среда
Если бы на земле исчезли все фильмы

Во сне я слышу слова: «Жизнь – это трагедия, когда видишь ее крупным планом, и комедия, если смотришь на нее издали». Их произносит маленький бродяга в цилиндре, мешковатом костюме и с тросточкой в руке. Он приближается. Меня всегда трогали эти слова. И когда я в первый раз их услышал, и особенно сейчас. Я спешу поделиться с ним, насколько важны они для меня, но слова застряли у меня в горле.

Маленький человек продолжает: «Есть нечто, столь же неизбежное, как смерть. И это жизнь».

Да, я понял это! Впервые в жизни я осмыслил до конца значение этих слов, теперь, когда так близок к смерти. Жизнь и смерть имеют одинаковый вес. Моя проблема как раз в том, что мои весы начали слегка перевешивать в сторону последней.

До недавнего времени я жил, не задумываясь. Не скажу, что вел себя недостойно. Но сейчас я о многом, похоже, сожалею. Складывается ощущение, что моя жизнь постепенно угасает под нависшей тяжестью смерти.

Человек с тросточкой, по-видимому, догадывается, о чем я думаю, и подходит ко мне, поглаживая свои маленькие усики.

«Зачем вам нужен смысл? Жизнь – это только желание, и никакого смысла. Жизнь – прекрасная штука, даже для медузы».

Пожалуй, так оно и есть. Так и должно быть. Жизнь важна для всех и для всего, даже для медузы или камня, лежащего у дороги. Даже аппендикс для чего-то нужен.

Тогда в чем же смысл, если я заставлю исчезнуть что-то из этого мира? Будет ли это непростительным преступлением? Когда моя собственная жизнь висит на волоске, я начинаю задумываться о том, значу ли я на самом деле меньше медузы.

Забавный маленький человек в мешковатом костюме, с тросточкой в руке подходит еще ближе. Теперь я узнаю его. Это Чарли Чаплин. Он стоит напротив меня и держит шляпу перед собой. Раздается звук, похожий на мяуканье, и передо мной в мгновение ока предстает кошка с цилиндром на голове. Я попытался закричать, но не смог издать ни звука. Следующее, что помню, – я проснулся.

Я бросил взгляд на часы. Было девять утра.

Капуста встревоженно уставился на меня. Мяукнул и свернулся калачиком у подушки. Я ласково погладил его. Такой мягкий и теплый, пушистый на ощупь… Именно в этом и есть ощущение жизни.

Наконец голова моя прояснилась, и я постепенно восстановил в памяти события предыдущего дня. Я потерял сознание перед кинотеатром, почувствовав холод и головокружение. Но, что случилось дальше, не помню. Голова все еще немного болела, и у меня был легкий озноб.

– Ну-ну, не киснуть, в чем дело? Не будь такой истеричкой!

Это я кричал из кухни. Я имею в виду не я, а мой дьявольский двойник.

– О, дай мне передохнуть. Это всего лишь простуда!

– Что значит «всего лишь простуда»?

Красная рубашка Алохи была такой цветастой, что резало глаз.

– Я и говорю, что это была всего лишь простуда, а мне пришлось тащить тебя сюда всю дорогу. Это тяжкий труд, парень, даже для дьявола!

Алоха налил горячей воды в кувшин, добавил туда мед и лимон и начал смешивать.

– Ты так страдал, я испугался, что ты умираешь.

Алоха принес кувшин и поставил его рядом со мной.

– Ну, извини…

Я сделал глоток сладко-кислой смеси. Она была вкусной.

– Кстати, чтобы ты знал, этот продлевающий жизнь способ лечения всегда работал для меня в прошлом. Всегда. Мы зашли уж слишком далеко. Если я провалю это дело, Бог рассердится на меня, понимаешь?

– Я буду осмотрительнее в будущем…

– Ну, вряд ли ты в том положении, чтобы говорить о будущем. Просто не забывай об этом!

С Алохой вечно возникали какие-то проблемы. Но я почти ничего не мог поделать с этим. Парень давал мне шанс на спасение. «Мяу…» – Капуста издал сердитое мяуканье, поднялся и ушел. Очевидно, даже его это все достало.

– Итак, что ты собираешься делать?

Алоха подождал, пока я допью медово-лимонную смесь, и продолжил устраивать мне допрос с пристрастием.

– Ты о чем?

– О, да ладно… мы говорим о том, что ты выберешь в качестве очередного предмета, который должен пропасть.

– Понял…

– На очереди фильмы.

– Без комментариев.

– Продолжим? Нажмешь кнопку «удалить» или сразу признаешь поражение?

