Сказочное детство в кольце опасностей

Михаил Фридман родился в 1964 году в любящей еврейской семье инженеров, работавших на оборонных предприятиях, в «одном из самых еврейских мест СССР» – Львове. Семья была успешной: в 1989 году отец в составе авторского коллектива даже стал лауреатом Государственной премии СССР за разработку систем опознавания для военной авиации.

Фридман был поздним и долгожданным ребенком, его баловали и оберегали от всех мыслимых и немыслимых опасностей, не отдав ни в ясли, ни в детский сад. Решения в семье принимала мать, обладавшая весьма крутым нравом, а воспитанием занималась бабушка, – и внук рос нежным и впечатлительным.

С наслаждением слушал музыку, восторгался птицами и животными, изводил килограммы бумаги на романтические рисунки. В одной из биографий рассказывается, что мальчик рисовал, пока мама не отобрала карандаши как слишком опасные для ребенка: ими можно выколоть глаз или проткнуть артерию…

Комфортная чувствительность семьи резко контрастировала с опасностями внешнего мира, преувеличенно разраставшимися по мере взросления купавшегося в ее любви мальчика. Так же разителен был и контраст жизни замкнутой еврейской общины со всем, что не принадлежало ее обособленному кругу, и потому не должно было представлять для ее членов никакой ценности. По праздникам надо было носить кипу, – но только дома.

Вероятно, эта двойственность повлияла на характер Фридмана. В юности он крайне тяжело переживал события, не вписывавшиеся в его картину мира, и тем более неудачи; так, в девятом классе якобы даже пытался покончить с собой из-за безответной любви.

Поскольку Фридман был полноват уже в детстве, он подвергался насмешкам одноклассников. В школе был отличником, занимался фортепиано в музыкальной школе (фольклорная скрипочка его миновала, спасибо родителям) и даже, – возможно, не только из любви к искусству, но и для завоевания авторитета, – организовал юношеский вокально-инструментальный ансамбль, в котором играл на электрооргане.

После школы не прошел по конкурсу в Московский физико-технический институт (МФТИ), тогда один из лучших технических вузов не только СССР, но и всего мира. Многочисленные намеки на блистательную учебу и «пятый пункт» как причину неудачи (равно как и неполучения золотой медали, и непоступления в аспирантуру) производят впечатление притянутых за уши, так как МФТИ при жестких требованиях к учащимся не имел репутации затронутого антисемитизмом. Скорее, причиной была увлеченность Фридмана культурой в ущерб учебе по нелюбимой специальности, выбранной по примеру (если не по приказу) прагматичных родителей.

Отработав год лаборантом во Львовском физикомеханическом институте, Фридман не попал в физтех и со второй попытки, но избежал армии, поступив на факультет цветных и редкоземельных металлов Московского института стали и сплавов (МИСиС), – возможно, потому, что туда уже «проторил дорожку» его двоюродный брат Дмитрий. В отличие от МФТИ, МИСиС принадлежал к московским вузам «второго уровня»: экзамены в них проходили на месяц позже, конкурс был существенно ниже, – а знания и карьерные перспективы они давали отличные.

Как вспоминают, прозванный сокурсниками «Булочка», Фридман занялся спортом и сумел заметно похудеть. Следуя родительскому наставлению «хочешь жить долго – живи тихо», продемонстрировал коммерческую ориентацию и недюжинную деловую хватку: занимался мелкой фарцовкой и грамотно реализовал свою любовь к культуре, войдя в студенческую «театральную систему» (иначе называвшуюся «театральной мафией»).

Утром к студентам, занявшим очередь у касс с вечера, подходила толпа их сокурсников и скупала все билеты. Затем они перепродавались или менялись на другие дефицитные блага – от подписок и талонов до вин из дегустационного зала ВДНХ. Фридман рассказывал, что координировал эту работу и именно с тех пор сохранил привычку проводить совещания по средам.

На третьем курсе под эгидой комитета комсомола организовал работавший в холле общежития МИСиС молодежный клуб «Земляничная поляна», где по вечерам проводились дискотеки, выступали популярные музыканты и барды. Лично вручал гонорары, обычно по 20–30 рублей.

По ряду сообщений, именно во время учебы Михаил Фридман познакомился со своим будущим ключевым бизнес-партнером, Петром Авеном, тогда возглавлявшим Музыкальный клуб МГУ, а также с Владиславом Сурковым, будущим замглавы президентской администрации, с которым вместе жил в общежитии.

Достаточно рано сформировал собственную службу безопасности из студентов и выпускников родного вуза, занимавшихся карате.

Наращивая полезные связи, Фридман быстро добился возможности доставать почти любой дефицит, – и имел свой маленький гешефт с оказываемых им добрых услуг. При этом жил скромно и даже пальто носил побитое молью, чтобы не привлекать внимания, – хотя, уже став олигархом, хвастал, что мог носить джинсы за 200 рублей, что было тогда больше средней месячной зарплаты в стране.

Крайняя бережливость, не позволяющая даже сводить девушку в ресторан, не позволила сложиться отношениям с гламурными москвичками, – и Фридман женился на девушке из Иркутска, с которой познакомился в общежитии своего института. Семья дала ему привычный уют из мира его детства, по которому он тосковал.

Закончив МИСиС, два года, как положено «молодому специалисту», отработал в подмосковной Электростали инженером-конструктором одноименного завода. Времени не терял: основал и возглавил кооператив «Курьер», занимавшийся мытьем окон, а затем вместе с двоюродным братом Дмитрием открыл кооперативы «Гелиос» и «Орск». Через эмигрировавших родственников закупали в США компьютеры (иногда даже списанные) и через знакомства Фридмана продавали их советским госучреждениям или крупным предприятиям. Но по мере развития рынка продавцов компьютеров становилось все больше, конкуренция росла, сверхдоходы снижались.

В 1988 году, уйдя с завода, окончательно погрузился в коммерцию и в следующем году совместно с видным специалистом в области фотохимии, членом-корреспондентом АН СССР (нынешним академиком) М.В. Алфимовым (как говорят, в его честь и появилось название), будущими партнерами на протяжении всей жизни Ханом и Кузьмичевым и своим бывшим преподавателем Олегом Киселевым, ставшим приятелем, создал кооператив «Альфа-Фото», продававший фотоматериалы, ксероксы и компьютеры (некоторые СМИ утверждают, что Фридман продавал даже корм для лабораторных мышей). Позднее Киселев (в биографии которого скромно указывается, что «создал и возглавил» «Альфа-фото» именно он) вошел в историю бессмертной максимой либерального клана: «Я не столько патриот страны, в которой живу, сколько патриот своего капитала».

В том же 1989 году Фридман на основе «Альфа-фото» основал советско-швейцарское СП «Альфа-Эко» (доля швейцарской фирмы в нем составляла 20 %); по некоторым данным, в создании этой фирмы участвовал и Авен. В то время плановое распределение ресурсов рушилось под ударами безумных горбачевских преобразований. Двигателем реформ, как и позже, была партхозноменклатура, желавшая владеть распределяемыми ею благами и передавать их по наследству. Спекуляции были подлинным золотым дном, – и Фридман с блеском реализовывал наработанные им связи, торгуя всем, до чего мог дотянуться: от макарон до шин для грузовиков. Именно «Альфа-Эко» стала основой нынешней «Альфа-Групп».