса.

Петра не спеша просмотрела напечатанный по-английски перечень: 25 переключателей для взрывателя «Мемопарк», 100 килограммов аммонала – взрывчатки российского производства, 100 килограммов «семтекса», взрывчатки чешского производства, 15 детонаторов «Ирако», 20 карабинов «Хеклер унд Кох», 10 инфракрасных датчиков. Этого количества было более чем достаточно, чтобы сотворить в Москве – или где-то еще – полный хаос. В самом конце списка и отдельно от остальной части стояли две строчки, которые она не поняла: шесть серии 410/5 и три НБСМ.

– Два названия внизу… мне они не знакомы, – осторожно подбирая слова, сказала она.

Феррейра улыбнулся и посмотрел на разложенные на брезенте детали.

– Серия четыреста десять – это оружие по индивидуальным заказам. Мы производим его как побочный продукт более крупного промышленного процесса на одном из наших заводов в Сан-Паулу. Материал – пластичные смолы и керамика; таким образом, его можно беспрепятственно проносить через автоматические системы безопасности.

Например, такие, что могли стоять в домах или офисах жертв Исмаилова, подумала Петра.

– Они легко собираются, – продолжал Феррейра, – чтобы, на случай физического досмотра, их можно было носить в разобранном виде. Части могут быть замаскированы под предметы повседневного обихода – футляр для очков, мобильный телефон или пейджер, плеер, ручку, зажигалку, брелок. – Он махнул рукой, указывая на разложенные на брезенте детали. – Как вы можете видеть, эти компоненты просты, и несложно понять, как они работают. – Он начал собирать оружие. – Это прототип серии четыреста десять, базовый образец. Вернее, экспериментальная модель. Заказанная вами модель четыреста десять дробь пять – автоматическая и рассчитана на пятнадцать девятимиллиметровых боевых патронов.

Полностью собранный, пистолет скорее походил на пластмассовую ручку для видеокамеры с неуклюжим коротким цилиндром, но сам принцип представлялся разумным. Петра довольно кивнула, а затем указала на черную металлическую коробку на брезенте:

– А что там?

– НБСМ. Настраиваемый барометрический спусковой механизм. Настоящее произведение искусства.

Феррейра открыл коробку. На серой пенопластовой подушке покоилась тонкая стеклянная капсула почти овальной формы, длиной около полутора дюймов. Он вынул ее и, прежде чем передать Петре, зажал между большим и указательным пальцами. Поверхность была совершенно гладкой, за исключением одной крошечной точки примерно посередине длины. Заметив, что Петра прищурилась, Феррейра пояснил:

– Барометрический клапан.

– Каков принцип его действия?

Он повернулся и взял с верхней полки офисного шкафа коробку, из которой извлек небольшой пружинный переключатель в стеклянной рамке. Затем осторожно вынул пружину и показал углубление в корпусе:

– Вставляем сюда капсулу, после чего прикрепляем к устройству триггер. Если создать правильное давление, капсула лопается, срабатывает пружина и взрывное устройство детонирует. Или же триггер может подключаться к таймеру.

– Все равно не понимаю, как это работает.

Феррейра улыбнулся:

– Это потому, что вам не видно, как это работает. Дело в том, что капсул не одна, а две. Внутри первой находится вторая. Между ними существует разница в давлении. Когда внешнее давление меняется, встроенные трещины лопаются, капсула разрушается, освобождая пружину. Та в свою очередь активирует триггер.

– Гениально.

– И красиво. Все они индивидуально произведены для нас в Минас-Жерайсе. Каждая деталь точно откалибрована, чтобы приводиться в действие при заранее заданном давлении. Леманс упомянул, что все три ваши изделия предназначены для вертолетов. Верно я говорю?

Понятия не имею. Петра посмотрела на него и холодно улыбнулась.

– Верно.

– Они будут работать с уровня моря?

Любой ответ был предпочтительнее молчания.

– Да.

– Они находятся под давлением?

– Нет.

Она провела пальцами по гладкому стеклу. Связь была очевидной. Таймер создавал риски. Коммерческие рейсы слишком часто задерживались. Кроме того, если кому-то было непременно нужно, чтобы самолет взорвался в определенном месте – например, посередине Атлантики, где будет сложно собрать трупы и обломки, – тогда барометрический спусковой механизм, соединенный с таймером, был идеальным решением. Таймер будет активирован лишь после того, как самолет окажется в воздухе, и только тогда, когда давление в салоне достигнет заданного уровня. Стеклянный барометрический спусковой механизм был идеален еще и потому, что, как вещдок, он полностью уничтожался взрывом, который сам же и вызвал, и любые его осколки рассеивались на такой площади, на какой их не сможет собрать даже самый дотошный следователь.

Петра затруднялась сказать, чего ей хочется больше: раздавить капсулу или же вечно носить ее возле сердца. Она посмотрела на Феррейру.

– Это идеальный спусковой механизм, если вам нужно взорвать коммерческий рейс.

– Такое уже было, – сказал он.

15

Движение вдоль авениды Нимейер, петлявшей вокруг подножия Морро Доиса Ирмаос, двугорбой горы, отделявшей Леблон от Сао-Конрадо, было медленным. Справа от дороги вверх резко уходил Видигаль, один из печально знаменитых районов фавел Рио. Слева, с типично бразильским пофигизмом, высился отель «Шератон». Видигаль являл собой скопище узких бетонных ступеней и коридоров, наскоро слепленных стен и крыш из гофрированного железа, бродячих собак и беспризорных детей. Миновав полицейскую будку посередине дороги, в которой круглосуточно дежурили стражи порядка, машина резко свернула влево, ко входу в отель.

Жара и влажность угнетали; после них было особенно приятно оказаться в прохладном лобби отеля. Петра прошла мимо группы американских туристов, которых вел за собой потный гид. У стойки она спросила Эдуардо Монтейру. Ей было сказано, что ее ждут и что сеньор Монтейру находится в номере 1625, на шестнадцатом этаже.

В фойе, недалеко от стойки регистрации, сидел мужчина в коричневом льняном костюме и светло-голубой рубашке с расстегнутым воротом. Он читал газету «Жорнал до Бразил». Петра его даже не заметила – ей не было на то причин, – он же наблюдал за ней.

В фойе было шесть лифтов. Петра была в кабине одна. Она посмотрела на свое отражение в окружавшем ее блестящем металле. Простое платье из хлопка – темно-синее в мелкий белый горошек – и белые кроссовки. В черной холщовой сумке через плечо – пляжное полотенце, набухшая от влаги книжка в мягкой обложке и два флакона крема для загара. Как говорится, простенько, но со вкусом, как и подобает туристке во время отпуска. Она не стала снимать солнцезащитные очки.

Выйдя из лифта, повернула направо. Номер 1625 был в конце коридора. Петра постучала в дверь. Ей открыл высокий мужчина с замшей вместо волос и изрытой оспинами кожей. Внутри были еще двое. Ни тот ни другой не были Эдуардо Монтейру. Один – Феррейра, другой – Густаво Марин. Петра узнала его по фото, которое Александер показал ей в Лондоне. Она быстро обвела глазами комнату на предмет возможной ловушки. Справа стояли две односпальные кровати, у левой стены – стол и шкаф, на шкафу – телевизор. В дальнем конце комнаты раздвижные стеклянные двери открывались на узкий балкон с видом на Атлантический океан.

Марин отпустил Феррейру. Петра услышала, как за ее спиной закрылась дверь, а затем, спустя мгновение, тихо стукнула дверь соседнего номера. Марин был толстяком с редеющими седыми кудрями, обильно смазанными маслом и зализанными назад на усыпанный коричневыми пигментными пятнами череп. Одет он был в просторную тенниску с логотипом фирмы «Фила» и черные спортивные брюки фирмы «Адидас».

– Петра Рейтер, женщина без лица. – Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Вы не против, если мы поговорим по-английски? Увы, жизнь в Швейцарии не пошла на пользу ни моему французскому, ни моему немецкому, а жаль.

– Наверное, вы не слишком долго там жили.

Марин усмехнулся.

– Вы правы. Недолго, – ответил он и, кивнув стоявшему рядом с Петрой человеку, добавил: – Надеюсь, вы простите меня, но я должен убедиться, что вы не вооружены.

Она протянула телохранителю сумку. Тот тщательно перерыл ее содержимое, даже вынул полотенце и развернул его. Затем, сложив все обратно, кивком дал знак Марину.

– Вы не против, если он вас обыщет? – спросил тот.

– Вот почему я выбрала это платье. Чтобы вы могли видеть, что я безоружна.

– Я наслышан о вас. О вашей изобретательности. Луисо все сделает быстро.

Луисо не спешил. Особенно когда его руки поползли по ее платью к бедрам. Марин явно наслаждался этим зрелищем.

– Мне нравится, когда мои люди проявляют основательность в работе, – пояснил он.

Петра посмотрела ему в глаза. Лицо ее было каменным.

– Мне тоже.

Когда Луисо закончил, Марин предложил ей выпить, но она отказалась. С трудом подняв свою тушу из кресла, он прошаркал к мини-бару в шкафу слева от Петры, где принялся смешивать себе водку и апельсиновый сок.

– Я каждый год приезжаю в Бразилию на месяц. Увидеть моих близких, моих друзей. Здесь я не веду никаких дел. Когда же нахожусь в своем доме в Бузиосе, вообще предаюсь безделью. Так что эта встреча необычна. Но, похоже, вы не желаете ждать.

– Совершенно верно.

– Пожалуйста, покажите мне шрам.

Просьба не стала для нее неожиданностью. Петра слегка расстегнула молнию на платье и, пожав плечами, сбросила ткань, обнажая заживший рубец. Затем повернулась, демонстрируя выходное отверстие раны, и, наконец, натянула на плечо ткань и застегнула молнию.

– Как вы получили его?

– Бельгийская полиция.

– Где?

– В Мехелене.

Где бы он ни находился, Марин предпочитал вести бизнес в гостиничных номерах, выбранных наугад и в последнюю минуту, и никогда не вел переговоров с клиентами ни у себя, ни у них дома. Номера, в которых проводились встречи, никогда не бронировались на его имя. Для этого у него имелся человек, который регистрировался в отеле от своего имени. Как правило, номер бронировался всего за пару часов до запланированной встречи, и тот, кто его бронировал, ждал в нем прибытия Марина и его свиты. В данном случае номер был заказан на имя Эдуардо Монтейру, того самого, с кем Петра не смогла встретиться днем в Центре. Монтейру, сорокадвухлетний адвокат с гарвардским дипломом, был высоко оплачиваемым штатным сотрудником Марина. Интересно, где он, задалась мысленным вопросом Петра. Может, в том же номере, что и Феррейра?

После проверки образцов в складе на пристани Феррейра отвез Петру во Фламенго и там высадил. Она заявила, что довольна увиденным; он в свою очередь пообещал связаться с Марином и организовать встречу, чтобы договориться о цене. Затем дал ей два телефонных номера. Первый Петра набрала в три часа дня и услышала в ответ, что встреча состоится между шестью и семью вечера. В пять часов, как ей и было велено, она позвонила по второму номеру. Невидимый голос ответил, что местом встречи будет отель «Шератон», где Петра должна спросить Эдуардо Монтейру. Так она оказалась в номере 1625 на шестнадцатом этаже.

– Вы только взгляните, – сказал Марин. Он стоял у стеклянных дверей, ведущих на балкон. – Прекрасно, не правда ли?

Петра шагнула вперед, чтобы полюбоваться видом. Створки стеклянных дверей были раздвинуты, в комнату влетал горячий морской бриз. Занавески колыхались на ветру – тюлевые волны, дополнявшие пенные барашки снаружи. Над океаном спускались сумерки. Внизу протянулась дуга прибрежного бульвара Леблон-Ипанема, ряды уличных фонарей изгибались вместе с ним, светясь мириадами белых точек. Отели и жилые дома как будто мерцали на фоне сумерек.

– В Рио мы говорим, что Бог создал мир и все в нем за шесть дней, а затем, на седьмой день, сотворил Рио-де-Жанейро. Похоже на правду, не так ли?

– Возможно, с расстояния. Но не вблизи.

Марин обернулся. Ее слова его явно задели.

– Расскажите мне про Мехелен.

– Мне казалось, мы здесь для того, чтобы обсудить сделку.

– Так и есть. Но мне любопытно. Те двое, кто были с вами – их убили, – кто они? В газетах писали, что это наркодилеры.

– Значит, так оно и было.

Марин снял пленку с пачки бразильских сигарет «Голливуд».

– Вы знали, что оружие предназначалось для ирландских террористов?

