Песнь тринадцатая

Сёстры сидят на ковре. Волнистые волосы, песчаного цвета платье и бирюза в глазах. Обе в наушниках. Любовь в позе лотоса, Вера с ноутбуком на коленях. Прислушиваясь к воздуху, что щекочет ноздри, Любовь старается контролировать собственное дыхание, а в это время, бок о бок с сестрой, Вера смотрит политическое ток-шоу.

Вере неспокойно. Эксперты, которым девушка всецело доверяет, в один голос утверждают, что вот-вот начнётся третья мировая война. Американцы нападут на Россию, и от Острога, если всё будет так, как рассказывают в программе, ничего не останется. Вера волнуется, а Любовь нет.

Любовь медитирует. Любовь медитирует, и Вера не сомневается, что Россия сможет ответить.

«Когда американцы запустят свои ракеты, наши моментально полетят в их сторону».

Вера знает, что Чикаго и Вашингтон будут стёрты с лица земли, но особого спокойствия и уверенности это почему-то не придаёт. Вера тревожится, а Любовь нет.

Любовь медитирует и старается сосредоточиться на собственном животе. В её наушниках звучит умиротворяющая музыка, и девушка не думает о войне; и очень зря! – уверена её сестра.

«Из-за таких, как она, – не сомневается Вера, – Россия и превратилась в то, во что превратилась. Она всё принимает. Вся эта её доброта наносит нам только вред! Нам всем, – твёрдо убеждена Вера, – нужно не добро, а элементарный патриотизм. Если бы мы почитали свою родину, если бы ценили по-настоящему, всецело и горячо – не было бы у нас никаких проблем. Всё дело только в том, что мы просто не хотим принять себя такими, какие мы есть. Всё смотрим на Запад, всё хотим подражать им, а мы не такие – у нас своя судьба, свой особенный путь. Да, мы вот такие, совершенно особенные и ни на кого не похожие!»

– Для чего ты это делаешь? – со злостью, вдруг выдернув наушник из уха сестры, спрашивает Вера.

– Что именно?

– Ну это – сидишь с закрытыми глазами! Тебе что, мало нашего спокойного городка?

– Нет, дорогая, мне его, пожалуй, даже слишком много…

Фыркнув, Вера отбрасывает наушник сестры, но к ток-шоу не возвращается. Вера смотрит на висящую в углу комнаты старообрядческую икону и разрешает себе признаться, что думает о самоубийстве.

Вот уже несколько недель Вера опасается, что сестра нанесёт удар первой. Ей кажется теперь, что Любовь добьётся в суде права на разделение и сделает операцию. В этом случае Вера погибнет, потому что все жизненно важные органы находятся в теле Любови. Принять этого Вера не может. Такой исход кажется ей несправедливым, а потому Вера решает, что должна сделать первый шаг: «Всё это спокойствие и медитация, вся эта её притворная доброта говорят только о том, что Любовь уже решилась, что эта гнида вот-вот убьёт меня».

Выход из сложившейся ситуации Вера видит только один – отравиться первой.

«Раз уж сестра уготовила мне такую участь, – подводит итог Вера, – я заберу её с собой. Вместе мы были рождены – вместе и умрём!»

Песнь четырнадцатая

На Острог опускается зловещее молчание. Осознав наконец, что где-то рядом поселилась настоящая беда, местные жители стараются не покидать дома. В повисшей тишине не будят лихо, и большинству острогчан кажется теперь, что эпидемия подростковых самоубийств вот-вот перекинется и на обычных детей.

Повстречав на улице прохожего, здороваются едва заметным кивком и всё же, преодолевая страх, заговаривают, чтобы продлить жизнь слухам. Наткнувшись на подвыпивших и весёлых журналистов, сперва говорят сухо и напряжённо, однако уже спустя несколько минут, расслабившись, подобно выпущенному из баллонов газу, дают страхам и самым абсурдным предположениям вновь и вновь расползаться по всей стране. Оторопь будоражит, а ужас пьянит. Перед камерой или диктофоном шепчут теперь, что появился серийный убийца, что жертв на самом деле не четыре, а двадцать и что многие лично видели подозрительного человека, и даже не одного! Молнией журналисты рапортуют об этом в Москву, и, быстро составив фоторобот подозреваемых, Михаил угадывает в преступниках Фортова и Козлова. Местный следователь плюёт от злости и просит острогчан прекратить балаган, потому что у него уже имеется разгадка, о которой, впрочем, он до сих пор предпочитает молчать.

