Познер

Физиолог человеков: чужой, страдающий в России

Владимир Познер – патриарх российской журналистики нового времени. Его авторитет в этой области почти абсолютен, мнение вызывает интерес и пользуется уважением, а суждения на тему «что морально, – а что аморально? что этично, – а что не этично?» (вошедшие даже в культовый фильм «День выборов») порой оказываются приговором.

Он не скрывает, что не чувствует себя связанным с нашей страной: «В России меня держит только работа. Я не русский человек, это не моя родина…я не чувствую себя здесь полностью дома – и от этого очень страдаю. Я чувствую в России себя чужим. И если у меня нет работы, я поеду туда, где чувствую себя дома. Скорее всего, я уеду во Францию».

«Имей я право выбора, предпочел бы иное время и страну… Мне хорошо жилось бы в годы американской борьбы за независимость. Где-нибудь с Джефферсоном, Адамсом и другими людьми, которых бесконечно уважаю… Еще могу представить себя в роли мушкетера, защищающего Францию семнадцатого века».

А на вопрос, какой период из истории России предпочел бы, Познер искренне отвечает: «Никакой… Российские времена почти всегда оставались темными, тяжелыми и страшными, мне совсем не хочется туда. Даже в русских народных сказках не нахожу близких себе персонажей. Злодеев не обсуждаем, но ведь и положительные герои какие-то неживые! Они ненастоящие, понимаете? Единственный человек, перед которым преклоняюсь, Пушкин, однако он, извините, не русский. И дело даже не в происхождении, а во внутреннем складе… В нем столько силы, юмора, блеска! Эфиопская прививка в Пушкине сильно сказывалась».

Каким же образом «властелином дум» значительной части российского общества стал человек, искренне считающий себя чужим ему и, более того, «очень страдающий» от него? Считающий «ненастоящими» персонажей сказок, которые выражают архетип каждого народа, и полагающий полностью русского по культуре и воспитанию Пушкина «нерусским» просто потому, что он «светел и оптимистичен, хотя порой и трагичен»? Озаглавивший свою статью «Российское стадо вряд ли изменится за время моей жизни»?

И какие последствия это имеет?

Головокружительное начало: дитя мира

Познер родился в Париже 1 апреля 1934 года и был крещен в соборе Парижской богоматери (по католическому обряду; называет себя атеистом). Отец, уехавший из Петрограда в 1922 году, не хотел обременять себя семьей, и мама, француженка, уехала с трехмесячным сыном к родственникам в США, где можно было найти работу: благодаря Рузвельту они, в отличие от Франции, уже начинали выкарабкиваться из Великой депрессии.

Отца Познер увидел лишь в пятилетием возрасте, когда он восстановил семью. Они перебралась во Францию, но менее чем через год та была оккупирована гитлеровцами, и семья с трудом вернулась в США: оставаться в оккупации Познеру-старшему с еврейской фамилией и симпатиями к СССР было нельзя.

Он любил Францию так, что заплакал, когда садился в уходящий в порт поезд, – и Познер унаследовал эту любовь.

Как эмигрант, отец Познера не имел гражданства и жил по «нансеновскому» паспорту беженца. В 1941 году, когда Советский Союз после воссоединения с Прибалтикой давал свои паспорта всем ее жителям и их потомкам, отец Познера получил в Нью-Йорке советское гражданство как сын уроженца Литвы.

Познер учился в дорогих частных школах, так как отец зарабатывал до четверти миллиона долларов в год: это и сегодня большие деньги, а тогда они были просто огромными.

С 1943 года, работая начальником русской секции отдела кинематографии Минобороны США, отец Познера сотрудничал с разведкой. Интересно, что Познер категорически настаивает, что «отец не был штатным агентом», приводя в качестве аргумента то, что «он помогал СССР по убеждению и абсолютно бескорыстно». Почему бескорыстный помощник не может быть агентом и что в постыдного в этом статусе, не ясно, тем более, что известен даже «агентурный» псевдоним не бывшего «агентом» отца Познера – «Каллистрат».

Ухудшение отношений между СССР и США с началом «холодной войны» сказалось на положении семьи, глава которой имел советское гражданство.

