8
Бремя правления

Спустя несколько часов беспокойного сна Констанция проснулась в материнской кровати, слушая завывания и лай гончих псов. Поскольку Южная башня располагалась над питомниками, в детстве Констанция часто просыпалась от шума ждущих охоты собак. Но теперь они не просто охотничьи псы: они превратились в палачей, и вместе с тем изменился и тембр их воя. Новые голоса напоминали холодный лязг лезвия в процессе заточки.

Констанция выбралась из кровати, и мысли ее тотчас вернулись в зал, где в щели под дверью блуждала тень от ног незнакомца. Кто стал свидетелем ее ночной разведки? И когда теперь предстоит столкнуться с последствиями? Кто бы то ни был, он не поднял тревогу, как сделал бы любой напуганный житель Княжеского леса. Может быть, его остановил ее статус? Или даже напугал? А что, если действия Констанции его совсем не встревожили? Что, если заколдовавший ворота маг и есть тот человек, который за ней следил?

Хотя солнце еще не встало, утро уже начало красться сквозь грозовое облако, как замаскированный убийца. Констанция умылась в раковине матери и достала простое шерстяное платье из сундука Ливии. Как же давно у нее не было своих вещей. Даже та одежда, в которой она пришла, принадлежала храму. А маска… Маска тоже украдена. В первых серых лучах рассвета она собрала волосы в тугой высокий пучок и заглянула в круглое зеркало на цепочке. Поверхность оставалась прозрачной. Заметив под глазами темные круги, Констанция нахмурилась. Интересно, Эмрису вообще есть до нее дело? Она ведь думала, что сумела повлиять на его жизнь. Но теперь, исчезнув из его мира, она не понимала, была ли там вообще. Иногда ей казалось, что все ее действия не принесли никаких плодов. Она ощущала себя призраком.

Утро было ранним, и за исключением собачьего воя в замке стояла гробовая тишина: наверняка все пытались привести себя в порядок после вчерашнего пира. Аккуратно держа трость под мышкой, Констанция прошла по двору к Северной башне и попробовала открыть дверь: не заперто. Пока она поднималась по ступенькам, из комнат на первом ярусе доносились громкие храпы. Констанция заглянула в замочную скважину, где на аккуратно заправленной кровати спал доктор Джонс Торн. Он лежал без плаща и рубашки, обнажив спину. С удивлением Констанция заметила глубокие пересекающиеся шрамы на его гладкой бледной коже и осознала, что когда-то давно его пороли кнутом.

Покачав головой, она направилась вверх по ступенькам, проходя мимо пустых комнат, которые всплывали призраками из детства: столовая, музыкальный зал и удобные жилые комнаты, служившие в свое время для личных утех герцога. Добравшись до последних ступеней, она остановилась, перевела дыхание и открыла дверь в солярий. Настало время узнать правду об отце.

Комната герцога находилась на вершине самой высокой башни замка. Круглое помещение со стеклянным куполом было построено давно умершим Предком с целью наблюдения за звездами. Тонкие, высокие панели слегка дребезжали на ветру, и Констанция ощутила дуновение ветерка, колышущего выпавшую из прически прядь волос. Вдруг она поняла, что поднялась на такую высоту, куда не могло добраться даже грозовое облако. Серые щупальца набрасывались и извивались вокруг нижних краев купола, но стальная его часть до сих пор оставалась под блаженной небесной голубизной. Констанция и не думала, насколько соскучилась по небу. На какое-то мгновение она потерялась в этой синеве, которую нарушали лишь нежные желтые лучи солнца на облачном горизонте.

Круглая комната оказалась чрезмерно голой. На стене виднелись только бледные призраки убранной мебели. Здесь остались только огромный сундук с прочными замками, узкая, аккуратно заправленная кровать, совсем не подходящая окружающей обстановке, и стул в виде трона в центре комнаты. Тогда наконец Констанция заметила и отца. Он глядел на свою дочь с осторожностью: пропало выражение чистого уважения и любви, что он демонстрировал прошлым вечером. Сейчас он выглядел смущенным и взволнованным. Не нем была та же одежда, что и вчера на пиру. Он вообще спал?

– Констанция, – заговорил герцог, пристально глядя на гостью. – Дочь моя.

Затем он повторил свои слова, будто пытаясь освежить память:

– Констанция… Дочь моя…

Девушка осторожно приблизилась: пятьдесят шагов по отполированной плитке, отражающей тонкие стеклянные панели. Это придавало комнате просторный вид. Констанция остановилась перед стулом, обратив внимание на руки отца. Скрюченные, похожие на когти пальцы, лежали на полированных деревянных подлокотниках.

– Доброе утро, отец, – поздоровалась Констанция.

Впервые после своего приезда она смогла внимательно его рассмотреть. Они с герцогом никогда не были близки. У них у каждого были свои заботы, но она знала, что они любили друг друга, несмотря ни на что. Констанция старалась не замечать последствия возраста и сумасшествия, выраженные в чертах его лица – чертах, которые настолько ясно отражались в ее собственном лице. Скулы его заострились, подбородок уменьшился. Рассредоточенные темные глаза казались полными слез. Кожа обтягивала распухшие суставы пальцев. Волосы его полностью поседели и стали грубыми, как шерсть. Не осталось и следа от их пепельного цвета, который когда-то был у отца.

Сесть в комнате оказалось негде, поэтому она опустилась на колени возле стула и положила свою правую руку на его пальцы, едва не вздрогнув от хрупкости его кожи. Пришло время истины.