С восьми утра Михаил ждёт столичных коллег возле общежития. Припарковав «Клио» мордой к зданию, он читает подборку смешных газетных заголовков в своём телефоне. Закончив, набирает Козлова:

– Александр Александрович, вы выходите? Мы со Львом вас в машине давно ждём.

– Езжайте! Я пройдусь.

Выйдя на улицу, Александр тотчас возвращается в белый Острог. Возле общежития припаркована битая «девятка», и в её тонированных стёклах отражается местная агора – отделанный сайдингом мини-маркет. Рядом со входом висит афиша предстоящих матчей острожского «Шанса». Козлов переступает через хребет замёрзшей грязи и идёт вдоль заборов, поверх которых наклеена одна и та же аккуратно выписанная от руки реклама: «Качественный солярий без последствий». То и дело под ногами оказывается какой-нибудь мусор, пачки сигарет, упаковки таблеток. Даже заложенный нос улавливает запах сероводорода.

«Край мира, – вновь думает Козлов, – обрыв земли».

Заброшенный дом, ничего, покрытый снегом борщевик, ничего, борщевик и опять ничего. Ржавая бочка как событие, одинокий почтовый ящик и нелепо торчащий здесь рекламный билборд. Остановившись перед ним, Александр поднимает глаза и видит, что сверху вниз на него смотрит бывший, выгоревший теперь мэр. Плакат изрядно потрепался, порвался сразу в нескольких местах, однако различить уверенное лицо экс-градоначальника несложно.

«Почему его до сих пор не сняли?» – удивляется следователь.

Пересекающий весь плакат предвыборный лозунг гласит:

«Аркадий Кичман – делаю добро!»

Вспоминая свой предыдущий визит, Александр ещё некоторое время смотрит в потускневшие глаза человеку, который теперь за решёткой, и только после этого продолжает ход.

Всю первую половину дня Александр продолжает изучать собранные местными следователями материалы.

Евсеев Алексей Петрович

прибыл в 2011 году. Мать, Евсеева Наталья Анатольевна, лишена родительских прав, отец, Евсеев Пётр Михайлович, ЛРП.

Физически Алексей развит слабо. Худощавого телосложения, движения несколько заторможены. Быстро утомляется.

Отношения с одноклассниками сложные, зачастую злится, психует, может разорвать книгу, разбросать, разжевать карандаш, не способен критически оценивать свои поступки.

Нет адекватного понимания, что такое хорошо, что такое плохо. Играть в коллективе не может и не хочет, создаёт конфликтные ситуации.

Со стороны взрослых требуется постоянный контроль.

У Алексея не сформированы санитарно-гигиенические навыки, грязный, неопрятный, за собой не следит и к своему внешнему виду равнодушен, он изжёвывает края одежды и постельного белья. Нужен постоянный контроль за внешним видом, чистотой одежды, рук, причёской.

Поведение неустойчивое, легко поддаётся влиянию окружающих, чаще всего негативному. В контакт входит легко, старается показаться лучше, навязчив. Не может усидеть на месте, беспокойный и вертлявый, неусидчивый, характерны забывчивость, сексуальная расторможенность, суетливость, излишняя подвижность, лживость. Плохо владеет своими чувствами, легко впадает в истерику, быстро переходит от радости к грусти, неуравновешен.

У Алексея неконтролируемое передвижение по комнате, преобладает бесцельное хождение; неорганизованный, не способен закончить начатое дело. Не умеет сконцентрироваться на одном занятии, с трудом может выбрать что-то одно.

Одновременно могут возникать взаимоисключающие желания: играть в футбол, курить, драться, играть на компьютере; поэтому ничего не доводит до конца, и, как правило, отсутствует результат.

