суббота
Если бы меня не стало

Не знаю, счастлив ли я или нет. Но в одном я точно уверен. Ты можешь заставить себя поверить в то, что ты счастлив или несчастлив. Все зависит от того, как ты предпочитаешь смотреть на этот вопрос.

Когда я проснулся на следующее утро, Капуста спал рядом со мной. Я ощущал его мягкую шерсть и слышал, как колотится его маленькое сердце. Получается, кошки никуда не исчезли. А это означало, что скоро исчезну я.

Если бы меня вдруг не стало… Я попытался представить себе, как бы все было. Полагаю, это было бы не самым страшным, что может случиться. Каждый человек когда-нибудь умрет. Смертность составляет 100 %. И когда подумаешь об этом, то понимаешь, какой будет смерть – легкой или тяжелой, – зависит от того, как ты прожил свою жизнь.

И снова я вспомнил мамины слова:

«Чтобы что-то получить, ты должен что-то потерять».

В обмен на свою жизнь я сделал так, что из этого мира исчезли мобильные телефоны, фильмы и часы, но не смог заставить себя избавить мир от кошек. Понимаю, это может показаться глупым – отдавать свою жизнь за кошек. Но так все и получается. В этом весь я. Вполне возможно, я самый настоящий идиот, но я и вправду не получаю никакого удовольствия от того, что продлеваю себе жизнь в обмен на то, что другие люди потеряют нечто очень дорогое для себя. Кошки для меня ничем не отличаются от солнца, океана и воздуха, которым мы дышим. Поэтому я не хочу делать так, чтобы на земле исчезали какие-то вещи. Я решил принять жизнь, что была дана мне, такой, какая она есть. Даже несмотря на то, что она может оказаться очень короткой. Повторяю, это означает, что скоро я умру.

Когда мы с Капустой вернулись домой прошлой ночью, Алоха уже ждал нас. На нем был его привычный броский наряд – гавайская рубашка, шорты и спортивные солнцезащитные очки, сдвинутые на лоб. Я был раздражен его появлением, но, с другой стороны, посчитал этот старый наряд отчасти обнадеживающим.

Немного пугает, как легко мы привыкаем к чему-либо.

– Эй, где тебя черти носили? Я подумал, что, может, тебя похитили или что-то в этом роде. Я уже собирался вместе с соседом сверху писать заявление о пропаже человека.

– Извини.

– Вот это да! Что случилось? Потерял свое заклятие? Ты должен был прямиком отправиться на тот свет.

– Ну так получилось…

– Все хорошо, все хорошо. Не переживай. Теперь давай разберемся. Пришло время стереть с лица земли… ты знаешь что…

Алоха показал пальцем на Капусту и начал мурлыкать веселую мелодию.

– Я не сделаю этого.

– Чего?

– Я сказал, что не буду этого делать. Я не стану делать так, чтобы все кошки исчезли.

– Ты серьезно?

– Да, серьезно.

Я взглянул на удивленное выражение лица Алохи и не смог удержаться от смеха.

– Что здесь такого смешного? Парень, ты скоро умрешь. Ты уверен в своем решении?

– Да, я все обдумал. Я не собираюсь больше ничего уничтожать в этом мире.

– Но ты можешь прожить гораздо дольше.

Алоха выглядел расстроенным.

– Да, но просто быть живым само по себе еще не самое главное. Важно то, как ты живешь.

Алоха замолчал. Долго смотрел на меня, а потом заговорил:

– Ну… похоже, я снова проиграл Богу. О боже, люди! Ничего не могу поделать с ними.

– В чем дело?

– О, ничего… забудь. Это мое упущение. Давай, умирай, если хочешь!

– Эй, это не слишком вежливо! Даже если я действительно умру.

Я засмеялся, и тогда Алоха тоже разразился смехом.

– Ну что ж, я так понимаю, теперь наши пути расходятся, а?

– Да.

– Это довольно странно, но мне немного грустно.

– И мне тоже. Ты был очень интересным парнем.

– Ты тоже… реально забавным дьяволом!

– Не заводи меня! Не зли!

– Кстати, а как вообще выглядит дьявол?

– Ты и вправду хочешь знать?

– Да, хочу.

– Ну, на самом деле у меня нет какого-то одного устоявшегося образа.

