После смерти Дженни я часто заходила на ее сайт и всякий раз размышляла об одном и том же: если бы она никогда не завела свой блог – или, может быть, если бы он не произвел сенсацию, – не было бы ей легче признать, что она находится в бедственном положении и попросить о помощи?
Потому что то, что она делилась своей жизнью, означало, что посторонние люди – и даже любимые ею люди, включая меня – верили именно тому, что она демонстрировала в интернете. У людей были свои ожидания по поводу ее внешности, ее слов и ее дел. И чем больше каждый ждал от нее, тем, наверное, сложнее ей было разочаровать нас, отступив от образа, на который мы уже купились.
Может быть, Дженни самой хотелось освободиться от золотых оков славы, которую она заработала в интернете. Черновик, который я нашла в ее компьютере, не давал на это ответа. Как и не создавал ощущения завершенности, хотя и был завершен.
Тем не менее в конце дня, кликнув на ее сайт, я меньше всего ожидала увидеть там ее письмо. Я не сразу сообразила, что у меня на мониторе.
Вверху страницы была размещена новая фотография Дженни и Сесили. Они сидели под огромным дубом у себя на заднем дворе. Сесили сидела на коленях у Дженни, глядя на нее снизу вверх, а Дженни, опустив глаза, с обожанием смотрела на дочь.
Под фотографией было целиком опубликовано письмо Дженни, после которого шла короткая заметка о том, что она умерла 26 июня от случайной передозировки обезболивающих. Сразу под заметкой был приведен список интернет-ресурсов для людей, борющихся с зависимостью.
Я всхлипнула.
Мэтт поступил правильно.
Собравшись с силами, я взяла телефон, чтобы позвонить ему, но сразу попала на голосовую почту. Бросив взгляд на часы, я поняла, что мне нужно забрать из группы продленного дня Стиви и Майлза. Я дозвонюсь до Мэтта позже.
Через пятнадцать минут я въезжала на школьную парковку. Я испытывала непреодолимое желание увидеть своих детей, обхватить их руками, чтобы их объятия облегчили то, что произошло в этот невероятно тяжелый день. Я как раз захлопнула дверь машины, когда кто-то окликнул меня по имени.
Повернувшись вокруг своей оси, я увидела мужчину, вприпрыжку бегущего по асфальту. Когда он приблизился ко мне, я поняла, что это Мэтт. Неудивительно, что я не узнала его – он был одет в майку с изображением Джими Хендрикса и джинсы и отрастил короткую бородку.
– Я сегодня звонила тебе, – сказала я. – Я видела пост.
– Хорошо, – кивнул Мэтт. Он ковырял землю кроссовкой, как часто делал Майлз, когда был чем-то озабочен. Я ждала, что Мэтт объяснит, почему он принял такое решение. Вместо этого он сказал: – Вероятно, тебе следует знать, что я ушел с работы.
Не веря, я молча таращилась на него. Дженни часто говорила, что хочет, чтобы Мэтт оставил работу. За этой ремаркой всегда следовала оговорка, что она шутит, но в каждой шутке есть доля истины. Если бы только она была здесь и узнала, что ее желание исполнилось.
– Круто. Когда это случилось?
– На прошлой неделе, пока я был в Мэне, – сказал он. – Работа – не главное. И не была главной. На некоторое время денег нам хватит, а мне необходимо быть рядом с Сесили. Она в центре моего внимания. И я должен разобраться со смертью Дженни.
Во мне проснулась прежняя дипломатичность, и я чуть не выпалила, что его решение никак не связано со мной. Но это было совсем не так. Мне хотелось, чтобы мои слова повлияли на него. Иначе какой смысл был их произносить?
– Замечательно, Мэтт. Как чудесно, что ты можешь сделать такой выбор.
– Да. – Мэтт засунул руки в карманы. – Я произвел кое-какие перемены. Я уже сказал Сесили, что Дженни умерла от несчастного случая, приняв слишком много таблеток, и пока мы на этом остановились. Позже я расскажу ей все остальное. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты рассказала то же самое Стиви и Майлзу. А дальше решай сама, кто еще должен об этом знать.
– Соня и Джэл? – сказала я.
Он покачал головой.
– Не стоит взваливать это на тебя. Я позвоню им сам сегодня вечером.
– Спасибо тебе. – Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем я набралась храбрости снова заговорить: – У нас все наладится? Я имею в виду, между тобой и мной?
Морщины на его лбу стали еще глубже.
– Не знаю, Пенни. Вероятно, неплохо, что ты всегда на связи и можешь указать мне на то, что я делаю неправильно, но порой мне очень тяжело рядом с тобой.
– Я понимаю. Причинять тебе боль не входило в мои намерения. Но я знаю, что Дженни хотелось, чтобы я сказала тебе все это.
– Да, я знаю. Но все равно это тяжело слышать.
Я громко сглотнула.
– Я буду осмотрительнее подбирать слова. Но, пожалуйста, Мэтт, не наказывай меня, не давая возможности общаться с Сесили. И без того тяжело от потери Дженни. Не думаю, что я смогу справиться, если потеряю и Сесили.
