Глава 16. Татья
Двадцатый километр первой линии границы метроплекса Санкт-Петербург
Молчун впервые посмотрел ей в глаза.
— Уверена? – серьезно спросил он. – Назад пути не будет.
Татья нервно усмехнулась:
– Вот уж не ожидала от тебя таких мелодраматических речей.
Отметила, что невольно перешла на «ты», но поправляться не стала.
– Я не про него, — кивнул Молчун на Бестужева. — Ведь рассчитываться будешь ты.
Татья передернула плечами:
– Когда?
— Однажды. Откосить не удастся.
– Я держу слово.
– Хорошеично, — расцвел Молчун. — А чтобы слово лучше держалось…
Он извлек из кучи аппаратуры интерактивную панель формата А4, протянул Татье. Она пробежала глазами по строкам: «Обязуюсь беспрекословно выполнять все условия… действует бессрочно». Внизу мигал круг сканера для отпечатка пальца. Молчун ждал.
Татья бросила взгляд на Егора: он по-прежнему не приходил в себя, дыхание поверхностное, прерывистое. Другие вариантов, кроме Молчуна с его дурацким договором, нет. Вздохнув, она прижала указательный палец к сканеру. Появился красный рисунок линий, моргнул, погас. Молчун кивнул и неожиданно заявил:
— Как говорили древние, без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек.
Татья не была уверена, что древние говорили так или по такому поводу, но спорить не стала. Убрав панель, Молчун перекидал тюки с тряпками от одной стены к другой. Оказалось, что под ними три кресла с вздыбленным пузырями дермантином. Молчун взял из кучи дек для твинса самую заюзаную, со сбитым правым нижним углом и положил на среднее кресло. Татья наблюдала за ним, судорожно сцепив пальцы. До сих пор она думала, будто знает о твинсе все, но то, что предлагал Молчун, не вписывалось ни в какие рамки. С другой стороны, для чего ему ломать комедию?
— Помоги-ка мне засунуть твоего приятеля в кресло, -- сказал Молчун. – Он у тебя тяжелый боров.
– Я в одиночку вытащила его из реки и затащила на кузов машины, – сухо заметила Татья.
– Хорошеично, – нимало не смущаясь, похвалил Молчун. – Как говорили древние, флаг тебе в руки и фиолетовый барабан на шею.
– Почему фиолетовый? – удивилась она.
Парень пожал плечами:
– Это только древние знали.
Увидев, что твинстер взял Егора подмышки, Татья подошла и подхватила его за ноги.
– Ты всегда такой болтливый? – спросила она.
Молчун хмыкнул:
–Ты просто с моим братом не знакома. У него рот не закрывается. В сравнении с ним, я молчун.
– Понятно.
Вместе они усадили Егора в кресло. Его голова тут же безвольно упала на грудь. К тому же Татья заметила, что на повязке проступила свежая кровь.
– Можно побыстрее добраться до врачей? – спросила она, садясь в свободное кресло. Сломанная пружина больно кольнула бедро.
Молчун, покосился на повязку Бестужева, кивнул и плюхнулся рядом. Худые пальцы шустро забегали по клавиатуре деки. Татья только сейчас заметила, что у Молчуна на мизинце левой руки не хватает верхней фаланги. Значит, он, как и Крюк, против модификаций?!
Твинстер выругался.
– Что такое? – спросила она упавшим голосом.
– Не удается открыть портал, – проворчал он, продолжая долбать пальцами по деке.
– И что делать?
– Не мешать.
Она напряженно следила за декой. Поле было темным. Портал… В твинсе не было такого понятия. Татья перевела угрюмый взгляд на Молчуна. Отступившее ощущение «что-то не так» вернулось. Неожиданно дека осветилась. Но вместо игрового поля на панели появилось подрагивающее в знойной дымке изображение каменной крепостной стены.
– Что это? – прошептала Татья, вглядываясь в потемневшие от времени стены. Сквозь бойницы можно было разглядеть, как искрится на солнце вода.
– Старая Будва, – ответил Молчун, шлепая по клавиатуре. – По легенде, основана Кадмусом Финикийским, который был изгнан из Греции и нашел здесь пристанище для себя и своей жены Гармонии. Потом тут кто только не правил, и римляне, и греки, и венецианцы. Кстати, жители говорили на венецианском вплоть до XIX века.