– Отец, мне нужно с вами поговорить. Я хочу понять, что здесь происходит.

Герцог устремил взгляд в пространство. Он будто не слышал ее слов.

– Отец, вы единственный в Княжеском лесу, кто знает правду обо мне и моей магии.

Констанция отбросила эти мысли.

– Вы просили меня бежать. Вы помните? Вы хотели меня спасти. Вы знали, что они могли со мной сделать.

На долю секунды ей показалось, что взгляд герцога прояснился.

– Но я вернулась, отец. Я вернулась, чтобы спасти Княжеский лес. Теперь я сильная. Я многому научилась. Вот только кто-то здесь настроен против меня.

Взгляд герцога снова обратился к дочери, и в нем она уловила вспышку понимания.

– В Княжеском лесу есть волшебник. Помимо меня. Волшебник, который смог запереть врата. Кто-то, кто все это время жил прямо под носом судьи.

Рот герцога открылся, будто он хотел что-то сказать, но слова так и не вырвались наружу.

– Я не знаю, кто это. Вы можете мне сказать? Кто он? Кто этот второй волшебник?

– Нужно снять грозовое заклятье, – наконец пробормотал герцог.

– Все верно, отец, – продолжала она. – Прошу вас… расскажите мне все, что знаете.

Герцог открыл рот, но вновь остался безмолвен. Из горла лишь вырвался булькающий звук, будто слова усердно старались не покидать его уст.

Из этого ничего не выйдет: точно, не без маленькой хитрости. Констанция подняла трость, прислонила холодный наконечник к его руке и что-то прошептала себе под нос. Трость озарилась фиолетовым свечением, которое поднялось от его руки прямо к лицу. Мерцающие частички светились в солнечных лучах, напоминая блестящую пыль. Закрыв глаза, Констанция произнесла заклинание, которое должно было помочь очистить разум отца. Однако что-то препятствовало ее магии.

– Посмотрите на меня, – прошептала она.

Герцог подчинился. Выражение его лица стало спокойным, и их глаза встретились.

Очень аккуратно она дотронулась рукой до его постаревшей щеки и направила поток волшебства между бровей. Лицо отца и пальцы девушки приятно покалывало, будто они прикоснулись к теплой воде. В груди Констанции появилось знакомое чувство пробудившейся магии. Но вновь разум герцога начал сопротивляться. И стоило ей приложить чуть больше усилий, его сопротивление сразу возрастало, как будто другое заклинание мешало ее воздействию. Но разве это возможно? Сконцентрировавшись, Констанция снова выпустила мощную волну чар, чтобы сломать стену в голове отца.

Вспыхнул красный свет. Трость вылетела из рук девушки, и тогда, внезапно, герцог поднял кулак и сильно ударил дочь прямо в лицо. Она упала на пол, ощутив, как край зазубренной плитки полоснул по ее коже. По щеке хлынула горячая кровь. Дрожащей рукой Констанция потянулась к лицу и коснулась пальцами открытой раны.

Дочь гневно посмотрела на отца. Он лишь однажды позволил себе ее ударить – в тот раз, когда обуреваемый яростью и горем тащил ее за руку от тела матери… Но злость ее прошла, как только она заметила перемену в его лице: с изумлением и ужасом он взглянул на свою руку.

– Держись от меня подальше, – приказал он низким уверенным голосом. Это была самая разумная фраза, которую он сказал с момента ее прибытия.

– Отец, – настаивала Констанция, – кто это сделал с вами?

Ее голос все равно был наполнен отчаянием: она знала, что все это безнадежно.

И вдруг за ее спиной открылась дверь. Констанция встала, медленно пригладила юбки и вытерла рукавом рану.

– Леди Констанция, – удивился лекарь. – Я не знал, что вы собирались навестить герцога…

– Мне теперь нужно записываться на встречу к собственному отцу? – возмутилась она.

– Желательно, – заявил Торн, кивнув на раненое лицо Констанции. – Если бы я не встал, чтобы дать герцогу его утреннюю дозу лекарств, все могло обернуться намного хуже. Его состояние крайне нестабильно.

Констанция подошла ближе и выпрямилась в полный рост.

– Наши отношения с отцом вас не касаются, – холодно предупредила она. – И у меня есть основания полагать, что его болезнь имеет неестественную природу.

– Что бы это значило? – спросил лекарь сухим, безэмоциональным тоном.

Внимательно посмотрев на Торна, Констанция заметила проблеск понимания в его глазах. Тогда все встало на свои места.

– Думаю, вам это известно, доктор, – прошипела Констанция.

Она отошла, схватила упавшую трость и покинула комнату. Медленно спускаясь по винтовой лестнице, она думала о красной вспышке в комнате отца. И вдруг Констанция вспомнила, что подобная красная магия защищала ржавый замок и цепи ворот. В глубине души она не сомневалась, что оба заклинания наложены одним и тем же магом.

И этот чародей живет в Княжеском лесу рядом с герцогом, колдуя прямо перед носом судьи, который ненавидит магию. Она старалась не делать поспешных выводов, но трудно игнорировать очевидного подозреваемого. Лорд Вередит говорил, что раньше Торн был простым аптекарем, а потом пробился к высшему эшелону власти. Очевидно, что в городе со строгой иерархией это вызывало подозрения. Да, сомнений не оставалось: магом в Княжеском лесу мог быть только доктор Джонас Торн. И судя по силе его волшебства, он был очень могущественным.

Ее захлестнула волна ярости. Торн сводил с ума герцога, держал в тюрьме разума. Но зачем? Он вел свою игру? Или работал на кого-то еще?

