Книга: Возвращение в Острог
Назад: Песнь двадцатая
Дальше: Песнь двадцать третья

Песнь двадцать вторая

Следующим утром, сидя за столом, Александр чувствует, что дело раскрыто. Взглянув на часы, он несколько раз набирает Михаила, но тот не отвечает – вместо длинных гудков весёлая мелодия.

 

Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь,

Всё мне ясно стало теперь,

Столько лет я спорил с судьбой

Ради этой встречи с тобой.

 

Отложив телефон, Александр снова просматривает материалы и в конце концов находит документ, который, как он теперь уверен, подтверждает его правоту:

Министерство по делам семьи, демографической и социальной политики Острожской области

Государственное бюджетное образовательное учреждение для детей-сирот, оставшихся без попечения родителей, «Острожский детский дом»

Острожская область, г. Острог, улица Свободы, 6



Главному врачу областной психиатрической больницы



Ходатайство

Администрация ГБОУ «Острожский детский дом» просит Вас принять на обследование и лечение в психиатрическое отделение воспитанника детского дома (вписать любую фамилию)



Директор детского дома

Дата

Подпись

В момент, когда Александр переворачивает эту страницу, в кабинет наконец входит запыхавшийся Михаил. Местный следователь хмуро здоровается и молча кладёт на стол несколько листов.

– Это ещё что такое, Миш?

– А вы прочтите, Александр Александрович…

– Ты от кого бежал-то?

– Да там близняшек нашли…

– А почему ты мне не сказал?

– Ну так а какое это имеет отношение к нашему делу?

– А ты уверен, что никакого?

– Уверен.

Козлов ничего не отвечает. Переведя взгляд с лица Михаила на документы, Александр начинает читать. Увиденное впечатляет. Козлову предъявляют вдруг не только результаты экспертизы, которые подтверждают, что некий Павлов был рядом со всеми самоубийцами, но и чистосердечное признание этого гражданина.

– Вы что, делали заборы?

– Ага…

– Но с чего вдруг? Там же ни хера не указывало на необходимость?

– Ну а мы вот решили проверить, и оказалось, что всё не зря…

«Странно, – думает Александр. – Очень странно!»

Козлов с интересом смотрит на местного следователя. Тот даже не думает скрывать радости. Михаил торжествует. Приняв удар, Козлов ещё раз перечитывает признательные показания Павлова и результаты экспертизы. С одной стороны, факты неопровержимы, с другой – Александр по-прежнему верит в то, что понял ночью. И хотя Козлов не принадлежит к той категории следователей, которые со скрипом отказываются от собственных версий, в этот раз ему почему-то кажется, что сворачивать удочки рано.

– Поехали к сёстрам…

– А вам-то туда зачем, Александр Александрович?

– Поехали, я тебе говорю.



В дороге Козлов в который раз пытается собрать воедино всё, что знает к этому моменту. Плюс ко всему он теперь имеет признательные показания некоего Павлова и стопроцентную уверенность в том, что этот самый Павлов был на местах самоубийств. Александр понимает, что должен похвалить Михаила и собрать чемоданы, однако чувствует, что здесь что-то не так. Собственная версия по-прежнему нравится опытному следователю гораздо больше – она похожа на то, как бывает в жизни, а то, что предлагает Михаил, – нет.

– А этот Павлов, – глядя на лес в окне, спрашивает Александр, – что он вообще за тип?

– Да такой вот наш местный дурачок. Я, если честно, сразу на него подумал, просто не хотел вас, Александр Александрович, отвлекать, пока не было свидетельств, – лукавит Михаил. – Жил в детском доме, был в трёх приёмных семьях. Часто бывал на принудительном лечении, видно там и свихнулся.

– А чем он в последнее время занимался?

– Да протестовал вечно…

– А кроме этого делал-то что-нибудь? Работа у него какая-нибудь была?

– Да какая там работа? Сидел на заводе, ватные палочки штамповал.

В момент, когда Михаил говорит о фабрике, у Александра стреляет в ухе. На секунду зажмурившись от острой боли, Козлов думает, что всё это какая-то ерунда.



В доме сестёр Александру докладывают, что участковый наткнулся на девушек рано утром. Всё указывает на бытовуху. Похоже, пока одна из сестёр спала, вторая решила покончить с собой и наглоталась таблеток.

– Вряд ли они сделали это сообща, потому что завязалась драка, в ходе которой они выбрались сюда, и вот эта нанесла четыре ножевых ранения этой, а затем ударила в сердце себе. Впрочем, необходимости в этом, конечно, не было – она бы всё равно тоже умерла.

– Сделайте забор крови, – спокойно говорит Козлов.

– Зачем? – удивляется стоящий за спиной Михаил.