Если бы на земле исчезли все фильмы…

Я попытался представить, каким бы был мир без них.

Было бы непросто. Я бы сразу лишился своего любимого хобби.

Ну хорошо, я понимаю, что немного поздновато впадать в лирику по поводу хобби (я имею в виду на пороге смерти и все прочее), но я накупил так много дисков… какая потеря. И только что приобрел подарочный набор фильмов Стенли Кубрика и «Звездные войны».

М-м… а что, обязательно все должно быть именно так? Я подозреваю, что моя жизнь зависит от этого. В буквальном смысле.

– Поторопись! Поторопись! – давил на меня Алоха.

Проблема непростая. Мне нужно было минутку подумать.

– А это обязательно должны быть фильмы?

– Да.

– И никаких других вариантов?

– Ну, давай поразмышляем… Попробуем что-то еще?

А как насчет музыки?

НЕТ МУЗЫКИ, НЕТ ЖИЗНИ.

Не могу жить без музыки! Как гласила вывеска местного магазина компании Tower Records.

Можно ли жить в мире, лишенном музыки?

Наверное, все мы как-нибудь справились бы с этим.

Я вспомнил те дождливые дни, когда я отсиживался в своей комнате, слушая Шопена… Надо полагать, я смогу обойтись без этого. И мир, быть может, совсем не изменится. Появятся другие вещи, в которых найдешь утешение. Я попытался представить себе солнечный денек без Боба Марли… Конечно, не такой, как прежде, но я как-нибудь переживу.

Почти невыносимое состояние экстаза испытываю я, когда слушаю «Битлз» и на всей скорости гоню на велосипеде. На работе это моя фоновая музыка, под нее я развожу почту. Но, вероятно, и без нее проживу.

Вечером дома я слушал Билла Эванса… отказаться от этого будет болезненно, но не смертельно.

Вывод 1:

НЕТ – МУЗЫКЕ. ДА – ЖИЗНИ.

Я продолжу жить, пусть даже без музыки, хоть это и будет печально.

НЕТ КОФЕ, НЕТ ЖИЗНИ! НЕТ КОМИКСОВ, НЕТ ЖИЗНИ!

ОК, я просто представил себе это для сравнения. Допустим, не будет кофе или комиксов. Жизнь пойдет своим чередом. Я уверен, что смогу прожить без кофе латте из «Старбакса». А комиксы? Это сложнее, но обойдусь и без «АКИРА», «Дораэмона» или «Слэм-данк», когда дело касается моей жизни.

Послушайте, буду с вами откровенен. Я не хотел отказываться ни от чего.

Уж точно не от своей коллекции фигурок аниме или кроссовок лимитированной серии. Но это то же самое, как если бы, скажем, вы избавились от шляп или пепси, или мороженого Häagen-Dazs. Мне это не понравится, но это вовсе не значит, что я умру без них. Я откажусь от них в одну секунду в обмен на собственную жизнь.

И так я попытался отказаться от всего (лишь в своем воображении, чтобы попрактиковаться).

Вывод 2:

Фактически, все люди реально нуждаются в пище, воде и крове над головой, чтобы выжить.

Другими словами, практически все в этом мире, и все, что производит человек, совершенно не нужно – хорошо иметь это под рукой, но можно и обойтись.

Фильмы всегда были моей слабостью. Итак, возникает вопрос, если все фильмы исчезнут, почувствую ли я тогда, что утратил какую-то частицу себя?

«Есть разница между тем, кто знает свой путь, и тем, кто идет этим путем».

Это цитата из фильма «Матрица».

Мне кажется, представление о том, что будет, если что-то исчезнет из этого мира, и каков он будет при этом в действительности, – это совершенно разные понятия. Вопрос не только в том, что что-то внезапно исчезнет – есть нечто иное, что нельзя измерить. Это реальная потеря, нечто глубоко человеческое, несопоставимое ни с чем материальным.

Оно настолько мало, что его можно упустить и никто не обратит на это внимания, но тогда наша жизнь полностью изменится.

И эта мысль причиняла мне боль. Моя девушка, которая так влюблена в кино, все люди на земном шаре, которые обожают смотреть фильмы… если я лишу их всех чего-то столь значимого для них, то совершу преступление. И подобное чувство вины будет давить на меня тяжким грузом.

Но опять же, а как насчет моего собственного существования? Вопрос стоит так – либо я, либо фильмы. В конечном счете моя жизнь – которая сейчас висела на волоске – не подлежала обсуждению. Если я буду мертв, то больше никогда не смогу наслаждаться просмотром фильмов и для меня не будет иметь значения, насколько они важны для такого большого числа людей.