Внизу лестницы Констанция открыла дверь во двор, вытерла рукавом пульсирующую щеку, но вдруг замешкалась на пороге. Она наблюдала за облаком, которое сверкало и кружило над каменной дорогой. По двору шел псарь, неся в руке ведро, полное дохлых крыс. Вторую руку он приложил к больной голове. Несколько секунд спустя Констанция услышала, с каким остервенением собаки бросились на еду. Их вой превратился в рычание, как будто за еду шло настоящее сражение.

Констанция закрыла глаза, позволив миру исчезнуть. Она сосредоточилась и услышала эхо грозового заклинания: барабанящий звук, похожий на умирающий отголосок колокольного звона. Все это казалось странным. Похоже, до начала рождения оставались считаные дни. А когда оно случится… уже будет слишком поздно. Чтобы успеть, нужно работать быстрее. Констанция сжала кулаки. О, боги, сколько же лет она готовилась к этому событию… Но готова ли она? Понимала ли она до конца, что делала?

Витенагемот должен состояться через несколько часов. Осторожно коснувшись щеки, она посмотрела вниз на запачканное кровью платье.

«Кажется, пора переодеться».

В своей комнате Констанция вновь проверила круглое зеркало на медальоне, ожидая увидеть пустоту. Но вместо пустоты она обнаружила запотевшее стекло. Сердце ее дрогнуло.

«Неужели…»

Сев на край кровати, она заправила волосы за уши и подышала на зеркало. Она знала, что в храме висело зеркало-близнец, которое тоже помутнеет.

Внезапно за дымкой появилась тень, и стекло прояснилось. Перед ней появилось отражение Эмриса с тремя белыми параллельными шрамами, проходящими через все лицо. Его темные волосы были с серебряной проседью, а глаза уставшими. Он выглядел на десять лет старше своих двадцати трех лет.

«Наконец-то», – заговорил Охотник.

Хотя губы его двигались, Констанция слышала голос не ушами, а в голове. Голос, который пересекал невероятное расстояние.

Констанция дотронулась до пореза. Рана высохла, но все еще казалась мягкой. Она уже совсем о ней забыла. Девушка вздрогнула:

– Кулак.

Констанция опустила взгляд.

– Нет, – тихо возразила она.

Ее голос прозвучал уверенно и правдиво:

– Я уже это делаю, Эмрис. Я пыталась сказать тебе…

Но голос в ее голове строго ее перебил:

«После твоего ухода все стало еще хуже. Они нашли у тебя запрещенные тексты. Раньше я думал, это минутный, безрассудный порыв. Я ничего не понимал… Но сейчас я все понял. – Его глаза загорелись. – Ты ведь давно планировала это сделать? Я ведь прав, Констанция? Ты, должно быть, гордишься своим умом. Ты действительно меня одурачила. Я думал, ты другая… Но ты такая же, как и Чатхам, – с горечью и болью произнес он. – Чатхам мне жизни не дает из-за этой маски, как будто нет ничего важнее».

– Ты не понимаешь. – Она потерла кончик носа. – Все куда сложнее, чем ты думаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Ничего.

В его повышенном тоне послышался упрек.

– Все не так просто. Просто никогда не бывает, – рявкнула она. – Не будь таким наивным, Эмрис.

Охотник посмотрел через плечо, как будто услышал шум, но когда вернулся к Констанции, голос его оставался таким же строгим:

– Нет, – прошептала Констанция без единой колкости в тоне.

Все кончено. По-настоящему кончено. Она знала, что однажды их отношениям придет конец, но легче от этого все равно не становилось. Она вспомнила, как они проводили время вместе, как близко оказались к тому, что можно назвать любовью.

Эмрис приблизился к зеркалу.

Констанция покачала головой. Это не стоит их ссоры: что бы она ни сказала, он уже принял решение.

Зеркало прояснилось. Теперь Констанция смотрела на свое бледное, измученное лицо, которое казалось страшным из-за поглощающей ее злости.

В момент нахлынувшей ярости она заметила, как в ее голубых глазах сверкнула фиолетовая вспышка. Захлопнув медальон, Констанция швырнула его в стену. Со звуком разбиваемого стекла он закатился под кровать.

Констанция свернулась калачиком на кровати. Она чувствовала, как слезы подкатывали к горлу, но все же взяла себя в руки, чтобы не выпустить их наружу. Она лежала молча, напряженно, глядя на сжатые кулаки в перчатках. Ее другая жизнь исчезла вместе с тем, ради чего она трудилась. Исчез единственный любимый человек в этом страшном мире. Все, что имело значение – она все бросила.

А что это значило?

Мудрецы собрались вовремя, несмотря на больные головы и уставшие глаза. Когда Констанция вошла, лорд Вередит встал и с трудом выдвинул ее стул. Лорд Реддинг начал воодушевленное приветствие, которое быстро превратилось в отрывистый, сухой кашель. Лорд Фарли выглядел так, будто вчера осушил бутылок двенадцать, и сморщился в ответ на ее радостное: «Доброго всем дня».

На ней было серое платье с черным обрамлением. Вероятно, его сшили для похорон, но оно, как никогда, подходило ее настроению после беседы с Эмрисом. Констанция никак не могла выбросить мысли о женщине, которая носила эту одежду.

Слуга, наливающий ей чай из крапивы, отвлек Констанцию от мыслей.

Волосы ее были плотно заколоты, а глаза горели. С помощью магии Констанция вылечила рану на щеке до небольшой розовой полоски, почти незаметной на фоне ее кожи.