– Я знаю, что у них ничего не вышло бы. За ними следили.

– Но тогда вы этого не знали.

– Не понимаю, при чем здесь это?

Марин пожал плечами.

– Что вы скажете об ирландцах?

– Они вне сферы моих интересов. У меня нет с ними контактов. Республиканцы или лоялисты, они для меня одинаковы. Они – не террористы и не политики. Они – преступники.

Марин на мгновение задумался.

– Согласен. Раньше я продавал оружие тем и другим, и у меня сложилось точно такое впечатление. Все дело в деньгах.

– Верно.

– В данном случае моих.

* * *

Марин нацелил пистолет в живот Петры. Глядя в темную точку дула, она поняла: Луисо сзади целится ей в спину. На несколько секунд застыла в замешательстве. Предполагалось, что Марин будет торговаться о цене. Они должны были заключить сделку. Ради этого она прилетела в Бразилию. Контракт с Лемансом был реальным. Что не так? Ее мозг переключился в автоматический режим.

Солнцезащитные очки были круглой формы, а их стекла – полностью плоскими, что позволяло ей видеть на внешних краях темных дисков фрагменты отраженных движений у нее за спиной. Изменение света предполагало движение, что тотчас включило ответную реакцию. Луисо не стрелял, опасаясь попасть в хозяина, но Петра знала: у Марина таких опасений не будет. И она бросилась вперед, сначала чуть отклонившись влево, а затем вправо. Марин выстрелил, но промахнулся. Пуля попала в дверь.

Луисо на секунду застыл в замешательстве, не зная, как реагировать на это. Подскочив к Марину, Петра схватила запястье его руки с пистолетом. Серией молниеносных движений она изменила хватку и сломала ему запястье. Марин рухнул на колени и взвизгнул. Грохнул второй выстрел. Вырвав пистолет из пальцев Марина, Петра резко развернулась лицом к Луисо. Но там, где она рассчитывала его увидеть, его не оказалось. Он стоял, покачиваясь. Левая рука по-прежнему сжимала пистолет, но также опиралась на шкаф. Правая ладонь была прижата к правому боку. Луисо застыл, разинув рот и вытаращив в изумлении глаза. Между пальцами уже сочилась кровь.

Где-то глубоко внутри Петры работал компьютер – оценивал приоритеты, направлял ее действия, подсчитывал секунды с момента первого выстрела. В соседнем номере раздался топот ног. Петра навела «Кольт» на Луисо, затем снова на Марина. Тот захныкал.

Резко развернувшись на левой ноге, она выбросила вперед правую и заехала Луисо по его ране. Тот охнул и повалился на пол. Петра выдернула у него «Беретту» и швырнула на ковер между двумя кроватями. Затем схватила его самого за шиворот и, крепко скрутив воротник, придушила, чтобы отнять последние силы. Затем, прижавшись к нему сзади, заставила встать на ноги. Не сумев защитить своего босса, он теперь должен был послужить защитой для самой Петры. Бросив быстрый взгляд на Марина – тот пятился к балкону, отчаянно пытаясь уйти от нее как можно дальше, – она нацелила «Кольт» на дверь спальни.

Та распахнулась, замок вылетел из гнезда. Это был Феррейра. Как и предполагала Петра, его внимание тотчас привлек скрючившийся у окна Марин, сжимавший сломанное запястье. Петра произвела несколько выстрелов. Феррейра замертво рухнул на ковер, правда, каким-то чудом успев сделать три выстрела. Одна пуля попала Луисо в плечо. Тот вскрикнул, словно ребенок, тонко и пронзительно. Сила удара на миг лишила Петру равновесия. Вторая пуля разнесла раздвижную стеклянную дверь. Третья задела Петру. Правую сторону тела пронзила жгучая боль. Она вместе с Луисо повалилась на пол. Своим весом тот на миг выбил из ее легких воздух.

Она выбралась из-под его тела. От страха обмочив спортивные брюки, Марин тихо хныкал у окна. Луисо впал в шок и, словно вытащенная из воды рыба, лишь беззвучно разевал рот. Его ноги дергались. Очки Феррейры были разбиты. В его левой глазнице застыла малиновая слеза. Чувствуя, как хлопковая ткань пропитывается кровью, Петра прижала ладонь к правому боку. В ушах все еще стоял треск выстрелов, ноздри щекотал запах пороха.

Она бросила «Кольт» Марина в сумку и взяла с ковра «Беретту» Луисо. Проверив обойму – оставалось восемь патронов, – вернула ее на место и прицелилась в Марина.

– Почему?

– Пожалуйста, не стреляйте! – взвыл тот.

– Почему?

Но Марин, похоже, от страха утратил способность соображать.

– Пожалуйста! Не надо! У меня есть деньги. Мы можем…

Петра тотчас как наяву увидела стеклянный барометрический спусковой механизм. И обугленные тела, падающие в черную бездну океана.

Когда она выстрелила в него, он плакал.

* * *

Ждать лифт пришлось целую вечность. Петра вновь проверила коридор. Ничего. Двери раздвинулись. Внутри стояли пять человек, трое мужчин, две женщины – загорелые плечи, пляжные полотенца, ковбойские шляпы, пять разинутых ртов. Она подняла «Беретту».

– Все вон! Быстро!

Они замешкались, и Петра прочла их мысли: двери сейчас закроются и спасут нас… Она прицелилась в ближайшую женщину, тощее существо с бурачного цвета ожогами под золотыми украшениями.

– Быстро!

Они двинулись, словно овцы. Один мужчина взял на себя инициативу: осторожно проскользнув мимо нее, дал стрекача. Остальные слепо последовали его примеру. Петра вошла в лифт. Двери закрылись. Она сунула «Беретту» в сумку, где уже лежал «Кольт». Затем посмотрела на свое медное отражение. С пятном на платье ничего не поделаешь – слава богу, она додумалась надеть темно-синее. Вытащив из сумки темно-зеленое полотенце, стерла с бедер и левого плеча кровь Луисо. Цифры на табло сменяли друг друга. Лифт приближался к первому этажу и, наконец, со вздохом остановился.

Когда двери раздвинулись, там стояли люди. Выйдя из лифта, Петра, не оглядываясь, прошла мимо них. Двигайся уверенно, не привлекай к себе внимания. Лобби показалось ей огромным. Американские туристы все еще были там; розовощекие и толстопузые, они о чем-то спорили с гидом. Стоило ей выйти на улицу, как зной врезал ей пощечину. Человек в униформе спросил, не нужно ли ей такси. Петра молча прошла мимо него и свернула направо. В нескольких метрах находилась дверь, ведущая к подземной автостоянке. Лифт был отключен, поэтому она воспользовалась лестницей.

Добралась до четвертого уровня. Здесь было даже жарче, чем снаружи. Такой жуткий зной был для нее в новинку. От испарений топлива и выхлопных газов слегка мутило. Услышав голоса, Петра вытащила из сумки «Беретту». Сколько времени пройдет, прежде чем начнется паника? Сколько людей слышали стрельбу? Сейчас те, кого она вышвырнула из лифта, наверняка сидят на телефонах. От внутренней службы через службу безопасности отеля до полиции – сколько времени пройдет, прежде чем все выходы отсюда будут запечатаны?

Петра вышла из прохода, соединявшего лестницу и парковку. Потолок был низким и казался еще ниже из-за хаотичного переплетения свисавших с него труб, многие из которых, похоже, были дырявыми, так как из них капала вода. Она на цыпочках прошла через застойные лужи маслянистой воды. Голоса отдавались эхом, но их владельцы оставались ей невидимы.

Рядом с колонной была припаркована черная «Омега». Петра опустилась на колени и заглянула внутрь салона. Не заметив ничего подозрительного, забралась в машину, пристегнула ремень безопасности и включила зажигание. Затем медленно двинулась к барьеру; парковочный талон лежал рядом, на пассажирском сиденье. Окно рядом с ним она держала на треть открытым. Когда дежурный поднял руку, делая ей знак остановиться, на гладком, окрашенном бетоне раздался визг шин. Она оглянулась, но ничего не увидела. Дежурный помахал ей рукой, мол, проезжайте. Петра свернула направо, к пандусу, возясь с приборной доской в попытке включить фары. Увы, вместо этого она включила «дворники». Оказавшись наконец на первом этаже, ударила по газам и пронеслась мимо трех припаркованных у входа в отель автобусов. Доехав до авениды Нимейер, начала поворачивать направо, желая как можно скорее вернуться в Леблон.

Обычно авенида Нимейер была улицей с двусторонним движением, но только не в час пик. Легендарные пробки Рио-де-Жанейро вынудили власти принять решительные меры, чтобы хотя бы частично решить проблему перегруженности улиц. Одно из таких решений состояло в том, чтобы превратить авениду Нимейер в одностороннюю дорогу, по которой во время утреннего часа пик люди ехали бы на работу в город, а вечером – домой в пригороды. Не зная этого, Петра планировала влиться в ближайшую полосу до Леблона. Начав выполнять правый поворот, она увидела перед собой две полосы движения, и обе летели прямо на нее. Она с силой нажала на тормоз и резко повернула руль. Машину занесло. Чтобы не врезаться в нее, белый «Фольксваген» увернулся и вылетел на бордюр. В зад ее «Омеге» врезался ржавый синий «Форд».

Взвизгнули шины, загудели клаксоны, взметнулись кулаки. Водитель «Форда» открыл дверь. Времени для любезностей не было. В отеле в любой момент будет поднята тревога. Возможно, это уже произошло. Резко крутанув руль, Петра задом врезалась в бок фиолетовому «Фиату», затем выскочила к скальному выступу у края дороги и вновь врезалась в «Фиат». Испуганный полицейский вышел из будки на островке безопасности посреди дороги и теперь шагал к ней. Петра заметила, как его рука скользнула к кобуре на бедре. Завершив брутальный трехступенчатый поворот, она включила первую скорость, повернула руль и со всей силы нажала на педаль газа.

Переключая скорости, посмотрела в зеркало заднего вида. Полицейский вытащил пистолет, но его внимание отвлекла ярость водителей, которых Петра оставила позади. Она не сомневалась, что кто-то запомнил номера ее машины. Нужно как можно быстрее избавиться от автомобиля. Помятый бампер и капот облегчат его опознание. Извилистая дорога начала спуск. Впереди открылся вид на пляж Сан-Конраду, чья дуга протянулась почти на целую милю.

Дорога сделалась шире. Петра пронеслась мимо отеля «Континенталь» и пустой, цилиндрической стеклянной башни отеля «Националь». И вскоре, как назло, застряла за местным автобусом. Набитый битком, с разбитой подвеской, он накренился на один бок, скорее хромая, чем катясь на четырех колесах. Дорога начала изгибаться влево, когда Петра заметила справа знак разворота обратно. Она резко затормозила. Ее тотчас занесло вправо и лишь чудом не выбросило на бордюр и на слившихся в мутное пятно пешеходов. Она едва успела свернуть на пандус, что вел вверх, к дороге с двусторонним движением, которая, в свою очередь, вела через туннель обратно в Леблон.

Внезапно Петра поймала себя на том, что дрожит. Всем телом, каждой мышцей. Она то и дело смотрела в зеркала, почти ожидая, что вот-вот рядом завоет сирена полицейской машины. И проклинала себя за то, что свернула у отеля не в ту сторону. Веди она машину чуть медленнее, успела бы увидеть направление транспортного потока. Увы, в тех обстоятельствах ехать медленнее означало бы нарваться на неприятности. Петра вновь посмотрела в зеркало заднего вида. Полиции по-прежнему не было. Увидев мутный свет в конце туннеля, она почувствовала себя чуть спокойнее. Вновь выскочив из туннеля, позволила себе вздох облегчения: перед ней был целый город, в котором можно легко затеряться.

* * *

Петра наблюдала, как розовая вода кружится вокруг сливного отверстия, прежде чем исчезнуть в нем. Правой рукой зажимая бок, она позволила воде ополоснуть ей кожу, после чего выключила душ. У раковины на бумажном полотенце было выложено содержимое ее аптечки. Морщась от боли, Петра продезинфицировала рану, затем стянула ее края и, как могла, наложила крестообразные швы. Она знала: ей повезло. Пуля задела ее бок рядом с нижним ребром. Повреждена ли кость, она не знала – вся область ранения была болезненной на ощупь, – но, пролети пуля парой дюймов выше, исход был бы фатальным.