Итак, решено. Пусть все фильмы исчезнут.

Главный герой одного фильма сформулировал это следующим образом:

«В этом мире полно людей, желающих продать свою душу дьяволу. Проблема в том, что нет дьявола, который бы хотел ее купить».

Но на самом деле они неправильно истолковали. В моем случае дьявол, который хотел купить мою душу, реально возник передо мной. Я, понятное дело, никогда не подозревал, что сам Дьявол действительно явится ко мне.

– Итак, кажется, ты принял решение, – усмехнулся Алоха, заинтригованно взирая на меня. По крайней мере сейчас у мня не оставалось никаких сомнений, что передо мной реальный дьявол.

– Да…

– ОК, ты знаешь правила. Ты можешь увидеть один последний фильм – только один. Дело за тобой.

Что выбрать? На каком фильме остановиться? Мысли роем проносились в голове. Я замялся, не мог сосредоточиться.

«Я устрою для тебя показ твоего любимого фильма, в последний раз. Я даже посмотрю его вместе с тобой».

Я вспомнил слова своей девушки, сказанные ею прошлой ночью на прощание. Как будто она знала, что произойдет.

В любом случае, какой бы фильм я ни выбрал, он станет моим последним просмотренным. Передо мной стояла дилемма: увидеть старый фильм или отдать предпочтение новому.

Я читал интервью и видел телевизионные шоу, где человеку задают вопрос типа, что бы он выбрал в качестве своей последней в жизни трапезы. Или что бы он взял с собой на необитаемый остров. Но я даже представить себе не мог, что однажды передо мной встанет подобный выбор. Это казалось ирреальным. Но в моем случае отказать Алохе было нельзя. Мне предлагалось либо сделать что-то, либо умереть.

– Полон сомнений? Понимаю… и я не удивлен. Ты действительно любишь кино, не так ли?

– Да, правда…

– Ну, если так, я даю тебе полдня на принятие решения. Последний фильм в твоей жизни!

Я пребывал в растерянности, а потому поспешил к Цутайе. Да, я знаю, это название магазина, но еще это имя моего приятеля.

ОК, понимаю, что это странно.

Позвольте мне все объяснить.

Я пошел в местный салон проката дисков, а это, между прочим, совсем не магазин «Цутайа». Там работает мой старый друг еще со времен средней школы. Когда речь заходит о кино, без него не обойтись, он – настоящая ходячая энциклопедия, и мы дали ему прозвище Цутайа. Мне был нужен его совет.

Цутайа проработал в салоне проката более десяти лет. Если подсчитать, то он, вероятно, провел здесь половину своей жизни – а вторую половину потратил на просмотр фильмов. Одним словом, вся его жизнь, за исключением времени сна, посвящена кино. Он сделан из фильмов. Самый большой на свете фанат кинематографа.

С Цутайа мы познакомились весной, в тот год, когда оба пошли в среднюю школу, в один и тот же класс.

Первые две недели учебы Цутайа на переменках одиноко сидел на подоконнике. Как-то раз я подошел к нему и первым заговорил, – и мы стали друзьями, вот и все.

Не помню, что побудило меня к общению с ним. Подозреваю, это случается, быть может, три раза, максимум, в жизни – когда ты знакомишься или тебя тянет к кому-то, кто заметно отличается от тебя. И вы становитесь либо любовниками (что произошло бы в моем случае, если бы этот человек оказался женщиной), либо хорошими друзьями.

Было что-то в Цутайе, что по-настоящему притягивало меня к нему. И тогда мы разговорились, а в итоге подружились.

Но даже после того, как мы стали постоянно общаться, Цутайа все равно оставался немногословен. Он слишком робел, боясь смотреть собеседнику прямо в глаза. За все время знакомства мы встречались с ним взглядами не более двух-трех раз. Но он все равно мне нравился. Обычно он мало говорил, но если мы обсуждали фильмы, то из него как из рога изобилия изливался поток слов, в глазах появлялся блеск, и его невозможно было остановить. Тогда я понял, что если человек рассказывает о том, что он действительно любит, то его речь звучит одухотворенно.

Учась в средней школе, я много узнал о фильмах благодаря Цутайе и посмотрел все, что он мне рекомендовал. Он разбирался в самых разных жанрах и направлениях – от японских фильмов о самураях до голливудской фантастики, от французской «новой волны» до азиатского авторского кино.

Его киношный фанатизм не знал границ.

«Что хорошо – то хорошо», – всегда говорил Цутайа.

