Книга: Зачем мы говорим. История речи от неандертальцев до искусственного интеллекта
Назад: 3 Мой голос – это я
Дальше: 5 Голос, оснащенный электричеством
4
Харизма голоса
«Постправда» – это слово в 2016 году Оксфордский словарь назвал словом года. Тогда казалось, что харизма говорящего более важна, чем достоверность любых заявлений. Проводя кампанию за выход из Евросоюза, Борис Джонсон беззастенчиво совершал турне по стране в предвыборном автобусе, на котором большими жирными буквами была написана ложь. Эксперты были в ярости: «Управление статистики Великобритании с сожалением отмечает продолжающие сыпаться обвинения в том, что Соединенное Королевство еженедельно выплачивает Евросоюзу 350 миллионов фунтов стерлингов. <…> [Так] вас вводят в заблуждение». Дональд Трамп стал президентом Соединенных Штатов, прикрываясь таким количеством лжи, что двум третям его заявлений, проанализированных Washington Post, присудили четыре «Пиноккио» [1]. Он заявлял, что «категорически против войны в Ираке», несмотря на то что в одном из ранних интервью, запись которого сохранилась, он говорил прямо противоположное.
Частично харизма представляет собой акустическую привлекательность говорящего. Как мы увидим, типичного харизматичного голоса не существует, поэтому хороший оратор приспосабливается к аудитории. Мастера этого дела – политики, потому что они должны менять свой подход в зависимости от того, где они выступают: на крупном митинге, неформально беседуют с избирателем на пороге его дома или дают важное интервью на телевидении. Объектом исследования харизматичных голосов в основном являются политики, но все мы используем подобные приемы. Родитель, старающийся уговорить упрямого малыша поделиться игрушками, нервничающий соискатель, желающий заполучить работу мечты, или взбешенный покупатель, пытающийся заставить компанию выплатить ему компенсацию, – все мы прибегаем к голосовой харизме.
Греческий философ Аристотель предложил три способа убеждения: этос, пафос и логос. Этос – это способность оратора внушать доверие, она включает такие характеристики, как открытость, простота стиля и бесстрашие. Пафос – умение оратора почувствовать и отразить эмоции аудитории. Логос представляет собой рациональный аргумент. В политике постправды, по-видимому, этот последний принцип убеждения стал необязательным довеском, и победило бахвальство. Опасения по поводу того, что высокое ораторское искусство может повести толпу по неправильному пути, не ново. Цицерон, возможно величайший оратор и политический деятель Римской республики, писал:
Красноречие – одно из высших проявлений нравственной силы человека… Но чем значительнее эта сила, тем обязательнее должны мы соединять ее с честностью и высокой мудростью; а если бы мы дали обильные средства выражения людям, лишенным этих достоинств, то не ораторами бы их сделали, а безумцам бы дали оружие [2].
Современная аргументация реализует этос посредством личных историй, популярных высказываний и шуток, а пафос принимает форму эмоциональных историй, которые затрагивают душевные струны. Даже известные ораторы, такие как Барак Обама, иногда отказываются от логоса и прибегают к лозунгам. «Да, мы можем!» – всем известная фраза, популяризированная детской телепрограммой «Боб-строитель», и эта пустая фраза сработала, потому что избиратели наполнили ее своими сокровенными желаниями.
Когда животные поют, визжат или рычат, они обычно стараются повлиять на поведение окружающих. Горбатый кит поет, чтобы привлечь самку, кот шипит, чтобы отпугнуть соперника, а соловей издает трели, чтобы обозначить свою территорию. Люди не так разнообразны. Политики, родители, профессора – все используют голос, чтобы манипулировать поведением других. И речь идет не только о словах, которые для этого используются. Ритм, ударение и интонация, все, что специалисты называют «просодией», может многое сказать о говорящем, например, о его эмоциональном состоянии, личностных характеристиках и происхождении.
Важным компонентом просодии является акцент. Он отражает воспитание человека и относит его к группе населения, которой свойственна определенная традиция произношения. Политиков часто критикуют за то, что они изменяют свой акцент, чтобы соответствовать аудитории. В ходе праймериз Республиканской партии во время выборов президента США в 2015 году, Скотта Уокера, губернатора Висконсина, критиковали за то, что он избавился от классического северо-центрального акцента. Пытаясь понравиться избирателям всей страны, Уокер оставил «“Вискаансин” дома в Висконсине» [3]. Такое ослабление акцента – довольно распространенное явление, и в Соединенных Штатах политики обычно обучаются «стандартному американскому», смягченному варианту произношения, который используется большинством дикторов. Тем не менее изменение голоса политика может оказаться непреднамеренным, в конце концов, все мы – голосовые хамелеоны. Будучи студентом университета, я жил вместе с Брайаном из Барнсли. Я помню, как его йоркширский акцент усиливался, когда в гости приезжали друзья из родного города. Тогда его речь становилась практически нечленораздельной для моего южного уха. Но если меняется акцент политика, общественность часто интерпретирует это как свидетельство его ненадежности.
Исторически многие британские политики старались соединить собственное произношение с элементами «нормативного английского» (RP). Этот вариант английского произношения считается типичным британским, хотя он используется всего 2 % населения и его редко можно услышать в Шотландии или Северной Ирландии [4]. RP отличает медленная речь, в которой полностью артикулируется каждый согласный звук, аристократическое [о] произносится округленными губами, и используется открытый гласный [а], отчего слова типа path звучат как parth. С лингвистической точки зрения это молодой тип произношения. Когда в середине XVIII века доктор Джонсон создал свой знаменитый словарь, он не включил в него рекомендации по произношению, потому что у образованных людей оно различалось. Общность в этом вопросе могла появиться только с возникновением RP в XIX веке. Этот вариант произношения сложился в среде фешенебельных лондонцев, которые таким образом сигнализировали о своей принадлежности к «высшей» социальной группе. В отличие от сильных провинциальных акцентов и кокни рабочего класса Лондона этот тип произношения необычен для Британии, поскольку указывает лишь на социальную принадлежность и образование, но дает только самые общие географические представления – трудно сказать, из какой местности говорящий.