Мудрецы занимали места, а Констанция тем временем одаривала всех улыбкой. Следующим пришел Ксандер с большой группой стражников в небесно-голубых ливреях, которые встали рядом с городской стражей по периметру зала. Неужели Ирвин ожидал неприятностей? С намеком на улыбку он бросил взгляд в сторону Констанции. Она кивнула в ответ, демонстрируя официальное приветствие.

В последние секунды прибыл Уинтон. Он привел себя в порядок: чисто выбритое лицо, ярко-красная одежда, причесанные, лоснящиеся темные кудри. Он скользнул к единственному свободному месту справа от Констанции и осторожно сел, одарив ее печальной улыбкой. Несмотря на очевидное сходство с матерью, это выражение лица герцогине не принадлежало. Констанция улыбнулась в ответ, чувствуя одновременно вину, смешанную с облегчением. Она была рада, что ей не пришлось соперничать с его матерью.

Констанция посмотрела на настенные часы: без двух минут полдень. Не хватало лишь одного члена Витенагемота.

В самый последний момент в дверях появился лакей в черной ливрее и направился к длинному столу на подиуме.

– Миледи, лорд-судья просил передать, что ему нездоровится.

– Какая печаль, – холодно ответила Констанция. – Чем он болен? Может, отправить за лекарем?

– С милордом сейчас доктор Торн.

– Что ж, скорейшего ему выздоровления.

Слуга откланялся, быстро удалился и закрыл за собой дверь.

Воцарилась тишина. Констанция посмотрела на сидящих за столом мужчин: одиннадцать человек плюс ее брат, на чью верность она могла положиться. Несколько Мудрецов были преклонного возраста, из которых некоторые уже стояли одной ногой в могиле. Лорд Вередит был на ее стороне, а Реддинг не пойдет против. Леобел, добрый мужчина с лысой макушкой и толстым брюхом? Констанция его помнила. Ей не составит труда заручиться его поддержкой. Лорд Фарли был достаточно молод, но настолько озлоблен и сломлен, что не станет оказывать сопротивление. Ксандер являлся сильным союзником: он поможет склонить всех сомневающихся на ее сторону.

Мудрецы не стали бы возражать, особенно после того, как судья бросил ее на произвол судьбы. Раз он предпочел хандрить и строить заговор, пусть будет так. Если он не хочет бороться, то получить приз не составит труда. А если она подберет правильные слова, то все Мудрецы попадутся на крючок.

– Друзья, спасибо вам, что собрались, – поднявшись со стула, поблагодарила Констанция. – Как вам известно, я хочу просить вас о регентстве. В отсутствие совершеннолетнего наследника, который смог бы представлять семью Рэтбоунов, королевский судья взял эту функцию на себя. Но я слышала, что его действия нанесли большой урон нашему городу.

За столом раздался шепот. Констанция сделала осторожный глоток чая.

– Но как бы мы не расценивали политику судьи, он не Рэтбоун. Пришло время вернуть Княжеский лес законной династии. – Она посмотрела в глаза присутствующим в комнате мужчинам. – Ввиду отсутствия судьи мы наконец сможем поговорить открыто.

Констанция не сомневалась, что судья ее слушал: уши городского стражника находились здесь с этой целью. Возможно, это к лучшему.

– В Княжеском лесу идет охота на волшебников. Ворота и грозовое облако закрыли нас от внешнего мира. Но я нашла путь, а это значит, что другие тоже могут.

Для лучшего эффекта Констанция сделала паузу.

– Милорды, – обратилась она, – пора всем нам обрести надежду. Пришло время открыть ворота и наши умы. Я долгое время провела в Городе Королей и многому научилась. Я хочу принести свои знания в наш город, вылечить его и начать жизнь заново. Может, вы этого не осознаете, но все, что я делала, я делала для вас. Все, чем я пожертвовала, я пожертвовала ради вас. Я всегда оставалась вашим защитником и другом.

Констанция говорила так, будто ее душили эмоции. Она несколько раз моргнула, словно пыталась сдержать навернувшиеся слезы.

– Этот город – мой дом. И он всегда будет моим домом.

Ложь текла из нее, как вода. Когда Мудрецы встали, единогласно приняв положительное решение, Констанция улыбалась, и улыбалась до боли в щеках.

Констанция стояла на зубчатой стене и смотрела на грозовое облако, которое то сгущалось, то вновь истончалось на несуществующем ветру. Неизвестно откуда появлялись густые облака, погружая ее в полумрак, а затем бесследно исчезали. Краем глаза Констанция видела вспышки молнии, сопровождаемые странным рычанием, похожим на храп спящего дракона. Вся эта сила… она казалась настолько близкой, но одновременно такой далекой. Констанция разминала пальцы. Правая рука оставалась холодной, несмотря на кожаные перчатки, а левая рука, как никогда, бесчувственной. Зато медная маска с жужжащими шестеренками казалась необычайно теплой. Помимо способности «видеть» волшебство, она также защищала от отравляющего воздействия грозового облака.

Внезапный порыв ветра насмешливо ударил ее юбки.

«Облако играет в игры. – Констанция крепче взялась за зубчатую стену, ведущую вдоль дорожки. – Чтобы развеять мои мысли?»

Большую часть ночи она провела в поисках склепов под Верхним городом, но так ничего и не нашла. И несмотря на триумф на Витенагемоте, несколько часов сна ее преследовали кошмары. У нее были сны о теле матери; сны о шрамах Эмриса, которые сморщились вместе с разочарованным лицом; о гневе богов; покинутых Предках; темных тенях, следящих за ней в темноте.