Родители хотели вернуться во Францию, но отцу Познера отказали в визе из-за доноса о том, что он – советский разведчик. В конце 1948 года семья переехала в советскую зону оккупации Берлина: отец был приглашен советским правительством поработать в «Совэкспортфильме».

В 15 лет Познер начал учить не знакомый ему тогда русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов; в 1951 ее закрыли, и он в том же году получил аттестат зрелости в советской вечерней школе при полевой почте, созданной для советских офицеров, старшин и сержантов, учебу которых прервала война. По его словам, «более-менее прилично говорить по-русски научился годам к 19, когда приехал в Москву».

Несмотря на советы не покидать ГДР, так как вернувшихся на родину эмигрантов в то время сажали, отец Познера в конце 1952 года добился возвращения семьи в Москву.

Советское процветание: разочарованный «Голос Москвы»

На следующий год Познер поступил в МГУ на биолого-почвенный факультет. Несмотря на хороший результат (24 балла из 25 возможных) его не зачислили, но незнакомая женщина сообщила ему, что он не принят из-за национальности. Придя в гостиницу «Метрополь» (где тогда жила семья), он накинулся на отца с упреками: «Куда ты меня привез? В Америке меня били по морде, когда я защищал права негров, но тут еще большие националисты!» – и отец через полтора месяца добился его зачисления «задним числом».

За это время Познера как владевшего английским, немецким и французским пытались призвать в армию и отправить в разведшколу, а когда он отказался (ссылаясь на то, что недостойный МГУ тем более не достоин работы в разведке), пригрозили призвать на флот (где тогда служили 5 лет). В дальнейшем Познер, по его словам, дважды (по совету отца) отказывался сотрудничать с КГБ, хотя писал для него «изложения собственных взглядов без называния фамилий», – и за это его «в Америку не выпускали 30 лет».

В 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи, Познер, как он говорил, «две недели общался с американцами, приехавшими в СССР, и…почувствовал: с ними мне гораздо проще, лучше их понимаю, страшно скучаю по Штатам, это родное, мой дом там, за океаном». Собрался бежать в США, но этому воспротивился отец.

В том же году он женился на дочери известного композитора, секретаря Союза композиторов СССР.

В 1958 году Познер закончил МГУ по специальности «физиология человека» и стал зарабатывать на жизнь научными переводами. Увлекшись еще к четвертому курсу переводами иностранной поэзии, он продолжал заниматься ими «для души», надеясь сделать это профессией. Когда его переводы попали к Маршаку, тот отметил, что у Познера есть талант, хотя нет техники, пригласил его стать своим литературным секретарем и отвечать на письма, приходившие детскому поэту со всего мира. Маршак читал переводы Познера и учил его русской литературе. Сотрудничество длилось 2,5 года.

Его ярким эпизодом стала передача Познером в «Новый мир» своих переводов (отобранных для печати Маршаком) вместе с его переводами, которые Познер подписал своим именем. Редакция отвергла все работы неизвестного молодого поэта; то, что переводы Познера не отличили от Маршака, – признак его высокого уровня. Маршак восхитился проделкой, хотя для порядка и устроил скандал.

Но Познер, разочаровавшись в работе переводчика и увидев, что ценится фамилия, а не мастерство, стал искать другую работу. В октябре 1961 года знакомый позвал его в только созданное Агентство печати «Новости» – в силу владения тремя языками сразу старшим редактором главной редакции политических публикаций; на согласие повлияла головокружительная по тем временам зарплата – 190 руб. в месяц, в 2,7 раза больше, чем Познер получал у Маршака.

Потом он рассказывал, что работа пропагандиста привлекала его возможностями ездить по стране и заводить знакомства.

Карьера Познера шла в гору: в 1965 году он стал ответственным секретарем «глянцевого» пропагандистского журнала Soviet life, затем был переведен в журнал «Спутник», в 1967 году вступил в КПСС и развелся. Вновь женился в 1969 и на следующий год перешел на работу в главную редакцию радиовещания на США и Англию, где до конца 1985 года вел по-английски свою радиопередачу «Голос Москвы».