Он провел рукой по волосам.
– Я понимаю. И, поверь мне, она тоже не справится, если потеряет тебя. Какие бы разногласия ни были между нами, они не должны касаться Сесили. Это мне совершенно ясно.
Я отчаянно заморгала.
– Спасибо.
– Не за что. Ладно, – сказал он, глядя в сторону, – вероятно, нам нужно забрать детей.
– Точно.
Мы уже собирались войти в школу, но я остановилась.
– Мэтт?
Он повернулся ко мне.
– Да?
– Дженни была бы очень горда тобой.
Возможно, просто так падал свет, но я была почти уверена, что в его глазах тоже стояли слезы.
– Бьюсь об заклад, что ты права, Пенелопа. Никто не знал ее лучше, чем ты.
Когда мы с детьми подъехали к дому, Лорри и Оливи сидели на крыльце своего дома. Я ожидала, что Лорри убежит, увидев меня, как она делала в последнее время. Но она не сошла со своего места. Минуту я колебалась, а потом подняла руку. Оливи хмуро посмотрела в мою сторону, а Лорри махнула рукой и слабо улыбнулась. Я чуть было не улыбнулась ей тоже, но что, если она примет это за приглашение? Потом я поняла, что даже если это так, ничего страшного, и улыбнулась в ответ.
Войдя в дом, я застала Санджея в спальне Майлза. Обычно захламленный книжный шкаф был в идеальном порядке, а по полу не были разбросаны игрушки и плюшевые звери.
– Я хотела спросить, как прошел твой первый рабочий день, но теперь мне хотелось бы узнать, что ты задумал?
Санджей все еще не переоделся в домашнюю одежду. Разгладив стеганое одеяло Майлза, он поднял на меня глаза.
– Ты полагала, что я стану бездельничать дома оттого, что у меня теперь есть «настоящая работа»? – сказал он. – А сегодняшний день прошел замечательно. Меня главным образом вводили в курс дела, но я познакомился со всем отделом и отладил свой компьютер.
– Я рада. Но у тебя теперь две настоящие работы. Кого беспокоит, убрано ли в комнате Майлза? – Он внимательно посмотрел на меня. – Почему ты так смотришь на меня?
– Любимая, у тебя опять жар? Потому что, если ты думаешь, что нет ничего страшного в том, что в комнате Майлза беспорядок… ну, ты вызываешь у меня беспокойство.
– Не вынуждай меня ущипнуть тебя, – пригрозила я.
Он засмеялся:
– Давай расслабимся, пока дети не начали вопить и требовать ужин. У меня есть твое любимое вино.
– Ты пытаешься умаслить меня?
– А это работает?
Я усмехнулась:
– Да.
Через десять минут мы уселись на диван друг напротив друга. Санджей только что рассказал мне о своем первом дне, а я, в свою очередь, поведала ему о своем разговоре с Иоландой.
– Ты подашь заявление? – спросил Санджей, напряженно глядя на меня.
– По правде сказать, мне этого не хочется, – сказала я. Едва эти слова слетели у меня с языка, как я поняла, что так оно и есть. – Но мне от этого не по себе. Вероятно, это лучшая возможность из тех, что когда-либо были у меня, и вторая представится не скоро. Ты так не думаешь?
– Нет, – сказал Санджей, покачивая головой. – Я думаю, самая лучшая перспектива – это та, что волнует тебя, и то, чем тебе действительно хочется заниматься. Сейчас неподходящий момент. Может быть, ты никогда не захочешь работать на той должности. Это тоже нормально.
Отпив глоток вина, я задумалась о том, что он сказал.
– Спасибо. Я понимаю, что рано об этом говорить, но от того, что ты пошел на работу, я понимаю, что не обязательно хвататься за эту возможность. Теперь это не так давит на меня.
– Всегда пожалуйста, только прости меня, что я не пошел работать раньше. – Он улыбнулся. – Не могли бы мы официально отказаться от наших списков? В последнее время мне кажется, что мы на верном пути, так?
– Так, но я думаю, что дело не в списках.
– Ну, и да и нет. Если бы ты не сказала, что хочешь, чтобы наша жизнь изменилась, я, возможно, не взялся бы за эту работу, и ты была бы вынуждена подать заявление на должность Иоланды, и все было бы намного сложнее, чем теперь. – Он поднял свой бокал, и я, наклонившись вперед, чокнулась с ним. – Итак, за тебя и за твою дурацкую идею.
– Нашу дурацкую идею, – сказала я.
– Да, – согласился Санджей. – Выпьем за нас.
Когда я посмотрела на него – на его карие глаза, в которые я смотрела почти два десятка лет и которые по-прежнему заставали меня врасплох, – я подумала, что ждет нас в будущем. Если наш план чему-то и научил меня, так это тому, что для укрепления брака неважно, какой период своей жизни ты переживаешь, легкий или тяжелый. Самые тесные узы формируются тогда, когда люди вместе стремятся к лучшему.