– Что ты имеешь в виду?

– Дьявол существует только в сердцах и умах людей. Это вы, люди, наделяете его различными приметами, такими как рога и вилы, или представляете его в виде дракона.

– А, теперь понимаю.

– Хотя меня особенно возмущают рога и вилы – избавьте меня от них. Это просто дурной вкус, тебе не кажется?

– Да, насчет этого ты прав.

– Мне вообще не нравится этот образ.

– Совсем неудивительно.

– Потому что, как бы сказать поточнее, внешний вид, который я принимаю, зависит исключительно от твоего воображения. Дьявол в твоем сердце выглядит в точности как ты.

– Но твоя личность полностью отличается от моей.

– Хм, да. Хотя думаю, что лишь частично. Другими словами, я – тот человек, которым ты мог бы быть.

– В каком смысле?

– Это та сторона твоей личности, которую ты никогда не показывал. Ну, понимаешь – веселый, но поверхностный; носишь безвкусную одежду; делаешь все, что захочется, без оглядки на то, что подумают люди, и говоришь все, что тебе заблагорассудится, не важно, удобно это или нет.

– Да… полная моя противоположность.

– Верно. Я состою из маленьких сожалений в жизни. Ну, как если бы ты, каждый раз подходя к развилке на своем жизненном пути, выбирал бы другую дорогу. Что бы произошло? Кем бы ты стал? Вот что такое дьявол. Это то, чем бы ты хотел стать, но не смог. Это одновременно и приближение, и удаление от твоего образа.

– Так… ты думаешь, я в результате оказался нормальным?

– Эй, послушай, я не самая лучшая персона, которой можно задавать подобный вопрос!

– Интересно, а буду ли я о чем-то сожалеть, когда придет время умирать?

– Конечно, будешь. Ты ведь хочешь жить, верно? Ты, быть может, даже станешь умолять дьявола вернуться! Люди, как правило, сокрушаются о той жизни, которую не прожили, о том выборе, который так и не сделали.

Те, кто знают, что завтра умрут, живут на полную катушку в тот ограниченный период времени, который у них есть.

Существует подобное расхожее мнение, но я с ним, скорее, не согласен. Когда человек понимает, что над ним нависла смерть, ему приходится идти на компромисс между жизнью, которую он хотел бы прожить, и реальностью смерти. Конечно же, остаются все эти маленькие сожаления, разбитые мечты, но ты должен сдерживать себя и быть гибче.

Получив шанс сделать так, чтобы какие-то вещи исчезли в обмен на один дополнительный день своей жизни, я осознал, что есть определенная польза в этих сожалениях. Потому что они показывают, какой жизненный опыт ты приобрел. Я больше не стану ничего не устранять. И я, быть может, пожалею об этом в тот момент, когда реально умру. Но я к этому вполне готов. Как бы ты ее ни воспринимал, жизнь в любом случае полна сожалений.

Мне никогда не удавалось быть до конца собой или прожить жизнь в точности так, как я хотел. Я даже не уверен в том, что когда-нибудь выяснил для себя, что означает фраза «быть собой». Так что я умру со всеми моими ошибками и сожалениями: это нереализованные мечты – люди, которых я не встретил, дела, на которые не отважился, и места, в которых не побывал. Но это меня уже больше не беспокоит. Я доволен тем, кто я есть, и тем, как я прожил свою жизнь. В любом случае, я счастлив, что был здесь. На этой земле. Где еще, как не здесь, мог я быть?

Последняя неделя была такой странной. Сначала я узнал, что жить мне осталось недолго, потом появился дьявол и предложил сделку: один день жизни за одну исчезнувшую вещь на земле. Это чем-то напоминает историю с яблоком, которое дали Адаму и Еве, – соглашение между Богом и Дьяволом. Быть может, на самом деле Бог хотел, чтобы я задумался не над ценностью тех вещей, которые я стирал, а над ценностью своей собственной жизни.

Бог создал мир за шесть дней, а на седьмой отдыхал, а я за то же самое время взял и уничтожил ряд вещей, по одной за раз. Но не смог заставить себя согласиться на исчезновение всех кошек на земле. Вместо этого я решил, что не станет меня. И скоро я тоже получу свой день отдыха.

Заметив мою глубокую задумчивость, дьявол посмеялся надо мной.