Он не имел себе равных в том, что касалось кино. Он мог сказать, к какому жанру относится тот или иной фильм, когда он был снят и где, назвать актерский состав и режиссера. И не имело значения, о какой эпохе или стране идет речь. В конечном счете истина «что хорошо – то хорошо» была единственной, что имело значение.

Так удачно сложилось, что и в старших классах мы учились с ним вместе. По сути, в течение шести лет у меня был бесплатный частный преподаватель в области кино. И могу сказать, что теперь я – эксперт. Но я понимаю, что по сравнению с Цутайей большинство людей, которые называют себя экспертами в сфере кинематографа, просто хвастуны (и я, пожалуй, тоже вынужден отнести себя к этой категории). В наше время люди с легкостью претендуют на звание эксперта, не удосужившись погрузиться в историю вопроса, но на их фоне Цутайа выглядел профессионалом. Он был настоящим, прирожденным фанатом. Самым верным и преданным. Хотя это совсем не обязательно означало, что я хотел быть таким же, как он. Я имею в виду, таким же фанатичным и замороченным (никакой иронии, конечно).

До видеопроката было восемь минут ходьбы.

Цутайа, как обычно, был там, за прилавком. За все эти годы он так свыкся со своей позой, что напоминал статую сидящего Будды в алтарной части храма. Со стороны это больше походило на мастерскую: вокруг Цутайи громоздилось бессчетное количество DVD.

– Цутайа! – выкрикнул я его имя, проходя через автоматические двери магазина.

– П-привет, д-давно не виделись. Ч-что случилось?

Не совсем Будда… Цутайа все так же отводил взгляд, даже будучи взрослым человеком.

– Слушай, я понимаю, что все это как снег на голову, но у меня совсем нет времени болтать.

– Ч-ч-что случилось?

– У меня последняя стадия рака. Я скоро умру.

– Ч-тоо?

– Я могу умереть завтра.

– Ч-тоо?

– Поэтому я должен решить, какой фильм я посмотрю напоследок, перед смертью, и при том решить быстро.

– К-как?

– Цутайа, мне нужна твоя помощь. Посоветуй, какой фильм выбрать.

По выражению лица Цутайи я понял, что подобная непростая и ответственная задача, свалившаяся на него, привела его в легкое замешательство.

Извини, Цутайа, конечно, все это довольно неожиданно.

– П-правда?

– Да, правда. Мне больно об этом говорить, но дела обстоят именно так.

Цутайа крепко зажмурился. Он выглядел как человек, убитый горем или, быть может, пытающийся так себя вести. Тяжело вздохнув, он открыл глаза и решительно пошел между полками.

В этом был весь Цутайа. Если кому-то нужна была помощь, он старался работать быстро и делал все необходимое, не спрашивая зачем.

Мы оба просматривали полки, заставленные DVD и Blu-ray. Нескончаемая вереница фильмов проплывала передо мною. Не забывая ни на мгновение, что это будет мой последний просмотр, я погрузился в воспоминания: кадр за кадром, реплика за репликой из моих любимых фильмов пронеслись в голове.

«Все, что случается в жизни, может случиться в кино».

Так поет Джек Бьюкэнэн в фильме «Театральный фургон» (The Bandwagon).

А действительно, можно ли все то, что произошло со мной, перенести на экран?

Однажды мне ставят диагноз: неоперабельный рак – и сообщают, что дни мои сочтены. Далее появляется дьявол в гавайской рубашке, обещая подарить мне один день жизни в обмен на то, что на земле одна за другой исчезнут какие-то вещи. Это что-то нереальное. Из области фантастики! Но порой жизнь преподносит нам сюрпризы, которые не идут ни в какое сравнение с фантастикой.

Цутайа бродил по отделу вестернов.

«Большая сила подразумевает большую ответственность» – напоминает себе Питер Паркер в «Человеке-пауке», когда у него развилась суперсила.

Может быть, это относится и ко мне. Я делал так, что вещи исчезали в обмен на собственную жизнь. А это большая ответственность, риск и болезненная дилемма. Поставив свою подпись в договоре с дьяволом, я начал представлять, через что, должно быть, прошел Человек-паук.

Так что же мне делать? Мудрее я не стал, но, возможно, фильмы дадут мне какую-то моральную поддержку.

«Да пребудет с тобой Сила!» Спасибо вам, «Звездные войны», и вам, рыцари-джедаи.

«Я вернусь». Терминатор, я знаю, что ты чувствуешь, – я тоже хочу вернуться!

«Я – правитель мира!» О, Ди Каприо. Да ладно, парень, полегче.

«Жизнь Прекрасна!» А вот это уже полный отстой!

Сзади слышится чей-то голос…

«Не думай! Почувствуй!»