Завернувшись в полотенце, она вошла в спальню. Кондиционер гнал прохладный воздух, запечатанные наглухо окна приглушали уличный шум. Хотя отель «Плаза» на Руа-Жоана-Анжелика, между Руа-Висконде-де-Пираджа и Руа-Пруденте-де-Мораиш, не мог похвастаться особым шиком, он был гораздо комфортнее, нежели отель в Копакабане, где она провела три предыдущие ночи. Но ведь Марина Гауденци вела куда более комфортный образ жизни, нежели Сьюзан Бранч.

Сьюзан Бранч была выпускницей Нью-Йоркского университета, прилетевшей в Рио на четыре дня на свадьбу своей старой подруги. Марина Гауденци – швейцарка, уроженка Женевы – прибыла в Рио всего на одну ночь. Прошлую ночь.

Как Сьюзан Бранч, Петра прилетела в Рио рейсом авиакомпании «Юнайтед» – самой дешевой из всех – из Нью-Йорка. Ей не только не нужно было посещать никакую свадьбу, она существовала в городе как Сьюзан Бранч лишь до встречи с Феррейрой. Марина Гауденци была обязана своим существованием кому-то другому – курьеру, с которым Петра даже не встретилась, – и прибыла в Рио накануне поздно вечером из Буэнос-Айреса. Она сразу легла спать, а затем вышла из отеля рано утром после завтрака, который был доставлен ей в номер. Петра задумалась, где она сейчас.

Курьер оставил деньги – реалы и доллары – и все документы Марины Гауденци во внутреннем кармане чемодана с кодовым замком. Петра знала код. На столе курьер также оставил часть ее фальшивой деловой переписки. В ее билете значился следующий маршрут: Женева – Буэнос-Айрес – Рио-де-Жанейро – Лондон – Женева. Всего неделя от начала и до конца, хотя последний купон никогда не будет использован.

Вернувшись через туннель обратно в Леблон, Петра первым делом решила избавиться от поврежденной машины. На ее счастье, было темно, вечер обеспечивал неплохое прикрытие, даже несмотря на уличные фонари. Она оставила машину на Руа-Женераль-Венансио-Флорес, положила сумку с пистолетами в багажник, после чего прошла небольшое расстояние до отеля «Плаза». Входя в отель, накинула на правое плечо темно-зеленое и слегка влажное пляжное полотенце, покрывая темное пятно на боку.

Петра осмотрела разложенную на кровати одежду. Белая шелковая блузка, темно-синий жакет, брюки от Армани с хорошо заутюженными стрелками. Для пущего эффекта к ним прилагалась пара овальных очков фирмы «Келвин Кляйн». Сьюзан Бранч предпочитала джинсы и футболки, Марина Гауденци же была серьезным европейским человеком дела.

* * *

Пока они медленно ехали по авениде Бразил, Петра сидела на заднем сиденье машины, молча глядя в окно. Водитель давно отказался от попыток поболтать со своей пассажиркой на ломаном английском.

Северная часть города была в основном промышленной. Вдоль многополосной автомагистрали, зажатые облупленными фабричными корпусами, то тут, то там мелькали жилые кварталы. Убогие и уродливые, они выросли вокруг заводов и фабрик столь же беспорядочно, что и сорняки. У тротуаров ржавели, превращаясь в труху, брошенные автомобили. Под рекламными щитами «Шевроле» и пиво «Брама» спали дети.

Они пересекли мост, ведущий к острову Губернатора и Галеано, международному аэропорту Рио. В зале вылетов было прохладно, но многолюдно. Подавляющее большинство рейсов в Европу и Северную Америку улетали в течение четырех вечерних часов. Кроме того, бразильцы имели привычку толпами провожать родственников или друзей. Петра решила, что это столпотворение ей только на пользу.

Она медленно прошла через терминал во второй раз, дабы убедиться в том, что ей показалось подозрительным в первый; больше всего полицейских было вокруг стоек авиакомпании «Юнайтед». Полицейские и представители службы безопасности аэропорта держались от стоек на расстоянии, ожидая сигнала от персонала авиакомпании, который, по-видимому, был проинформирован. Сьюзан Бранч должна была вылететь в Нью-Йорк этой ночью. С Марином было покончено, в отличие от его операции. Кто-то явно шепнул полиции, за кем нужно следить; сами они никогда не установили бы эту связь. Прибыв на ресепшн в отель «Шератон», Петра постаралась не называть свое имя. Вернее, имя Сьюзан Бранч.

Под именем Марины Гауденци она зарегистрировалась на стойке для VIP-пассажиров, затем встала в очередь на паспортный контроль. Сидевший в кабинке офицер иммиграционной службы не торопился: он тщательно изучил и ее швейцарский паспорт, и корешок иммиграционной квитанции, которую курьер сохранил накануне вечером по прибытии из Буэнос-Айреса. Пройдя наконец паспортный контроль, Петра не стала заходить в доступный ей VIP-зал, предпочитая постоянное движение по общему залу до тех пор, пока не объявят посадку на ее рейс. В окно терминала она увидела, что ее самолет уже стоит снаружи, словно гигантской пуповиной соединенный с залом вылетов огромным гофрированным рукавом. Побродила по магазинам беспошлинной торговли, прогулялась мимо киосков, в которых продавались бразильский кофе в удобной расфасовке и трехлитровые бутыли кашасы.

Рейс «Юнайтед» в Нью-Йорк был отложен на час. Петра не удивилась. Затем объявили о задержках других рейсов, в том числе ее «Варига» в Лондон, также на час. Большинство других рейсов, однако, вылетали вовремя. По мере того как вечерняя квота подходила к концу, количество пассажиров, бродивших по зоне вылета, начало уменьшаться.

Без четверти двенадцать наконец был объявлен ее рейс. Взяв у Петры посадочный талон, стюардесса проводила ее до кресла 9L. Пока другие пассажиры занимали свои места, Петра читала газету «Франкфуртер альгемайне». В иллюминатор ей был виден стоявший по соседству «Боинг-747» авиакомпании «Юнайтед», летевший в Нью-Йорк. Напряжение не оставило Петру даже когда ее собственный самолет вырулил от терминала. Какая-то часть ее по-прежнему ожидала, что рейс отменят. Напряжение владело ею даже тогда, когда «Вариг» выезжал на взлетную полосу, и оставило ее лишь тогда, когда тот наконец оторвался от земли.

Прижавшись лицом к иллюминатору, Петра наблюдала за тем, как внизу исчезают сверкающие огни Рио-де-Жанейро.

Она больше не действовала на автомате и потому впала в панику. Открыла глаза. Рана в боку ныла, но головная боль была еще хуже. Вокруг нее сгустились тьма и гул. Потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, где она. Обе руки крепко сжимали подлокотники, тело затекло от напряжения. Петра заставила себя дышать глубже и медленнее. Когда ее глаза привыкли к сумраку, огляделась по сторонам. Салон был практически пуст. Она была единственным пассажиром в ряду номер девять.

Чувствуя влагу на ребрах, Петра нашла в ручной клади небольшую аптечку и направилась в туалет. Здесь расстегнула белую шелковую блузку. На той были пятна крови. Оторвав от раны пластырь, она увидела, что швы разошлись. Петра вытерла кровь, подсушила рану и заклеила ее свежим пластырем.

Посмотрев в зеркало, она видела себя такой, какой была на самом деле: не боевым роботом, а испуганной, растерянной мошенницей. На несколько секунд Петра Рейтер пропала. Она вновь была Стефани. Снова закрыв глаза, увидела хныкающего Марина, увидела, как упал Феррейра, ощутила тяжесть пистолета в руке. Когда же она вновь их открыла, то не узнала зрачков, что смотрели на нее из зеркала.

Петра нашла стюардессу и попросила кофе. Свернувшись в клубок на своем сиденье, приподняла на иллюминаторе шторку, и ей на колени просочился дневной свет. Она залюбовалась небом, кривизной горизонта, где сапфир переходил в пурпур, а затем черноту, и первыми огненными языками солнца.

Когда ей принесли кофе, тот был крепким и сладким.

16

Пройдя в Хитроу таможенный досмотр, Петра позвонила по телефону. Ответил знакомый голос; ей было приятно его слышать.

– Да?

– Это… – Кто она теперь для него? Понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить. – Это Стефани.

– Ах да. Как у тебя дела?

– Это я хочу узнать у вас. Могу я приехать прямо сейчас?

– Где ты?

– В Хитроу.

– Да, без проблем. Жду тебя у себя через час.

Она поехала на метро. Прижавшись лбом к грязному окну, наблюдала, как за ним мелькают предместья Западного Лондона. Ее по-прежнему терзали сомнения. Что пошло не так? Почему Марин внезапно нацелил на нее пистолет? Из-за Мехелена? Вряд ли. В конце концов, это Александер, выдав себя за Петру Рейтер, связался с Марином, а не наоборот. Возможно, она сама допустила ошибку, которая ее выдала… Петра попыталась вспомнить свой разговор с Марином. Увы, в голове остались лишь какие-то несущественные его фрагменты.

Да, Марин был чудовищем… правда, в то же время и человеком. На его совести больше смертей, чем можно себе представить. Но он также был мужем. Причем трижды. А также отцом пяти детей. А Феррейра? Были ли у него жена и дети? Если нет, все равно он чей-то сын или же брат. Горе было цепной реакцией; через Марина и Феррейру Петра затронула жизни множества других людей.

Она чувствовала себя подвешенной между двумя разными личностями – той, кем когда-то была, и той, кем ей полагалось быть сейчас. В Рио она была Петрой. Сейчас, пусть лишь временно, снова превратилась в Стефани – растерянную, одинокую, уязвимую, что было нетипично для Петры. Но больше всего ее тревожило то, с какой легкостью она была Петрой, сколь естественно чувствовала себя в этой роли. Она действовала на автомате, верно и точно, как учил ее Бойд, как требовал от нее Александер. Лишь теперь, после того как все было позади, она ощущала эффект своих действий. То, что она лишь чудом осталась жива, приводило в ужас ту часть ее, которая была Стефани, и наполняло приятным волнением ту, которая была Петрой.

На остановке Грин-парк она пересела с линии Пиккадилли на Юбилейную и доехала до Бонд-стрит, откуда пешком дошла до Джордж-стрит. Доктор Брайан Резерфорд, как обычно, был рад ее видеть – худой, с волосами с проседью и желтоватым лицом, одетый в мешковатый твидовый костюм, какие любили носить герои британских фильмов пятидесятых годов. Он провел ее в кабинет, где Петра разделась до пояса. Увидев швы на ее боку, вопросительно поднял брови:

– Кто это сделал?

– Я сама.

– Приятно слышать. Не хотелось бы думать, что это дело рук врача – независимо от того, в какой части мира тот живет.

– Неужели так плохо?

– Для новичка сойдет. Тем более если учесть неудобный угол. Но их придется снять.

– Я так и думала.

Резерфорд выпрямился:

– Признайся честно, где ты была?

– В Бразилии.

– На Амазонке?

– Нет, в Рио.

Он вновь вскрыл рану, тщательно продезинфицировал ее антисептиком и аккуратно наложил новые швы. После чего осмотрел кровоподтеки вокруг ее ребер.

– Можешь не волноваться, ничего страшного. К счастью, ничего не сломано. Через пару дней синяки начнут проходить. На всякий случай я дам тебе антибиотики. Только обязательно пройди весь курс до конца. Тебе нужны болеутоляющие?

Стефани застегнула бюстгальтер.

– Только не слишком сильные.

Резерфорд кивнул и посмотрел на шрам на ее левом плече.

– Должен сказать, что получилось неплохо. Очень даже реалистично.

Мехелен. Это был просто каталог досадных ошибок: партия оружия, предназначенная для террористов из Белфаста; раскрытая слежка; скомпрометированная информация, проданная за приличную цену; вооруженные бандиты, считавшие, что они перехватывают партию кокаина, и уже потиравшие руки в предвкушении того, как вот-вот сорвут самый большой куш за всю свою преступную жизнь.

План был довольно прост: как только грузовик доберется до склада в Мехелене, они будут иметь дело лишь с ничего не подозревающим водителем. Бандиты считали, что тот не в курсе незаконного груза, спрятанного среди телевизоров и видеомагнитофонов. После чего они отгонят грузовик к условленному месту за чертой города, где перегрузят весь товар в собственную машину. Французский полицейский, сливший им информацию, заверил, что кокаин спрятан внутри видеомагнитофонов, в углублениях, в которые вставляются кассеты.

За четыре года банда провела в Бельгии шесть успешных вооруженных ограблений. Первоначально их было четверо, затем трое, из них в Мехелене выжила лишь Анна Геретс. Как оказалось, водитель грузовика был далеко не так наивен в том, что касалось его груза, а также вооружен и имел сообщника, который застрелил Гая, парня Анны, в свою очередь застрелившей сообщника. Именно тогда вмешалась бельгийская полиция, которая взяла на себя слежку за операцией французской полиции. В последовавшей перестрелке Жан, третий член банды, водитель грузовика, а также один полицейский были убиты и еще четверо получили ранения. Анна скрылась через заднюю часть склада, но не раньше, чем пуля прострелила ей левое плечо.