– Итак, в результате ты приходишь к четкому пониманию, как прекрасна жизнь. Ты осознаешь, кто для тебя по-настоящему важные люди, и ценность множества других незаменимых вещей. Ты охватываешь взглядом мир, в котором живешь, и видишь его по-новому. Обнаруживаешь, что, несмотря на скуку и рутину этого мира, в нем есть настоящая красота. Уже это само по себе стоит того, чтобы я пришел сюда.

– Но я скоро умру.

– Вероятно. Но одно можно сказать с уверенностью. Сейчас, когда ты все осмыслил, ты счастлив.

– Хотел бы я понять это раньше.

– Да, но никто в действительности не знает, насколько долгой будет его жизнь. Она может продлиться еще несколько дней, а может – несколько месяцев, несколько лет. И так с каждым. Никому не дано предугадать, сколько он проживет.

– Да, пожалуй, что так.

– И потому на самом деле не существует такого понятия, как слишком поздно или слишком рано.

– Хороший подход к этому вопросу.

– Разве ты не согласен со мной? В любом случае, я подброшу тебе эту мысль как свой прощальный подарок, так как больше мы с тобой не увидимся. Но только, пожалуйста, убедись, что то последнее, что ты должен сделать, будет от всей души. Дойди до конца! Ну, на этом все. Прощай!

Алоха попрощался со мной в своей обычной лишенной серьезности манере: он подмигнул мне (ну, вроде того), и его как не бывало. Капуста издал печальное «мяу».

А потом я принялся приводить в порядок свои дела. Я готовился умереть. Убрался в комнате, избавился от своих неуместных дневниковых записей, старой одежды и фотографий, с которыми не мог расстаться до этого момента. Вместе с ними неназойливо появлялись и исчезали фрагменты моей жизни. Я задался вопросом, продлил бы мне Алоха жизнь, если бы я выбросил все эти вещи. В любом случае, у меня не было сожалений. Теперь я чувствовал облегчение оттого, что мне не нужно было искоренять какие-то вещи.

Я расстался со всем, что вызывало у меня воспоминания, а Капуста при этом изо всех сил старался мне мешать. Когда я закончил, уже наступил вечер.

Оранжевые лучи солнца пробивались сквозь оконное стекло, падая на металлическую потертую коробку из-под печенья, что стояла на обеденном столе. Я нашел ее в глубине платяного шкафа. Это была моя коробка с сокровищами еще со времен детства. Недолго, но внимательно я разглядывал ее. В ней хранились вещи, считавшиеся мною ценными, но я совсем забыл о ее существовании. Однако что бы в ней ни было, в данный момент я уже, вероятно, не сочту это сокровищем.

Люди в таких вопросах переменчивы. То, что они раньше ценили, может потерять для них всякий смысл всего за одну ночь. Даже самые сокровенные подарки, письма и прекрасные воспоминания забываются, становясь бесполезным хламом. Давным-давно я запечатал свои сокровища в эту коробку вместе с воспоминаниями. Я колебался, открывать мне ее или нет. Я не мог заставить себя распечатать ее. Вместо этого я поспешил на улицу.

Я отправился в похоронную контору, которая находилась на дальнем конце города и располагала богатым ритуальным залом, демонстрируя, каким прибыльным был этот бизнес. Я решил спланировать свои собственные похороны.

Я обсудил с продавцом все имеющиеся у них предложения. Он проявил сердечность и понимание, когда я объяснил ему мои обстоятельства, и перечислил стоимость всех услуг. Мне придется купить переносной буддистский алтарь, гроб, цветы, собственный портрет, который поставят у гроба, урну для праха, памятную табличку, катафалк и, конечно же, придется заплатить за кремацию. В общей сложности выходило 1 500 000 йен. Вот сколько стоят скромные похороны, которые мне, очевидно, придется оплатить самому. Все имеет свою цену – вата, которую запихивают в нос умершему; сухой лед, что кладут в гроб, и так далее. Этому доскональному перечню, казалось, не будет конца.

Один только сухой лед (который кладут в гроб, чтобы тело не разлагалось) стоит 8400 йен в день. Как глупо! Каждая из услуг градировалась с соответствующей разницей в цене. Даже после смерти есть шкала, по которой тебя оценят! Какие же мы, люди, ужасные создания!