– Сделайте, а я пока поеду поговорить с Павловым. Он где, в больничке?

– Да, Александр Александрович, только вы уверены, что вам теперь нужно туда?

– Да! Поехали.



Собственно, ничего другого Козлов увидеть и не ожидал. Павлов прикован наручниками к койке.

– Господи, как он, по-вашему, сбежит?

Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что состояние подозреваемого крайне тяжёлое. Лицо – кровавое месиво, лежащие поверх простыни руки налиты радугой синяков.

– Хорошо работаете, Миш…

– Александр Александрович, мы его буквально на десять минут в камере одного забыли, и вот…

– Я понимаю, Миш, не первый день по земле хожу. Оставьте нас…

– Так ведь он всё равно сейчас…

– Оставьте!

Козлов берёт дряхлый стул и ставит рядом с койкой. Прежде чем сесть, следователь ещё раз осматривает палату. Нет никаких сомнений, что всю эту больницу нужно немедленно закрывать, но Александр понимает, что она так и будет гнить, пока однажды не рухнет.

Сев рядом с Петей, следователь несколько раз проводит открытой ладонью по губам, шмыгает носом и только после этого начинает разговор.

– Здравствуйте, Пётр. Меня зовут Александр Александрович Козлов, я следователь по особо важным делам, командирован к вам сюда из Москвы.

– Кхшщч кхщ, – противно хрипит Петя.

– Как вам кажется, сможете вы сейчас отвечать на мои вопросы или мне лучше навестить вас через несколько дней?

– Кщ-щ см-х…

– Вы знаете, в чём вас подозревают?

– Д-х…

– Вы понимаете, что результаты экспертизы, которыми мы обладаем, не оставляют у нас сомнений, что вы были на местах самоубийств?

– Кхт…

– Вы можете мне рассказать, что делали рядом с ребятами?

Но Петя больше не отвечает. Опустив веки, которые, как теперь замечает Козлов, ещё и обожжены, парень тяжело дышит.

«Скорее всего, – думает Александр, – этот тип сейчас вообще ничего не понимает. Вероятнее всего, он полагает, что я ему мерещусь или снюсь».

Проводить беседу, пока подозреваемый в таком состоянии, смысла нет. Оставаться и ждать, когда парень придёт в себя, – тоже.

«Думаю, этот Павлов сможет нормально говорить через неделю, а то и две».

Торчать здесь столько времени Козлову лень. Во-первых, формально дело всё-таки раскрыто – того, что есть на руках у следователей, хватит, чтобы закрыть пацана. Во-вторых, во внутреннем кармане пуховика два билета в театр – Александр очень хочет поскорее увидеть жену. Собственная версия хотя и нравится Козлову, если судить трезво – обречена. То, что сделал Михаил, сшито плохо, но для суда, конечно, сойдёт. Версия Александра сложная, да к тому же ранит его самого. Теперь ему скорее хочется поверить в то, что раскопал местный следователь, чем принять всю ту цепочку, что выстроилась вчера.

Александр уже было решает, что нужно возвращаться в Москву, однако в этот момент хрип Петра заставляет его обернуться.

Козлов видит парня, с трудом приподнимающегося на кровати и медленным тяжёлым движением руки подзывающего его к себе. Окровавленный, весь в какой-то слизи, Петя выглядит отталкивающе. Александр нехотя делает несколько шагов и в конце концов, сам того не замечая, оказывается на краю больничной койки. Взяв следователя за затылок, Петя тянется к нему, чтобы, сплюнув сгустки крови, что-то прошептать на ухо:

– Сл т… есл т…

– Что?

– Есл… т… н… м… помч…

– Павлов, послушайте, я ничего не понимаю!

– Есл… т-ты… – собравшись с последними силами, с трудом шепчет Петя, – есл ты не можш помч себ… – помоги дугому…



Поняв, что Павлов хочет сказать, Александр замирает. Слова эти поражают его в самое сердце. Услышанное впечатляет теперь не меньше произошедшей здесь невероятной истории. Петя валится обратно на подушку, но Александр не спешит вставать. Он что-то понимает, что-то очень важное и основополагающее, в корне меняющее всё его представление о жизни, о происходящем, о собственной судьбе и жалости к себе.

Так, вдвоём, они долго сидят, самые близкие незнакомые люди. Петя тяжело дышит и, кажется, даже немного улыбается. Александр смотрит в окно и курит. Дятлом боль долбит в ухо, но Козлов больше не замечает её. Напротив, боли этой следователь теперь благодарен, потому что всё становится на свои места. Дожидаясь результатов новой экспертизы, он почти не сомневается, что и на месте драки сестёр обязательно найдут ДНК Павлова, и теперь понимает почему…

Назад: Песнь двадцатая
Дальше: Песнь двадцать третья