Время от времени Фортов задаёт идиотские вопросы, но Козлов не считает нужным на них отвечать. Александр неважно себя чувствует, к тому же совсем не выспался. Полночи следователь думал о самом важном деле в своей жизни: показания жены и теперь, спустя несколько лет, не устраивают его. Версия «Я просто разлюбила тебя» кажется следователю совершенно несостоятельной. В его картине мира так быть не может. Опыт подсказывает Александру, что ответ нужно искать где-то ещё. Раз за разом с самого начала прокручивая отношения с супругой, Козлов пытается найти одну-единственную причину, которая могла бы всё объяснить. Ему очень хочется, чтобы всё стало ясно, прозрачно и понятно, чтобы дело, дело разрушения его семьи, даже если на скамью подсудимых придётся сесть самому, можно было довести до конца.

«Дане сорок, – глядя в потолок и положив руки под голову, полночи шепчет он. – Она устала, устала от жизни, от отношений, от работы, а я был холоден и ничего не замечал. Ей хочется опять пожить. У неё кризис, кризис, конечно, кризис среднего возраста, да ещё и столько забот кругом! Она просто желает сбежать, спрятаться, и ничего особенного в этом нет… Это нужно принять, нужно принять, Козлов, а ты…»

Когда в четыре утра ему всё же удаётся уснуть, приходят сёстры. Козлову снится, что Любовь и Вера оказываются в его квартире. Сперва девушки в красивом вечернем платье, затем, резко сорвав его, остаются в нижнем белье. Как это всегда бывает во сне, всё происходит стремительно, и Александр едва успевает улавливать смысл происходящего. Весь сон на шаг позади. Сросшиеся в районе живота, Люба и Вера не выглядят теперь отталкивающими, и даже наоборот – они возбуждают. Козлов видит перед собой два идеальных тела, которые будто бы специально сшиты друг с другом. Следователю снится, что, пока Вера расстёгивает лифчик себе и сестре, Любовь засовывает руку в его трусы. От восторга и возбуждения перехватывает дыхание. Происходящее Козлову нравится, и он целует одну из сестёр. Девушка делает всё так, как он любит. Первой сверху оказывается Вера. Она постанывает, впрочем, делает это негромко, но завораживающе. Всё это время Любовь продолжает гладить его и целовать то в мочку уха, то в шею, то в плечо. Козлов тяжело дышит и видит, что над головами сестёр висит герб России. Следователь удивляется, потому что не понимает, для чего же после развода Дана повесила двуглавого орла в их спальне… Впрочем, она же судья…

Сон странный, но приятный, тревожный, но сладкий. Козлов получает удовольствие, но вместе с тем боится, что в спальню вот-вот войдёт супруга. Александру страшно, что он не сможет оправдаться. Осознав это, Козлов пытается остановиться, но сёстры не дают. Эринии, вцепившись в него, они продолжают оргию. Александр пробует оттолкнуть девушек, но они оказываются гораздо сильнее. Одна теперь держит его, другая продолжает оставаться сверху и, покачиваясь взад-вперёд, зло смеётся и царапает его. Козлов просит сестёр остановиться, но девушки и не думают, продолжая терзать. Когда спустя мгновенье Дана действительно входит в комнату, Александр кричит и от собственного крика просыпается…

Читая очередное донесение, Козлов время от времени смотрит на покосившийся герб и размышляет теперь над тем, как двуглавый орёл пробрался в его сон.

Больше другого Александра впечатляет теперь не само сновидение, но мысль, что приходит к нему с пробуждением. Козлов понимает вдруг, что его сны есть продукты автономной работы мозга. Пока он живёт, расследует, печалится, какая-то часть его головы, не привлекая внимания, занята собственными делами, готовя постановку, в которой аккуратно описаны страхи. Никогда раньше Александр не задумывался над тем, что мозг его, подобно жене, может жить своей собственной, свободной жизнью.

«Быть может, и с ними так? – теперь рассуждает следователь. – Что, если мысль о самоубийстве зародилась в этих ребятах сама собой, в глухой и неподконтрольной провинции сознания? Что, если они даже не фиксировали её, не думали о суициде, но однажды во сне к ним пришло осознание неминуемости этого поступка?»

Погружён в свои мысли и Фортов. Работать в таком режиме он не привык. Каждые пять минут Лев отвлекается на какое-нибудь видео и теперь смотрит очередной клип:

Отдыхать, конечно, приятней в Греции или Ницце. Не поеду на Форос, говорят, там перебои с электричеством. Но если кто меня спросит: иметь бизнес тут или за границей – То тут я сторонник российских традиций.