– Я, конечно, интересуюсь историей, но сейчас хотелось бы понять, почему у тебя в деке именно…
Он достал из-под кресла металлический обруч с шунтом под разъем IP-кома и кинул Татье на колени:
– Потому что нам туда.
Следом упал второй обруч. Он оказался пыльным и почему-то пах мышами.
– Это твоему дружку, – сказал Молчун.
Решив, что сейчас не время для расспросов, Татья приподняла голову Егора. Умело надела на него обруч, нащупала стальную дугу за ухом и с щелчком вогнала шунт. Затем вернулась в кресло и тоже подключилась.
– И как мы туда попадем? – спросила Татья.
Неожиданно кресло перевернулось, и она свалилась на пол. Сильно припекло спину. Татья отряхнула с лица невесть откуда взявшуюся труху, приподнялась на руках, огляделась и охнула: она лежала на узкой, раскаленной от солнца улочке. По обе стороны стояли одноэтажные дома из серого камня с черепичными крышами. Из-за угла ближайшего дома вышел ослик. Приблизившись, он деликатно перешагнул через Татью и остановился, кого-то поджидая. Следом на улице появилась сгорбленная старуха с лицом, напоминающим печеное яблоко. Остановившись над Татьей, она начала что-то визгливо выговаривать на неизвестном языке.
Не обращая на бабку внимания, Татья села и огляделась в поисках Молчуна или Егора. Но кроме старухи с осликом, на улице никого не было. Из открытого окна пахло варевом и свешивались застиранные короткие штаны.
Куда идти?
Покончив с ругательствами, старуха с возмущенным видом обошла Татью и поковыляла по улице, подгоняя ослика хворостиной. Тут же Татья заметила, что одета не так, как была. На ней оказалось темное колючее платье из грубой ткани, доходившее до щиколотки. Оно было душным, и от него чесалась кожа.
– Молчуууун! – закричала Татья.
Голос эхом заметался среди каменных стен и пропал. Подняв подол платья, чтобы не мешало при ходьбе, Татья направилась по улице следом за старухой и осликом. Улица оказалась извилистой и становилась чем дальше, тем уже, так что скоро в ней с трудом могли бы разойтись два человека. В конце концов, Татья вышла на площадь, посреди которой стояло массивное здание из серого камня. Площадь тоже была безлюдна, у стены здания лежала серая кошка. Кошачьи глаза довольно зажмурены, в живот ей уткнулись шесть крохотных серых комочков.
«Куда исчезли все жители? – недоуменно подумала Татья. – И где искать чертового Молчуна?»
Она подошла к кошке, присела рядом на корточки и погладила по спине. Кошка заурчала, открыла желтые глаза и недовольно уставилась на Татью.
– Где твои хозяева? – спросила Татья.
Один из серых комочков поднял голову, и Татья увидела заостренную мордочку, длинные зубы. Крысеныш! Она кормит…Татья попятилась, наступила на подол платья и упала, сильно ударив копчик. Кошка заурчала громче, угрожающе. Крысята один за другим переставали ее сосать и поворачивали головы.
Легкий порыв ветра донес до Татьи мелодичный женский смех. Она в замешательстве огляделась по сторонам. Где смеялись? Как найти? Путаясь в платье, поднялась и побежала снова на ту же улицу, откуда вышла. На бегу толкнула крайнюю дверь. Закрыто. Следующую – закрыто. Но она слышала, точно слышала женский смех!
Еще один дом. Кажется, или между дверью и косяком небольшой зазор? Татья толкнула дверь, та со скрипом открылась. После яркого солнечного дня внутри оказалось темно и прохладно. Ежась от звука собственных шагов, Татья вошла в дом. Маленькая, скудно обставленная комната: только стол, сундук, холодный полный золы очаг.
За спиной вновь раздался женский смех. Татья резко повернулась, и заметила, как за дверью исчезает шлейф платья: словно кто-то показывал язык. Она бросилась следом, но тут же застонала от боли в ушибленном копчике. Похоже, с быстрыми движениями придется повременить.
Шлейф исчез за дверью. Болезненно морщась, Татьяа вышла на улицу. Пусто. Она посмотрела направо, налево. За крайним домом мелькнул ярко-зеленый хвост птицы. Как могла быстро, она пошла следом и вышла к переплетению нескольких улиц. Татья остановилась, не зная, какую выбрать. Внезапно на той, что слева, появилась женщина в развевающейся легкой одежде. Короткие светлые волосы дразняще топорщились на ветру, на щеках играли ямочки. На плече женщины сидел большой попугай точь-в-точь как Раймонд. Наверняка она вышла из какой-то двери, но у Татьи возникло ощущение, что из стены.