Констанция направилась к краю, шагая в темноте в ритме с тростью. Ее тень упала на густой клуб облака, и она отпрянула назад, ругая себя за потерю бдительности. Облокотившись на холодную каменную стену, Констанция посмотрела вниз. Она смутно разглядела крыши домов Верхнего города, заросшие серым мхом. Казалось, мох и древесная губка только процветали в грозовом облаке.

Интересно, что теперь думал Эмрис? Да, она солгала. Но это не значит, что она его не любила. Она помнила ночь, когда они встретились: звезды светили над дворцом, как серебряно-белый молчащий хор. Констанция отбросила воспоминания. В конце концов, у нее имелись более важные заботы. Кто видел ее той ночью после праздника? Кто бы то ни был, он выжидает время, чтобы в подходящий момент нанести удар.

Констанция ощутила неприятную дрожь испуга.

Она обернулась на звук приближающихся шагов. Постепенно очертания превратились в фигуру, как будто художник-невидимка медленно оживлял свою картину. Констанция узнала его с первых штрихов. Громадный плащ из волчьей шкуры и торчащий из-за спины двуручный меч. Он был в тренировочной одежде, а от кожи доносился легкий запах пота. Глаза были спрятаны за защитным экраном из мягкой черной кожи и серебра, а половину лица скрывал плотный шарф.

– Уинтон, – начала Констанция, добавив в свой тон немного теплоты. – Доброе утро. Ты тренировался?

– Я стараюсь тренироваться каждое утро, – ответил брат с легкой улыбкой.

Констанция снова бросила взгляд на его меч.

– Мне любопытно, почему ты тренируешься со стражей, а не с лордом Ирвином?

– О… Я не так хорош в фехтовании, – объяснил Уинтон, но легкость в его голосе звучала фальшиво.

– Однако фехтование лучше подходит сыну герцога, – убеждала Констанция спокойным голосом. – Двуручный меч – это оружие простых солдат.

Уинтон проигнорировал ее замечание, опустив глаза. Спустя несколько мгновений он начал снова:

– Мы можем поговорить?

Голос его звучал устало и обеспокоенно.

– Мы разговариваем. С тобой все в порядке?

– Да, – строго ответил брат, потирая виски. – Я прошу прощения за свое странное поведение во время праздника. Я лишь… – Уинтон покачал головой.

– Брат, еще и месяца не прошло со дня смерти твоей матери. Ты скорбишь, и странное поведение – нормальная реакция.

Констанция протянула руку и сжала его плечо. И тогда, совершенно внезапно, он заключил ее в теплые и крепкие объятия. Констанция прижала левую руку к своему телу, стараясь не напрягаться.

– У нас даже не было времени поговорить, – голос Уинтона звучал приглушенно из мехового воротника сестры. – Я так скучал.

Он отпрянул и сразу заметил символ регентства на ее плаще.

– Я получила его утром. – Констанция погладила золотую брошь в виде щита и меча, гордо приколотую к груди. Знак регентства. – Одному бедняге поручили забрать брошь у судьи.

– И он не возражал? – Уинтон нахмурился.

Констанция поправила маску над вспотевшим под теплым металлом лицом.

– Нет. А что он может сделать? Городская стража обязана подчиняться выбору Мудрецов, а я теперь их регент. Мастер Меча тоже на моей стороне. Даже со своей свитой судья не возьмет нас численностью. Нас все равно больше. Возможно, он решил не бороться, зная, что проиграет.

– Давай пройдемся. Я пришла поразмяться.

Уинтон двинулся рядом с сестрой. Стены с бойницами охватывали весь периметр замка. Построенные в истерзанную войной эпоху для защиты, а не для красоты, они образовывали проход шириной более пятнадцати футов. По обеим сторонам стояли оборонительные стены с четырьмя караульными постами и маленькими выступающими комнатками во внешних углах трех квадратных башен, где хранились запасы и оружие. Пока Констанция и Уинтон шли между Южным и Западным постами, обрывки облака хватали их за ноги, как голодные волчата. Им поклонились два стражника, одетые в короткие зеленые форменные плащи. Теперь это люди Констанции.

Как только они оказались в недосягаемости чужих ушей, Уинтон вновь заговорил.

– Тебе не кажется, что все это слишком… просто? Когда ты вернулась, судья сразу попытался противостоять, и вдруг, при первом же сопротивлении, он просто исчезает. На него это совсем не похоже. – Уинтон прочистил горло. – Пока тебя не было, он вел себя весьма… агрессивно в своей погоне за властью. Он не принимал от Мудрецов возражений и вынудил утвердить регентство. Трудно возражать человеку, под чьим командованием находятся триста воинов.

Констанция бросила взгляд на брата. Она не настолько наивна, как ему казалось, но тем не менее следовало продемонстрировать большую уверенность.

– Уинтон, я не питаю иллюзий. Судья наверняка обдумывает следующий ход, как жирный паук в своей паутине. Но это не значит, что я вне игры. – Она улыбнулась. – Чему меня хорошо научил Город Королей, так это брать то, что можешь взять. Брать и надеяться, что к тому времени, когда пропажу обнаружат, ты уже будешь далеко, чтобы спастись.

– Если бы я могла, я бы осудила его за все преступления… Но ты ведь знаешь, как это, – продолжила Констанция, отчаянно пытаясь скрыть правду за деталями. – Только король имеет право вынести приговор судье. На данный момент мы только можем держать его под стражей в его покоях. Лорд Ирвин удвоил охрану вокруг его крыла. Я приказала схватить свиту судьи, подкупить или запереть в темнице.