Мои мысли прервал стук в дверь.
Я вздохнула. Хотя я была рада, что Лорри последовала моему совету, время она по-прежнему выбирала неподходящее.
– Не обращай внимания, – сказала я Санджею.
– Думаю, тебе стоит посмотреть, кто там.
Я озадаченно посмотрела на него. Неужели он заказал цветы? Или поющую телеграмму?
Но, открыв дверь, я столкнулась с внимательным взглядом человека, лицо которого было мне знакомо так же хорошо, как свое собственное.
– Mi vida, – произнес отец.
– Папа, – сказала я, а потом расплакалась.
Когда отец прижал меня к себе, я ощутила его выступающие ребра, он сильно поседел и, как бы сказать, выглядел не слишком здоровым. Но когда мы наконец отпустили друг друга, он улыбался.
Самое главное, что он был здесь.
– Прости, что тебе пришлось так долго ждать моего приезда.
– Все нормально, – сказала я, даже не пытаясь скрыть слезы. – Теперь ты здесь. Входи, входи в дом.
– Спасибо, – сказал он и огляделся. – Какой у вас красивый дом.
– Спасибо, мне тоже нравится.
В коридор вышел Санджей. Взяв у отца чемодан, он обнял его.
– Ты знал об этом, ведь так? – спросила я.
Санджей ухмыльнулся.
– Твой папа захотел приехать в гости, поэтому я сказал ему, чтобы он приезжал как можно быстрее, – сказал он. – И я подготовил для него комнату Майлза.
Мое сердце переполнилось гордостью. Он понимал, как это важно для меня, и постарался сделать все для того, чтобы это случилось.
– Дети! Ваш дедушка приехал! – закричала я.
Через секунду Майлз и Стиви бежали вниз по лестнице.
– Дедушка? – сказал Майлз, вопросительно глядя на моего отца. И неудивительно, он не видел его уже два года. У нас были фотографии, но это не то же самое.
Отец опустился на колени и протянул руку.
– Привет, Майлз. Ты можешь называть меня Abuelo. Приятно снова увидеться с тобой.
– Абуэло, – повторил Майлз.
– Привет, – смущенно проговорила Стиви.
Отец повернулся к ней.
– Стиви! Ты – точная копия своей красавицы-матери.
Она покраснела, но расплылась в улыбке.
– Эй, ребята! Не могли бы вы показать дедушке дом? – сказала я. Мне не пришлось просить дважды, схватив его за руку, они рванули в гостиную. – Осторожно! – крикнула я им вслед.
– Я в порядке, Пенелопа! – откликнулся отец.
Хлопнула застекленная дверь, и они потащили моего отца на задний двор.
– Спасибо тебе за это, – сказала я Санджею.
– Я всего лишь ответил на звонок твоего отца. Он здесь из-за тебя, потому что ты сказала, что нуждаешься в нем.
– Я нуждалась, правда нуждалась. – Я улыбнулась ему сквозь слезы, а Санджей вытер мне лицо рукавом своей новой рубашки.
– Пойду посмотрю, чтобы дети не заставили твоего отца прыгать на батуте, ладно?
– Я люблю тебя, ты знаешь.
Он долго не отводил взгляда.
– Я тоже люблю тебя. Больше, чем когда-либо.
Когда он ушел, я пошла на кухню. Глядя через стекло на свою семью, я вспомнила о той ночи, когда впервые до меня долетел голос Дженни и как он тогда успокоил меня.
Но теперь я ее не слышала. Мне пришло в голову, что прошло несколько недель с тех пор, как я слышала ее голос, и я почему-то знала, что он больше не вернется.
Если бы Дженни была еще жива – или если бы я могла мысленно поболтать с ней, – я рассказала бы ей о том, как я счастлива от того, что между мной и отцом возникла близость. Я поделилась бы с ней тем, что наконец дала волю своим мечтам. Я бы призналась, что делаю то, что когда-то казалось невозможным, и снова влюблена в своего мужа.
И, несмотря на свою боль, Дженни была бы рада за меня.
Крепкая женская дружба строится на том, что вы делитесь друг с другом секретами. То, что Дженни скрывала от меня, не отменяет того, что нас объединяло, мне будет не хватать ее до конца жизни. Но когда я посмотрела на своего мужа, который разговаривал с моим отцом, оживленно размахивая одной рукой и положа вторую на плечо Стиви, я испытала огромную благодарность за то, что у меня есть еще один человек, с которым я могу поделиться своими мыслями, планами, переживаниями – и ошибками, которые ждут меня впереди.
В безоблачном голубом небе над головами моих родных сияло солнце. Я подумала, не там ли где-то Дженни, или, может быть, она в воздухе рядом со мной, или, по крайней мере, в каком-то уголке вселенной. Где бы она ни была, я очень надеялась, что ей известно о том, что я получила ее прощальный подарок – способность быть выше того, чего нам недостает, и быть благодарной за все, что осталось.