– Подождите! – крикнула она и, превозмогая боль, поспешила к незнакомке, боясь, что она исчезнет.
Женщина бросила на нее лукавый взгляд и пошла по улице легкой походкой. Она не ускорялась, но, тем не менее, догнать Татья не могла. Вот незнакомка остановилась, будто забыла что-то. Попугай расправил крылья, гортанно крикнул и перелетел с ее плеча на балкон. Тяжело дыша, Татья прибавила ходу. Она совсем упарилась в этом ужасном платье; пот ручьями стекал по лицу и спине, голова раскалывалась от зноя, казалось, воздух подрагивает. Женщина толкнула дверь и исчезла внутри дома. Придерживаясь за стену, Татья дошла до той двери – старой, с рассохшейся древесиной и потемневшим кольцом-ручкой. Сердце замерло от страха: неужели закрыто?
Она взялась за кольцо, потянула на себя. Дверь открылась, в ноздри ударил тяжелый запах медикаментов.
– Не бузи, – сказал справа голос Молчуна.
Что?! Не бузи?
Татья прищурилась, привыкая к полумраку и, наконец, увидела твинстера. Он сидел у стены на низком табурете и чинил деку. На нем был надет средневековый сюртук, короткие панталоны и чулки сомнительной чистоты, на ногах деревянные башмаки.
– Где Егор? – спросила она. Голос сиплый, язык словно присох к нёбу. Попить бы.
– Там, – твинстер махнул на малиновую портьеру, закрывающую вход в другую комнату.
Теперь, когда глаза окончательно привыкли к темноте, Татья увидела, что помещение напоминало комнату, в которой недавно побывала. Тоже стол, сундуки, погасший очаг в углу. Она решительно направилась к портьере.
– Не мешай, там идет операция, – сказал за спиной Молчун, но Татья уже отодвинула тяжелую ткань.
За шторой обнаружился большой деревянный стол, на котором лежал голый по пояс Егор, рядом таз с кроваво-багряной водой, масса склянок и инструментов, о назначении коих можно только догадываться. Возле стола, с закатанными по локоть рукавами стоял крепкий абсолютно лысый мужчина. Одет как Молчун: в панталоны и рубаху, сюртук валялся в углу. Лицо мужчины наполовину прикрывала остроклювая маска чумного доктора, а в руках – портативный сканер последней модели.
Мужчина строго посмотрел на Татью, черные как маслины глаза блеснули в прорези маски.
– Простите, – пробормотала она и смущенно задвинула портьеру.
– Я же сказал, не бузи, – равнодушно проронил Молчун.
Она подошла и встала над ним, глядя сверху вниз. Твинстер продолжал с невозмутимым видом ковыряться в деке.
– Я требую объяснений! – сказала Татья. – Что здесь происходит?!
– Не видишь, что ли? Лечим твоего другана.
– Кто он такой? В смысле, лекарь.
– Один мой знакомый.
– Он всегда здесь живет?
– Нет, приходит погостить, как мы.
– Это временной конструкт, – раздался из-за портьеры мужской голос.
Молчун поморщился.
– Не поняла, что? – недоуменно спросила Татья.
– Конструкт. Молчун раньше такими для Федерации баловался, – опять раздалось из-за портьеры.
– Я бы попросил, – возразил твинстер. – Не баловался, а вел серьезную работу. Это сейчас всякие бездари по готовым лекалам делают всякие пылевые бури на Марсе. А ваш покорный слуга был создателем этих лекал. Я творец.
– За то тебя, творца, и поперли, – насмешливо заметили за портьерой. Лязгнул инструмент.
– Ответил бы я тебе, непопертый наш, но, боюсь пациенту во гневе что-нибудь не то отрежешь. Его девушки любить перестанут, – презрительно откликнулся Молчун.
Слушая их разговор, Татья подошла к стоящей в углу бочке и заглянула внутрь. На поверхности воды плавал деревянный ковш. Пусть это выдуманный мир, но пить хотелось по-настоящему.
– Пить ее можно или козленочком стану? – спросила она.
– Пей.