А спустя две недели французский полицейский, сливший информацию, был найден мертвым. По всей видимости, он сам свел счеты с жизнью, так как знал, что рано или поздно следователи выйдут на него и тогда последствия не заставят себя ждать. А еще через неделю утонула Анна Геретс. Свидетелей не было. Ее тело, никем не замеченное, якобы пошло на дно в водах Па-де-Кале. Впрочем, что касается полиции, та считала, что Анна все еще находится на свободе.

Через три месяца пополз новый слух: мол, банда якобы была в курсе, что никакого кокаина в грузовике нет. Зато налетчики знали про оружие. Оно интересовало их в первую очередь, но с какой целью? Этого никто не мог сказать. Шепотом поговаривали, что, хотя оба убитых были членами первоначальной банды, та женщина никакая не Анна Геретс. Тотчас распространился еще один слух: Анна Геретс жива и здорова и живет в Таиланде. Или это была Индонезия? Никто не мог сказать точно, но, да, она определенно обитала где-то в той части света. Год назад она якобы ушла от Гая и теперь живет на свою долю от их совместных ограблений. А еще она якобы подумывала о новой жизни в новой стране под новым именем. Кому это было доподлинно известно? Трудно сказать. Я, конечно, сам ее не видел, но как-то раз встретил одного датчанина в баре в Маниле. Он якобы слышал это от кого-то еще. Того, кто действительно ее видел. Судя по всему.

И так далее. Слухи плодились и множились и со временем приобрели необходимую критическую массу, чтобы принять форму факта.

Вопрос, на который, казалось, имелся ответ, постепенно остался без ответа: кто та женщина, которую бельгийская полиция ранила в левое плечо? Та, что чудесным образом скрылась от преследования?

Впрочем, довольно скоро пополз новый, пугающий слух. Имя произносили шепотом: Петра Рейтер, ходячая машина смерти. Описания внешности были довольно схожи – хотя с Рейтер никогда нельзя было быть уверенным; она виртуозно меняла свое обличье, а ее способность уйти из любой ловушки поражала воображение. Поэтому попытка захвата ею партии оружия выглядела куда более правдоподобно, нежели попытка Анны Геретс и двух ее сообщников по ошибке перехватить партию кокаина.

Вот так вымысел побеждает правду.

Так же как Петра ни разу не усомнилась в необходимости получить искусственные шрамы, она ни разу не спросила Александера, действительно ли французский полицейский покончил жизнь самоубийством. И не задала вопросов о том, как они выследили Анну Геретс или кто ее убил и бросил тело в море. Она предпочла не знать, как в массовое сознание внедряются и подкармливаются слухи. Просто приняла это как данность: еще один кусочек реальной жизни, который нужно добавить к созданной для нее жизни поддельной. Она была этаким коллажем лицедейства и обмана, собранным еще в ее бытность Стефани или даже проституткой по имени Лиза.

Первоначально личность Петры Рейтер была сконструирована как некий открытый вариант, одна из четырех искусственно созданных личностей, двух мужчин и двух женщин. Стефани стала Петрой потому, что физически была ближе всего к женским ипостасям. Из четырех легенд легенда Петры единственная получила путевку в жизнь. С трудом укладывалось в голове, что пока Стефани занималась саморазрушением, в стенах Маджента-Хаус постепенно и кропотливо создавалась ее следующая жизнь. Инцидент в Мехелене имел место за полгода до того, как Кит Проктор привел ее в свою комнату на Брюэр-стрит.

Такие мысли роились в ее голове, когда она свернула с Джон-Адам-стрит на Роберт-стрит. На мгновение остановилась перед вывеской «Херринг и сыновья Лтд., нумизматы, существует с 1789 года». Коллекционеры монет. Увы, они коллекционировали не только монеты. В стенах здания хранились, рассортированные и разложенные по полкам, человеческие жизни. Смерти тоже.

Секретарша Александера, Маргарет, была корпулентной женщиной с щедрым характером – своего рода компенсация скаредности ее начальника. Когда-то она была замужем. Теперь же состояла в профессиональном браке с Александером и его странным образом жизни. Петра задумалась, есть ли у нее вообще какая-то личная жизнь.

– Рада видеть тебя снова, Стефани. – Маргарет одна из немногих продолжала называть ее настоящим именем. – Он ждет тебя. Можешь войти.

Кабинет Александера находился на верхнем этаже меньшего из двух зданий, того, что ближе к реке, и выглядел жутко старомодно. Единственной уступкой современности являлись два компьютера на столе из красного дерева. Кабинет скорее напоминал библиотеку: книжные полки от пола до потолка, настольные лампы – на столе Александера и на журнальном столике у двери. Здесь все дышало стариной и спокойствием. Остальные части зданий-близнецов были напичканы техникой как из настоящего, так и из будущего. Эта же комната являлась своего рода святилищем, кельей, где ум мог работать, не будучи отягощен микрочипами.

Александер сидел за столом у окна за одним из компьютеров. Петра прошла по ковру и села.

– Ты ранена? – спросил он, не отрываясь от экрана.

– Несерьезно. Мне повезло.

Александер на минуту задумался:

– Со временем ты поймешь, что везение так же важно, как профессионализм.

– Меня едва не убили.

– «Едва» не считается. Если б убили, это просто доказало бы, что мы ошиблись в тебе и что тебе не хватило профессионализма. Не знаю, интересно ли тебе или нет, но телохранитель Марина – кажется, его имя Луисо – выжил.

Петра пожала плечами.

– Похоже, ты использовала его как живой щит, – добавил Александер.

– Этому меня научил Бойд.

Он кивнул и оставил компьютер. На столе, на подносе, стояли кофейник, две чашки с блюдцами, серебряная сахарница и кувшинчик молока. Александер начал наполнять чашки.

– Марин имел отношение к Мехелену, – сообщила Петра. – Он был тем самым торговцем оружием.

Александер на секунду застыл:

– Неужели?

Она не знала, что было причиной его реакции: то ли сама информация, то ли тот факт, что она ею владела. Петра ждала, что он скажет что-то еще, но иных слов не последовало, и поэтому она сказала:

– Хотелось бы узнать, как это ускользнуло от вас.

Александер протянул ей чашку и блюдце:

– Мы не всезнайки. Даже самые крупные организации не могут всего знать.

– Вы включили в мою легенду Мехелен, но не знали о причастности Марина? Мне с трудом в это верится.

– Первоначально нам стало известно о Марине из другого источника.

– Даже если вы мало что о нем знали, вы лично знали все, что нужно было знать, о Мехелене. Иначе откуда вам было известно, что поручать эту роль мне безопасно?

– По всей видимости, он действовал через посредника.

– Например, Леманса?

– Возможно. Наверняка можно сказать лишь одно: имя Марина нигде не всплывало.

– Кто этот первоначальный источник?

– Марк Серра.

Это имело какой-то смысл.

– Вы отправили меня в Рио договориться с Марином о цене. И сказали, что это будет рутинная сделка.

– Предполагалось, что так и будет.

– Люди Марина были удивлены, что я прилетела в Рио лишь затем, чтобы заключить сделку. Теперь, когда я думаю об этом, меня это тоже удивляет. Договориться о цене можно было по телефону.

– К чему ты клонишь?

– Что-то здесь не так.

– Марин – человек ненадежный. Кто знает, вдруг он решил убить тебя лишь затем, чтобы потом хвастаться, как он своими руками пустил в расход Петру Рейтер… С него сталось бы.

Петра знала о лжи больше, чем большинство людей. Сидевший напротив нее Александер был явно не искушен в этом искусстве, что бросалось в глаза. Самое малоприятное объяснение тому, что произошло в Рио, стало выглядеть наиболее правдоподобным.

– Так что теперь происходит? – спросила она.

– Подожди. Серра – такая же зацепка, что и Марин. Он – еще одно звено нужной нам цепочки.

Петра промолчала. Инстинкт не позволил ей открыть рта. Она не сомневалась: Александер явно чего-то недоговаривает, но не могла понять, чего именно.

Тот продолжил:

– Мой тебе совет: дай себе пару дней отдыха. Залечи раны. Как я понимаю, ты все еще в боевом режиме?

– Да.

– В таком случае научись время от времени отключать его. Давай подождем, что будет дальше.

– Вы считаете, что он станет меня искать?

– Кто поручится?.. Одно можно сказать наверняка. Ты больше не в тени – и уже не просто легенда. Теперь у тебя есть лицо; ты – миф из плоти и крови.

* * *

Петра вернулась к себе, в двухкомнатную квартирку в доме между улицами Хафмун-стрит и Кларджес-стрит. Окна ее квартиры выходили на первую, вход в дом был со стороны второй. Прошло всего шесть дней с того момента, как она улетела в Нью-Йорк, чтобы стать Сьюзан Бранч. И всего две недели с тех пор, как переехала в эту квартиру.

Перед отъездом она отключила отопление, так что теперь в квартире было холодно. Поворот ручки термостата – и котел загудел. По сравнению с квартирами, в которых Петра жила в последние месяцы, эта была вполне приличной. Небольшая, но уютная, даже если и слегка безликая. Иными словами, такая же, как и большинство других квартир в этом доме. Ее квартирка принадлежала «Бриль-Мартен», бельгийской фармацевтической и химической компании, в которой якобы работала Марина Гауденци.

Свои другие жилища она вспоминала без ностальгии. Например, холодную, как могила, двухкомнатную квартиру над кафе в Остенде. Тогда был март. Дни ползли, как черепаха. Глядя на гавань и серые пятна моря и неба, Петра часами ждала, когда зазвонит телефон. Три месяца спустя стареющий владелец кафе – тот, у кого она снимала квартиру, – подтвердит ее описание полиции, но только в самых расплывчатых фразах. В конце концов, что он может сказать? Он видел ее лишь три или четыре раза. Он расскажет им, что ему о ней известно, вот только много ли? Она почти не выходила из дома. Она авансом заплатила за аренду наличными и не создавала ему проблем. Она говорила, зачем приехала в Остенде? Если честно, он не помнит.

После Остенде Петра отправилась в Берлин, где провела кошмарный месяц в убогом многоквартирном доме, населенном почти исключительно турками-иммигрантами. Из Берлина она переехала на две недели в Цюрих, где жила в окружении героиновых наркоманов и мелких воришек.

Барселона, Сараево, Марсель, Бухарест… Список был бесконечным, города сливались в памяти в одно серое пятно; их объединяло лишь ее желание поскорее из них уехать. Причем вовсе не потому, что это были непривлекательные места. Непривлекательной была жизнь, которую она была вынуждена в них вести. Ей нужно было промелькнуть, но не быть увиденной, запечатлеться в чьей-то памяти как смутный образ, а не как живой человек. В одиночестве она ждала инструкций.

Поезжайте в аэропорт. Вам нужно встретить пассажира с рейса «Люфтганзы» из Франкфурта. Его на нем не будет, поэтому с ближайшего платного телефона в терминале позвоните по следующему номеру. Когда вам ответят, ничего не говорите. Положите трубку. Затем вернитесь к себе домой.

Петра никогда не задавалась вопросами по поводу получаемых приказов. Если в этом безумии имелся свой метод, ей лучше о нем не знать. Иногда эти инструкции отправляли ее еще дальше. Например, на выходные в Осло или в трехдневную поездку в Милан. Но сами города не имели значения, потому что реальность везде была одинаковой: гостиничный номер, телефон, долгое ожидание, телепередачи на языке, который она не понимала.

Часто ее единственным спасителем были физические упражнения, поддерживавшие в тонусе и тело, и разум. Петра наращивала силу и гибкость, придумывала новые упражнения, чтобы занять пустые часы и избавиться от гнетущих мыслей. Увы, в этом она преуспела лишь отчасти. Петра стала одиноким скитальцем, и, как ни старалась она бороться с ними, время от времени одиночество и скука брали над ней верх. Особенно когда она задумывалась о будущем. Александер сказал ей, что в таком режиме она проживет как минимум год, если не больше. По его словам, это было необходимо, чтобы вписать личность Петры в убедительную трехмерную реальность. Выдавать себя за Петру недостаточно; она должна стать Петрой, что требует времени. Однако этот процесс длился всего шесть месяцев. Смерти Григория Исмаилова и Лионеля Леманса изменили все.

* * *

– С вами всё в порядке?