Нормативное английское произношение, RP, использует столичная элита, университеты и привилегированные частные школы, его можно услышать на заседаниях суда и на сцене. Именно так говорили великие актеры Лоуренс Оливье и Джон Гилгуд в постановках Шекспира. Провинциальный акцент в театре можно было услышать только в комедийных ролях, например в речи ткача Основы в пьесе «Сон в летнюю ночь» [5]. Когда началось вещание, RP был принят на BBC и оставался стандартным произношением на протяжении большей половины XX века [6]. Первый генеральный директор BBC, лорд Рейс, предпочитал RP, потому что его могли понимать все, как в стране, так и в колониях. Лишь недавно разнообразие акцентов на радио и телевидении BBC стало обычным делом.
Став языком элиты на всей территории Британской империи, RP стал «королевским английским». Именно такому произношению в наши дни обучают людей, изучающих английский как второй язык. Удивительно, но оно пользуется популярностью и в Голливуде. Клишированное представление об английском характере делает RP идеальным произношением безжалостного, бесстрастного убийцы – вспомните Джорджа Сандерса в роли Шерхана в оригинальной постановке «Книги джунглей». Это также идеальный голос злодея в каком-нибудь фильме о «маленьком человеке», сражающемся с власть имущими. Ничто не выдает власть имущих так явно, как безукоризненное английское произношение. Хорошим примером является фильм «К северу через северо-запад» Альфреда Хичкока, где Кэри Грант играет менеджера по работе с клиентами в рекламном агентстве, случайно попавшего в международную шпионскую организацию. Грант говорит с американским акцентом, но Джеймс Мейсон, играющий злодея Вандамма, говорит на RP [7].
Моя мать Дженни говорит на типичном RP. Если вы с ней встретитесь, то решите, что она аристократка. И никогда не догадаетесь, что она родилась в Ливерпуле и переехала на юг Англии только после Второй мировой войны: у нее нет даже намека на ливерпульский акцент. Фактически ее голос демонстрирует влияние британской классовой системы. Родители Дженни были из Южной Англии, и ее мать боролась за то, чтобы Дженни не подхватила местный акцент рабочего класса. Как объясняла мне мама, «в то время все мы хорошо осознавали различия в социальном положении, и она не хотела, чтобы мое произношение было грубым». В Ливерпуле мама посещала уроки дикции, где приходилось выполнять особые упражнения, чтобы научиться четко произносить согласные в начале и в конце слова. Ей приходилось учить детские стишки и скороговорки [8]. Она так много этим занималась в детстве, что и сегодня может с великолепной артикуляцией прочитать наизусть отдельные стишки и скороговорки.
В предисловии к пьесе «Пигмалион» Джордж Бернард Шоу написал, что «ни один англичанин не откроет рта без того, чтобы не вызвать ненависти или презрения у другого англичанина». Шоу использует акцент Элизы Дулитл как центральный прием повествования в описанной им истории любви. Акцент кокни, на котором разговаривает Элиза, преображается после уроков дикции, и это позволяет ей приобрести респектабельность среднего класса [9]. Но моя мама обнаружила, что произношение RP не всегда может сослужить хорошую службу, потому что время от времени она сталкивается с теми, кто считает ее слишком аристократичной и заносчивой. Чтобы не создавать такое впечатление, мама применяет тактику, которую она называет «более выразительный язык», другими словами, брань.
Не только она страдает от ложного восприятия себя другими людьми. Вот, например, диалог из книги Джен Кэмпбелл «Странные вещи, которые покупатели говорят в книжных магазинах» (Weird Things Customers Say in Bookshops).
Продавец. Вам нужен пакет? Есть пластиковые и бумажные.Покупатель. Мне бы нужен был пакет, но вы сказали «пластиковый пакет», а не «плаастиковый пакет», и раз вы так сказали, мне никакой пакет не нужен.Продавец. Не уверен, что люди говорят «плаастиковый пакет». Кстати, я из Ньюкасла, поэтому я говорю «ванна», а не «ваанна».Покупатель. Ну, ясно, образование у вас никакое.
Образование, скорее всего, сделает акцент не таким выраженным, однако приведенный выше диалог объясняет, но не извиняет возмущение покупателя.
Нам легче понимать людей, которые разговаривают так же, как и мы сами. Исследования показывают, что мы скорее предпочтем голос, походящий на наш собственный. Нетрудно предположить, что акцент был важен для выживания. Представьте себе сцену эпохи неолита: кто-то ночью приближается к лагерю. Голос может оказаться единственной подсказкой, по которой можно определить, кто приближается: друг или враг. Акценты и диалекты дают еще одно эволюционное преимущество: они побуждают к сотрудничеству и альтруизму, а также усиливают сплоченность группы. Они также могут объяснить, почему мы практически не различаем варианты произношения людей из других стран. Для выживания полезно идентифицировать человека как не принадлежащего к группе; более тонкое понимание того, откуда они, – это уже другой вопрос.
Выбор звуков, формирующих акценты, скорее всего, случаен, поскольку то же самое происходит и у других животных. Акценты есть у многих видов: например, короткие глухие удары, которые тихоокеанская треска производит своим плавательным пузырем, гораздо глубже, чем звуки, производимые ее европейскими родственниками, а особенностью атлантической трески являются монотонные стоны [10]. Такие региональные варианты возникают, когда группы особей одного вида расходятся на дальние расстояния и перестают контактировать друг с другом. Их голосовые сигналы постепенно начинают различаться [11]. То же самое происходит и у людей. Язык и произношение изменяются постоянно. Если племена расходятся и нечасто общаются друг с другом (возможно, они оказываются по разные стороны горного хребта), возникают и устанавливаются разные диалекты и акценты.
До самого последнего времени считалось, что слова, которые мы используем в качестве существительных, глаголов и прилагательных, возникли случайно. Действительно, изучение слов, называющих звуки, производимые животными, на первый взгляд подтверждает, что языковые модели разных языков в значительной степени произвольны. В английском свинья «произносит» oink oink, но в японском – bubububu, а во французском – groin, groin. Можно было бы предположить, что для имитации голосов животных языки станут использовать звукоподражание и в разных языках возникнут примерно одинаковые звуки. Одна из причин, почему этого не происходит, – наличие в каждом языке лишь ограниченного количества фонем, что затрудняет использование слов, точно имитирующих некоторые крики животных.