Уинтон кивнул. Некоторое время они шли в тишине, а затем он задал вопрос, который волновал его с момента прибытия Констанции:

– Что с тобой случилось? Где на самом деле ты была?

Констанция огляделась: они приближались к Южной башне, и голубая вспышка молнии озарила его лицо мимолетным свечением.

– Я говорила. Отец выслал меня из замка к семье моей матери, к семье Сантини.

– Он никогда не говорил об этом… до болезни. Все думали, что ты сбежала или… умерла.

Уинтона нельзя было назвать подозрительным человеком. Это точно не его черта характера. Но она прекрасно видела, что он ей не верил.

Она внезапно остановилась и повернулась к нему лицом.

– Послушай, Уинтон… Я сочувствую твоей потере. Я знаю, что ты любил мать всем сердцем. Но… Она меня не любила. Она хотела, чтобы ты стал наследником герцогства, и поэтому ненавидела мысль о нашем родстве. Должно быть, она была счастлива, когда я исчезла.

Уинтон опустил голову, зная, что это правда.

– Значит, ты ушла из-за нее? Но я все равно не понимаю. Ты всегда была и остаешься наследницей Княжеского леса. Выслав тебя, отец разорвал твою связь с Предками… А теперь… – Он покачал головой, как будто не мог набраться храбрости, чтобы закончить свою фразу.

Констанция чуть не рассмеялась. Уинтон не знал и половины правды.

Брат продолжил:

– А теперь ничего нельзя сделать?

Констанция взяла недолгую паузу, пытаясь правильно подобрать слова.

– Если честно, Уинтон, я никогда не чувствовала сильную связь с Предками. Когда твоя мать показала мне свою нелюбовь, мне стало казаться, что мне здесь не рады. Я стала чувствовать себя чужой, – продолжала она тихим, проникновенным голосом. – И на самом деле такой я и являлась. Даже несмотря на внешнее сходство с отцом, я всегда была маминой дочкой – открытой, любопытной и жаждущей узнать мир и свое место в нем. – Констанция снова замолчала. – Это я попросила отца меня выслать. Я хотела узнать вторую половину своей семьи. Моя мать умерла, когда я была совсем ребенком, поэтому я мало что знала о ней, о ее семье и о доме. Наверное… я хотела узнать, где мое место.

– Но зачем тогда все эти тайны? Почему ты не попрощалась?

Голос Уинтона был спокойным и уверенным, но у Констанции возникло ощущение, что он очень давно хотел задать ей эти вопросы.

– Отец не мог вынести прощаний, Уинтон. Он понимал разумность моих действий, но ему все равно было больно. Он сказал, что если я хочу сбежать, то я должна сделать это незаметно для всех. Так он помог мне покинуть Княжеский лес.

Еще одна полуправда. Констанция до сих пор ощущала его сильную хватку. Она до сих пор слышала отчаяние в его голосе.

– Вот оно как… – Уинтон кивнул, но все еще хмурился.

Констанция чувствовала его разочарование. Но почему он просто не мог ей поверить? Возможно, она не такой хороший лжец, как она про себя думала. Уинтон открыл рот, чтобы задать еще один вопрос, но его прервали чьи-то шаги. Брат и сестра повернулись к широкоплечей фигуре, возникшей из облака. Констанция узнала капитана. Высокий мужчина около сорока лет добродушно улыбнулся Уинтону и поклонился Констанции.

– Леди-регент, – поздоровался он с акцентом Нижнего города.

У него было широкое, красивое, но грубое лицо, покрытое щетиной.

– Простите, что перебил.

– Капитан Трудан, – поздоровалась Констанция, кивнув.

Как и Уинтон, он носил тренировочную одежду. Видимо, они сражались друг с другом. Лорд Вередит упоминал, что Трудан стал для Уинтона кем-то вроде отца.

– Если у вас найдется минута, – неловко продолжил он, – я бы хотел доложить о беспорядках в Нижнем городе.

– О беспорядках? Прошу, продолжайте.

– Когда Хранительница сбежала, судья дал мне поручение ввести комендантский час от заката до рассвета. В это время его люди обыскивают Нижний город. Они… очень тщательно выполняют свою работу. Ввиду людского недовольства прошлой ночью в Нижнем городе группа из сорока человек нарушила комендантский час. На одного из моих стражников напали и чуть не убили. Люди судьи объединили силы, чтобы подавить мятеж горожан.

– Я же приказала их схватить.

Капитан поклонился.

– Да, леди-регент. Но как только до них дошел слух о положительном решении Витенагемота, большинство его людей исчезли в городе. Из трех сотен нам удалось посадить под стражу только человек пятьдесят. И никто из них не согласился перейти на нашу сторону даже за деньги. Они, как и судья, убеждены, что Княжеский лес наводнен магами. И я полагаю, что они не подчинятся вам, раз вы посадили судью под стражу.

Несколько секунд Констанция переваривала информацию.

Когда она заговорила, голос ее был тихим и осторожным:

– И каков исход ночного бунта?

Капитан поклонился.

– Люди судьи убили пятерых человек и повесили их главаря в Нижнем городе в качестве примера.

– Варварство! – гневно воскликнул Уинтон.

Констанция медленно кивнула.