Врач за портьерой не возражал. Зачерпнув воду, она сделала несколько глотков. Вкусная!
.– А что, тебя правда изгнали с Марса? – спросила она, вытерев губы.
– Было дело, – нехотя признал Молчун. – Но по мне, быть свободным художником лучше. Никто не стоит над душой, не заставляет делать что нужно, а не что хочется.
Он взглянул на Татью с улыбкой:
– Кстати, как тебе воссозданный мной городок?
– Мрачно, – искренне сказала она. – Кошка, кормящая крысят, это мракобесие какое-то.
– А я что говорил! – поддакнули из-за портьеры.
Молчун выдвинул вперед подбородок и с достоинством сказал:
– Средневековье и должно быть мрачным, неучи. Memento mori[1], как говорили древние.
– Сам ты неуч, – раздался плеск воды, наверное врач мыл руки. – Кошки спасали средневековые города от чумы, съедая крыс. А твоя, сплошное извращение истории и здравого смысла.
Татье вдруг стало жаль твинстера, чтобы хоть немного поднять Молчуну настроение, она сказала:
– Зато ослик очень милый.
Молчуну не удалось сдержать довольную улыбку.
– Женщина с попугаем тоже ничего, – добавила Татья.
К ее удивлению, это вызвало у твинстера легкое раздражение.
– А, навигатор Кларисса, – небрежно бросил он. – Давно хочу поменять ее на что-нибудь другое, но все руки не дохо…
– Кларисса? – перебила Татья. – Кто она?
– Одна знакомая. Я подпустил ее ближе, чем нужно, но теперь…
Татью не интересовали лямурные истории творца. Гораздо важнее было другое.
– А почему она с попугаем?
– Раймонд-то?
У Татьи перехватило дыхание.
– Он был ее любимой зверушкой, она с ним не расставалась. Но однажды бедняга чем-то ей не угодил, и Кларисса отдала его в добрые руки. Бессердечная женщина, – без всякой печали закончил твинстер. Похоже, его чувства к Клариссе в самом деле прошли.
– Где она сейчас?
– Понятия не имею. Мне хватает ее в конструкте, – он хохотнул и вернулся к деке.
– Я похожа на нее? – неожиданно для себя спросила Татья. Должно же иметь какое-то объяснение, почему Раймонд упорно называл ее Клариссой.
– Хочешь, чтобы я тебя навигатором сделал? – поинтересовался Молчун.
– Боже упаси! Просто мне показалось, что мы с этой женщиной похожи.
Молчун поднял глаза и внимательно посмотрел ей в лицо. Татья даже немного смутилась под пристальным взглядом.
– Да, определенно, похожа, – произнес он. – Волосы перекрасить, подстричься, глаза на голубые поменять, и станешь Клариссой. А еще у нее татуировка на лобке «Lasciate ogni speranza voi ch'entrate»[2]. У тебя с татуировками как?
– Дурак, – фыркнула Татья, чувствуя, что краснеет.
– Не, тогда ты не Кларисса, – он ухмыльнулся крайне довольный собой.
Татья сделала вывод, что хозяйка попугая та еще штучка.
Портьера отодвинулась, и в комнату вошел врач. Рукава по-прежнему закатаны до локтей, к тому же на нем был испачканный в крови фартук. А вот маску доктор снял.
– Как он? – спросила Татья и напряженно замерла, готовая к худшему.
– Жить будет, – ответил врач. – А при поддерживающей терапии даже хорошо будет жить. Но нашпиговали его, что надо. Не было бы ускоренной регенерации и встроенных блокаторов, которые ставят ищейкам, не выжил бы.
– Так он из полиции?! – Молчун едва не подпрыгнул.
Татья уставилась на него с недоумением. Ей казалось, все знают про них с Егором.
– Не обращай внимания, – сказал врач. – Он со своим твинсом за реалом вовсе не следит.
– Что хорошего в этом реале? Каждый день одно и то же. Скука, – презрительно откликнулся Молчун и, посмотрев на Татью, спросил: – А что, он на самом деле полицай?
– На самом, – ответила она. – Только почему-то его объявили вне закона. Вы не верьте тому, что про нас говорят. Мы никакие не преступники. Просто… Я не знаю, что происходит, но кому-то нужно выставить нас преступниками.
Она вновь вспомнила репортаж из новостей и повернулась к Молчуну:
– Можно у тебя проконсультироваться, как у профи по конструктам?