Обычно звучание слова редко напрямую связано с его значением. Иконические слова являются скорее исключением, очевидные примеры – звукоподражательные слова типа «дин» и «дон» [12]. Удивительно, но язык, в котором нет иконичности, оказывается более эффективным и надежным средством передачи информации. Тем не менее одно из последних исследований, основанное на большом количестве данных, обнаружило в языке больше иконичности, чем ожидалось. Дамиан Бласи из Цюрихского университета с коллегами изучали слова, используемые для называния самых важных для человека вещей (например, местоимения, цветообозначения и наименования частей тела), и обнаружили, что здесь действуют некие скрытые правила. Исследуя списки из 6000 языков, они увидели, что неродственные языки часто используют или избегают использования конкретных звуков для определенных понятий [13]. Возьмем, например, выступающую часть в центре нашего лица. В Исландии это называется nev, в Японии – hana, а для говорящих на языке spar в Южном Чаде это kon. Естественно, по-английски мы называем это nose. Все эти слова содержат звук [н] [14]. И для этого могут быть причины. Попробуйте сказать «нннн», а потом зажмите нос, произнося этот звук: вы обнаружите, что звук выходит только из носовых каналов, потому что язык перекрывает рот.
В исследовании было также обнаружено, что некоторые звуки никогда не встречаются в обозначениях определенных понятий: например, в местоимении «вы» в большинстве языков нет звука [о] или [у]/[ю]. Возможно, вы пару раз перечитали предыдущее предложение потому, что в нескольких распространенных языках, например в английском, эти звуки как раз есть. Такие любопытные исключения будут встречаться, потому что исследование стремится отыскать общие закономерности у тысяч языков. В самом деле, исследователи обнаружили, что английский язык как раз и является таким исключением. По-видимому, общеупотребительные слова чаще схожи во многих языках, чем этого можно было бы ожидать, причем и для языков, не имеющих общего языкового предка. Возможно, такая общность проявилась потому, что исследование фокусировалось на базовом словаре, который человек осваивает в раннем возрасте. Вероятно, что эти слова в большей степени обладают иконичностью. Только позднее, когда словарь увеличивается и мозгу становятся нужны более эффективные способы языкового обозначения действительности, иконичность становится нелучшим способом это сделать.
Британия отличается от многих стран тем, что на ее территории небольшого размера встречается огромное количество вариантов произношения. Подсчитано, что в среднем через каждые 30 км можно встретить другой акцент [15]. Я живу в Манчестере, который находится всего в 50 км от Ливерпуля. Несмотря на это, в указанных двух городах люди говорят по-разному. В данном случае вероятной причиной сохранения языковой уникальности оказалось соперничество между ними. Сравните манчестерцев братьев Галлахер из группы «Оазис» с их музыкальными идолами The Beatles из Ливерпуля. Общее в музыкальном звучании обеих групп понятно, но речь участников сильно отличается. Даже простое сравнение названий городов, откуда родом эти музыканты, демонстрирует различия: «Ливэпюл» (Liverpiwl) или «Манчестаа» (Manchestahhh).
Исследования последних лет показали, как меняется карта акцентов и диалектов Британии. Мобильность постепенно превращает нас в языковых полукровок, и становится все труднее определить происхождение человека по его голосу. Адриан Лиман – эксперт в области лингвистики и фонетики из Ланкастерского университета, он и его коллеги разрабатывают мобильное приложение, которое будет отображать на карте акценты и диалекты разных стран. По словам Адриана, его всегда интересовали различия в произношении разных людей, и теперь он хочет «совместить новые подходы, например приложения по краудсорсингу, и традиционные, например диалектологию». Он надеется, что со временем эти методы позволят ему выявить, как универсальные языковые модели различаются в разных странах.
Карта произношения слова scone на Британских островах. На карте: справа вверху – «рифмуется с gone»; слева внизу – «рифмуется со stone». Темные участки показывают области, где все произносят scone подобно stone; очень светлые участки показывают местности, где почти все рифмуют scone с gone. Серые участки показывают местности, где возможны оба варианта произношения
© Adrian Leemann, David Britain and Tam Blaxter
В приложении для Соединенного Королевства жителям задавался вопрос, как они произносят слово scone – как gone [ɡɑːn] или как stone [stəʊn]? Пожалуй, нет другого слова, которое вызывало бы в пабе столько разногласий по поводу произношения. Почему это название булочки стало таким спорным и даже стало считаться надежным лингвистическим маркером социального класса, утеряно в анналах истории. Может быть, это связано с тем, что данное слово ассоциируется с представлением о традиции состоятельных англичан пить чай во второй половине дня? Адриан и его коллеги создали «булочную карту» Британских островов. Она показывает, что на севере предпочитают рифмовать scone со словом gone, а в центральных графствах и в большей части Ирландии предпочитают рифму со словом stone. На других территориях предпочтения расходятся. Однако карта Адриана не показывает, как произношение разнится в зависимости от социального класса, хотя эту информацию можно найти в исследовании YouGov [16]. Но сравните разные группы потребителей, например средний и эконом-класс, и вы обнаружите, что мнения сильно различаются даже внутри этих социальных и экономических групп. Следовательно, то, как мы произносим scone, является не очень надежным маркером социального класса, но наш эвристический мозг, по-видимому, предполагает, что это отличный способ определения различий такого рода! Как бы ни произносилось это слово, люди, кажется, считают, что их произношение является единственно правильным и что другое произношение говорит о том, что человек принадлежит к какому-то «неправильному» социальному классу, либо слишком аристократическому, либо слишком низкому.
В приложении Адриан и его коллеги задают 26 вопросов о том, как произносятся слова, например scone, и какие разговорные слова и выражения используются [17]. Последний вопрос возникает потому, что речевые различия выходят за рамки акцента и относятся к диалекту – имеются слова, которые используются только в конкретной местности. Например, почти все в Британии используют слово splinter («заноза») для обозначения маленького кусочка дерева, застрявшего в коже, но на северо-западе для этого чаще используется слово spelk. Как только вы заканчиваете отвечать на вопросы, приложение пытается определить, откуда вы родом. В моем случае за три попытки мне были выданы следующие варианты: Файв-Эшиз (Five Ashes), Булфорд-Кэмп и Арчирондел. Замечательный набор английских географических названий на юго-востоке, юго-западе и в Джерси, но я никогда там не был! Поскольку людям всегда трудно определить мой акцент, возможно, неудивительно, что и у приложения возникли затруднения. Большинство людей скажут, что у меня южноанглийский акцент. И очень редко догадываются, что я родился и вырос в Бристоле, несмотря на то что в этом городе очень сильный и характерный акцент.