Я был полностью поглощен своими горестными мыслями, когда Цутайа вдруг обратился ко мне, держа в руках диск «Выход дракона».

– Н-н-не думай! Почувствуй! – повторил он еще раз.

– Спасибо, Цутайа. Брюс Ли великолепен, но мне кажется, он мало подходит для прощального фильма, который хочешь посмотреть, прежде чем умрешь.

Его предложение рассмешило меня.

«Когда я покупаю новую книгу, то сначала заглядываю на последнюю страницу. Тогда, в случае скоропостижной смерти, я буду знать, чем все заканчивается».

Так говорит Билли Кристал в фильме «Когда Гарри встретил Салли».

Стоя среди полок с дисками, я не мог отрешиться от мысли, что моей нынешней жизни не хватит, чтобы просмотреть их все. Я думал о фильмах, которые так и не увидел, о блюдах, которые не попробовал, и о музыке, которую не послушал.

Зная, что твоя жизнь подходит к концу, больше всего сожалеешь о будущем, которое никогда не увидишь. Понимаю, в данном контексте странно звучит слово «сожалеть» в отношении еще не свершившегося, но я не мог не думать на тему «если бы я только был жив». Странная идея. Хотя в действительности, когда оказываешься в такой ситуации, все уже теряет для тебя значение, в том числе и фильмы, которые я собирался полностью стереть с лица земли.

В итоге мы остановились у полки, где хранилась вся фильмография Чаплина.

Вдруг я подметил, что непроизвольно бормочу себе под нос:

«Жизнь – это трагедия, когда видишь ее крупным планом, и комедия, когда смотришь на нее издали».

И сразу вспомнился сон, приснившийся мне в то утро.

– Э-это же фраза из «Огней рампы». – Цутайа ничего не упускал из внимания.

В «Огнях рампы» маленький бродяга, сыгранный Чарли Чаплином, пытается удержать от самоубийства балерину, чьи надежды рухнули. Он говорит ей: «Жизнь – прекрасная штука, даже для медузы».

Он был прав, даже для медузы – в этом есть смысл. И если это так, тогда фильмы и музыка, кофе и еще масса самых разных вещей, должно быть, тоже для чего-то нужны.

Итак, все «ненужные вещи» оказываются важными по той или иной причине. Если попытаться отделить бесчисленные «бессмысленные вещи» в мире от всего остального, то в итоге ты вынужден задуматься о людях, о смысле жизни. В моем случае воспоминания о фильмах, которые я посмотрел, очень важны для меня. Они сделали меня тем, кто я есть.

Жить – это значит плакать и веселиться, радоваться и грустить, любить и расставаться, совершать глупости и переживать драматические моменты… и смеяться.

Мелодичные песни, великолепные пейзажи, головокружение, поющие люди, пролетающие по небу самолеты, цокот копыт лошадей, аппетитные блинчики, бесконечная темнота космоса, ковбои, стреляющие из пистолетов…

А рядом со всеми этими фильмами, что прокручиваю в памяти, я вижу лица своих друзей, любимых, родных… Мои воспоминания превратились в один бесконечный фильм, записанный в моем воображении. Я нанизывал кадры воспоминаний, как бусины на четках, – все человеческие надежды и разочарования были собраны вместе на одной нитке.

И не нужно много времени, чтобы понять, что все жизненные совпадения сводятся в итоге к одной большой неизбежности.

– Т-так, похоже, это все?

Цутайа положил «Огни рампы» в пакет и протянул его мне.

– Спасибо.

– Я н-не знаю, что сейчас произойдет, но…

Цутайа начал запинаться еще сильнее и больше не смог проронить ни слова.

– В чем дело?

Цутайа опустил голову и расплакался, как ребенок, слезы текли по его щекам.

И я вспомнил, как Цутайа, бывало, сидел на подоконнике в школе в полном одиночестве. Но когда я смотрел на него, сидящего у окна, то ощущал, будто подзаряжаюсь от него. Он всегда посвящал себя только тому, что считал самым важным. И ему нетрудно было заниматься этим в одиночку, ему не требовалось одобрения окружающих. Всякий раз наблюдая, как он увлечен своим делом, как всегда остается самим собой, меня наполняло чувство уверенности, что все будет хорошо. В тот момент для меня не было ничего важнее. Оглядываясь назад, я понимаю, что это не он нуждался во мне. На самом деле это я нуждался в нем.

Все чувства, которые я до этого скрывал, неожиданно прорвались наружу, слезы навернулись на глаза.

– Спасибо.

Мне нелегко далось это слово.

– Я-я п-просто хочу, чтобы ты жил, – произнес Цутайа, рыдая.