Вопрос застал Петру врасплох. Ей потребовалось мгновение, чтобы вернуться в реальный мир. Его лицо было ей знакомо. Как и место, где она находилась, – в дорогущем супермаркете «Европа» на углу Керзон-стрит и Кларджес-стрит. Теперь Петра вспомнила. Дома не было еды.

– Вы ведь мисс Гауденци, не так ли? – спросил незнакомец.

– Да.

Он держал пакет с яблоками.

– Вы их уронили.

Она посмотрела на пакет.

– Неужели?

– Вы уверены, что с вами всё в порядке? У вас слегка… потерянный вид.

– Со мной всё в порядке.

– Вы вся дрожите.

Так оно и было, но Петра все равно огрызнулась:

– Я же сказала, со мной всё в порядке.

Это была ложь. В один миг она запасалась продуктами, а в следующий стреляла в людей в гостиничном номере. Эта мысль впилась в ее мозг. Память была похожа на сон – все казалось нереальным, – и все же это была память, ментальная запись того, что она когда-то сделала.

Мужчина был в джинсах и плотном черном свитере, надетом поверх белой футболки. Высокий, метра под два ростом. Волосы такие же темные, как и у нее – почти черные, – и такие же густые. У него был крупный римский нос и пронзительные голубые глаза, такие же ясные, как синева, которую Петра видела из окна самолета сегодня утром. Чего она не могла вспомнить, так это его имени.

– Извините, я забыла… – растерянно пролепетала она.

Он протянул ей яблоки:

– Я – Фрэнк.

Фрэнк Уайт. Да, это он. Они жили в одном доме. Пару раз в течение недели до Нью-Йорка они сталкивались в парадном. И даже несколько раз обменялись ни к чему не обязывающими фразами: приветствие, прощание, комментарий о погоде.

– Простите, я не хотела грубить, – сказала Петра.

– Ничего страшного. Забудьте.

– Я просто устала. Это все долгий перелет.

– Вы были за границей?

– Да.

– Где?

Вопросы следовали слишком быстро и прямолинейно.

– Деловая поездка. В пару мест.

Похоже, ее нежелание отвечать на них не ускользнуло от него. Расплатившись за покупки, они вышли на Керзон-стрит. Он посмотрел на мелочь на своей ладони:

– Это место как Бермудский треугольник. Деньги просто исчезают в нем.

Перед ними, по другую сторону улицы, высился фасад Третьей Церкви Христа. Вырезанные в камне над входом, в глаза бросались три фразы: ИСЦЕЛИ СТРАЖДУЩЕГО. ОМОЙ ПРОКАЖЕННОГО. ВОСКРЕСИ МЕРТВОГО. И вновь Петра представила Марина, как тот стоит у раздвижных стеклянных дверей и хнычет, словно ребенок, а первая пуля впивается ему в горло. Отец пяти детей… Она на мгновение закрыла глаза и попыталась прогнать этот образ.

Фрэнк Уайт продолжал болтать. Они вошли в дом и вызвали лифт. На столе вестибюля лежал большой пухлый конверт, адресованный ей. Петра посмотрела на обратную сторону и узнала смазанный штемпель. Письмо было из турагентства «Адельфи трэвел». Вернее, из Маджента-Хаус. Судя по всему, очередная порция информации, которую нужно было переварить и запомнить.

Петра взглянула на часы. В Бразилии наступал ранний вечер. Интересно, подумалось ей, какая она, вилла Марина в Бузиосе. Именно там были дети, когда она убивала их отца… От боли раскалывалась голова. Она приложила руку к виску.

– Вы уверены, что с вами всё в порядке?

– Да. Спасибо.

– Может, угостить вас чашкой кофе?

Петра напряглась:

– Кофе?

– Или чая, если хотите.

Где-то, глубоко внутри ее, внезапно шевельнулась злость на Фрэнка Уайта. Что стало тому причиной, было загадкой, но само чувство было знакомым.

– Вряд ли, мистер Уайт. Сомневаюсь, что мне от вас что-то надо.

* * *

На улице было морозно. Ветровые стекла машин, припаркованных под уличными фонарями, были покрыты инеем. Без десяти семь утра, а все еще темно. Выпив чашку зеленого чая, Петра села за ноутбук, стоявший на матовой стеклянной столешнице. Пискнул модем, расправляя электронные щупальца, охотясь за другими щупальцами, чтобы зацепиться за них. Она добралась до Маджента-Хаус в «Адельфи трэвел». Компьютер в «Адельфи трэвел» подумал и выдал ей короткий список на выбор: «Бэнк оф Америка», «Эр-ти-зед», «Найк», «Финнэйр», «Рено», «Дюпон», «Кредит Суисс», «Марриотт». Из-за неприязни она выбрала «Найк». Каждый день короткий список варьировался, от пяти до десяти фирм, выбранных наугад. С этого момента выбранная фирма фактически создавала ссылку. Именно туда будет отслежена линия связи.

Петра посетила первый из своих веб-сайтов «Небеса над головой», посвященный звездочетам, предсказателям комет и всему, что касается похищений людей инопланетянами и наблюдений за НЛО. Кен и Брайон, не то двое взрослых мужчин, не то парней, руководившие сайтом и редактировавшие информационный бюллетень, базировались в Урбане, штат Иллинойс. Для посетителей сайта имелся форум; каждое сообщение отображалось в хронологическом порядке рядом с именем отправителя и временем получения. Когда список становился слишком длинным, Кен и Брайон редактировали его, что и случилось, пока Петра была за границей. Она подготовила новое, простенькое послание; главным в нем было имя, которое она использовала.

Видел ли кто странный свет над Гамбургом 3 декабря? Примерно без четверти три утра. Это был белый диск диаметром примерно в два раза больше длины коммерческого самолета. В. Либенски.

У нее было два ящика электронной почты – один на «Америка онлайн», на имя Росарио Алкона, второй на «Майкрософт нетуорк», на имя Эндрю Смита. Петра проверила оба ящика. Ничего. Как и на каждом из трех других сайтов, которыми она пользовалась.

Она выключила экран.

* * *

Я больше не человек. В этом весь смысл. Вчера я была отличной машиной. Разработанной специалистами, собранной согласно спецификациям и безупречно запрограммированной. Я функционировала так, как и должна была. Я следовала инструкциям, настолько глубоко укоренившимся, что они стали частью меня. Я была автоматом-убийцей, сущностью без совести.

Я делаю еще один глоток зеленого чая и надеюсь, что похмелье пройдет быстро. Вчера вечером, в одиночестве, в этой унылой квартире, я пила водку. Но не для того, чтобы унять боль, а чтобы облегчить ее отсутствие. Я была в шоке от того, что сделала, но не пожалела об этом. Поразмышляв о последствиях того, что сделала, я пришла к выводу, что каждое мое действие было правильным. А еще подумала о друзьях и родных тех двоих, которых я убила; знаю, что они будут убиты горем, но не испытываю к ним жалости. Я могу анализировать все, что угодно, но эмоционально я онемела. Если б мои создатели могли видеть меня сейчас, они были бы весьма довольны.

У меня сердце компьютера.

17

У нее имелось несколько его снимков – одни цветные, другие черно-белые. У него были густые каштановые волосы, которые серебрились на висках. Лицо было темным и морщинистым – сочетание, которое предполагает избыток солнца. На этом фоне голубые глаза казались бледнее, чем они, вероятно, были на самом деле. Петра проверила его возраст. Сорок четыре. Для финансиста – как он называл себя – он бы в неплохой форме.

Его отец, Поль Серра, был дантистом из Марселя; мать, Клодетт, выросла на небольшой ферме в Провансе. Марк был старшим из трех их детей. Его брат Люк – средний ребенок – умер от лейкемии в возрасте тринадцати лет. Сестра Франсуаза была замужем за врачом в Лионе. Несмотря на ум и прекрасную успеваемость, Марк Серра был трудным ребенком, исключенным из двух марсельских школ, – факт, затронувший в сердце Петры струны солидарности.

Несмотря на это, он получил отличный аттестат и какое-то время учился в Национальном политехническом институте в Гренобле – прежде чем решил посмотреть мир. Считалось, что Марк провел вдали от Франции год, но в досье больше ничего не было – до того момента, пока в возрасте двадцати девяти лет он не устроился на работу в банк «Лионский кредит», где оставался до тридцати трех лет. Именно тогда перешел в «Банк Анри Лодер», небольшую частную фирму с единственным офисом в Цюрихе. Вряд ли выдающийся карьерный ход – вот только выбранная им стезя на самом деле не имела ничего общего с банковским делом.

Марк по-прежнему был сотрудником «Банка Анри Лодер» – более того, его директором, – но это скорее была пустая формальность. За последние пять лет он дважды брал длительный «отпуск», оба раза на целый год. Согласно имеющимся данным, Серра проводил время в разъездах и находился в Швейцарии меньше месяца в год. Само по себе это не было чем-то особенным: немало бизнесменов проводили больше ночей в самолетах, чем в постели с женами. Но фирма, в которой работал Марк, не была международной, с внушительными интересами за рубежом.

Петра разложила содержимое папки, находившейся в пухлом конверте, что сейчас лежал на полу гостиной. Как это часто бывало с такими досье, пробелы были куда более интересны, нежели информация между ними. Чем занимался Серра между учебой в институте в Гренобле и работой в «Лионском кредите»? Куда он ездил во время своих годовых отпусков? Папка об этом умалчивала. И даже не предлагала гипотез.

Сейчас Серра жил в Париже. У него был небольшой круг друзей, двое из них являлись членами Коммунистической партии, как и он сам в свое время в Гренобле. Серра был холост, но, похоже, гетеросексуал; в папке имелся список его бывших любовниц. Петра вздрогнула. Если их имена включены сюда, то лишь потому, что кто-то предположил, что в какой-то момент в будущем они могут пригодиться. Более чем кто-либо другой, она знала, какие опасности подстерегают любителей сексуальных похождений.

Аспирантский курс Резы Мохаммеда по химическому машиностроению и химической технологии был оплачен Франко-арабским стипендиальным обществом. Оно же оплачивало его расходы на проживание, переводя небольшие ежемесячные взносы на счет студенческого хостела «Аль-Шариф» и на текущий счет в филиале банка «НатУэст» в Эрлс-Корт. Деньги за обучение Мохаммеда в Имперском колледже поступали непосредственно из «Банка Анри Лодер». Деньги же на его текущие расходы переводились в «НатУэст» из лондонского отделения Исламского промышленного банка. Это была та же схема, что и в случае Мустафы Села во время его учебы в Имперском колледже.

Франко-арабское стипендиальное общество базировалось в Париже и было учреждено Марком Серра в 1991 году. Оно ставило своей целью «содействовать лучшему взаимопониманию между французским и арабским народами, что может быть достигнуто лишь благодаря взаимному обмену перспективными студентами». Из документов в папке следовало, что обмен был односторонним. Девяносто процентов студентов были арабами, обучающимися в Европе, и только десять процентов уезжали учиться в противоположном направлении. Хотя Общество являлось французским, арабские студенты были рассеяны по всей Европе, а не только по Франции. Неизвестно, какими средствами располагало Общество, но в настоящее время оно спонсировало учебу ста тридцати пяти студентов в странах ЕС.

Петра просмотрела остаток содержимого папки. Там были фотографии Серра с директорами «Тележенекс», французской фирмы, занимавшейся разработкой систем управления ракетами. Затем был нечеткий снимок на палубе залитой солнцем лодки – окровавленная барракуда, а рядом он сам в окружении загорелых смеющихся мужчин. Это было начальство компании «Мюррей-Гардайн», канадского производителя вооружений, незаконно выпускавшего противопехотные мины на производственных мощностях своей дочерней компании в Гвадалахаре, Мексика. На другом фото, сделанном в Далласе, Серра обменивался рукопожатием с Джимом Бьюкененом, одной из шишек Национальной стрелковой ассоциации.

У Петры постепенно начал складываться портрет Серра. Умный, образованный, он легко вращался среди людей, завязывал контакты, не выходя из тени. Даже на фотографиях никогда не был в центре внимания. Список его знакомых впечатлял, но Петру больше интересовало то, с какой легкостью он приспосабливался к любой ситуации, в которую попадал. Серра лгал всем. Как и она. Вскоре ей стало ясно: Серра невозможно узнать, просто ознакомившись с документами папки.