Первые находки Адриана показывают, что многие местные варианты, к сожалению, умирают. Диалекты, скорее всего, меняются быстрее, чем акценты: люди перестают использовать разговорные слова и выражения, если уезжают из родных мест, потому что их не будут понимать. Если вы спросите меня, как пройти, а я отвечу, что нужно пойти по ginnel, скорее всего, вам будет трудно понять, что я имею в виду, если вы не знаете, что это слово в Манчестере и некоторых частях Йоркшира обозначает узкий проход между домами. Но если бы я использовал американский вариант произношения слова path, вы все же смогли бы понять, в каком направлении нужно двигаться, даже если произносите это слово, используя долгий южный гласный звук [18].
Противопоставление «долгий – краткий» в произношении гласных является одним из немногих различий, которые все еще разграничивают особенности произношения на севере и юге Англии. Для многих других типов произношения наблюдается тенденция к использованию лондонского и юго-западного английского [19]. Адриан и его коллеги сравнили свои результаты с результатами исследования произношения в Англии 1950-х годов. В то время (и это, возможно, неудивительно) различия между регионами были более четкими. Традиционно в английском существовало правило, по которому звук [r], стоящий перед согласной, произносится, например, как в слове arm [20]. И карты 1950-х годов показывали, что [r] отчетливо произносился на юго-западе. Карта XXI века теперь однородно зеленая на всей территории Англии, что означает одинаковое произношение слова arm и утрату звука [r] [21].
Акцент имеет значение, поскольку именно на его основе слушатели составляют свое мнение о говорящем. Выступая на телевидении BBC вскоре после августовских беспорядков 2011 года в Лондоне, историк Дэвид Старки вызвал волну критики за следующие высказывания:
Белые стали черными. Особый вид жестокой, деструктивной, нигилистической гангстерской культуры стал модой, и белые, и черные юноши и девушки пользуются таким языком. Это абсолютно фальшивый язык, это говор с Ямайки, который принудительно вторгся в Англию. Вот почему многим из нас кажется, что мы буквально оказались в другой, незнакомой стране [22].
Это предполагаемое принятие белыми подростками и 20-летними используемых черными идиом еще 20 лет назад высмеял Саша Барон Коэн в своем персонаже Али Джи. Несмотря на это, неосведомленные средства массовой информации продолжают жаловаться на то, что молодые лондонцы говорят на «яфайском», который вытесняет кокни. Манера речи привлекается как дополнительный аргумент в пользу того, что из-за иммиграции традиции и идентичность утрачиваются или разрушаются. Но в этом случае упускается из виду тот факт, что акценты находятся в постоянном движении и все время меняются. Довольно просто заклеймить новый акцент, сказав, что «белые детки просто стараются быть крутыми», но реальные причины этого явления сложны и показывают динамику населения центральных перенаселенных районов.
Сью Фокс выросла в Лондоне, и сейчас она старший преподаватель современной лингвистики английского языка в Бернском университете. Идея ее докторской диссертации возникла после того, как Сью заметила изменения в голосах Ист-Энда, традиционного района кокни [23]. Она сконцентрировала свое внимание на речи подростков: «В социолингвистике есть распространенное убеждение, что подростки – “сильные мира сего” в плане языковых нововведений и изменений» [24]. В своем исследовании она проводит запись и тщательный анализ речи молодежи в клубах и других местах.
Исследование Сью обнаружило, что современная молодежь четко произносит [h] в разных словах, например в начале слова house, но в лондонских акцентах, таких как эстуарный, этот звук традиционно опускается. (Старки должен порадоваться, что такое произношение ближе к RP.) В вариантах произношения произошли и многие другие изменения, включая преобразование гласных, особенно дифтонгов, которые производятся скольжением (глайдом) от одного гласного к другому в пределах одного слога [25]. Сью продемонстрировала мне дифтонг в слове face. Если произнести гласные один за другим, a-e-i-o-u, можно заметить, как сильно изменяется форма рта, чтобы добиться разной частоты. Соедините два этих звука, и у вас получится дифтонг. Произношение слова face в кокни имеет четко различимый глайд, а в новом акценте это похоже на один простой гласный. Новый акцент не лучше кокни, потому что идеального произношения не бывает. Он просто другой.
Подтвердил ли проведенный Сью детальный лингвистический анализ предположения Старки о том, что акцент – это имитация афро-карибской манеры речи белой молодежью? Нет, и это доказывается параллельными изменениями диалекта. Хотя влияние ямайского можно обнаружить во многих широко используемых сленговых обозначениях – blood («брат»), yout («молодой человек»), mandem («группа друзей»), – многое приходит и из других культур. Кроме того, имеется и «доморощенный» сленг, например, когда лондонцы говорят о my ends («своем районе»). Для подтверждения своих аргументов Старки выбирает те аспекты нового акцента, которые имеют карибское происхождение, но не использует неугодные для него данные, противоречащие его утверждениям.
Новый акцент центрального Лондона возникает, по-видимому, не из-за того, что белые имитируют черных, а из плавильного котла разнообразных акцентов, на которые влияют Англия, Африка, Карибский бассейн, Азия и другие страны. И используется он не внутри этнических групп. Сначала Сью проводила исследования в Тауэр-Хамлетс. И там она заметила, как британские подростки схватывают и внедряют в свой язык новые словечки и фразы, взятые ими у уроженцев Бангладеш, английский язык которых влияет на их родной язык. Это двусторонний процесс, и выходцы из Бангладеш тоже заимствуют элементы традиционного кокни.
Новый акцент возник из-за крайней голосовой неоднородности, причем множество людей говорит на английском как на втором языке. Важно, что такая манера речи зародилась в самых малоимущих районах Лондона с густонаселенными кварталами, где личные связи, затрагивающие все этнические группы, создали амальгаму голосов центральных районов, которые слились в новый акцент. Нечто подобное произошло и в других городах мира, и исследовательские проекты в Осло, Копенгагене и Стокгольме сейчас занимаются этими вопросами. Именно из-за глобализации и быстрых изменений в этническом составе нам повезло: мы собственными ушами слышим эволюцию акцентов и диалектов, которая в противном случае происходила бы очень медленно.