Кого надо, допросим, порешаем, кирпич вовремя уроним, Рыбам скормим, кто не нужен – того похороним. Слишком резвых мы на зоне трудоустроим. За своих мы до конца стоим, понял?

– Александр Александрович, а этих сиамских близняшек разъединят, да?

– Нет.

– Почему?

– А на каком основании их должны разъединить?

– Но ведь Михаил говорит, что одна из них подала заявление…

– У них общие органы, Фортов. Если проведут операцию, одна из сестёр умрёт. Какой врач на это пойдёт без решения суда? Правильно, никакой! А в суде им откажут, потому что случай не предусмотрен действующим законодательством. Для разрешения принудительного медицинского вмешательства нет оснований. Решение суда первой инстанции они, конечно, смогут обжаловать в суде апелляционной инстанции в течение месяца, но никто этого, поверь мне, делать не станет. Помирятся и будут жить себе, как раньше.

– А я вот тут прочёл, что в Британии была похожая история и одна из близняшек сумела-таки доказать, что вторая истощает её органы, – и их разделили!

– Фортов, а откуда у тебя время всё это читать? Ты что, уже ознакомился со всеми томами?

– Александр Александрович, давайте серьёзно! Сколько бы страниц мы ни прочли – нам же всё равно не удастся найти ответ!

– Удастся, Фортов, обязательно удастся! В пятницу утром мы должны сообщить, как поступаем с делом, и, значит, к этому времени у нас с тобой будет решение!

– Прочитав все эти беседы с детьми, вы найдёте ответ?

– Да, Фортов, найду! – резко сказав это, Козлов прерывает разговор и вновь погружается в документы.

Похрустывая пальцами, Фортов злится. В американских фильмах, которые он вспоминает второй день подряд, детективы вечно висят на телефонах, закидывают ноги на стол, а затем вдруг вскакивают и куда-то едут по живописной местности. Пончики, взрывы, двадцать выстрелов из одной обоймы. Фортов хочет хоть какого-то соответствия жанру, но в этой глубинке нет ничего из того, что он себе представлял: ни красивого «Форда», ни слегка поворачивающегося то вправо, то влево руля. Льву кажется, что только он по-настоящему похож на детектива. На нём чиносы и оксфордская белая рубашка с закатанными рукавами. Не хватает только жетона и кобуры, и это тоже немного расстраивает. Лейтенант юстиции мечтает о кабинете, где есть жалюзи и большое окно, через которое можно следить за допросом. Он хочет пить кофе из белой кружки с эмблемой NYPD и давить на подозреваемых, как это обыкновенно делают его любимые герои:

– Послушай, детка, я знаю, что ты вляпалась по полной…

– Вы, фараоны, вечно несёте чепуху!

– Лучше бы тебе не играть со мной в эту игру, малышка.

– У вас ничего на меня нет, тупые копы!

– Думаешь, ты крепкий орешек?

– Я больше не буду говорить без моего адвоката!

– Спрятать бы тебе свои коготки…

Пока Фортов мечтает, Козлов продолжает думать о подростках. Александр признаётся себе, что по-прежнему ничего не понимает про этих ребят. Будто автор, который решил написать роман о череде детских самоубийств и тщательно описал всех персонажей, Александр не знает, как подступиться к самым важным героям – воспитанникам детского дома.

«Что у них в головах? Что теперь чувствуют те из них, кто (пока?) остаётся в живых? О чём продолжают мечтать эти ребята, если четверо уже предпочли смерть?»

Чтобы ответить или хотя бы попытаться ответить на этот вопрос, Козлов приглашает на беседу сразу несколько воспитанников разных возрастов.

Картина передвижников. Группой они входят в кабинет и на протяжении битого часа так и держатся друг друга, оставаясь единым целым.