– Больше нет необходимости в комендантском часе, капитан Трудан, и я не хочу, чтобы продолжались поиски Хранительницы. Попросите своих людей оповестить горожан о смене режима. И если они вдруг увидят, что свита судьи мучает людей, пусть сразу их арестовывают. Есть какие-то рекомендации?

Уинтон прочистил горло.

– Они повесили мужчину в качестве примера… А остальных убили…

Констанция кивнула.

– Пусть его снимут, и убедитесь, что семьям погибших выплатили деньги на должные ритуальные мероприятия.

– Миледи…

– Что еще, капитан? – спросила Констанция, не скрывая свое нетерпение.

– Судья… У него больше людей, чем вы думаете. Информаторы в городе, шпионы. Пропагандисты. Другие люди, кому он платит, но кто не носит его ливреи.

– Что вы хотите этим сказать? Вы хотите, чтобы я выследила этих людей и убила? Выполняйте приказ.

Капитан Трудан поклонился.

– Хорошо, миледи.

Как только он ушел, Констанция повернулась к Уинтону. После мрачных новостей на нем не было лица, или, вероятно, причина его печали крылась в грубом разговоре с его другом.

– Мне не стоило быть грубой, – сказала она с виноватым видом.

– Все нормально. Я уверен, что судья обращался с ним гораздо хуже. – Уинтон улыбнулся. – Я не могу поверить в то, что сделали люди судьи. Как можно быть таким бездушным?

Констанция покачала головой. Ее брат был наивным до раздражения.

Они остановились возле Западного караульного поста. В безмолвном согласии брат и сестра подошли к краю стены и посмотрели на склоны горы. Крыши пустых особняков Верхнего города поднимались из грозового облака, как корабли, мерцая розоватым светом на утреннем солнце. Случайные языки голубых вспышек облизывали дымовые и водосточные трубы.

– Красивое зрелище, правда? – тихо произнесла Констанция.

Уинтон в изумлении посмотрел на сестру.

– Облако убило больше половины здешних людей, – ответил он. – Разве может обладать красотой то, что нас уничтожает?

– Разве страшные вещи не могут быть красивыми?

Какое-то время Уинтон молчал, но затем повернулся и посмотрел на сестру так, что та опешила.

– Святые Предки, Констанция, я знаю, что ты умалчиваешь правду… Позволь мне тебе помочь.

Внезапно он обхватил пальцами ее левую руку – ее неправильную руку. Констанция резко отпрянула, но на лице брата застыло выражение шока: он почувствовал неожиданную жесткость под рукавом платья. Сомнение тотчас затуманило его взгляд.

– Мне пора, – выпалила Констанция, торопясь в сторону лестницы.

Она чуть не споткнулась, отчаянно желая броситься наутек через двор. Горло ее сжалось, а виски сильно пульсировали. Нельзя, чтобы ее разоблачили. Не сейчас.

Позже Констанция ждала в Северном крыле, следя за двором в поисках доктора Торна. Когда он наконец покинул отца, чтобы проведать судью, она положила перо на стол рядом с бумагами. Констанция выбрала этот кабинет из-за выигрышной точки наблюдения возле двери Северной башни.

– Лорд Вередит, мне нужно увидеться с отцом, – попросила Констанция.

Старик оторвал взгляд от стопки бумаг, которые оформлял, чтобы передать ей полномочия регента.

– Хорошо, дорогая, – дрожащим голосом и с улыбкой ответил лорд.

Констанция дошла до двери, ведущей в Северную башню. Лекарь ее запер, но, убедившись, что вокруг чисто, она открыла ее простым ударом трости. Скользнув внутрь, она заперла за собой дверь.

Сегодня отец выглядел спокойнее, но почти не реагировал на ее присутствие. После нескольких минут настойчивого допроса она опустилась рядом с ним на колени на твердый каменный пол, прижала пальцы к его вискам и снова попыталась прорваться через преграду, установленную доктором Торном.

Спустя несколько минут бесполезных попыток она надела маску и включила механизм, который перевел окружающий вид в режим магического мира. Грозовое заклятье оказалось слабым: едва заметной паутиной, цепляющейся за края стеклянного купола. Однако отец светился красными чарами, которые держали его разум в безумии. Констанция исследовала красную стену на наличие слабых мест, тщательно просматривая состав магии. Торн оказался сильным и искусным волшебником. Исходя из прошлого опыта, она больше не стала применять к стене вокруг головы отца всю свою магическую мощь. Констанция знала, что ей придется идти в обход: снять заклинание, ослабить его и постепенно убирать, пока оно не исчезнет.

Казалось, прошла целая вечность, пока она смогла сделать в стене крошечную щель, послав внутрь поток магии. Ее голова раскалывалась, но она упорно продолжала. В красных чарах появились трещины, и герцог заметно расслабился. Попытки убрать заклинание ослабили ее силы. Констанция вздохнула. Холодный пот струился по ее шее, пока она пыталась восстановиться, сняв с лица маску.

– Отец?

– Констанция? – он заговорил обычным голосом с ясностью во взгляде. – Предки…

Герцог выглядел так, будто хотел разрыдаться, и теперь его эмоции стали настоящими, разумными. Констанция почувствовала волну облегчения. Выражение его глаз быстро сменилось чем-то похожим на стыд, и тогда Констанция поняла, что хотя он находился в тюрьме собственного разума, он все видел. Он все помнил.

– У нас мало времени, – начала Констанция. – У меня не осталось сил, чтобы полностью разрушить заклинание.

– Что ты здесь делаешь, Констанция? – Он посмотрел ей в глаза с прежней решимостью. – Я просил тебя никогда не возвращаться, – прошипел герцог.