Сью очень хочет развенчать некоторые предрассудки, сформировавшиеся вокруг этих новых акцентов. «Это очень волнующая проблема, – говорит она. – Потому что всегда есть ощущение, что язык как-то вырождается». В качестве примера она приводит следующее высказывание фаворита правого крыла Консервативной партии лорда Теббита:
Если допустить снижение стандартов до такого уровня, когда хороший английский уже не отличается от плохого английского и когда люди ходят грязными и неопрятными… в школу… все это будет подталкивать людей к тому, чтобы вообще отказаться от стандартов. Но как только мы потеряем стандарты, мы будем попустительствовать преступлениям [26].
Своим исследованием новой манеры речи Сью хочет противостоять предрассудку, что акцент является признаком человека, в той или иной мере низшего по статусу или более глупого. Фактически людям, подобным Теббиту, придется привыкать к этой новой манере речи. Уже есть доказательства, что это не просто кратковременное увлечение, этот акцент останется с нынешними подростками и тогда, когда они вырастут [27]. Не исключено, что в будущем им будет пользоваться и мэр Лондона.
По иронии судьбы фанатики, которые полагают, что говорящие с незнакомым акцентом люди глупы и необразованны, возможно, демонстрируют таким образом собственные дефекты, ведь они не в состоянии декодировать речь. Психологические исследования продемонстрировали, что легкость, с которой высказывание может быть обработано мозгом, влияет на наши суждения. Рассмотрим две фразы: «Постучит беда в окошко – подружатся собака с кошкой» (woes unite foes) и «В горе и враги – друзья» (woes unite enemies). В этих фразах сообщается практически одно и то же. Но первая с большей вероятностью будет оцениваться как правильная, потому что рифма ускоряет обработку мозгом. Авторы исследования этого феномена, Мэтью Макглоун и Джессика Тофайбакш из колледжа Лафайет, назвали свою работу «Эвристическое правило Китса» по известной строке из его «Оды греческой вазе»: «Красота – правда, правда – красота» (Beauty is truth, truth beauty) [28]. По-видимому, в этой фразе нет ничего особенно ценного, но эстетическое совершенство делает ее выдающейся. Все, что рифмуется, в чем есть аллитерация или повторение слово в слово, воспринимается как афоризм и, следовательно, с большей вероятностью будет считаться правильным. Вот почему политики и прочие ораторы, желающие нас в чем-то убедить, используют простые броские фразы, которые по самой своей природе звучат правдиво независимо от реальной степени их достоверности. Рекламщики играют на этом постоянно. «Каждый день “Марс” съедай – работай, отдыхай, играй» (A Mars a day helps you work, rest and play) – это замечательная броская фраза. Хотя фраза «шоколадный батончик в день повышает риск ожирения и диабета второго типа» (a chocolate bar a day increases your risk of obesity and Type II diabetes), возможно, в большей степени соответствует истине.
Наличие рифмы, аллитерации и повторяющихся фонем в звуках встречается настолько часто, что специалисты разрабатывают программное обеспечение, которое сможет предсказать, какие цитаты попадут в топ лучших высказываний интернет-базы кинофильмов (IMDb) или какие лозунги лучше всего запомнятся [29]. Было также обнаружено, что чем больше взрывных согласных содержится во фразе, тем более убедительной она становится [30]. Взрывные согласные – это звуки, при произнесении которых рот блокирует воздушный поток из легких, а затем происходит быстрое выпускание воздуха. [П], [т] и [к] – это глухие взрывные согласные, а [б], [д] и [г] – звонкие. Разница между ними в том, что в последних задействована вибрация голосовых связок. Использование взрывных согласных делает лозунг более ритмичным и, следовательно, более заметным, как у Pringles: Once you pop, you can’t stop («Попробовав раз, ем и сейчас!»). Это исследование показало также, что использование взрывных согласных может повысить частотность ретвитов.
Если мозг считает, что речь, которая легче воспринимается, скорее окажется правдивой, то что можно сказать о человеке, который говорит на неродном языке с сильным акцентом? Как акцент влияет на шансы этого человека преуспеть в политике, или просто успешно пройти интервьюирование при приеме на работу, или справиться с публичным выступлением? Не говоря уже об обычном шовинизме, который возникает по отношению к меньшинствам: оказывается, ораторам с сильным акцентом гораздо сложнее убедить слушателей в правдивости своих слов, как это показало в 2010 году исследование Шири Лев-Ари и Боаза Кейзара из Чикагского университета [31]. Ученые попросили носителей и не носителей языка прочитать тривиальные фразы, такие как «Жираф может обходиться без воды немного дольше, чем верблюд», а слушатели должны были оценить истинность их слов по шкале от «абсолютно неверно» до «абсолютно верно». Слушатели оценили ораторов с иностранным акцентом как менее правдивых [32]. (Если вам интересно узнать ответ на этот вопрос, вот он: жираф может обходиться без воды дольше, чем верблюд, потому что он может добыть влагу из листьев акации.) Результаты исследования позволяют предполагать, что поскольку обрабатывать речь людей с сильным акцентом труднее, слушатель считает, что такие люди, скорее всего, врут. Другие исследования также обнаружили, что даже носителям языка с сильным местным акцентом доверять, скорее всего, не будут.
Однако реакции на региональные акценты еще в большей степени формируются стереотипами. Когда раздается голос, люди делают предположения о социальном статусе, привлекательности и уме говорящего. Как мы уже видели, опора на эвристику делает такие выводы сомнительными. Брамми, акцент жителей Бирмингема, часто характеризуется как нежелательный. Исследование 2002 года показало, что подсудимые с бирмингемским акцентом чаще признавались виновными по сравнению с теми, кто разговаривал с менее сильным акцентом. Косвенное доказательство того, что здесь имеется обусловленная стереотипами связь, можно получить в неожиданном месте – ночном клубе Abaco NRG в Хайфе, Израиль: этот клуб разместил в бирмингемской газете объявление о найме сотрудников, потому что их клиентура очень любит брамми за его распевность. Похоже, на Ближнем Востоке отсутствуют необоснованные ассоциации между бирмингемским акцентом и глупостью.