* * *

Я лежу на диване и смотрю телевизор, перещелкивая каналы. Вижу игровое шоу, где конкурсанты пытаются выиграть ярко-синий хэтчбек. Вижу футбольный матч, где молодые миллионеры с плохими стрижками катаются по траве, целуя друг друга. Вижу завтрашнюю погоду. Вижу сериал «Жители Ист-Энда». Вижу программу, посвященную искусству, – молодая писательница агрессивно рассказывает о женщинах, которые становятся хозяйками своей судьбы. У нее острый, язвительный ум, и она использует его, поливая грязью мужчин. Она много говорит о самоуважении и расширении прав и возможностей; я же гадаю, не в силах понять, о чем она говорит.

Женщины моего возраста выходят на работу; они трудятся с девяти до пяти за гроши. Они дважды в день трясутся в автобусе или метро. Они ходят в кинотеатры и клубы со своими подругами. Они сплетничают друг о дружке, они шарахаются от одного безнадежного мужика к другому. Они покупают продукты, когда устали и замерзли и когда им меньше всего на свете хочется это делать по пути домой. Они по утрам ищут чистую одежду точно так же, как тот человек, с которым они просыпаются рядом.

Матери и дочери. Добытчицы и домохозяйки, белые воротнички и вечные безработные. Они следят за фигурой, они курят по тридцать сигарет в день. Они мечтают понежиться пару недель на южном солнце и выиграть в Национальную лотерею. Им не нужен Брэд Питт – им нужен добрый и честный мужчина, умеющий их рассмешить. Или же им не нужен никто, потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на то, чтобы понять, кто хорош, а кто плох. Они ранимые и злые, стойкие и щедрые, они любые, каких вы только можете себе представить. Они нормальные.

В отличие от меня. И мне от этого грустно, потому что в данный момент это все, чего мне хочется.

* * *

По Пиккадилли бродили толпы народа, но из моря лиц возникло одно лицо. Петра увидела его прежде, чем он увидел ее. Господи, лишь бы не посмотрел в ее сторону… Впрочем, он наверняка это сделает. Из всех доступных направлений его взгляд выбрал ее. Фрэнк Уайт.

Их первые фразы были своего рода неуклюжим танцем. Привет, как дела? Рад вас видеть. Что делаете? Да так, ничего особенного. Как вам погода? Знаю, но говорят, что к выходным потеплеет. Слова казались бессмысленнее обычного, куда важнее было то, что оставалось несказанным. В конце концов Петра решила, что с нее довольно.

– Послушайте, мистер Уайт, – сказала она, отводя взгляд.

– Фрэнк.

– Фрэнк. Послушайте, вчера я…

– А что, собственно, было не так?

– Извините, что нагрубила вам. Просто я…

– Это не имеет значения.

Петра потерла глаза:

– Еще какое. По крайней мере, для меня.

– Я всего лишь предложил вам чашку кофе.

– Не только, – упиралась Петра. В тридцати ярдах за его спиной она увидела кофейню. – Вы не против, если чашкой кофе угощу вас я? В искупление моей грубости.

– Прямо сейчас?

– Почему бы нет?

В кофейне было полно народа, но им удалось найти пару свободных мест у окна с видом на улицу. Уайт заказал латте, Петра выпила мокко. До этого он побывал в книжном магазине – и теперь положил зеленый фирменный пакет рядом со своей чашкой.

– Что вы читаете? – спросила она.

– Историю Намибии.

– Намибии?

– Возможно, я поеду туда в следующем месяце. Я всегда стараюсь прочитать что-нибудь о тех местах, в которых бываю.

– Зачем вам туда?

– По работе. Я геолог.

– В самом деле?

– Я работаю в небольшой фирме консультантом по добыче полезных ископаемых. Когда клиент хочет знать, что там у него под ногами, меня посылают туда, чтобы все разведать.

– Значит, вы много путешествуете?

– Да.

– Вам это нравится?

– Если честно, да. Многие люди жалуются на постоянные разъезды, но только не я. Если слишком долго сижу на одном месте, у меня начинается зуд. А как вы?

Она уже успела забыть, что значит иметь настоящий дом.

– Я путешествую больше, чем хотелось бы, но это работа.

– И где вы работаете?

– В «Бриль-Мартен».

Фрэнк недоуменно покачал головой – мол, первый раз слышу.

– Это бельгийская химическая и фармацевтическая компания, – пояснила Петра.

– И в чем состоит ваша работа?

Пауза.

– Устраняю проблемы.

– И это всё?

– О да.

– Как давно вы в Лондоне?

– Около двух недель. Впервые мы столкнулись друг с другом в парадном… кажется, это был мой первый день в квартире. А всю прошлую неделю меня не было.

Уайт сделал долгий глоток из своего бумажного стаканчика с латте.

– Я встречал вашего предшественника.

У нее тотчас участился пульс.

– Моего предшественника?

– Того, кто жил в квартире до вас. Как его звали?

Петра надеялась, что он не заметит ее растерянности. Сделай глубокий вдох, затем медленно выдохни. Изобрази задумчивый взгляд. Затем скажи:

– Если честно, я не уверена… Я не знаю, кто жил здесь до меня.

Фрэнк Уайт пожал плечами и сочувственно посмотрел на нее:

– Наверное, так обстоят дела со всеми такими квартирами. Люди приезжают и уезжают, а мебель остается прежней.

Его лицо излучало понимание и симпатию. И если в прошлый раз, когда они говорили, Петра разозлилась, то сегодня почувствовала нечто столь же необъяснимое и глубокое. Печаль. Она улыбнулась, причем совершенно искренне.

– Вы правы. Куда бы я ни поехала, для меня все выглядит совершенно одинаково.

* * *

Через шесть дней после возвращения из Рио, в четыре часа утра, Петра поняла, что не может уснуть. Сначала ей было жарко, затем холодно. В конце концов она встала и некоторое время расхаживала взад-вперед в надежде, что скука утомит ее. Когда это не удалось, проверила компьютер. На сайте «Небеса над головой» обнаружилось обращение.

Для Либенски

Моя сестра 3 декабря заметила свет из моего дома в Зевене. Газета написала, что это связано с атмосферными условиями, но я не верю. Как вы думаете?

Р. Юлиус

Юлиус было одним из трех имен, которые Петра выбрала в качестве позывного. Увидев его, она вздрогнула. Первые буквы первых трех слов обозначили сервер – в данном случае MSN, – и буквы между запятой и точкой первого предложения складывались в имя: inzeven; это явно был адрес электронной почты, созданный исключительно для одного разговора. Кто бы ни был Джулиус, с ним или с ней можно связаться по адресу [email protected].

Используя адрес Эндрю Смита, который был также на MSN, Петра ответила:

Р. Юлиусу

Получил ваше сообщение. Ожидаю встречный вопрос.

В. Либенски

Она знала, что вряд ли получит немедленный ответ, но странное волнение удерживало ее в ожидании перед синим свечением экрана. Все равно ей теперь не уснуть. Петра включила бойлер, на час занялась растяжкой, после чего погрузилась в ванну. Затем позавтракала. В двадцать минут девятого на электронную почту Эндрю Смита пришло письмо.

В. Либенски/Эндрю Смиту

Как я понял, у нас есть взаимный интерес к Южной Америке. Было бы неплохо встретиться и все обсудить. В том числе будущее.

Это возможно?

Р. Юлиус

Так начался диалог, который занял все утро. Уклончивые сообщения приходили и уходили; прежде чем дать ответ, их содержание тщательно анализировалось. Предложение, встречное предложение и в конечном итоге соглашение. Сделка была назначена через два дня, в Париже, в центре восьмого округа, на стыке бульвара Осман и авеню Матиньон. Петра быстро напечатала положительный ответ и пару секунд ждала реакции компьютера. Наконец тот спросил, хочет ли она отправить сообщение или нет.

Да.

Затем она позвонила Александеру. Через два часа они встретились возле Круглого пруда в Кенсингтонских садах и зашагали к фонтанам возле Мальборо-гейт на Бейсуотер-роуд. Утро было холодное, низкое серое небо как будто вступило в союз с ледяным ветром, который гнул ветви деревьев. Им навстречу попались несколько упрямых бегунов, чьи головы окутывали облачка пара, а щеки приобрели цвет красной капусты. Парочка собачников выгуливали своих питомцев. Кроме них, парк был почти пуст.

– Я изучила материалы, которые вы мне дали, и мне интересно, каков статус Серра в других агентствах, – сказала Петра.

– Невысокий. Безусловно, французы невысокого о нем мнения. Его дважды пытались уличить в уклонении от уплаты налогов, но оба раза потерпели неудачу. В Германии Федеральное ведомство уголовной полиции заподозрило его в связях с группой украинских контрабандистов, которые пытались продать ядерный материал пакистанским исламским боевикам. Но Серра не имел к этому никакого отношения.

– Значит, никто не знает, что в той папке?

– Бо́льшая часть материала может быть собрана из общедоступных источников. Что касается остального, то, возможно, одному агентству известно что-то одно, другому – что-то другое. Или же они знают почти все, но не видят причин для беспокойства. Кто скажет? Мы не можем делиться нашей информацией, не так ли? Нас ведь даже не существует. И даже если б и существовали, я не уверен, что мы стали бы ею делиться.

– Не понимаю, почему нет.

– Потому что никогда не знаешь, в чьи руки попадет такая информация. В прошлом любая информация по Ирландии, которой MI-5 или MI-6 делились с ЦРУ или ФБР, в течение сорока восьми часов попадала к боевикам ИРА. В отличие от американцев, мы не считаем, что психопаты, взрывающие детей в торговых центрах, – это герои, нуждающиеся в поддержке или, если на то пошло, голливудской рекламе. Поэтому оставляем нашу информацию по Ирландии для себя. То же самое касается всего, что связано с Халилом. В эту категорию входит и Марк Серра. Не хватало, чтобы он испугался и исчез, как Реза Мохаммед.

Петра застыла, как вкопанная.

– Что?

Ветер ерошил волосы Александера.

– Не надо изображать потрясение. Ты наверняка понимала, что такое возможно.

Первой реакцией Петры была злость, что было в ее духе. Но она быстро подавила ее в себе. Она не сомневалась: Александер нарочно произнес эти слова как бы невзначай. Он ничего не делал случайно. Скорее всего, хотел проверить ее реакцию. Не дождется.

– И где он исчез?

– Где исчезают многие. В Афинах.

– Что он там делал?

– Мы не знаем. Судя по всему, выступал в роли курьера.

– Он бросил учебу?

– Нет. Мы связались с колледжем на следующей же неделе, и нам сказали, что он болен. Кто-то из общежития позвонил и сказал, что у него грипп.

– И это всё?

Александер кивнул:

– Мы проследили за ним до Хитроу, где он сел на рейс до Афин. Я договорился, чтобы там его взяли под наблюдение, но греки потеряли его.

– Когда это случилось?

Александер закурил:

– Недавно.

– Когда именно?

– Шесть недель назад.

– Почему вы не сказали мне?

Александер пожал плечами:

– Не видели особого смысла. Главное для нас – Халил. Без него нет Мохаммеда. По крайней мере, для тебя. Кроме того, Мохаммед наверняка снова объявится. Таким как он это свойственно. Ты получишь свой шанс, если заработаешь его.

* * *

Если честно, я не верю в женскую интуицию. По-моему, некоторые люди интуитивны, некоторые – нет, и эта разница никак не связана с полом. Я смотрю, как Александер исчезает в проеме ворот Мальборо-гейт, и сигналы опасности в моем мозгу взрываются, как фейерверк.

Знаю: единственная причина, почему я до сих пор жива, заключается в том, что Александер вложил в меня время и ресурсы вверенной ему организации и потому не торопится списать меня в расход. Моя фиктивная страховка в значительной мере дискредитирована. Во время моего обучения бывали периоды, когда мое общение с внешним миром было полностью прервано без каких-либо разрушительных последствий. Никакой немецкий таблоид не кричал об «эксклюзивной информации», никакое малайзийское телевидение не транслировало «сенсационные новости», никакая теория заговора не бродила по Интернету. С другой стороны, я подозреваю, что Александер по-прежнему видит во мне опасность для себя, и в этом он, конечно, прав. Но между нами достигнуто молчаливое согласие. Я хитростью вынудила его пойти на него. Он этого не забыл и не простил меня, поэтому лучше его не подводить.

Теперь, однако, я подозреваю, что появилась некая новая цель. О которой мне ничего не известно. Знаю только одно: я – расходный материал. И хотя этот риск – обратная сторона любой жизни, я не готова стать жертвой. У меня нет доказательств моим подозрениям, но мне они не нужны. Это инстинкт, и мне нужна защита.

* * *

– Мистер Брэдфилд?

Он обернулся. Они стояли у входа в Аркаду Виктории, пешеходы обходили их с обеих сторон.

– Кто вы? – хрипло спросил он.

– Не узнаете?