Но это еще не все. Вы также можете выбрать гроб из натурального дерева или обработанного, выстланного замшей или даже покрытого лаком – цена соответственно от 50 000 до 1 000 000 йен!

Продавец провел меня в тускло освещенное помещение, где были выставлены гробы. Я попытался представить себя в гробу.

Мои похороны. Но кто на них придет? Итак, посмотрим… друзья, бывшие возлюбленные, родственники, бывшие учителя, коллеги… и кто из этих людей будет по-настоящему оплакивать меня? А когда настанет время для траурных речей, что они скажут обо мне?

Он был милым и забавным парнем или он был ленивым, нетерпеливым, импульсивным, непопулярным лузером, не способным договориться о свидании.

О чем они станут говорить? Какими воспоминаниями поделятся, когда соберутся возле урны с моим прахом?

Размышляя над этим, я задался вопросом: а что я дал людям, собравшимся возле меня, когда был жив? Что я оставляю после себя? В эти мгновения всю мою жизнь подытожат, чего я уже не узнаю, – ведь это будет уже после моей смерти. Я впервые задумался об этом. За все тридцать лет жизни я все-таки оставил свой след … какой бы он ни был.

Я вернулся домой, который после приведения его в порядок показался мне каким-то выхолощенным. Капуста подошел ко мне и стал мяукать, словно жаловался на то, что его оставили здесь одного.

Квартира теперь была такой пустой, что выглядела немного жутковато. Я выложил на тарелку сырой тунец, который купил в рыбном магазине в старом торговом квартале. Капуста всем своим поведением показал, что он доволен, издав такое странное мяуканье, словно говорил: «А ты и вправду понял наконец, чего я хотел!» И стал жадно лопать тунца.

Пока Капуста был занят едой, я снова обратил свое внимание на старую коробку из-под печенья. Наконец я открыл ее. Вот где я держал все свои надежды и мечты, будучи ребенком. Это была моя коллекция марок.

Там были марки всех цветов и размеров почти со всего мира. На меня тотчас же обрушились воспоминания. Воспоминания, связанные с отцом. Когда я был маленьким, отец подарил мне набор олимпийских памятных марок. Они были слишком необычными, чтобы наклеивать их на почтовые открытки и конверты. После этого отец часто покупал мне в подарок марки. Маленькие и большие, японские марки и марки других стран. Мой отец был таким робким и сдержанным, что редко говорил. И марки стали для нас своеобразным способом общения. Странно, но мне казалось, словно я понимал, о чем он думает, в зависимости от марок, которые он мне дарил.

Когда я учился в начальной школе, отец с друзьями не раз ездил в Европу. Он присылал нам открытки из всех городов, где побывал. На почтовых открытках были большие красочные марки. На одной, которую я запомнил лучше всех, была изображена зевающая кошка. Она меня рассмешила. Ну просто вылитый Латук. Это была одна из немногих шуток, которую продемонстрировал мне отец. Я чувствовал себя самым счастливым. Я отклеил марку, замочив открытку в воде, и добавил ее в свою коллекцию. В ту ночь я не мог заснуть, воображая те места, которые отец посетил в Европе. Я представлял его себе на каком-нибудь перекрестке в Париже, где он покупает «кошачью» марку в магазине, объясняясь на ломаном французском, а потом сидит в кафе и подписывает открытку. Я даже мысленно видел, как он бросает открытку в желтый почтовый ящик, откуда она попадает в аэропорт, где ее загружают вместе со всей остальной почтой для отправки в Японию. И наконец, открытку доставляют в мой родной город, а затем в наш дом. Все путешествие, которое совершила эта почтовая открытка после того, как была отправлена, завораживало меня.

Спустя много лет я понял, почему стал почтальоном. Я мечтал проводить все время, разглядывая почтовые марки из разных стран земного шара. Это история и искусство одновременно.

На них были изображены известные люди и достопримечательности, увидеть которые я мечтал. Марки стали для меня по-настоящему бесценными.