К счастью, в человеческом восприятии произошли изменения. Многие региональные акценты утратили негативные ассоциации и используются в кол-центрах, потому что считаются теплыми, добрыми и дружественными. В Америке в настоящее время британское RP-произношение считается особенно привлекательным (и уж никак не указывает на злодея!). А на одном рекламном сайте, привлекающем туристов в Лас-Вегас, даже написано: «Посетите место, где ваш акцент – лучший афродизиак!» [33]
Реакция на голос представляет собой сочетание биологических и культурных факторов. Биология может объяснить, почему голоса, похожие на детские, воспринимаются как голоса не очень компетентных людей – создается впечатление, что говорящим не хватает мудрости, которая приходит с возрастом. Выявить культурные факторы еще труднее. Например, есть теория, что любовь американцев к британским акцентам может отражать желание найти пару, способную увеличить генетический фонд, но она не объясняет, почему некоторые «неродные» акценты менее привлекательны, чем британская манера разговора. Если для этого и есть какие-то биологические причины, они давным-давно были поглощены причинами культурными. Голос помогает определить, откуда родом говорящий, а на это уже накладываются стереотипные представления о стране, которые и формируют реакцию. Неудивительно, что нам не нравятся политики, изменяющие свои голоса (акценты), потому что в результате мы не можем опереться на стереотипы и предубеждения – как бы ненадежны они ни были.
Политики, священники и учителя должны уметь хорошо держаться на публике. И в этих случаях харизматичный голос столь же важен, как хорошая дикция и безупречный сценарий. Качества, присущие выдающейся политической речи, были перечислены в книге Аристотеля «Риторика» более 2000 лет назад. В этой книге описаны многие приемы «черной магии» политтехнологий, которые так не нравятся людям в современной политике. Исследование, основанное на материале почти пятисот выступлений на конференциях британских политических партий в 1981 году, хотело выяснить, как политики используют риторические приемы, чтобы скоординировать реакции членов партии [34]. После завершения мысли у политика есть только короткий промежуток времени, примерно полсекунды, когда аудитория может начать аплодировать. Если оратор дает слушателям явный сигнал отреагировать на свои слова, все начинают аплодировать одновременно. Однако сигналом может быть не только пауза: нужно, чтобы аудиторию направлял сценарий.
В этом исследовании было обнаружено, что самым эффективным риторическим приемом является использование контрастов – причина примерно четверти аплодисментов в анализируемых выступлениях [35]. Рассмотрим следующий пример из выступления Алфа Морриса, защитника прав инвалидов, на конференции Лейбористской партии: «Правительства будут утверждать, что на помощь инвалидам не хватает средств. Но дело в том, что слишком много тратится на военные нужды и слишком мало – на нужды мира».
Сигнал, побуждающий аудиторию аплодировать, дается фразой «слишком мало» значительно раньше, чем нужно: еще когда произносятся последние слова предложения. Знаменитые политические выступления изобилуют такими примерами. В лучших из таких речей ритмически сочетаются два контраста, как в стихотворении, поэтому момент аплодисментов очевиден. Хорошим примером такого приема является призыв Джона Ф. Кеннеди: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны».
Трехкомпонентные перечисления – еще один риторический прием, например мантра Тони Блэра, которая помогла ему победить на выборах 1997 года: «Образование, образование, образование». Диккенс писал о «призраках прошлого, настоящего и будущего», The Beatles пели: «Она любит тебя, да, да, да», Кеннет Уильямс шутил в «Так держать, Клео»: «Позор, позор, все кричат “позор”!» Для убедительных выступлений правило трех повторяющихся компонентов позволяет сделать речь выразительной, а также дает сигнал для начала аплодисментов. Анализ одной только победной речи Обамы в день выборов 2008 года выявил 29 случаев использования этого правила, хотя она длилась всего 10 минут [36].
Есть мнение, что этот риторический прием обладает такой силой, потому что совпадение двух компонентов случается чаще, чем трех, и если так происходит, то слушателям кажется, что в этом кроется какая-то истина. Мозг старается найти хоть какие-то зависимости, чтобы объяснить мир. В частности, исследования, использующие методы нейровизуализации, обнаружили, что префронтальная кора перебирает кратковременные сенсорные модели, чтобы предсказать, что с большей вероятностью можно будет услышать или увидеть через мгновение [37]. Этот навык приобретается в очень раннем возрасте: если двухмесячному младенцу показывать изображения попеременно справа и слева, он начнет двигать глазами по направлению следующего изображения, предвосхищая, где оно появится. Точно так же и овладение языком частично состоит в том, чтобы предугадать, как будет строиться предложение. Значит ли это, что трехкратное повторение обладает каким-то идеальным для мозга магическим свойством? Исследования показывают, что сочетание трех компонентов подходит для рекламных кампаний, например в борьбе за безопасность на дорогах: «Остановись, смотри и слушай», а дополнительный четвертый компонент вызывает скептическое отношение [38]. Однако мы не знаем, происходит ли это из-за какой-то необъяснимой целостности, создаваемой сочетанием трех компонентов, которыми мозг отмечает такую длину как идеальную для формулировки эмпирического правила, или является лишь приобретенной реакцией, вызванной тем, что такие трехкомпонентные списки встречаются очень часто.
Чтобы подавать аудитории знаки, ораторы используют и другие приемы [39]. Самые очевидные – это жесты, причем некоторые ораторы управляют своими слушателями, как дирижер оркестром. Бывший президент Национального союза шахтеров Артур Скарджил эффективно использовал эти приемы: когда аудитории следовало аплодировать, он держал руки ладонями вниз, а когда нужно было просто хлопать, он делал быстрые пассы руками [40]. Но конечно, ключевым сигналом для аплодисментов является и само построение выступления: как меняется тон голоса, темп речи и как используется интонация. Именно эти навыки отличают харизматичного оратора.