Услышав в ее вопросе вызов, он прищурился. Ей показалось, что он ее узнал, – но нет, Брэдфилд покачал головой:

– Нет… нет, нет. Не узнаю.

Петру это удивило. Его профессия была связана с лицами. Настоящими, фальшивыми, теми, которые он с удовольствием помнил, и теми, которые не мог забыть. Он скользнул по ней взглядом, пытаясь вспомнить, где и когда.

– Когда вы меня видели, я была блондинкой. И худой. – Где-то в глубинах его памяти что-то шевельнулось, но этого было недостаточно. – У меня был пистолет. Вы еще сказали мне, что я не должна носить его, если не готова стрелять.

Кустистые белые брови Сирила Брэдфилда изогнулись дугой.

– Это вы?

– Да, это я.

– Так это вы прислали мне записку?

Петра кивнула. Накануне днем она просунула в прорезь почтового ящика на входной двери дома Брэдфилда на Лонгмур-стрит конверт. Внутри был один листок бумаги. Записка было короткой и простой: Хочу поговорить с вами. Завтра, Аркада Виктории, в одиннадцать утра. Ваш друг. Без десяти одиннадцать он вышел из дома на Лонгмур-стрит и зашагал по Уилтон-роуд. Петра последовала за ним на небольшом расстоянии. Как только Брэдфилд вошел в Аркаду, она одним глазом следила за ним, а другим выискивала любого, кто также мог смотреть в его сторону. Но никого не заметила. В четверть двенадцатого он решил, что с него хватит, и вышел из Аркады. В этот момент Петра окликнула его по имени.

Брэдфилд был одет в старую куртку с кожаными заплатами на локтях. Для тепла та была застегнута под самое горло, воротник поднят; руки глубоко засунуты в карманы зеленых вельветовых брюк.

– Что вам нужно?

– Чтобы вы сделали для меня кое-какую работу.

Сначала он, похоже, удивился, затем вздохнул с облегчением, но потом с подозрением посмотрел на нее:

– Это какую же?

Петра огляделась по сторонам. Не хотелось быть услышанной.

– Ту, которую вы делаете лучше всего. Как насчет чашки кофе? Я уже окоченела от холода.

Они уселись за столиком в теплом кафе. По окнам струился конденсат, лепестки пластиковых цветов давно выгорели на солнце, утратив первоначальный цвет. Сирил Брэдфилд положил в серый от молока чай две ложки сахара и теперь медленно их размешивал.

– Что именно вам нужно? – спросил он.

– Водительские права. Удостоверения личности.

Брэдфилд открыл заржавленную табакерку и достал из нее бумажку для самокрутки.

– Для какой страны?

Они переговаривались тихо, чтобы их никто не услышал. Впрочем, их разговор заглушали звуки радио, стоявшего на пластиковом прилавке рядом с кассовым аппаратом.

– Мне нужно три набора удостоверений. Не британских. Но они могут быть англоязычными. Или же французскими или немецкими.

– И все три требуют паспортов? Или просто национальные документы?

– В каждый должен входить паспорт. Это самое главное.

– Как насчет вашей внешности? Как сейчас или что-то другое?

– В принципе, что-то близкое к тому, как я выгляжу сейчас.

Он посмотрел поверх очков.

– Иными словами, что-то такое, что можно использовать в спешке?

Петра выдержала его взгляд. Она не заметила в нем подвоха. Наоборот, скорее доверие.

– Да. Если мне потребуется нечто радикально иное, я попрошу позже.

Брэдфилд кивнул, оценив ее откровенность и тот факт, что она поняла его. Затем лизнул бумагу и заклеил сигарету.

– Вам нужны абсолютно новые личности или их можно украсть?

– Каковы плюсы и минусы?

– Скажем так, с кражей личности вы принимаете личность реального человека. Во-первых, это позволяет вам открывать на его имя банковские счета, оформлять кредиты, получать кредитные карты, а значит, в вашем распоряжении всегда есть деньги. Вы можете подать заявку на получение законных водительских прав, а не покупать поддельные. – Брэдфилд закурил сигарету, затем осмотрел ее светящийся кончик. – В наши дни кража личных данных – это индустрия роста в этой стране.

Если Петре и придется использовать одну из ее новых личностей, вряд ли у нее будет время оформлять банковские кредиты. Лучше иметь в кармане наличные деньги.

– Думаю, новые личности были бы лучше.

– Вы сами предоставите пустые бланки, или я должен это сделать за вас?

– Лучше вы сами.

– Вам нужны штампы в паспортах?

– Несколько штук не помешают.

– В таком случае составьте для меня список стран, какие я могу включить и какие не могу.

– Хорошо.

Петра сделала глоток кофе. Напиток был отвратительным. Но Брэдфилд, похоже, был доволен своим чаем.

– Кажется, я вспомнил, – сказал он. – Понемногу ко мне возвращается память. Вы изменились.

Если б вы только знали!

– Может быть, но несильно, – ответила Петра.

Брэдфилд покачал головой:

– Еще как! Я смотрю на вас – как вы двигаетесь, как двигаются ваши глаза – и вижу кого-то нового.

– Внутри я все та же.

– Сомневаюсь. Я смотрю на вас – и вижу внутри пустоту.

* * *

Она стояла на бульваре Осман. Ледяной ветер пронзал шерстяное пальто и все, что было надето на ней под ним. Ее тело покрылось гусиной кожей. В Рио начало зимы обдавало зноем. В Париже был мороз.

Она посмотрела на часы. Со стороны авеню Матиньон появился автомобиль – черный «Фольксваген Гольф» с помятой пассажирской дверью. Если честно, Петра ожидала увидеть что-то пошикарней. Она также ожидала, что Серра будет с телохранителями, но он был один. Перегнулся через сиденье и открыл пассажирскую дверь.

– Фройляйн Либенски?

Его тон был слегка насмешливым. Ее – куда более резким.

– Герр Юлиус?

Она села, и Серра, даже не посмотрев в зеркало заднего обзора, тут же влился в поток транспорта. Сзади тотчас прогудел клаксон.

– Огни в небе над Гамбургом? – спросил он.

– Это первое, что пришло мне в голову.

– Я подумал, мы сможем поговорить за обедом. Вас это устраивает?

– Я уже пообедала, но могу посидеть за компанию.

– Тогда только кофе. Вы в Париже на несколько дней?

– Нет. Я уезжаю сегодня.

Петра приехала поездом «Евростар» с вокзала Ватерлоо. Кредитки в ее сумочке были выпущены в Лондоне на имя Сьюзан Бранч. Паспорт был на то же имя, но не тот американский, с которым она приезжала в Бразилию. Этот был канадский.

Они приехали на Монмартр. Серра оставил «Гольф» на мощенной булыжником улице – вернее, на корявом тротуаре, – проигнорировав протесты тощей старухи, стоявшей в дверях соседнего дома. Та от злости плюнула на землю и осыпала их проклятиями. Серра провел Петру вниз по ступенькам в кафе на углу узкой улочки. Внутри было мрачно: выкрашенные в темно-зеленый цвет стены, голые, затертые до блеска половицы, потемневший от никотина потолок. Серра выбрал столик в глубине зала и закурил сигарету.

– Вы уверены, что не голодны?

– Уверена.

– Не желаете выпить? Может, хотите вина? Или кофе?

– Баночку колы. – Петра посмотрела на официанта, который, шаркая, шел к их столу. – Только не нужно ее открывать.

Серра улыбнулся:

– Ни сигарет, ни еды? Только кола из закрытой банки? Вам нет причин так осторожничать.

Петра уже определила три потенциальных пути отступления из кафе. Что касается оружия, то это были ножи и вилки, дешевые стаканы, пепельница и коробок спичек в ней, подсвечник с двумя рожками, солонка и перечница, зубочистки в стеклянной подставке, карандаш за ухом официанта и висящий у него на поясе штопор. Она огляделась по сторонам. Персонал был ненавязчив в типично парижском стиле. Казалось, они скорее изведут клиента ожиданием, чем обслужат его.

Петре же хотелось поскорее начать и закончить.

– Итак, ради чего эта встреча?

– Отчасти причиной любопытство. Мне хотелось увидеть вас. Посмотреть в лицо женщине без лица.

– Просто чтобы вы знали: у меня аллергия на пустые светские разговоры и лесть.

– И отчасти дело… Хотелось посмотреть на ту, что стоила мне стольких денег. Мы с Марином провернули не одну взаимовыгодную сделку. Не стало его – не стало денег.

– Весьма сожалею.

– Но не так, как я.

Петра равнодушно пожала плечами:

– Ваши отношения с Марином были чисто деловыми?

– Да.

– Мои тоже. От одного к другому. Думаю, не мне вам это объяснять. Ничего личного.

Официант вернулся с кофе и кока-колой. Пока он не отошел от столика, возникло неловкое молчание.

– Чтобы вы знали: я разговариваю с вами от имени одного клиента, – сказал Серра.

– Кто он?

– Не имею права раскрывать его имя. Вы знаете, как это бывает.

– Продолжайте.

– Он хочет вновь воспользоваться вашими услугами.

– Какими услугами?

– Он слышал о вас и о том, что вы сделали с Марином, не от меня, уверяю вас, и он также слышал, что вы… скажем так, доступны.

Доступна? У Петры имелась история доступности. Особенно для клиентов, которые хотели остаться анонимными.

– В Нью-Йорке есть некто, – продолжал Серра. – Известный человек, ставший проблемой для моего клиента.

Петра открыла колу.

– Это вряд ли.

Серра, похоже, удивился, что показалось ей странным. Неужели он ожидал, что она ответит согласием?

– Не хотите выслушать предложение?

– Дело не в деньгах. Кроме того, я никогда не торгуюсь. Я называю цену, и всё.

– И какова ваша цена?

– Я не работаю на анонимных клиентов.

– Он был бы щедр.

– Я же сказала, дело не в деньгах. Уверена, вы легко найдете кого-то другого. Теперь, если вам больше нечего сказать, будем считать, что разговор мы закончили.

Серра явно не желал так просто ее отпускать.

– Может, мне поговорить с моим клиентом и попытаться переубедить его?

Петра пожала плечами:

– Если хотите. А кто цель?

– Думаю, вам придется подождать, хорошо?

– Если у меня будут возражения против цели, в любом случае сделка не состоится. В этом случае любые разговоры с клиентом станут пустой тратой времени.

Серра затушил сигарету и на минуту задумался. Затем кивнул в знак согласия:

– Хорошо. Имя этого человека – Гилер. Леон Гилер.

18

Маргарет, секретарша Александера, обертывала в розовую бумагу небольшую коробочку. Петра молча наблюдала за ней. Закончив с оберткой, Маргарет перевязала коробку зеленой ленточкой. А когда подняла глаза, то покраснела – ее щеки стали того же цвета, что и ее блузка.

– Это для моей племянницы, – пояснила она. – Подарок на день рождения. Это ее первые часы.

В последний раз Петра видела свою племянницу в окуляры бинокля. Стоя на краю дороги с видом на Фолстон, она наблюдала за тем, как семья оплакивает ее, Стефани. Ей вспомнилось, как Александер сказал, что Джейн снова беременна. Щемящее чувство внизу живота, несомненно, было тому виной; она напрочь забыла про ее беременность. Интересно, задумалась Петра, неужели в свои двадцать три года она вновь стала теткой? А если да, то чьей? Мальчика или девочки? Или даже близнецов?

Маргарет наклонилась через стол. Казалось, она ощутила ее смятение и потому схватила руку Петры и пожала ее.

– Думай прежде всего о себе, Стефани.

Ее глаза говорили нечто большее. Петра поблагодарила ее и вошла в кабинет Александера.

После ее поездки в Париж прошло три дня, и это были спокойные три дня. Петра упражняла тело и очищала ум от гнетущих мыслей. Поскольку она не ждала никаких телефонных звонков, дни были в полном ее распоряжении. Ради удовольствия Петра прочитала две книжки, чего не делала уже давно, а одним сырым утром прогулялась под изморосью через весь Риджентс-парк и посетила Британский музей и галерею Тейт, в которых раньше ни разу не была. Ей было приятно ощущать себя туристкой в родном городе.

Когда Александер наконец нашел время взглянуть на нее, он поморщился. Петра предположила, что все дело в одежде, которая была на ней. Под поношенной вельветовой курткой, которая была ей велика, на ней была черная толстовка с ядовито-зеленым слоганом на груди: «ЖЕНЩИНАМ, КОТОРЫЕ ИЩУТ РАВЕНСТВА С МУЖЧИНАМИ, НЕ ХВАТАЕТ АМБИЦИЙ». Или дело было в черных ботинках, которые ему не понравились. Или в военных брюках цвета хаки. Трудно сказать. Сам он был сама элегантность – хорошо сшитый костюм и шоколадного цвета водолазка.