А потом я попытался вообразить те вещи, которые я бы заставил исчезнуть, если бы продолжил сделку с дьяволом. Быть может, без них мир не так уж сильно изменился бы. Но в то же время именно они вместе со всеми другими существующими и составляют наш мир. Вот что пришло мне в голову, когда я держал эти маленькие квадратики, вырезанные из бумаги. И еще я подумал, что весь этот процесс наклеивания марки на конверт и отправления его, доставка конверта по месту назначения не случаен. Все это имело глубокий смысл. Сама мысль об этом вызывала во мне теплое и радостное чувство.

И я понял, что мне следует сделать в оставшееся у меня время. Мне надо было написать тебе письмо, поведать о том, о чем я молчал все эти годы. Тысячи слов, что спали во мне, все те приветствия, которые я так и не послал тебе, все те эмоции, которыми я не поделился. Я вылил все свои чувства на бумагу и приклеил марку. Я мысленно вижу, как эти марки рассыпаются и падают, как лепестки цветов, становясь украшением моих последних мгновений.

На почтовых марках изображены: фестиваль, лошадь, гимнаст и голубь, японская ксилография и океан. Пианино, машина, танцующие люди и цветы, великие люди разных стран.

Самолет, божья коровка, пустыня и зевающая кошка. Это произойдет в тот момент, когда я навсегда закрою глаза. Все они кружатся и кружатся вокруг меня. Звонит телефон, а на экране старое немое кино – «Огни рампы». А потом стрелки часов начинают бешено вращаться по кругу, и все письма взмывают в воздух. Красные, голубые, желтые, зеленые, пурпурные, белые и розовые. Разноцветные конверты, вспорхнув, уносятся в бледно-голубое небо. И я, умиротворенный, делаю последний вдох. Среди моря марок и писем, в которых заключена бесконечная боль, но также и безграничное счастье, я, такой одинокий и такой ничтожный в сравнении с огромным миром, умираю с легкой улыбкой на лице.

Итак, я сижу и пишу письмо. Письмо, которое станет моей последней волей и завещанием. Кому мне его адресовать? Какое-то время я размышляю над этим, а потом ко мне подходит Капуста и мяукает. О, теперь я знаю. Я адресую свое письмо тому же человеку, кому отдам Капусту, прежде чем умру. Это может быть только один человек. Возможно, я знал это давно, но не мог признаться себе в этом.

В тот дождливый день, когда мама нашла Капусту и принесла его домой, я поначалу вообще был против этой затеи.

Однажды этот кот умрет, и мама снова будет сильно горевать. Я не хотел, чтобы история с Латуком повторилась, и поначалу считал, что нам не стоит брать в дом кота. Но ты, папа, чувствовал иначе.

«Почему бы не взять его, – сказал ты. – Мы все в конечном счете умрем – и люди, и кошки. Как только ты поймешь и примешь это, тебе станет легче».

Где-то глубоко в душе я всегда знал, что тебя по-своему волнуют мамины желания. И ты даже испытывал теплые чувства к Латуку, нашему первому коту, пусть и не демонстрировал это открыто. Теперь признаюсь, что был не прав по отношению к тебе. Ты всегда говорил правильные слова и был честен. Не понимаю, что было в этом такого, что вызвало во мне неприязнь, заставив дистанцироваться.

Я не знал, как мне реагировать, и просто замолчал. А котенок мяукнул и пошел на своих еще шатких лапках к тебе, отец. И ты взял его на руки и начал гладить. Я вспомнил, что ты делал то же самое с Латуком. Мама улыбнулась, увидев это, и, когда ты заметил, что мама счастлива, ты тоже просветлел.

– Он так похож на Латука, правда?

– Да, похож.

– Тогда мы назовем его Капустой.

Произнеся это, ты смутился и протянул мне котенка.

А затем ты вернулся в свою мастерскую, сел за стол и продолжил ремонтировать часы.

Это ты дал имя Капусте. И поэтому я оставляю Капусту с тобой, папа.

И тогда я начал писать это письмо. Мое первое и последнее письмо к тебе, отец. Оно получилось очень длинным… Такое очень длинное мое завещание. Это потому, что мне так много нужно было тебе сказать, начиная с тех странных событий прошедшей недели, и потом поговорить о маме, о Капусте. Есть еще нечто, что я так давно хотел тебе рассказать – обо мне, к примеру.

Я кладу чистый лист бумаги на стол и начинаю писать. Вверху страницы я пишу:

«Дорогой отец…»