Розарио Синьорелло, преподаватель Университета Новая Сорбонна в Париже, занимается исследованием голоса и речи и специализируется на исследовании факторов, делающих речь политиков харизматичной. Он изучил высокопоставленных политиков Бразилии, Франции и Италии и попросил слушателей оценить качество их выступлений. Чтобы исключить влияние политических предубеждений, слушатели оценивали ораторов из другой страны, говорящих на языке, который им незнаком. В противном случае может случиться так: «Французы скажут мне: “А, это Саркози”, и как бы я ни просил их оценить харизму этого оратора, они будут повторять “Да этот парень – просто отстой” просто потому, что это Саркози». Результат оказался предсказуемым. Исследование показало, что ораторы подстраивают свой голос под аудиторию. На митингах политики используют разный тон голоса, чтобы создать более заинтересованный и живой стиль, а во время интервью тон варьируется значительно меньше. На больших собраниях ораторы чаще всего меняют громкость и тон голоса настолько, что иногда это превышает акустический диапазон, свойственный обычному разговору. Синьорелло убежден: это делается для того, чтобы отдельные части выступления находили отклик у разной аудитории. Если слушатели хотят, чтобы их лидер демонстрировал превосходство и власть, они откликаются на пассажи, произнесенные низким тоном, а если они хотят понимания и сострадания, то обращают внимание на то, что произносится на более высоких нотах.
Конечно, тон энергичного выступления в поддержку выборной кампании отличается от простой беседы о международной ситуации с коллегами-политиками. Когда Синьорелло анализировал речи перспективных кандидатов на пост президента США в 2016 году, он обнаружил, что во втором случае кандидаты снижали тон голоса и говорили мягче. Они использовали старейший прием млекопитающих: использование более низкого голоса сообщает о влиянии. Наоборот, на крупном политическом митинге оратор по определению обладает более высоким социальным статусом, чем его аудитория, поэтому он может себе позволить использовать более высокий тон голоса и в значительной степени варьировать высоту тона в широком диапазоне. Заявление Эда Милибэнда «Черт, да, я упрямый», сделанное перед выборами в Британии в 2015 году, смогло убедить лишь немногих, поскольку было сказано в конце многословного ответа на вопрос.
Синьорелло анализировал и речи Умберто Босси, итальянского политика, основавшего популистскую партию в поддержку северных регионов Италии – Лигу Севера. В начале своей карьеры Босси был динамичным, авторитарным и грозным как в делах, так и в речах, но все изменилось в 2004 году после инсульта. Это сильно повлияло на его речь, поскольку были затронуты голосовые связки. Тон голоса резко понизился – на 60 Гц. Он много работал, чтобы контролировать речь, но она осталась хриплой, с невыразительной интонацией. В экспериментах с тестовой аудиторией, которая сравнивала речь Босси до и после инсульта, он получил примерно равные оценки за компетентность и доброжелательность, но его динамичный, угрожающий тон исчез. Харизма изменилась вместе с голосом, и теперь он воспринимался как мудрый и спокойный лидер [41].
Изменение высоты голоса Умберто Босси было случайным, но некоторые политики делают так намеренно. Высота тона связана с вибрацией голосовых связок, и можно натренировать голос так, чтобы говорить выше или ниже. Маргарет Тэтчер, как известно, занималась постановкой голоса, чтобы сделать его более низким и звучать более авторитетно. Частота ее речи снизилась на 46 Гц, и высота голоса оказалась как раз между частотами, типичными для мужчин и женщин [42].
Тэтчер не единственный пример. Как мы видели в главе 2, во второй половине XX века в западных странах наблюдалось общее снижение тона женского голоса. Мэри Бирд, профессор Кембриджского университета и специалист по античности, сетует, что женщинам приходится превращаться в «нелепых андрогинов», чтобы их услышали [43]. Тэтчер изменила свой голос, чтобы он звучал не так пронзительно, но Бирд считает несправедливым, что сильная женщина, говорящая своим естественным голосом, становится посмешищем. Мужчина, выступающий с такой же речью и говорящий своим естественно более низким голосом, добивается большего успеха. Вот что говорит Бирд: «Когда мы как слушатели слышим женский голос, мы не улавливаем в нем авторитетного начала; или же нас просто не научили, как это делать».
Это созвучно с мнением Кармен Фохт, профессора лингвистики из Питцер-колледжа, которую попросили объяснить, почему голос Хиллари Клинтон стал объектом пристального внимания во время предвыборной кампании на пост президента США в 2016 году.
Существует мнение, что мужчины и женщины говорят по-разному, что мужчины с Марса, а женщины – с Венеры. Это сбивает с толку. Самые значительные различия кроются в разном восприятии мужчин и женщин, а также в представлениях общества о том, как должны говорить женщины, а как – мужчины. Предполагается, что мужчины будут напористыми, громкими и соперничающими. В то время как от женщин ожидают мягкости, отзывчивости и готовности всегда прийти на помощь [44].
Исследования в области нейробиологии подтвердили подход Тэтчер: понижение тона голоса для политиков очень эффективно, независимо от их половой принадлежности [45]. В типичном эксперименте берется запись голоса, затем используются специальные программы, искусственно повышающие или понижающие высоту тона [46]. Такие инструменты теперь широко доступны, самый известный из них – Auto-Tune, аудиопроцессор, улучшающий голос при плохом пении. Кара Тиг и ее коллеги из Университета Макмастера провели эксперимент по манипуляции с голосом, используя записи девяти президентов США, и обнаружили, что низкому голосу отдавалось большее предпочтение в двух третях случаев [47]. Конечно, все президенты были мужчинами, но в других исследованиях анализировались женские голоса и были получены схожие результаты [48]. Шесть из десяти людей выбрали более низкие голоса, тон которых был снижен примерно на 40 Гц, что равно интервалу между первыми двумя нотами в риффе Smoke on the Water.
Более низкий тон не только ассоциируется с более сильным, крепким, цельным и компетентным человеком. Как мы видели в главе 2, низкий мужской голос также считается более привлекательным. Таким образом, понижение тона голоса является беспроигрышным вариантом для мужчин-политиков, потому что они приобретают влияние и привлекательность, в то время как для женщин более высокий тон в среднем делает их более сексуально привлекательными. Понижая голос, женщина может произвести впечатление более влиятельной – именно это усилило привлекательность Тэтчер как лидера. Но женщинам необходим компромисс между влиянием (низкий тон) и привлекательностью (высокий тон).
Кейси Клофстед из Университета Майами исследовал выборы в палату представителей США в 2012 году и обнаружил, что в среднем кандидаты обоих полов с более низкими голосами получили на 4 % больше предпочтений у избирателей, а их шансы на победу повысились на 13 %. Это могло сыграть решающую роль в предвыборной борьбе с почти равными шансами на успех [49]. Тем не менее в этом исследовании были найдены отличия, связанные с разными политическими взглядами: выборщики-консерваторы чаще, чем либералы, предпочитали мужчин-кандидатов с низким голосом.