Сам Познер говорит: «Долгое время я… был убежденным сторонником советской власти, и мое разочарование в ней… происходило очень медленно… Первым тяжелым ударом стал для меня 68-й год… Постепенно мне пришлось признаться себе, что защищать это больше я не могу, что я потерял веру…»

Тем не менее и после «тяжелого удара» и «потери веры» он оставался весьма эффективным пропагандистом. Эмигранты рассказывали о своем шоке от объяснения Познером разгрома бульдозерами несанкционированной выставки московских художников в сентябре 1974 года. Познер, по их воспоминаниям, сообщил, что в СССР вся земля принадлежит государству, и художники, расставив свои картины, тем самым грубо нарушили право собственности. «Представьте, что на Вашу лужайку перед Вашим домов заявилась бы толпа людей и без Вашего разрешения стала бы там проводить свою выставку, – как бы Вы отреагировали? Так же отреагировало и государство», – вспоминали они слова быстро перековавшегося при необходимости демократа и через четверть века после тех событий.

Познер пользовался доверием и в 1977 (впервые после возвращения в СССР) был отправлен в загранкомандировку: «тогдашний руководитель Гостелерадио был…антисемитом, но… поручился за меня и отправил на международный телефестиваль на озеро Балатон». Напрашивается вопрос, – а в состоянии ли нынешние «руковожатные общечеловеки» подобным образом (если Лапин и вправду был антисемитом) поручаться за чуждого им подчиненного и делать ему добро, – но Познеру он и в голову не пришел.

За работу по освещению Олимпийских игр 1980 года Познер получил медаль «За трудовую доблесть».

Новый виток карьеры был связан с новым жанром – телемостами. В 1982 году во время рок-фестиваля в Сан-Бернардино (Калифорния) организаторы использовали телеэкраны величиной с 2–3 этажный дом, позволяющие видеть происходящее на сцене как можно большему числу людей. После фестиваля организаторы, чтобы загрузить уникальное оборудование, предложили с помощью космической связи соединить два больших экрана в разных концах Земли, чтобы сделать зрителей и участниками происходящего.

5 сентября 1982 года видеосвязь объединила четверть миллиона молодых американцев, участвующих в фестивале в пригороде Лос-Анджелеса, с их советскими сверстниками в студии Останкино. Вели телемост популярный американский телеведущий Фил Донахью и Познер, известный в США своей радиопередачей.

Возвращение жанра телемостов (с личного разрешения Горбачева) с началом перестройки сделали Познера известным в СССР: в декабре 1985 он провел телемост Ленинград-Сиэтл «Встреча в верхах рядовых граждан», а через год – телемост Ленинград-Бостон «Женщины говорят с женщинами», на котором прозвучало ставшее крылатым «в СССР секса нет». Смех аудитории заглушил продолжение фразы – «а есть любовь», и для понимания сути Познера очень важно, что он не привлек внимания к завершению фразы, обеспечив тем самым ее заведомо искаженное восприятие, порочившее Советский Союз и, что более важно, отражавшее фундаментальную разницу советской и американской культур.

В 1986 Познер стал лауреатом премии Союза журналистов СССР и получил приз «Золотое перо» Союза журналистов России.

Получив известность благодаря телемостам, он перешел с радио на телевидение и с внешней аудитории на внутреннюю. В 1986 году он стал политическим обозревателем Центрального телевидения СССР, а с 1988 года начал вести программы «Воскресный вечер с Владимиром Познером» (идущая – в ином формате и под другим названием – и сейчас) и «Квадратура круга».

В 1990 Познер опубликовал в США автобиографию «Прощание с иллюзиями», точно удовлетворив потребность американского общества в «перестроечной» литературе, подтверждающей его историческую правоту. Познер с гордостью сообщает, что книга держалась в списке бестселлеров New York Times 12 недель; этот прекрасный результат открывал ему ясные перспективы в «земле обетованной» перестроечной интеллигенции – США, в которые он хотел как в родное для себя место бежать еще в далеком 1957 году.

После этого, по словам Познера, не желая терять свежеобретенные независимость суждений и тем более оставаться выразителем мнения государства, профессиональный пропагандист в апреле 1991 года уволился с Гостелерадио, вышел из КПСС и уехал в Нью-Йорк, приняв предложение своего давнего визави Донахью вести совместную еженедельную передачу в прямом эфире CNBC.

Вероятно, принципиальности Познера способствовало ухудшение ситуации в СССР: в конце января 1991 года прошел «павловский» конфискационный обмен денег, а со 2 апреля были в среднем втрое повышены розничные цены.