– Не расстраивайся, Цутайа. Все не так уж плохо. Я знаю одну хорошую историю и человека, которому могу ее рассказать. Помнишь фразу из «Легенды о пианисте». Вот, что ты значишь для меня, Цутайа. Я не пропал только потому, что у меня есть ты.

– С-спасибо. – вымолвил Цутайа со слезами в голосе и остался стоять, оцепенев.

– Ну, как дела? Ты определился?

Я наконец добрался до кинотеатра, где меня ждала моя девушка.

– Вот, выбрал.

И протянул ей пакет.

– «Огни рампы», о? Интересно… хороший выбор.

Она открыла коробку с диском и взглянула недоуменно. Внутри не было диска. Упаковка оказалась пустой.

В салоне всегда давали на прокат DVD в коробках, и время от времени возникали подобные казусы. Это легко исправить. Но у меня ограничено время.

Цутайа, это такая фатальная ошибка!

Но как говорил Форрест Гамп: «Жизнь похожа на коробку шоколадных конфет. Ты никогда не знаешь, какая конфета тебе достанется».

Как правильно сказано! Ты никогда не знаешь, что получишь. Прямо как моя жизнь! Жизнь – это трагедия, когда видишь ее крупным планом, и комедия, если смотришь на нее издали.

– Что думаешь делать? У нас тут под рукой есть несколько фильмов.

На раздумье не потребовалось ни секунды, ответ уже был у меня готов. Если быть честным, к такому выводу я пришел гораздо раньше.

Какой фильм ты бы хотел увидеть в последний раз? Ответ висел в воздухе.

Я вошел в кинозал и сел.

Четвертый ряд сзади, третье место справа. Это было наше место на протяжении всех лет учебы в колледже.

– ОК, включаю!

Ее голос доносится из киноаппаратной. Шоу начинается. Свет падает на экран. Но пока не видно ничего, кроме прямоугольника белого света на экране.

Я не выбрал ничего.

Глядя на пустой экран, я вспомнил одну фотографию, на которой был запечатлен кинозал: ряды сидений и экран. Снимок был сделан из аппаратной. Фотография «зафиксировала» фильм целиком, для этого был открыт затвор в начале фильма и закрыт – в конце. Другими словами, записан весь двухчасовой фильм, но на снимке нет ничего, кроме белого прямоугольника. Но вдаваться в подробности технического процесса у меня сейчас нет времени.

Моя жизнь похожа на эту фотографию. Если ее прокрутить как фильм с начала до конца, то все, что я испытал: радость, любовь, гнев, печаль, терзания… предстанет на экране не чем иным, как пустым кадром. Результат жизни – пустой экран. Не осталось ничего.

Иногда, когда пересматриваешь фильм спустя долгое время, он производит на тебя совершенно иное впечатление, чем в первый раз. Фильм конечно же не изменился.

Изменился ты, и при повторном просмотре ты смотришь его совсем другими глазами.

Если бы моя жизнь была фильмом, я смог бы посмотреть на нее со стороны и, возможно, по-иному взглянул бы на многие жизненные ситуации и оценил бы их с позиции настоящего: то, что раньше ненавидел, полюбил бы, а над чем плакал, смеялся бы… А что касается моей любви – она осталась в прошлом.

Сейчас я вспоминаю время, которое провел с папой и мамой. Вспоминаю только хорошее…

Когда мне было три года, родители впервые взяли меня в кино. Показывали «Инопланетянина». В кинотеатре стояла кромешная тьма, а звук оглушал. Весь зал был наполнен соленым запахом попкорна.

Справа от меня сидел отец, а слева – мать. Зажатый между родителями в темном зале кинотеатра, я не мог убежать, даже если бы захотел. Я поднял глаза на большой экран и смотрел на одном дыхании. Но фильм почти не помню.

Единственное, что осталось в памяти, – это сцена, когда мальчик Эллиот летит с инопланетянином по небу на своем велосипеде. Это впечатляющая сцена. Я даже хотел закричать, заплакать или что-то подобное… Мне кажется, что именно в этом эмоциональном воздействии таится смысл многих фильмов.

Я до сих пор помню, какое впечатление произвел фильм на меня – ошеломляющее. Я крепко держал отца за руку, а он в ответ – мою.

Несколько лет назад отцифрованную обновленную версию «Инопланетянина» показывали по ночному каналу. Я ненавижу смотреть фильмы по TV, с постоянным прерыванием на рекламу. И уже собирался выключить телевизор, но, увидев первые кадры фильма, не мог оторваться от него.