– У нас проблема, – сказал он. – Может, присядем?

– Это так обязательно?

Сам Александер сел.

– Две недели назад агенты «Моссада» похитили на улицах Рима молодого мусульманина, иранца. Через сорок восемь часов он уже был в Израиле и готов для допроса.

Начало не сулило ничего хорошего.

– Кто он?

– Аббас Карим Кассир. Он – член военного крыла «Хезболлы» и работает непосредственно под началом высшего командования. Последние два года обитал в Риме в качестве представителя Исламской культурной ассоциации при иранском посольстве. В прошлом месяце прилетел в Цюрих – и угадай, кого он там встретил?

Петра пожала плечами:

– И кого же?

– Густаво Марина. Незадолго до того, как тот вернулся в Бразилию на зимний отдых. Само собой разумеется, израильтянам не терпелось выяснить, что обсуждали эти двое, и, по крайней мере, в этом им сопутствовал успех. Кассир разместил у Марина заказ на поставку зенитных ракет SAM-7. Проблема заключалась в том, что израильтяне не смогли выяснить, куда и когда должен быть доставлен заказ или в каких объемах. Поэтому они решили похитить Кассира и узнать это у него лично. Он давно был занозой у них в боку, поэтому они решили, что оказывают себе и всему остальному миру огромную услугу. И как только их специалисты приступили к работе с ним, он оказался весьма разговорчивым.

– Вы начали говорить о Кассире в прошедшем времени.

Александер развел руки в примирительном жесте.

– Не секрет, что израильские методы допроса порой бывают… чересчур энергичными.

– Обожаю тонкие намеки.

– «Моссад» доволен тем, что Марин удален из уравнения, однако не стал делиться с нами результатами допроса Кассира. Тем не менее мы узнали, что тот имел связи с Халилом. Эти двое никогда не встречались лично, но Кассир находился под началом у шейха Исмаила Махмуда Хуссейна, который также контролировал Халила, пока тот не решил, что не желает никому подчиняться. Впрочем, связи между Халилом и Хуссейном сохранились, равно как между Хуссейном и Кассиром. Незадолго до своей смерти последний заявил, что Халил в настоящее время якобы планирует грандиозную террористическую атаку на Запад, но он не знал, что именно или когда это произойдет.

– Он мог блефовать.

– Израильтяне так не думают. Помимо применения к Кассиру ряда довольно жестоких и разрушительных химических средств, они получили частичные подтверждения его слов из независимых источников, в том числе и подтверждения тому, что Кассир сказал в самом конце. Нам известна фраза, явно имеющая отношение к планам Халила. Но мы не знаем, что имеется в виду: то ли сами исполнители, то ли название самого плана. Но фраза такая: «Сыновья Саббаха».

– «Сыновья Саббаха»?

Александер поднялся из-за стола и повел Петру прочь из кабинета. Они прошли мимо Маргарет, которая улыбнулась им, а затем – по узкому коридору к лестничной площадке. Александер нажал на панели латунную кнопку, и старинный лифт в сетчатой шахте, кашлянув, пришел в движение.

– «Сыновья Саббаха», – произнес он, – названы так в честь Хасана Саббаха, который считается крестным отцом политического убийства как важнейшего инструмента в достижении и поддержании политической власти.

– Первый раз о таком слышу.

– Ничего удивительного, если вы не изучали исламскую историю. Он жил в одиннадцатом веке.

Прибыл лифт. Александер открыл дверь и отвел латунные тросы в сторону. Он и Петра вошли в кабину. Александер нажал кнопку с цифрой «пять». Пятого этажа в здании не было, и лифт, вместо того чтобы поползти вверх, начал спуск вниз.

– Хасан Саббах занимает особое место в наших сердцах, – сказал Александер. – Это он подарил нам слово «ассасин», убийца.

– Это как?

– Слово «ассасин» происходит от слова «гашишин», что буквально означает курильщик гашиша. Последователи Саббаха – фидаины – курили гашиш. Не понимая его химических свойств, они ошибочно принимали свои галлюцинации за видения рая, что существенно облегчало им задачу убивать во имя Аллаха.

Лифт остановился на подземном уровне. Александер повел Петру вдоль другого узкого коридора, но здесь, в отличие от верхних этажей, под их ногами не скрипнула ни одна доска. Пол был каменным, стены окрашены матовой кремовой краской. Дверь в конце коридора привела их в небольшой конференц-зал с овальным столом в центре. На одном конце комнаты – проекционный экран, слева – модуль из девяти телевизионных мониторов. Их ждала индианка, которую Петра знала лишь по имени – Рози, в черных плиссированных брюках, фиолетовой рубашке, на плечах – шелковая шаль-пашмина. Очки от Келвина Кляйна были той же модели, что и у самой Петры, когда она, как Марина Гауденци, в ту ночь улетала из Рио.

Рози приглушила свет, и на огромном экране в конце комнаты возникла картинка. Крупный план головы и плеч. Грубые черты лица, густая борода. Несмотря на редкие волосы на макушке и аккуратную короткую стрижку, из распахнутого ворота рубашки торчали завитки густых черных волос. Он производил впечатление человека, которому нужно бриться ежечасно.

Петра в полумраке посмотрела на Александера:

– Это Аббас Карим Кассир?

– Нет. Леон Гилер.

– Ничего не понимаю.

Александер закурил свой обычный «Ротманс».

– У Кассира имелись связи с Марком Серра, но «Моссаду» это было неизвестно. Они ищут датчанина по имени Пребен Ольсен. Кассир показал, что он узнал о «Сыновьях Саббаха» от шейха Исмаила Махмуда Хуссейна. В «Моссаде» попытались выяснить, кому еще об этом известно. Кассир смог вспомнить лишь одно имя. Пребен Ольсен. Кассир знал, что Ольсен дважды посетил Хуссейна в Тегеране и что он как-то связан с «Сыновьями Саббаха».

– Каким образом?

– Не знаю. Возможно, Хуссейн сказал ему. Или же Ольсен действительно встретился с Кассиром и рассказал ему сам. Кто может знать… Важно другое: нам известно, что Пребен Ольсен – это Марк Серра. Ольсен – одно из имен, которыми он пользуется. «Моссад» этого не знает. Никто не знает – кроме нас.

Петра вновь посмотрела на картинку на экране:

– Все равно не понимаю.

– Тебе придется взять контракт на Леона Гилера.

Она вопросительно посмотрела на Александера. Пару секунд оба молчали. Петра заговорила первой:

– Вы шутите.

– По идее, ты должна была меня изучить, – ответил Александер.

– Предполагалось, что я должна как можно ближе подобраться к Серра и посмотреть, куда это приведет. Предполагалось, что я соглашусь выполнить некое его поручение, что я и сделала, а затем отказаться по причине взятых ранее обязательств. Или же привести иной, но столь же расплывчатый довод.

– Обстоятельства изменились.

– Возможно, так и есть, но я вступила в ваши ряды не для того, чтобы начать убивать третьих лиц, которые не имеют никакого отношения к Халилу или Резе Мохаммеду.

– Ты вступила в наши ряды, чтобы сделать то, что мы тебе скажем. Таковы были условия. И, если честно, после того, что ты сделала с Марином и Феррейрой в Рио, я нахожу твое нежелание неубедительным.

– Это была самооборона.

– Неужели? Согласно заявлению Луисо, бездарного телохранителя Марина, которое тот сделал для местной полиции, ты застрелила Марина недрогнувшей рукой.

– Мне не оставалось ничего другого.

Раздражение Александера начало брать над ним верх.

– Мы отклоняемся от сути. Та же состоит в следующем: ты связалась с Серра, и теперь, когда его связи с Халилом подтверждены, нам важно, чтобы ты держалась с ним рядом.

– Убив невиновного?

– Леон Гилер вряд ли невиновен.

– Дайте угадаю. Неоплаченные штрафы за парковку?

Глубоко затянувшись сигаретой, Александер задержал дым в легких, тем самым задерживая в горле слова. Рози старалась не смотреть в их сторону, делая вид, что просматривает содержимое папки у себя на коленях.

– Ты возьмешь этот контракт. Более того, я хочу, чтобы ты заключила его как можно скорее. Надо, чтобы ты впечатлила Серра. Вернее, его клиента.

– Вы не в курсе, что клиент – Халил.

– Не могу сказать точно. Но у меня есть сильное подозрение. У Халила имеется зуб на Леона Гилера, и он хотел бы убрать его, но не своими руками. Поэтому вполне естественно, что он ищет исполнителя. Во-первых, Гилер проводит бо́льшую часть времени в Штатах. Халил же не хотел бы рисковать и засвечиваться там ради такого рода работы.

Петра вновь взглянула на лицо на экране. Она знала: пойти наперекор Александеру невозможно – не здесь и не сейчас, – поэтому кивнула в знак согласия.

– Рози собрала для тебя некоторую информацию, – продолжил он, – и сейчас бегло ознакомит тебя с ней. Более подробный брифинг по поводу Гилера состоится, когда ты подтвердишь контракт с Марком Серра. – Поднялся на ноги. – И еще одна вещь. Я не знаю, насколько эффективна сеть Серра, но он может следить за тобой, поэтому больше не приходи сюда. Только если получишь разрешение. Чем меньше контактов между нами, тем лучше. Используй обычные каналы и жди инструкций.

* * *

Я в темноте смотрю на экран. Это зал больших размеров, это бо́льший экран и бо́льшая темнота. Я в кино. Рядом со мной сидит Фрэнк Уайт. Вернувшись домой из Маджента-Хаус, я нашла записку, которую кто-то протолкнул мне под дверь. «Марина, не хотите ли сегодня пойти со мной в кино? Позвоните, когда вернетесь. Ваш Фрэнк». Записка показалась мне жутко робкой. Что подкупало. К тому же в эпоху мобильных телефонов и пейджеров довольно приятно достать из-под двери листок бумаги.

С момента нашей встречи и чашки кофе на Пиккадилли я видела Фрэнка лишь раз. А точнее, вчера. Мы столкнулись в парадном. Я выходила. Он входил. По идее, мы должны были перекинуться лишь парой дежурных фраз, как то обычно бывает, когда люди спешат по своим делам, а затем один из нас сказал бы «к сожалению, мне пора». Вместо этого мы проговорили четверть часа, застряв наполовину снаружи, наполовину внутри. Я не могу вспомнить ни одной вещи из того, о чем мы говорили. Зато хорошо помню другое: когда мы поняли, как долго простояли в дверях, оба смутились и постарались обратить всё в шутку. Безуспешно.

Сейчас мы сидим в кинотеатре «Керзон Мейфэр» на Керзон-стрит. Фильм, который мы смотрим, – часть ретроспекции режиссера Кесьлёвского. «Три цвета: красный». Сидя здесь, в темноте, я вновь чувствую себя прогульщицей-школьницей. Мне тотчас вспоминаются мальчишки на заднем ряду, их жадные языки и неуклюжие пальцы, украденные сигареты. В мою бытность Лизой, я во второй половине дня бывала в кинотеатрах Вест-Энда. Это было дешевле, а сами залы – почти пусты. Именно там я могла побыть одна. Иногда. Я шла в кино, чтобы спрятаться, залечить в темноте свои синяки, тупо смотреть в никуда там, где никто этого не заметит.

После кино Фрэнк предлагает поужинать, и мы отправляемся в небольшое бистро на Шеперд-маркет, где я ем морского окуня, запеченного в соли, а Фрэнк – жареного тунца. Мы пьем густое сицилийское красное вино. Я настроена довольно холодно к Фрэнку, и он, похоже, не обижается; как будто ничего другого он от меня и не ждал. Часть меня оскорблена, но другая, бо́льшая, только рада. Я не чувствую никакого давления; думаю, что и он тоже. Мы болтаем о том о сем, понимая, что это ни к чему не ведет. По дороге домой он спрашивает, можно ли ему как-нибудь приготовить мне ужин. Я говорю, что не знаю. Что он может состряпать для меня? Сначала до него не доходит, и я тушуюсь. А когда все же доходит, он видит, насколько неудачная получилась шутка, и тогда тушуется он сам. Поэтому я, дабы минимизировать наши потери, говорю «да, это было бы неплохо».

Назад: II Мир Стефани

Дальше: IV Мир Марины

III Мир Петры

14

* * *

* * *

* * *

15

* * *

* * *

* * *

* * *

16

* * *

* * *

* * *

* * *

17

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

18

* * *

III
Мир Петры