Эпилог

− Что тебе рассказать? — произнес Егор, глядя на камень с надписью «Леонардо Бестужев». – Вчера Михея осудили на пожизненное, так что убийца Иры получил сполна. У родителей все хорошо, мама практически отошла. У Натки появился парень: мелкий и прыщавый, тебе бы он тоже не понравился. Мы с Танюшей пока в свободном полете, хоть меня и восстановили на службе. Но не знаю… Она хочет, чтобы я подал в отставку и примкнул к Куперману. А я еще не решил. В четверг отец из командировки вернется, спрошу совета.

Он замолчал, глядя на то, как ветер наносит на камень красный песок. В Лабиринте Ночи, где нашел свой последний приют Лео рядом с Ирой, бушуют смерчи и пылевые бури, хотя это место считается относительно спокойным. Егор огляделся: вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась бескрайняя пустыня, из которой торчали скалы − будто обломки городов и костей великих цивилизаций.

В последнее время Егор много думал о том, что возможно, им удалось предотвратить гибель человечества. Он не чувствовал себя героем, когда шел на штурм бункера «Гера», не чувствовал и сейчас, когда на всех каналах говорили о разоблачении «Центра» и арестах; о том, что в Совете рассматривают запрет модификаций. Он потерял в этих красных землях слишком много: будущее, в котором у них с Лео могли быть совсем другие отношения. Так жаль, что он понял это слишком поздно...

Егор зачерпнул пригоршню земли, сквозь пальцы просыпался песок и мелкие красные камешки. Они упали на землю, став ее частью. Он так и не смог понять, отчего брат так любил эту планету. Какую прелесть видел в ее лишенных жизни ландшафтах? Егора здесь все угнетало: и бескрайние пески, и тяжелое, словно грозящее придавить небо, и в особенности купол Эллады – символ могущества человечества.

«Если вы так могущественны, почему прячетесь за куполом от бурь? – хотелось спросить ему. – Марсианский туркан, этот мелкий невзрачный грызун, и тот отважнее вас. Вы мчитесь все вперед и вперед во мраке, не понимая, что порой очень легко спутать знак бесконечности с «кирпичом» тупика».

Но Егор никому ничего не говорил. Ему достаточно было прийти сюда, к могиле, и все понять.

− Через пару часов я улетаю на Землю, − сказал он, глядя на надпись «Леонардо Бестужев». — Постараюсь при удобном случае снова прилететь. Не буду обещать, когда, но мысленно я всегда здесь.

Развернувшись, он медленно направился к стоящему неподалеку роверу. В наушнике шлема пискнул вызов коммуникатора. Нажав «ответ», Егор увидел улыбающееся лицо Татьи и подумал, что его Бесконечность в этих блестящих глазах и улыбке.

Все "Икары" уже отпеты,

Вспышкой огненной отгорели.

Помнит красный песок планеты

То, как мы пробивались к цели.

Как прогрызли сухие недра,

Будто напрочь оголодали.

Были цели, была и вера

Выше неба, прочнее стали.

Нам сказали, что мы сверхлюди,

Надо только себя подправить.

Ленты генов потуже скрутим.

Что Земля нам? Давайте славы!

Марсу — воздух. Тропинку к звёздам.

Мы не люди. Зачем нам боги?

Что нам красный песчаный остров?

Лишь пустыня, где вязнут ноги.

Жадность слепо вела к итогу.

Неуёмность копила бурю.

Снизу мёртво смеялись "боги",

В камне скорчив свои фигуры.

Что-то слишком на них похожи

Наши в зеркале отраженья...

Видишь, брат мой? Я понял всё же:

Ждал нас тот же тупик с рожденья.

В самый раз ли? Не слишком поздно?

Все "Икары" уже отпеты,

"Прометея" ржавеет остов

На далёкой пустой планете,

И песком заметает ветер -

Марсианским – мою могилу.

Брат, я понял... на целом свете

Мы похожи. Мы неделимы.

А "Икары" на то "Икары",

Чтобы плавиться в жаре солнца.

За безумцев я принял кару.

Самых жадных. Так мне зачтётся?