Первое, что бросается в глаза, – эти дети избегают разговоров о собственных буднях. Всякий раз, когда Александр расспрашивает их о быте, когда задаёт вопросы вроде: «А чем вы здесь занимаетесь?» – подростки уходят в себя. Как и в случае с беременной девочкой, речь этих ребят отрывиста и коротка. Только сухие односложные предложения. На всё у них есть хлёсткие, но вместе с тем нейтральные ответы. Чаще всего только «да» или «нет». Стоит только Козлову копнуть чуть глубже, дети теряют к нему и без того весьма поверхностный интерес. О себе они говорить не хотят.

Беседы не получается. Напуганные или безразличные, дети эти так и не открываются. Второй день работы в Остроге не приносит ничего нового. Когда Фортов выводит ребят, Александр думает о дочери и только расстраивается, что лишний раз потревожил и без того затюканных детдомовцев.

Попрощавшись с живыми, Козлов возвращается к мёртвым. Он всё ещё не понимает их, но теперь довольно хорошо знает. Александр может с лёгкостью назвать группу, которую любила слушать Оксана Цветкова, и марку пива, которую предпочитали мальчишки; Козлов помнит цвет, в который обыкновенно красила ногти Оля Гагарина, и все команды, которым симпатизировали пацаны. Александр с закрытыми глазами может описать лица покончивших с собой детей и, если бы только понадобилось, ничего не путая, пересказал бы их биографии, что в общем-то не так уж и сложно, ведь все они остаются довольно схожими: непутёвые родители и бесконечные детские дома.

На приобретение этих знаний уходит несколько часов. Теперь, перекладывая документы, Александр вдруг натыкается на чистый лист. Разглядывая бумагу, следователь впервые в жизни задумывается, как сложно порой выразить то, что чувствуешь. Как непросто, осознаёт он, найти нужные обороты. Не идти на поводу у собственного словаря, не потакать случайности, но попытаться найти единственно правильные слова.

Александр решает, что пора заканчивать. Как и днём ранее, Козлов предпочитает ужинать один.

По данным Росстата, в 2017 году в России в результате самоубийства погибли 14,4 тысячи человек – в два раза больше, чем от убийств или отравления алкоголем.

Статистики по суицидам среди сотрудников МВД нет, её не публикуют, однако специалисты говорят о сотнях случаев в год.

В 2003 году автор журнала «Психопедагогика в правоохранительных органах» главный научный сотрудник всероссийского НИИ МВД Гульшат Човдырова пишет, что «в последнее время ОВД ежегодно теряют от 200 до 400 лиц рядового и начальствующего состава, покончивших жизнь самоубийством».

Другой исследователь, Александр Сухинин, в 2011 году, ссылаясь на данные того же отдела суицидологии московского НИИ психиатрии, утверждает, что ежегодно из-за самоубийств органы внутренних дел теряют от 200 до 430 сотрудников. Профессор Сухинин, обобщивший и проанализировавший сведения о 2341 зарегистрированном случае завершённых и незавершённых суицидов среди личного состава МВД, выделил пять наиболее типичных конфликтных ситуаций, становящихся причиной самоубийства.

Во-первых, это конфликты, обусловленные «спецификой служебной деятельности и взаимодействия в коллективе органа внутренних дел», – к ним относятся неудачи в исполнении того или иного задания, межличностные конфликты с сослуживцами, проблемы в отношениях между начальниками и подчинёнными.

Второй по распространённости причиной самоубийств среди полицейских профессор Сухинин называет личные и семейные конфликты. По его подсчётам, на эту причину приходится от 40 до 60 % случаев суицидального поведения полицейских – в том числе из-за ревности, супружеской измены, несчастной любви и других личных неурядиц.

В-третьих, причиной суицида часто становится «антисоциальное поведение» самого полицейского, указывает исследователь: «страх перед возможным наказанием за правонарушение, опасение уголовной ответственности, боязнь позора за свои негативные поступки».

Четвёртой причиной суицида, по классификации Сухинина, становятся материальные трудности.

Последней причиной в классификации Сухинина названы конфликты, обусловленные состоянием здоровья сотрудника полиции: «психические заболевания, хронические соматические заболевания, физические недостатки – дефекты речи и особенности внешности, воспринимаемые как недостаток».

В большинстве случаев после самоубийства полицейского Следственный комитет возбуждает уголовное дело по статье 110 (доведение до самоубийства), однако вскоре расследование прекращают за отсутствием состава преступления.