– Ну, – настороженно откликнулся он.
– В новостях показали, будто бы на мосту Егор пострелял массу людей. А я в тот момент уже прыгнула в воду и только слышала выстрелы… Короче, мне хотелось бы знать, новости – это конструкт или все было именно так? Ты со своим опытом можешь определить…
– Даже пытаться не буду, – отрезал Молчун. – Не надо впутывать меня в вашу хрень.
Татья задохнулась от негодования. Наша хрень!
– Хорошо, – процедила она сквозь зубы. – Но в таком случае, наш договор может быть расторгнут по причине моей внезапной смерти или сраного ареста.
Молчун бросил на нее косой взгляд.
– Не дави на жалость, – скривился он.
– Это не давление, а констатация фактов. Моя мать умерла – раз. Кто-то хотел похитить меня на мосту – два. Меня разыскивает вся полиция Федерации, как опасную преступницу – три.
– Короче, Молчун, посмотри, наконец, новости, – сказал врач и подмигнул ей: – Кстати, меня зовут Владимир.
– Татьяна, – слабо улыбнулась она. Подумав, что до сих пор не поблагодарила его, скомкано сказала: – Спасибо, что помогли Егору.
– Ладно, уговорили, – проворчал Молчун. – Сейчас посмотрю.
Он дотронулся до IP-кома за ухом, прикрыл глаза, просматривая образы.
– Когда он сможет ходить? – спросила Татья у врача, кивнув на портьеру, за которой лежал Егор.
– Все зависит от уровня его модификаций, – сказал он. – У меня нет специального оборудования, чтобы определить его. Сами видите, средневековье. Но уже то, что ваш друг жив, говорит о многом. Обычный человек давно бы откинулся.
– Неужели нельзя было создать более современный конструкт? – спросила она.
Он пожал плечами, улыбнулся:
– Это риторический вопрос, дорогая Татьяна.
Она покусала губу, решаясь задать следующий вопрос и осознавая всю бесперспективность. И все же, спросила:
– Вчера я вернулась домой и обнаружила мать мертвой. Она страдала алкоголизмом, – Татья болезненно поморщилась: – Такое вот позорное пятно на идеальном лице нашей цивилизации. Сначала я решила, что… Но у нас еще квартира была перевернута вверх дном. Я думала, это кто-то из ее собутыльников искал деньги, которых у нас нет. Но теперь, после нападения на мосту и прочего, я подумала… Ну вы понимаете…
Она с надеждой заглянула ему в глаза.
– В целом да. Вы подозреваете, что вашу маму отравили.
Татья кивнула.
– А что хотите от меня?
– Ну, может, у вас есть знакомые у которых можно узнать, что показало вскрытие, – сказала она совсем тихо. – Я же в розыске. Если появлюсь, меня сразу арестуют.
У него были теплые светло-карие глаза. Словно гречишный мед, подумалось Татье.
– Сожалею, но таких знакомых нет, – сказал он. – А вы сама с чем связываете все эти события?
Она потупилась. Вообще-то у нее была догадка – все началось с посещения лавки старьевщика и таблички со светящимися письменами. Но озвучивать это компаньону Молчуна она не рискнула. Возможно, у нее уже начала развиваться паранойя, но ей казалось, что все вокруг повязаны. И врач с гречишными глазами подослан, чтобы выманить у нее информацию о табличке.
– Не знаю, – сказала она вслух.
По взгляду врача Татья поняла, что он ей не поверил. Возникла неловкая пауза, которую, к счастью, нарушил Молчун.
– Я пас, – сказал он, отключая IP-ком. – Выглядит натурально, но с другой стороны, я слышал, сейчас научились делать очень качественные конструкты.
– Понятно, – печально откликнулась Татья. – Спасибо.
– Но в любом случае, это было эпично, – Молчун уважительно цокнул языком.
– Сожалею, но не могу разделить твой восторг, – язвительно заметила Татья.
Из комнаты за ширмой раздался сдавленный стон, а затем шарканье, будто кто-то очень медленно шел к двери.
– Какая стремительная регенерация! Поразительно! – воскликнул врач и поспешил к Бестужеву.
Татья и даже Молчун – следом.
[1] лат. помни, что смертен; помни о смерти
[2] «Оставь надежду всяк сюда входящий»первоисточник: Данте «Божественная комедия» надпись над воротами в ад.