Для женщины радикальным способом добиться низкого тона является использование «жареного голоса» (штробас), скрипучего звука, который превращает слова, подобные whatever в нечто вроде whatever-r-r-r-r-r с длинным протяжным «шкворчанием» в конце. У человеческого голоса три регистра – тональный, фальцет и «жареный», – которые создаются различными вибрациями голосовых связок. Обычное говорение осуществляется в тональном регистре, и, как мы уже видели, высокий фальцет достигается вибрацией только боковых сторон голосовых связок. В обоих этих регистрах голосовые связки открываются и закрываются простыми, ритмичными движениями. В «жареном» хрящи гортани плотно смыкаются, в результате голосовые связки испытывают меньшее напряжение и становятся ненатянутыми и мягкими. Такое отсутствие напряжения означает, что они открываются и закрываются в синкопированном ритме, создавая скрипучий звук [50].
Ранее проведенные исследования женщин, говорящих штробасом, показали, что они воспринимались как городские карьеристки. Однако культура может повлиять на восприятие голоса, и именно это случилось с «жареным» голосом. Такой стиль говорения был популяризирован семейством Кардашьян и певицами, такими как Бритни Спирс, – хорошим примером такого голоса являются первые слоги oh baby baby в начале песни Baby One More Time, где каждое oh представляет собой долгий скрипучий звук. Сегодня такая манера стала популярной у молодых женщин, особенно для обозначения конца предложения. Тот факт, что «жареный» голос используется знаменитостями, означает, что он перестал ассоциироваться с яппи. В самом деле, одно из исследований показало, что «жареный» голос во время собеседований при приеме на работу негативно сказался на кандидатах, причем те, кто его использовал, воспринимались как менее компетентные, менее образованные, внушающие меньше доверия и менее пригодные для найма [51]. Этот пагубный эффект оказался сильнее для женщин, чем для мужчин.
Мэри Бирд утверждает, что предубежденность в отношении женского голоса не имеет никаких неврологических причин. «Жареный» голос подтверждает это утверждение, поскольку он часто использовался мужчинами для подчеркивания мужественности. Герой боевика, такой как Доминик Торетто во франшизе «Форсаж», будет рычать весь фильм от начала до конца. Таким образом, голоса женщин борются с культурными, языковыми и историческими предрассудками. То, что лидеры обоих полов должны иметь более низкий голос, обусловлено приобретенным опытом, на который оказал влияние тот факт, что большинство мировых лидеров – мужчины. Бирд полагает, что это указывает на культурную и историческую предвзятость против лидеров-женщин. Хотя это и правда, стоит заметить, что такая предвзятость основывается на ошибочных представлениях из области биологии, которые не имеют никакого отношения к предрассудкам. Слушатели предполагают, что тон голоса дает представление о размере тела, потому что это помогает различать крупных и мелких животных. Но, как мы увидели, в пределах одного пола высота тона голоса – плохой индикатор роста и физического состояния человека. Так почему человек с более низким голосом воспринимается как влиятельный? Как показатель количества тестостерона более низкий голос может соотноситься с физической агрессивностью [52].
Даже если вы используете естественно высокий тон, понижение голоса вашей речи может сигнализировать о превосходстве. Имеется множество примеров того, как это делают животные. Например, некоторые лягушки понижают тон кваканья во время агрессивных стычек, чтобы преувеличить свой размер. В 2016 году было проведено исследование поведения людей. Руководил им социальный психолог Джоуи Ченг из Иллинойского университета [53]. В исследовании несколько групп студентов обсуждали, какое оборудование необходимо, чтобы выжить в катастрофе на Луне. Эта старая психологическая игра, в которой предлагаются самые разные решения, начиная от бесполезного коробка спичек до спасительных баллонов с кислородом. Анализ взаимодействия студентов показал, что те, кто понижал голос в начале своего монолога, чтобы немножко преувеличить свою значительность, имели больше шансов повлиять на решение всей группы.
Любопытно, что это стремление к мужественности и физическому совершенству все еще существует в наши дни. Давно ушли те времена, когда от мирового лидера ожидали, что он наденет доспехи, запрыгнет на коня и бросится в битву. Если тон голоса является признаком агрессивности, опосредованной тестостероном, большинство из нас усомнится в том, что это самая главная черта современного лидера.
Исследования выступлений политиков обнаружили, что, помимо тона голоса, быстрая речь, изменение тона и громкости вносят свой вклад в восприятие оратора как более харизматичного лидера [54]. Это вряд ли удивительно, потому что данные характеристики описывают человека, говорящего в заинтересованной и живой манере. Монотонной манеры разговора, как у теннисиста Энди Маррея, лучше избегать. Просодия речи – это один из способов передачи эмоций, и, как писал Аристотель, убедительный оратор должен проявлять воодушевление, чтобы привлечь эмоции слушателей. Быстрая речь, возможно, рассматривается как показатель компетентности, поскольку быстрая работа ума коррелирует с харизмой. Но бойтесь быстро говорящего политика или продавца. Такая манера эффективна при слабых аргументах, когда слушателям просто не хватает времени, чтобы обстоятельно проанализировать сказанное [55].
В век социальных сетей эмпатия, неформальность и аутентичность являются, несомненно, исключительно важными качествами эффективного общения. Нейронаука и психология пытаются выяснить, как проявляется аутентичность в голосе, причем исследования показывают, что варьирование высоты голоса в разных предложениях очень важно. В исследовании Ребекки Юргенс и ее коллег из Геттингенского университета были записаны 80 коротких отрывков из немецких радиоинтервью, в которых проявлялись сильные эмоции: гнев, страх, печаль или радость [56]. Оказалось, что актеры и обычные люди одинаково хорошо изображали эмоции. Конечно, это умение эксплуатируется харизматичными политиками, но как в эту эру постправды понять, когда нас обманывают? Идея детектора лжи в таком контексте может показаться привлекательной, и в главе 7 мы попробуем определить, сможет ли компьютер распознать ложь в голосе человека. Но сначала давайте посмотрим, как технология в целом революционизировала общение и изменила человеческий голос.
Назад: 3 Мой голос – это я
Дальше: 5 Голос, оснащенный электричеством