Прошло около двадцати пяти лет с тех пор, как я впервые увидел этот фильм, но меня так же, как в детстве, до слез трогали те же самые сцены. Но это вовсе не значит, что эмоции во время просмотра были в точности такими же, как и в три года.

Спустя двадцать пять лет я отчетливо осознавал, что никогда не полечу по небу так, как летают они. А еще с отцом, который тогда сидел рядом со мной, крепко держа меня за руку, я не разговаривал много лет. А моей матери уже нет на этой земле. Итак, полагаю, я постиг две вещи, которые не знал тогда. Первое – я не могу летать, и второе – прошлого не вернешь.

Что я приобрел, повзрослев, и что потерял? Я никогда не смогу воскресить те свои мысли и чувства, которые испытывал в прошлом.

От этого мне очень горько, и волна печали захлестывает меня.

Сидя в одиночестве в кинозале и глядя на пустой экран, я задумался.

Если бы моя жизнь была фильмом, то каким? Была бы это комедия, триллер или, быть может, драма? Что угодно, но точно не романтическая комедия!

Ближе к концу своей жизни Чарли Чаплин писал: «Быть может, мне не удалось снять шедевр, но я заставил людей смеяться. А это не так уж и плохо, верно?»

А Феллини, комментируя свой фильм, отметил: «Рассказы о снах напоминают разговоры о фильмах, так как кино использует язык снов».

Они создавали шедевры, заставляли людей смеяться, дарили им мечты и воспоминания.

Но чем сильнее я заостряю внимание на этом, тем больше убеждаюсь, что моя жизнь не для кино.

Глядя на пустой экран, я попытался представить себе, каким бы был мой фильм.

Я – режиссер.

Съемочная группа и актеры подобраны из моих родных, друзей и бывших возлюбленных.

Начало фильма. Я родился. Это было тридцать лет назад. Мои родители умиляются, глядя на меня. Собравшиеся родственники по очереди берут малыша на руки, любуясь его пухлыми щечками. Постепенно младенец учится переворачиваться, ползать, затем самостоятельно вставать, и вот он уже начинает ходить. Испытывающие те же надежды и страхи, что и все молодые родители, мои мама и папа с удовольствием занимаются мною: кормят, одевают и забавляют меня игрушками.

Возможно ли представить себе более счастливое начало жизни? Вряд ли.

Гнев, слезы и смех сменяются чередой на экране, пока я постепенно расту. Я все реже и реже разговариваю с отцом. Кто знает, почему так произошло после того времени, проведенного вместе? Я никогда не находил ответа.

А однажды в нашем доме появляется кот. Его зовут Латук. Так много счастливых часов, проведенных втроем – мама, Латук и я. Но Латук стареет и умирает. Вслед за ним умирает моя мама. Очередной кадр резко сменяется самой трагической сценой в фильме.

Итак, мы остались вдвоем с Капустой. Одни. Отца в кадре нет.

Я начинаю работать почтальоном – будничная жизнь идет своим чередом.

Скучнее не придумаешь! Сцена за сценой прозаичной жизни, реплика за репликой тривиального диалога. Какой низкобюджетный фильм! И в довершение всего этого звезда фильма (то есть я) никак не проявляет, что у него есть цель в жизни или какие-то духовные ценности. Он индифферентный парень, без внутреннего стержня, совершенно не интересен зрителям.

Понятно, фильм никогда бы не имел успеха, если бы в нем была показана моя жизнь без прикрас. Сценарию следовало бы придать больше драматизма. Декорации сделать незамысловатые, но выразительные. Реквизит тщательнее подобрать для создания соответствующей атмосферы, а костюмы выдержать в черно-белой гамме.

А монтаж? Все сцены довольно скучные, поэтому потребуется виртуозный монтаж. Но как ни старайся, больше чем на пять минут кадров не наберется. Это плохо, никуда не годится. Надо внимательнее перечитать сценарий. Проходные сцены затянуты, а те, которые нас захватывают, обрываются в самый интригующий момент. Но это так напоминает мою собственную жизнь.

А как насчет саундтрека? Дайте подумать, может быть, какая-нибудь приятная мелодия, сыгранная на фортепиано, или наоборот, что-то величественное и торжественное в исполнении целого оркестра? Нет, лучше попробовать что-нибудь расслабляющее, вроде акустической гитары. Но что бы мы ни выбрали, у меня только одна просьба – во время грустных сцен ритмичная оживленная музыка должна звучать фоном.

Теперь работа над фильмом завершена. Это ничем непримечательная картина, которая, вероятно, не станет лидером проката. Ее премьера не вызовет особой шумихи, и сам фильм останется по большей части незамеченным. Скорее всего, он быстро выйдет на видео и будет лежать где-то в укромном уголке салона видеопроката в поблекшей упаковке.