Ее поразило, как быстро он переменился из больного старика в герцога, которого она когда-то знала.

– Ответь.

Констанция пристально на него посмотрела. Сейчас она задавала вопросы.

– Кто это сделал с вами, отец?

– Констанция…

– Отец, у меня нет времени объяснять. Вы должны мне доверять. – Она заглянула ему в глаза, умоляя выслушать и уступить, хотя бы раз в жизни. – Кто это сделал?

Герцог сдался.

– Лекарь. Его лекарства усиливают… заклинание.

Он выпалил слово «заклинание», как какое-то ругательство.

– Но почему? Какую игру затеял Джонас Торн?

Отец покачал головой.

– Ищи не пешку, а игрока. Кто извлек выгоду из моего безумия?

Констанция нахмурилась.

– Судья? Но он ненавидит волшебство… Зачем?..

– Ради власти. Зачем еще? – Герцог с отвращением посмотрел на свои больные руки, как на руки попрошайки. – Ради власти люди готовы на любое лицемерие.

– Вы в этом уверены?

Констанция не могла поверить, что судья способен на такой самообман.

– Это ведь бессмысленно…

Герцог посмотрел на нее испепеляющим взглядом.

– Я уверен. И если у тебя есть мозги, ты тоже должна это понимать. Конечно, это бессмысленно. Но судья одержим. Он не мыслит здраво и не видит противоречий между желанным исходом и способами его достижения.

В голове появилось множество вопросов, но она постаралась сосредоточиться. Констанция взяла его руки и задала единственный главный вопрос, который оставила на тот момент, когда он будет в здравом уме, чтобы на него ответить. Кожа его пальцев была сухой и тонкой. Она напоминала кожу старика, хотя герцогу еще не было и пятидесяти лет.

– Отец, я кое-что ищу… Вы помните брошь, которую мама носила на сорочке?

Его выражение омрачилось, но он кивнул.

– Я помню. Она всегда ее носила, – ответил отец, и несмотря на сухой тон, вокруг его глаз появилось напряжение. – Я дарил ей великолепные украшения, но все равно…

Констанция знала, что отношения между родителями были весьма непростыми: брак двух упрямцев редко проходит без трудностей. А после смерти матери отец быстро перешел от скорби к новому браку. Констанцию всегда это обижало. Но все же… Глядя сейчас на его лицо, она поняла, что какая-то его часть любила ее по-настоящему.

– Вы видели ее? Вы знаете, где брошь?

– Зачем она мне? – Он смотрел на нее тяжелым взглядом. – Что все это значит?

Констанция почувствовала, как драгоценная надежда померкла и умерла. Она думала, что сумасшествие отца связано с тем, что он знал нечто важное. Что-то, что приведет ее к ответам на все вопросы.

Когда отец заговорил, в его голосе появилась мягкость.

– Тебе не стоило возвращаться. Это все из-за того, что случилось той ночью… когда я увидел?..

Констанция сжала его холодные руки и с трудом произнесла:

– Конечно, отец. Все из-за той ночи.

– Я просил тебя бежать, глупая девчонка, – с нежностью и болью напомнил он. – Тебе здесь не место. Как и не было места твоей матери.

Его слова вызвали у Констанции внезапную вспышку боли.

– Зачем она вообще сюда приехала?

Герцог покачал головой, но ничего не ответил.

– А зачем вернулась ты?

– Это мой дом. Право по рождению.

– Грозовое…

И внезапно он начал борьбу с красными чарами, которые стали усиливаться, затягивая своими щупальцами трещины в стене.

– Что произошло, отец? – Констанция нежно прикоснулась правой рукой к его лицу, понимая, что он исчезает.

– Меня… кое-что беспокоит. Может, это… Торн? Маг, который наложил… грозовое заклятье, – он с трудом выговаривал каждое слово, между которыми делал тяжелые вдохи. – Причастен ли… судья? Связано ли… все это? Охота на магов… Это может оказаться ловушкой и способом… получить власть. Судья… одержим… Он помешался. Об этом… я думал… в своем сумасшествии.

Констанция медленно кивнула, сжав его руку.

– Лекарь имеет достаточно сил, чтобы создать подобное заклятье, и он уже давно находится в городе, – заметила она.

Сердце ее сжалось, когда она сказала слова, которые он хотел услышать:

– Но я одержу победу, отец. Я за этим вернулась.

– Да, – произнес герцог и с видимым облегчением прислонился к спинке стула. – Ты… пришла, чтобы спасти наш город, – промолвил он. – Спаси его… от грозового облака… От судьи… И его мага.

Он бросил на нее решительный взгляд, и Констанция видела, как он цепляется за свой здравый ум, как тонущий человек за камни. Она ответила, и в голосе ее послышался гнев:

– Не беспокойтесь. Я покажу им истинное правосудие. Я даю вам слово.

На его лице вспыхнуло удовлетворение, вслед за которым пришло смущение. Констанция убрала руку с его лица, не в силах больше выносить его погружающийся в безумие вид. Морщины вокруг его глаз стали глубже; сутулость более выраженной. Сгорбившись на стуле, герцог обхватил пальцами шероховатые деревянные подлокотники. Костяшки пальцев побелели.

Море вновь утянуло его в свои глубины, и он утонул.

– Кто ты? – отрезал отец, глядя на нее, как в первый раз. – Что ты здесь шныряешь? Позови судью! Вон отсюда! Вон! – вопил герцог диким голосом.

Констанция встала.

– Я уже ухожу, милорд, – с трудом промолвила она.