Заканчивается финальная сцена. Мелькают титры. Гаснет экран.

Если бы моя жизнь была фильмом, мне бы хотелось, чтобы он стал в каком-то смысле запоминающимся, вне зависимости от скромности постановки. Я хотел бы надеяться, что для кого-то он будет что-то значить – поддержит как-то и воодушевит.

А после титров жизнь идет своим чередом. Хочу надеяться, что моя жизнь продолжится в чьей-то памяти.

Двухчасовой сеанс завершается.

Я покидаю кинотеатр, и меня окутывает тишина и сумрак ночи.

– Тебе грустно?» – спросила она, когда мы вышли из кинозала.

– Не знаю.

– Должно быть, это тяжело для тебя.

– Не знаю. Извини, я правда не знаю, что чувствую сейчас.

И я на самом деле не знал. Я не понимал, грущу ли я из-за того, что скоро умру, или потому, что нечто действительно важное и значимое должно было вскоре утратиться из этого мира.

– Знаешь, ты можешь вернуться сюда и встретиться со мной в любое время, если вдруг почувствуешь себя плохо, если возникнет такая сильная боль, что не сможешь ее терпеть.

Ее слова прозвучали как раз в тот момент, когда мы подошли к подножию холма.

– Спасибо, – ответил я и стал подниматься по холму.

– Подожди! – окликнула она меня. – Еще один вопрос!

– Только не это…

– Это последний вопрос. Только один.

Когда она прокричала мне это вдогонку, я понял, что она плачет.

И тогда, глядя на нее, я почувствовал щемящую нежность в груди.

– ОК, я сделаю последнюю попытку.

– Знаешь, когда у фильма печальный конец, я всегда смотрю его еще один раз. Догадываешься почему?

Сейчас я знал ответ. Это единственное, что я усвоил хорошо.

Это то, на что я возлагал надежду в течение всего полета из Буэнос-Айреса и даже еще какое-то время после нашего расставания.

– Да, знаю.

– Хорошо, и каков ответ?

– Потому что ты надеешься, что, возможно, в следующий раз у него будет счастливый конец.

– Да! Да! Да!

Она вытерла глаза рукавом и, помахав мне на прощание, неистово прокричала:

– Да пребудет с тобой Сила!

И я в ответ, еле сдерживая слезы, произнес:

– Я вернусь!

Дома меня встретил Алоха, который даже не пытался скрыть свою ухмылку. Он подмигнул мне так, как умеет подмигивать только он, что, скорее, напоминало косой взгляд, и после этого стер все фильмы.

Пока Алоха был занят стиранием фильмов, я думал о маме. Ей очень нравилась итальянская картина La Strada Феллини.

Сюжет следующий. Джельсомину, наивную юную девушку, выкупает у ее обедневшей матери жестокий цирковой силач Дзампано из бродячего цирка, который хочет взять ее в жены и сделать своей партнершей по шоу.

Девушка остается преданной ему, даже несмотря на его побои. Все это время они колесят с цирком по итальянской провинции. Джельсомина на глазах тает от побоев и оскорблений Дзампано, и он бросает ее.

Спустя несколько лет странствующий цирк приезжает в маленький приморский городок, и Дзампано слышит, как молодая женщина поет песню Джельсомины. Дзампано выясняет, что Джельсомина умерла, но ее песня продолжает жить. Слушая, как молодая женщина исполняет эту песню, Дзампано проникается мыслью, что любил Джельсомину. Он идет на берег и в отчаянии падает на песок. Но ее уже не вернуть. И тогда он осознает, что, хотя он действительно любил ее, но, когда они были вместе, он не способен был открыто проявить свое чувство.

«Ты начинаешь понимать по-настоящему важные вещи, только когда теряешь их».

Эту фразу мама обычно повторяла, когда смотрела этот фильм.

Вот и сейчас, похоже, со мной происходило то же самое. Я был искренне опечален тем, что действительно утратил фильмы. Я знал, что буду скучать по ним. Понимаю, это глупо. Но лишь когда я осознал, что фильмы в самом деле утрачены, до меня дошло, какую поразительную эмоциональную поддержку они мне оказывали и как сильно повлияли на мою личность.

Но моя жизнь была гораздо важнее…

Дьявол выбрал именно этот момент, чтобы объявить в своей обычной веселой манере следующую вещь, которую он заставит исчезнуть.

Я не мог больше думать ни о чем другом, поэтому просто ответил ему «да», вот и все.

В тот момент мысль, что подобная участь может постичь Капусту, даже не зародилась у меня в голове.